feeling just cold

Стакан опустошён новой порцией воды, больше ничего на завтрак не было. Рюкзак собран со вчера, чтобы не тратить на это время утром, как- никак, первый день университета. За окном тихо и даже немного тепло. А в душе холодно. Но тихо. Неизменный лук из объёмной, даже чересчур, толстовки, свободных чёрных штанов и уже таких старых кроссовок. Кепка, чтобы лица было не видно и фальшивая улыбка, чтобы Джисон не волновался. Вот он, стартовый пак Ли Феликса. Чтобы Джисон не спрашивал «ты снова похудел?», чтобы не говорил «тебе нужно поесть», чтобы не повторял то, что Феликс и так знает: «У тебя проблемы. Ты болен». По словам врача, он пошёл на поправку, что хоть немного отодвинуло от него Джисона. Ненадолго, до первых найденных таблеток, помогавших ему вызвать рвоту, и первых выступивших на ключицах костей. Но были и плюсы. Джисон хвалил его. Хвалил, когда Феликс перестал резать себя и не появлялось новых шрамов. Хвалил, когда Феликс называл себя красивым. Хвалил, когда он поел хорошо. Он не должен был хвалить. Блокнот, забота, студия, учеба и широкая улыбка, уже такая привычная. Вот он стартовый пак Джисона. Феликс не заслужил его ни одной частицей своего тела. И если бы в июне у психолога, к которому Феликса насильно притащили, они не встретились, то он, Феликс, был бы уже благополучно мертв. Джисон — всё, что его останавливает. Но ведь было и то, что его подтолкнуло? — Ты завтракал? Скажи мне подробно, что ты ел, быстро, — бормочет Джисон на подходе к универу. — Курицу, немного, и салат из помидоров и огурцов, тоже немного, но я поел, — он думает, что научился врать. Джисон хмурится. Феликс думает что это из-за дискомфорта, ведь они постепенно подходят к толпе людей, но друг только осуждающе произносит: — Врёшь. Между парами зайдём в столовую, съешь батончик. Завтрак — единственный твой приём пищи, который я не могу контролировать, потому что живу с Минхо, но будь зайкой, кушай, пожалуйста. Джисон улыбается аккуратно, стараясь словно незаметно проверить, не задел ли какие-то струны в душе Феликса. Не обидел ли. Феликсу от этого противно. От того, что все так думают. Что он такой хрупкий. Правда глаза режет, правильно? Джисон прощается с ним у стенда с расписанием, встречаясь с Чанбином, который уже готов отвести его на пару. Феликс хмыкает и утыкается обратно в доску, у него больше нет друзей, кроме Джисона. Триста пятая, да? Он медленно разворачивается, потому что стоять на ногах немного трудно. Он совсем худой, а они с Джисоном ещё и до универа топали пешком. Колени подкашиваются, так ещё и кажется, что на тебя все смотрят. Он идёт прямо, он не смотрит на тех, кто смотрит, если такие есть. Рюкзак спадает с правого плеча, кто-то задел его. Феликс падает, еле-еле удерживаясь на локтях. — Блять, ну неужели нельзя аккуратнее ходить? — возмущается задевший, и у Феликса все застывает. Сердце, желудок, в которым всё равно ничего нет, тонкие, как палочки, ноги и руки не слушаются. Спустя десять секунд он заставляет себя впервые вздохнуть. Отряхивает колени, переваривая в голове голос, и, стараясь не поднимать головы, говорит: — Простите, — слезы уже неумолимо льются, и теперь Феликс точно знает — на них смотрит вся толпа, все, кто здесь есть. Хван Хенджин всегда умел привлекать внимание. Феликс, не дожидаясь ничего, сбегает в туалет, где его начинает откровенно трясти, рвотные позывы возвращаются, пусть он ничего и не ел с утра, и парень сгорбливается над туалетом. — Ты? — раздаётся позади него. Это Хенджин. Феликс знает точно. — Пиздец. — Хенджин хватается руками за голову, желая подойти к Феликсу, опуститься рядом, но дверь распахивается, представляя вбежавшего Джисона. Он зол. — Руки нахуй убрал, чтоб я тебя больше рядом с ним не видел, уебок. Совет хочешь, думай блять, что говоришь, сука! — Джисон подхватывает друга, еле живого от рвоты и панической атаки, и выводит его из туалета. — Хван Хенджин, чтоб ты сдох! Когда они переходят из одного