Нет хороших людей (No Good People)

***** В первый раз, когда он целует Джеймса Кирка, они истекают кровью, и он всё ещё не уверен – выживут ли они в тюремном лагере повстанцев, ведь его нога сломана, а Кирк страдает от обезвоживания. Но Джим улыбается в этом мире, отлитом из золота и крови, в пустыне, напоминающей Споку о Вулкане, Который Был; и им уже в который раз удалось совершить невозможное. И тогда он его целует, и Джеймс шепчет его имя, вжимает это имя между ними, как секрет, нежно кусая его губу. Улыбается сладко, преисполненный надежд, и Спок притягивает его ближе, до невозможности ближе. А поцелуй на вкус – как печаль и пепел. ***** Здесь нет хороших людей. Здесь есть лишь сломанные, пытающиеся сбежать. Пайк сказал ему это, когда он учился в Академии. Он вспомнил изгиб улыбки этого мужчины – усталой и горькой улыбки на его губах, и то, как Пайк двигался внутри него, жёстко и жестоко. Он вспомнил, как сквозь ослепляющее наслаждение думал: нелогично. Ты хороший. Мы хорошие. Мы не сломаны. Затем Пайк качнул бёдрами, и Спок издал звук, задыхаясь, и это заставило того рассмеяться и склониться, соединив их губы в поцелуе настолько нежном, каким не был их секс, и Спок на время забыл о нелогичном гневе своего возлюбленного. Он не понимал тогда. Но он понимает теперь. ***** – Что произошло там, внизу? Нийота напряжена и всё ещё сидит у его кровати, а в её широко распахнутых тёмных глазах отражается тревога. Её пальцы соприкасаются с его пальцами, и он может почувствовать её беспокойство, её страх, облегчение, любовь. Он должен отпрянуть от этого прикосновения, должен вернуть себе руку. Должен извиниться за то, что причинил ей боль. Она даже не знает об этом, и это – то, что неправильно, и это – то, почему он позволяет ей прикасаться, почему переплетает их пальцы. – Ничего важного, ashayam. – Ты должен прекратить эти попытки убить себя там, внизу, – нежно говорит она, и он разрешает себе это едва заметное выражение лица, которое, как она знает, – улыбка. Он по-прежнему ощущает вкус рта капитана и его язык, движущийся в его собственном рту, и его прохладную длину, прижатую так близко, даже теперь, когда чувствует пальцы Нийоты, сжимающие его пальцы, а Кирк наблюдает за ним со своей биокровати, стоящей рядом. ***** Он никогда не планировал полюбить Джеймса Кирка. Он боролся с этим, отбивался от золотых улыбок и весёлых заигрываний, дистанцировался от беспокойства в глазах капитана, прятался в объятиях Нийоты. Отказывался от его дружбы, общества и профессионального товарищества, и всё же это не замедлило наступление неизбежного. Он никогда не планировал полюбить Джеймса Кирка. Но он никогда не планировал полюбить хоть кого-нибудь. Жизнь – это то, что происходит, пока ты занят планированием, Спок. Это была ещё одна вещь, которую сказал ему Пайк, пока читал отчёты, а Спок обдумывал свои предстоящие занятия, составляя расписание и планируя свой третий год обучения в Академии. Пальцы Пайка лениво скользили по волосам Спока, а он льнул к прикосновению и думал про себя: нелогично. Ты – мой план. Ты – моя жизнь. Ты – всё для меня. Позже, когда Пайк заснул, всё ещё запутавшись рукой в его волосах, Спок вытащил из-под него его падд и закрыл глаза, дрейфуя в мягком потоке разума своего возлюбленного, пока сон не овладел им. ***** Кирка отпускают из медотсека первым, и это лишь потому, что он постоянно жалуется доктору. Спок видит, как тот уходит, и знает, что сегодня вечером МакКой займёт пустое место рядом в кровати Кирка и будет наблюдать за его сном и исцелением, а утром встретит с чашкой кофе. Он также знает, что это всё ничего не значит, что МакКой – словно брат Кирка. Что даже если бы он хотел быть таковым, даже если бы он не был вулканцем и испытывал подобные нелогичные чувства, то у него не было ни права, ни причин для ревности. Это не помогает ему избавиться от завихрений ярости в животе. Через два дня его тоже отпускают, и он немедленно отправляется к Кирку. Капитан сидит за столом, бездельничая и представляя собой картину ленивого высокомерия. Его глаза находят Спока, и в них нет ни удивления, ни злости. Его лицо совершенно безразлично, а пальцы Спока сжимаются в кулаки. – Коммандер. Что я могу сделать для Вас? Спок заходит в каюту капитана, и дверь закрывается. – Компьютер, запереть замок. Код: альфа, сиерра, сиерра, браво, пять. – Замок заперт. Кирк выпрямляется, а его лицо