здания в другое, чтобы попасть в медпункт, Феликса всё ещё трясёт. Джисон тихо матерится, стараясь при этом унять злость, чтобы ещё больше не напугать друга. Блять. Феликс проклинает тех, кто ставит ему в первый день пару по физкультуре, которая далеко не является его любимым предметом. Далеко. Толстовка сменяется всё такой же широкой футболкой, а отросшие волосы собираются в хвост. Феликс уже официально ненавидит свой первый день. Тренер заставляет его после общей разминки ещё и побегать, так что к середине пары бедный парень уже валится с ног. — Феликс? — бурчит преподаватель — грузный кореец лет пятидесяти. — Напридумывали себе тут имён. Будешь сейчас играть в футбол или баскетбол? Выбирай. Феликс жмурится. — Могу я не играть? — ему ведь правда совсем не хочется. — Пожалуйста. — Ты что, сдурел? У нас одного игрока не хватает, марш на поле, — орёт мужчина. Оглядываясь в сторону стоящей уже почти полной футбольной команды, Феликс начинает уныло двигаться к ним по направлению, пока чужая рука не останавливает его грудь. — Тренер, извините, я опоздал, — слышится справа. — К чему этому играть, давайте лучше я? Он же ничего не сможет. — Хенджин-и, ты пришёл! — максимально добро говорит тренер. Команда, на которую он только что орал и Феликс удивлённо открывают рты. — Конечно, иди, хороший мой. Ты, — он обращается к Ликсу. — можешь идти на трибуны. Хенджин смотрит на него и улыбается. — Спасибо, — шепчет Феликс. На трибунах он вспоминает о школе, о первых днях лета, о том как было плохо, как было больно. Как тогда, Хенджин расстался с ним, назвав его недостаточно красивым и слишком толстым. Как тогда, Феликс резал себе вены и глотал таблетки. Как тогда, он так и не умер, но любовь в его сердце давно была мертва. Разве она была мертва? Или он просто сам пытался запудрить мозги, когда такой вот Хван Хенджин бегает перед тобой в футбольной форме. Но Феликс слишком много помнил, и было правда слишком больно, хотелось подойти к Хенджину и сказать «Теперь я красивый, худой? Теперь я нравлюсь тебе? Теперь могу быть с тобой?», но Хенджина, кажется, и вовсе не волновало, что там с Феликсом и как. И это тоже было обидно. В какой-то степени. Феликс думал и о маме, которая не знала о его проблемах, которая наивно думала, что всё хорошо, которая очень любила Хёнджина и мечтала с ним познакомиться. Ведь его родители жили в Австралии, а Феликс, будучи в январе уже совершеннолетним, сам распоряжался своим здоровьем и деньгами. Вернее здоровье он только портил. Мама не знала, что они расстались, но зато Феликс знал, что скоро она начнёт это подозревать, ведь не было больше никаких звонков по видеосвязи и приветствий от «твоего парня», никаких больше писем. Возможно, так он пытался убедить больше себя, чем маму, возможно… В своей же памяти он попытался разделить жизнь на «до» и «после», а в итоге получилось «с Хван Хенджином» и «без него». В сердце всё равно всё осталось, и как бы Феликс не любил врать себе и всем окружающим, он ещё помнил того Хенджина, с которым всегда был запредельно честен. В которого был запредельно влюблен. Феликс слегка двинул ногой по трибуне, дабы отвлечься от угнетающих мыслей — думать о Хенджине было как замкнутый круг, зашёл — уже и не выйти. Но не думать о нём было невозможно, так что Феликс решительно не сопротивлялся. После физкультуры, которая оставила от себя неоднозначный отпечаток, следовал небольшой перерыв. Феликс хотел, правда хотел, без происшествий выйти из раздевалки и направиться в туалет, чтобы там спрятаться от Джисона, но ещё в самой раздевалке начались проблемы. — Чел, ты с какого направления? — заорал какой-то левый парень. Феликс даже сначала не понял, что обращаются к нему. — Ты че такой тонкий, словно щас сломаешься? Да и одет вон, в розовое, гей что ли? О! Как давно Феликс этого не слышал, он уж было подумал, что люди перестанут относить его любовь к розовому цвету к его ориентации. — Я бисексуал, если тебя это сильно интересует, — он, привыкший к подобным ситуациям, уже собрался уходить. — Стоять, малой. А ты уверен, что тебе вообще можно находиться в этой раздевалке, будешь ещё потом на нас дрочить? — захохотал второй из другого конца. — Пошли нахуй, придурки. У вас мозгов мало, и своей личной жизни нет, поэтому вы и обсуждаете чужую ориентацию. Тебя это ебет? Кто ему нравится? Вкусы, не слышал? Ты на любую девчонку кинешься, или как? — Хенджин рассмеялся и приобнял его, отводя подальше и приоткрывая дверь. — Рты закройте нахуй, иначе подумаю что вы хотите мне отсосать и начну по очереди опускать на колени! В раздевалке наступила тишина, а дверь шумно закрылась. На пороге стоял Джисон, взбесившийся за секунду, увидев Феликса в обнимку с Хенджином. — Ты не понял?! Я сказал даже не подходить к нему! — Прости, я совсем тебя не знаю, не уверен, должен ли я тебя слушать? — Меня ты не знаешь, зато его знаешь, — Джисон зыркнул на зажавшегося в объятиях Хенджина Феликса. — И я его знаю и знаю, как ему было больно… — Хватит! — прервал Феликс. — Пойдёмте есть! Джисон ошарашенно вытаращил глаза, хоть они и до этого были большими. Есть? — Хочешь куплю тебе наггетсы, ты же раньше любил? — спрашивает Хенджин. — Конечно, — испуганно и загнанно отвечает Феликс, пялясь на Джисона. «Сам виноват» слишком красноречиво отражается на его лице. Джисону ни капельки не стыдно. Столовая место непривычное. В школе Феликс мало ел в столовой, летом он вообще практически не ел, так что такие людные приёмы пищи стали для него необычными и некомфортными: нельзя было показывать, что ты болен и не есть. Придётся потом бежать в туалет и блевать. Особенно если Хенджин всё-таки затолкает в него те жирные наггетсы. Боже, это же огромное количество калорий. Не дай бог. За столом, к которому их слишком упорно тащил его бывший, уже сидело два парня. Минхо и ещё какой-то, они разъяснили что-то с друг другом, причём на английском. И не закончили, даже когда Феликс и Джисон уже уселись за стол, а Хенджин отмахнулся и побежал за едой со словами: — Опять на своём английском балакают, нихера не понимаю! Феликс, зато, понимал их полностью, было очень стыдно, особенно учитывая, что он был главной темой разговора, хоть ребята на него и не смотрели. — Этот парень, Джисон сказал, что у него анорексия, и он очень чувствительный к словам, будь поосторожнее. Джисон очень им дорожит, а состояние только ухудшается. Кажется он говорил, что это было из-за слов Хенджина, — обращался к незнакомцу Минхо. — Спокойно, я всё понимаю. Пацан выглядит классно, он теперь тусит с нами, да? Я бы познакомился с ним поближе, разве что боюсь, что он подумает, что я промываю ему мозг, как все эти повернутые на деньгах психологи. Феликс не выдержал и усмехнулся, скрывать своё знание больше не было смысла, поэтому он заговорил на чистом английском с немного ушедшим, но всё ещё вполне слышимом австралийским акцентом: — Пожалуй ты прав, все они пытались промыть мне мозг. Я немного разочарован в Джисоне, раз он сказал, что я болен, что ж не сказал, что английский — мой родной язык? — рассмеялся Феликс. —Не нужно быть осторожным, я не фарфоровая ваза, будь лучше честным. Я Феликс, и мне правда приятно с тобой познакомиться. Не хочешь перейти на корейский, а то перед Джисоном неудобно, он только «хеллоу» знает... Минхо ошарашенно уставился на Джисона и на своего собеседника. — Я Чан, ну или Крис, как хочешь. Прости, что так вышло, мне действительно очень жаль. Ничего, если я просто свалю всю вину на Джисона? — по-доброму улыбнулся парень. — Не страшно, главное ищите больше инфы в следующий раз. — Какой инфы? — разом сказали непонимающий Джисон и только пришедший Хенджин. — Инфы про меня. Что я не только анорексик, но и отлично говорю по-английски, — спокойно ответил Феликс, пока Джисон густо покраснел и запереживал. Хенджин рвано взглянул на курочку на подносе и опустил взгляд. — Ты не хочешь, да? — грустно спросил он. — Тебе не нужно было заставлять себя и