всё ещё остаётся безразличным, но на нём есть напряжение, которого раньше не было, и Споку хочется упиваться этим. Он этого себе не позволяет. Он пересекает комнату в два шага и ловит его, когда тот поднимается, и загоняет его под переборку, захватывая этот прохладный, приводящий в ярость рот поцелуем столь же грубым и злым, как любая инопланетная повстанческая армия. Один лишь раз, когда Спок скользит вниз по его телу, Кирк стонет: – Нет, Спок, мы… Но затем его рот накрывает член Кирка, и протест превращается в страстный стон, и руки притягивают Спока ближе, и к тому времени, когда они падают на кровать, к тому времени, когда он входит в Джеймса и выдыхает его имя, ни один из них не думает о том, чтобы отстраниться. Когда он трахает Джеймса, медленно и жёстко, и Джеймс раздирает ногтями его грудь, кусает его губы, – они лишь притягивают друг друга ближе. Ближе. Пока не разделяют одно дыхание на двоих. Пока сердцебиение Джеймса не ощущается в груди Спока. Пока они просто не могут быть ещё ближе, но Джеймс по-прежнему скулит и корчится, отчаянно пытаясь приблизиться сильнее. Спок кончает в него, а Джим при этом его кусает, вонзает зубы в кожу Спока и слизывает кровь. ***** Он спит там, с Джимом в объятиях. Когда он просыпается за час до начала альфа-смены, Джим сидит и наблюдает за его сном. – У тебя синяки на шее, – говорит Кирк после того, как они долго пялятся друг на друга. – Наверное, стоит воспользоваться регенератором. Спок аккуратно ловит прибор, когда капитан бросает им в него, и кивает, прежде чем встать и удалиться через их общую ванную комнату в свою каюту. ***** Он встретил Нийоту, когда она была студенткой, ясноглазой и нетерпеливой, и такой осторожной касательно его культурных норм. Это было так освежающе после столь долгого пребывания на планете, которая ничего о нём не знала, а заботилась о нём ещё меньше. Нийота была блестящей и милой, и неустанной в своём преследовании его, даже несмотря на то, что она продолжала выполнять свои курсовые работы и посвящать время учёбе. Он никогда не собирался привязываться к ней. Но, опять же, он был очень хорош в том, чего никогда не собирался делать. ***** Они не говорят об этом. Он является на мостик, проведя ночь в объятиях своего капитана, а Нийота улыбается от своей станции, и её взгляд лишь слегка отягощён переживаниями. Поэтому он позволяет своим пальцам коснуться её пальцев в нежной, успокаивающей ласке, когда занимает своё место за научной станцией. Если Кирк это замечает или ему не всё равно, то он не говорит об этом. Спок позволяет себе поверить в то, что всё это не закончится плохо. ***** Она была кадеткой. Блестящей умницей, талантливой лингвисткой, яростной спорщицей. Она часто смеялась вместе со своей соседкой по комнате, орионкой, которая выглядела столь непохожей на неё. Они сидели недалеко от его привычного места в столовой. Орионка, казалось, находила некоторое утешение в присутствии другого инопланетного существа. Они оба были единственными на службе в Звёздном флоте – единственная орионка и единственный вулканец. И хотя он не общался с Гейлой, он наблюдал за нею с некоторым личным интересом. И он наблюдал за Ухурой, которая слушала рассказы Гейлы и которая откидывала волосы за плечи. За тем, как её губы становились тоньше, а глаза сужались, когда она бывала раздражена. За тем, как двигался её рот, формируя слова, в то время, как она училась. К тому времени, когда она стала его студенткой, она уже была тем редким существом – той самой, кто вызывал его любопытство и заинтересованность. К тому времени, когда она пригласила его выпить с ней чаю, он уже проиграл битву, которую и сам не знал, что ведёт. Он полюбил её, даже не осознавая, что может любить её; даже не думая о том, что может её не любить. ***** Ты не видишь того, что прямо перед тобой, Спок. Пайк сказал это ему, когда он был кадетом, а Пайк – его наставником. Он сказал это, когда Споку дали место под его командованием, и тот моргнул в изумлённом испуге. Он сказал это, согретый вином и позабавленный, когда сел напротив него, после того как Спока назначили на позицию преподавателя в Академии. Он прошептал это Споку в рот, когда привёл Спока к двери своей квартиры. А Спок притянул его ближе, лизнул его губы, у которых был вкус вина и шоколада, и подумал: нелогично. Я вижу тебя. Я всегда видел тебя. Они занимались любовью там, у его двери; и когда Пайк