предлагать пойти поесть, если ты просто хотел от меня отвязаться. Оу, Феликсу тоже стало грустно. — Нет-нет, я съем один кусочек. В одном же не так много калорий, правильно? — с болью в глазах взглянул Феликс на Джисона. «Сам виноват» и точка. — Феликс, подожди, я схожу куплю тебе батончик, в нём не так много, — встрепенулся Хенджин. Жаль, когда он пришёл, Феликса уже не было в столовой. — Он сказал, что не голоден и ушёл. Но он откусил курочку, — отрешенно сказал Джисон. Хенджин так и остался один в столовой с кучей наггетсов и батончиков. Отдаст Йеджи, когда придёт домой. Пары остальные кончились подозрительно быстро, а может Феликс просто спал. К тому моменту, когда он зашёл в раздевалку, там почти никого не было — все поубегали с бешеной скоростью десять минут назад, чтобы не умереть в безостановочной толпе, вываливающейся из каждой аудитории. В раздевалке к нему подошёл Бан Чан. — Вечеринка. Сегодня вечером в заброшенном университетском крыле. Ты же сейчас домой, да? Так вот, приходи, пожалуйста, у тебя будет достаточно времени подготовиться. Джисон и Минхо будут. До вечера! Ушёл так же быстро, как появился. Затем в раздевалку ввалился Хенджин, которого Феликс так старательно избегал после «перекуса» в столовой. Он было хотел прятаться, но Хенджин со скоростью света надел куртку и застегнул ботинки, выбегая на улицу. Не зная, что ударило в голову — дурость или незабытые чувства — Феликс очнулся уже когда подбегал к нему на улице. — Привет, — робко сказал он. — Привет. — Ты не обижаешься? Прости меня, пожалуйста, за сегодня. За то, что убежал. — Не парься, Ликс, я сам виноват, не нужно было покупать тебе то, что ты не хотел. Просто ты мог бы сказать об этом...То есть о том, что тебе это не нужно. Но ничего страшного, я отдам всё Йеджи, как раз бегу забирать её с садика, опаздываю из-за того, что пары поздно кончаются. — Оу, за Йеджи? Она до сих пор ходит в тот садик рядом с моей квартирой? — Ага, получается я тебя провожу, — так же робко засмеялся Хенджин. — Ну да… Ты пойдёшь на вечеринку сегодня? — решительно и быстро перевёл тему Феликс. — Конечно, я же обожаю вечеринки! — повернулся к нему парень. Ли немного задрожал, когда подувший ветер забрался к нему под толстовку. Осень. — Холодно? — заволновался Хенджин. — Хочешь куртку? — О нет, мы же не в чертовой дораме… — Не упрямься, заболеешь — мама расстроится. И как громом грянул, как бог сказал, как фея, как кто угодно ещё. Но мама позвонила по видео. Феликс попросил Хенджина немного помолчать, чтобы мама не спрашивала. Не получилось. — Сынок, кто рядом с тобой? Хенджин? — обрадовалась его мама. Феликсу же было не до смеха. — Миссис Ли, здравствуйте! — Хенджин в своём репертуаре сделал дурацкое эгьё. — Как у вас дела? — Хенджин-а, а вы не ссорились? Три месяца уже Феликс не даёт на тебя поглядеть. Хотя, понимаю, уже почти год встречаетесь, как тут не ссорится иногда! Феликс пристыженно опускает глаза и наглухо краснеет, кидая полные сожаления взгляды на Хенджина. — Ну конечно мисс Ли, как без ссор. Но мы с Феликсом душа в душу, да Ликси? — ох, как сильно он дёргается, когда Хенджин оставляет ему поцелуй на щеке. — Да-а-а, — испуганно шепчет. — Мам, знаешь, у нас мероприятие, нам пора, оно важное. Очень. Пока! Феликс судорожно сбрасывает и садится на поребрик, закрывая лицо руками. — Феликс, всё нормально. Я понимаю, ты не хотел расстроить маму, и для неё у тебя всё хорошо. Феликс, в этом нет ничего сверхъестественного, не нужно стыдиться или ещё что-то, ладно? Всё хорошо. А вот Феликсу сквозь землю провалиться хочется больше всего на свете. Он несдержанно встаёт и бежит прочь, помечая в голове избегать Хенджина ещё дольше, хоть до конца жизни. И лишь зайдя в квартиру и, судорожно трясясь, подперев дверь спиной, он вспоминает: на нём его куртка. На нём долбаная куртка Хенджина. Придётся идти на вечеринку. Феликс не планировал. В восемь вообще всё идёт не по плану. Феликс заставляет себя съесть мандаринку