расстёгивал его одежду, вжимался влажными поцелуями в его грудь, когда скользил внутрь Спока и стонал, роняя голову на плечо Спока, и вбивался в него, тогда Спок смотрел широко распахнутыми глазами и видел. ***** – У вас с капитаном всё в порядке? – спрашивает Нийота. Спок натягивает свою чёрную регламентированную нижнюю рубашку и бросает на неё короткий взгляд. – У тебя есть основания считать иначе? Она дёргает обнажённым плечом – и это движение пробегает волной по её гладкому телу, и он с интересом за этим наблюдает. Она всё ещё влажная от пота, и её бёдра блестят оставленными ими обоими пятнами, и… – Он просто тихий. Говорит кратко. Сегодня огрызнулся на энсина из инженерного и уже неделю не появляется в столовой. Он ведёт себя так, только если ссорится с тобой или с МакКоем. Спок не напрягается. Не реагирует. Ничем не выдаёт своей ярости, несвойственной ему и нелогичной, при упоминании МакКоя. – Возможно, доктор его расстроил. Она хмыкает, уже сонная, и он наклоняется, нежно целуя её, прежде чем покинуть её каюту. Он выходит из её каюты и направляется в свою, и ощущает зуд под своей кожей. Медитация не помогает избавиться от этого зуда её слов. Когда он немного успокаивается и проскальзывает в каюту Кирка, там темно, а Джеймс лежит на кровати, свернувшись на боку спиной к Споку. – Уходи отсюда, Спок, – бормочет он, и Спок колеблется. Его не желают, но при этом дверь не была заблокирована. Разумеется, это что-то значит. – Ты расстроен из-за меня, – говорит Спок. Джеймс смеётся, и этот смех звучит влажно и горько. – Я ведь на самом деле не могу расстраиваться, правда? Я знал расклад, когда целовал тебя. Спок согласен с этим утверждением, но хранит молчание. Он не напоминает Джиму, что это он был тем, кто инициировал поцелуй. Он не верит, что Джеймс приветствовал бы рациональное мышление в данный момент. – Я просто… Ничего. Ничего страшного. Он легонько тянет Джеймса за плечо, пока человек не смягчается и не перекатывается на спину, а в темноте не вспыхивает синева, столь же яркая, как сверхновая. Спок залезает на кровать и нависает над ним, оседлав его бёдра. – Тебе больно, – мягко говорит Спок. – Я причинил тебе боль. Кирк качает головой, и Спок наклоняется к нему. Джеймс отстраняется от поцелуя, а Спок ощущает Нийоту на своей коже, её вкус – в своём рту. Он застывает и пытается встать. Джеймс издаёт звук, прерывистый и низкий, и тянет его назад. – Пожалуйста, останься, – умоляет он, и Спок кивает, прильнув к его горлу. Он остаётся. ***** Он избегает медотсек. Доктор проницателен до такой степени, которая вызывает у Спока настороженность и замкнутость. И он – самый близкий друг Кирка, единственный, который у него есть на этом корабле, не считая самого Спока. Порой Спок задаётся вопросом. Отражает ли их дружба то же самое, что медленно развивается между ним самим и капитаном? Он избегает медотсек, а когда МакКой приходит на мостик, и «Энтерпрайз» выходит на орбиту над Сети Альфа V, он отводит глаза на научную панель, и не смотрит на то, как МакКой стоит рядом с Кирком. Он не позволяет себе анализировать то, как Кирк наклоняется к нему, или то, как рука МакКоя прикасается к его плечу. Он не позволяет себе даже едва заметной улыбки, поскольку МакКой остаётся на корабле, в то время как собирается десантная группа. Однако он пристально смотрит на доктора в транспортаторной комнате. Капитан стоит достаточно близко, чтобы дотронуться до него, а Спок – рядом с ним. МакКой обеспокоенно пялится со стороны двери. И Спок пытается утихомирить свои мысли. Он мой. Он мой. Нийота – тёплый голос в его ухе, а Кирк – твёрдое присутствие рядом, и он позволяет себе испытать прилив собственнического удовольствия, прежде чем транспортатор захватывает его. ***** Спок. Её разум – обжигающая белая вспышка наслаждения, и он впивается в мягкую кожу её бедра лишь для того, чтобы услышать её всхлип. Ухура никогда не бывает слабой. Она сильна, красива и компетентна, лучший офицер связи во Флоте. Она боролась против клингонов и ожиданий Командования и Кирка. Она прекрасна и нежна, но никогда не бывает слабой. Только здесь. Когда Спок снимает с неё форму и её милые безделушки, когда он распускает её великолепные волосы и укладывает её на свою постель. Когда он раздвигает её ноги и вылизывает её, тогда её голос срывается, становится высоким, тонким и умоляющим. Он нежный и подразнивающий до тех пор, пока она