и немного орехов, чтобы не упасть в обморок на вечеринке. Он специально не ест много — там сто процентов будут пьяные подростки, пытающиеся споить и накормить его. Ещё там будут его друзья. И новоиспеченные тоже. Феликс долго стоит у зеркала. Впервые за три месяца ему кажется нравится отражение. Он в куртке Хенджина. На месте оказывается куда больше шума, людей и алкоголя, чем сам Феликс ожидал, впрочем это всё было предсказуемо. Джисон не отвечает на телефон (точно целуется по углам с Минхо), Чан, пару секунд назад стоявший рядом с ним, вновь теряется в толпе. А Феликс стоит, вспоминая, как сильно он не любит вечеринки. Вернее как сильно стал их не любить, когда Хенджин просто порвал с ним на одной из таких. — Малыш, не хочешь пообщаться? — на него налетает четыре человека: две дико оголенные девушки и два парня, жадно приобнявшие его с разных сторон. О нет, паники Феликса только не хватало. Воздух в лёгких заканчивается, становится жарко, в ушах звенит. Он совсем теряется между этой компанией и другими пришедшими, беззащитно повторяя тихое «нет, нет, нет», мелкая дрожь покрывает его тело, но его никто не отпускает. — Принял что ли что-то? — звонко восклицает кто-то справа, и звук ударяет Ли прямо в голову: он шатается и пытается ухватиться за что-нибудь. — Хера его накрыло! Внезапно руки перестают ощущаться, Феликс думает, что он, наверное, сейчас упадёт в обморок, но этого не происходит. Его поднимают на руки и успокаивают, несут в какую-то машину, а у Феликса и сил брыкаться нет. Паника стихает, когда он ощущает себя на твёрдом сидении. Больше никаких громких звуков, страшных потных извращенцев, полуголых девушек и давления. Ему дают воду, сознание возвращается. Феликс мысленно радуется, что немного поел, без еды он точно был бы сейчас в больнице, с обмороком и новыми нравоучениями. — Атака прошла? Ты нормально себя чувствуешь? — спрашивают рядом. Феликс лениво поворачивает голову и видит Хёнджина, заботливо уставившегося на него. Уже не удивлён. — Нормально. Прости, что пришлось тащить меня и спасибо за воду. Я пойду, и так наверняка доставил тебе массу неудобств. — Стоять, — собственное запястье оказывается, в крепкой хватке чужой руки. — Подвезти? — До моего дома далеко, не напрягайся. Доберусь к часу, — угрюмо рассуждает Феликс. — Поехали ко мне, а? — спрашивает Хенджин и немного краснеет. И какого только черта Феликс садится обратно в машину. Дурость. У Хёнджина все та же квартира, он уже тогда жил отдельно родителей. У него скромно, но опрятно, не дорого, но красиво. Хенджин ставит свой аккуратный чайник и аккуратно заговаривает Феликсу зубы обсуждением гражданского права и прошлой пары по философии, да так, что Феликс умещает в себя четыре ложки пюре и чай, а потом закусывает помидоркой. Хенджин слишком сильно пытается скрыть довольство своей работой, даёт парню свои вещи и отправляет мыться. Когда Феликс возвращается, он понимает, что кровать то у них одна. Она и раньше была одна, но раньше было раньше, а сейчас… Хенджин лениво качает ногой, Ли готов поспорить, что парень сейчас точно смотрит дораму своего любимого Джинена. Хёнджину только слюнки подтереть, а то засмотрелся уже, но Феликс никогда такому фанбойству не возражал — кумир он и есть кумир. Феликс неловко присаживается, а Хенджин, заметив его, отключает весь свет кроме маленького прикроватного. Парень немного дрожит, чувствуя горячее дыхание сзади. Когда последние крупицы света погасают, Феликс чувствует руку на своей талии и то, как нежно Хенджин придвигает его к себе. — Не надо, не надо, пожалуйста, Хенджин… Я… — вновь становится невыносимо жарко, бок, на котором лежит рука, горит, сам Феликс остаётся в шаге от того, чтобы судорожно заметаться по кровати. — Чшш, не пугайся… — Хенджин поглаживает его живот и поясницу. — Я просто обнимаю, ладно? Ты любишь вылезти ночью из-под одеяла, а потом простужаешься, так что нужно тебя придерживать, правда? Феликс, если тебе плохо или не комфортно, скажи, я уйду. Серьезно, мне есть где постелиться, это не проблема. Если хочешь, могу сделать тебе чай, могу все-таки отвезти домой, могу... — Спать. Давай сейчас спать. — перебивает Феликс, и Хенджин возвращает руку обратно, продолжая поглаживать крестец и поясницу, немного живот. Феликс податливо тает, он просто проваливается. Снова. В шесть утра звенит ненавистный будильник, а он просыпается в пустой, но ещё теплой постели. — Завтрак готов! — гордо заявляет Хенджин, когда Феликс добредает до кухни. — Тосты с авокадо, ты должен съесть хоть один. А Феликс и не против. И когда это последний раз он добровольно ел что-то подобное? — Твои тосты так и остались вкусными. Спасибо, — Феликс дожевывает первый. — Я спал сегодня очень хорошо, за это тоже спасибо. Мне за слишком многое надо тебя поблагодарить. Хенджин перестаёт жевать, перестаёт пить, просто замирает. Он поднимает глаза на него, на Феликса, и тот видит одинокую слезу, катящуюся по чужой щеке. Она бесшумно падает на пол. Феликс знает, что сейчас будет, проходили. — Это… Твоя болезнь. Она из-за меня, да? Хоть косвенно. Мои слова тогда. Когда мы расстались.— Хенджин вытирает щеки, но они все равно мокрые. — Феликс, прости, прошу, прости меня! Пожалуйста, прости… Мне… Мне очень жаль, я ненавижу себя, я никогда ещё не чувствовал себя так паршиво. Но я не заслуживаю и не заслуживал тебя, ни тогда, ни сейчас. Я люблю тебя, но это уже не важно, понимаешь? Я очень хочу помочь тебе, больше всего на свете. Ты самый-самый прекрасный и красивый, умный и талантливый, ты должен быть здоровым, ладно? Мы сделаем это. Ты сделаешь это. Феликс одиноко глядит в окно, его стеклянные глаза больше ни о чём не говорят, хотя раньше Хенджин читал их как открытую книгу. Ни грусти, ни злости, ничего не плещется на голубоватой радужке. Хенджин пугается этой неизведанной отрешённости и совсем теряется, он внезапно подскакивает и падает на колени, пододвигаясь к стулу Феликса. — Прости, прости, прости, прости, прости меня… — Хенджин плачет пуще прежнего. — Вернись… Молю. Феликс наконец подаёт признаки жизни, его слегка потряхивает от переизбытка эмоций, и он, не дожидаясь от Хенджина новых слов, опускается на колени рядом с ним, шумно вдыхая, прежде чем вновь посмотреть на парня. За окном кричит какая-то птица, Хенджин слышит её словно через наушники. Феликс гладит его по голове, по белым, почти сливающимися с его кожей, недавно покрашенным волосам. Он берёт его руки в свои, задирая ткань до локтя, и недовольно хмыкает. Хенджин плачет, громко и не стесняясь. — Он продолжает? — Феликс возмущается так резво, словно это не о его проблемах со здоровьем они говорили пару секунд назад. — Он продолжает бить тебя? Хенджин роняет голову к Феликсу на колени, теряя все оставшиеся силы, и шепчет так тихо, что Феликс сильно наклоняется близко-близко, чтобы услышать его. — В начале лета, он сильно избил меня и сказал, что таким как я не место в мире. Он… он сказал, если я не расстанусь с тобой, то он побьёт и тебя тоже. Я не хотел… Ты должен был держаться от меня подальше, я хотел защитить тебя, но я снова все испортил. Я никогда не мог ничего сделать правильно. Феликс ничего не ответил. Ему было не грустно, он был в ярости. Отец Хенджина всегда был мудаком, но чтобы настолько... Феликс пообещал себе вылечиться только для того, чтобы набить ему морду. Феликс не медлил. Он невесомо приподнял голову Хенджина и оставил поцелуй на лбу. Он определённо был горячим. Они не нуждались в настоящих поцелуях или сексе чтобы передать свою любовь, никогда не нуждались. Феликс поднял Хенджина на ноги и отвёл в комнату, молча обработал синяки на руках и теле, дал таблеток и уложил в кровать отдыхать. Феликс и сам съел всё, что нужно было: у него был и обед, и ужин, пусть Хенджин спал и не контролировал его приемы пищи. Феликс решил, что они справятся. Справятся вместе. Во что бы то ни стало, они вместе докажут всем, что ничто и никто не помешает их любви.