не начинает задыхаться, потеть, её руки вцепляются в его волосы, и она становится влажной и сладкой на его губах, а её бёдра дрожат у его лица, когда она толкается в него. Он скользит двумя пальцами внутрь и облизывает её клитор, постанывая от её удовольствия, и она кончает вот так, выдыхая клингонские проклятия, со слезами на глазах, дрожа и сжимаясь вокруг него. Когда он подтягивается вдоль её гибкого тела, когда скользит в её скользкое тепло, когда он шепчет «Ashayam». Она улыбается и вращает бёдрами, притягивает его ближе, вылизывает себя из его рта, упивается его шёпотом, пока он содрогается в ней. Когда он достигает финала внутри неё. Он засыпает, опустошённый и убаюканный её удовлетворением и любовью. ***** Ты когда-нибудь задумывался над тем, как мы сюда попали? Спок взглянул на него. Они присутствовали на официальном мероприятии, и Пайк выглядел безупречно в своей серой парадной форме и с вежливой улыбкой на лице, кивая проходившему мимо послу. Он был прекрасен, и все в комнате требовали его внимания. Он станет капитаном новейшего флагмана – на долгие годы он станет ярчайшим молодым любимцем судьбы. И Спок был его первым офицером. – Я не знаю, как мы сюда попали, – выдохнул Пайк и недоумённо посмотрел на него широко открытыми глазами. Спок склонил голову в безмолвном признании, хотя ему болезненно хотелось сказать: нелогично. Ты заслужил это. Мы заслужили это. Это принадлежит нам. ***** Они на совещании, и мистер Скотт болтает об инженерных вопросах. В этом нет ничего необычного – Скотт может петь дифирамбы «Энтерпрайз» гораздо дольше, чем Спок представляет себе возможным. Что необычно, так это то, что Кирк не успокаивает его, ненавязчиво не возвращает совещание к обсуждению текущих задач. Он некоторое время наблюдает, ожидая, пока Кирк возьмёт ситуацию под контроль, но когда капитан продолжает оставаться молчаливым рядом с ним, он сам прекращает монолог Скотта и предоставляет слово МакКою. Кирк ловит его взгляд, и Спок позволяет себе выразить вопрос, приподнимая бровь вверх. Блестящие голубые глаза скользят ниже, и он ощущает, как взгляд тяжёлым грузом падает на засос, оставленный Нийотой, маленький и тёмный на его коже. Спок встречается с ним взглядом, когда тот вновь поднимает глаза, и выражение лица Кирка меняется. Оно каким-то образом становится злым, и Кирк ёрзает на своём месте. После чего берёт контроль над совещанием в свои руки. Когда всё заканчивается, напряжение становится лишь сильнее, и экипаж быстро расходится, руководители отделов почти что разбегаются. Кирк, кажется, не замечает, или же ему всё равно. Нийота тихонько шепчет «Удачи», прежде чем быстро провести пальцем по его пальцу и уйти вместе с МакКоем. – Капитан, – ровным и холодным голосом произносит Спок. – Вы свободны, коммандер. Полагаю, Вам нужно подготовиться к миссии на Хеллати. Спок колеблется, и Кирк огрызается: – Это было не предложение, мистер. – Есть, сэр, – прохладно и напряжённо говорит Спок. Он встаёт и одёргивает форму. Он почти подходит к двери, когда Кирк окликает его ленивым и злобным голосом: – Мне всё равно, кого Вы трахаете, коммандер, но я не желаю видеть доказательства этого на моём мостике. Держи это в своих штанах или пользуйся чёртовым кожным регенератором. Спок замирает на секунду, а затем: – Есть, сэр. ***** Лучше не становится. Кирк попеременно то замкнут в себе, то вспыльчив, то жаден, толкая Спока в переборку своей каюты и целуя его жёстко, быстро и грязно. А иногда он спокоен, в те редкие мгновения, когда он сидит напротив Спока, побалтывая виски в стакане, и они играют в шахматы или Спок читает отчёты, и всё недосказанное пузырится между ними, словно яд. Спок знает, что не может это игнорировать. Знает, что что-то должно измениться. Он просто не может заставить себя это изменить. Но за стенами своей каюты капитан вежлив, весел и дружелюбно общается с коммандером и своим экипажем. У него случаются моменты тихого самоанализа и моменты, когда он огрызается без причин – и двое йоменов просят о переводе прежде, чем Спок беседует с Кирком об этом, и тот пытается сдерживать свой гнев. Но он замкнут, когда Спок с Ухурой. Они находятся в комнате отдыха, и Спок слушает, как она напевает мелодию, слова которой нечёткие и нежные, и тут заходит Кирк. Он ищет что-то, и на мгновение его взгляд останавливается на Споке и Нийоте, он замирает, споткнувшись, а затем медленно проходит мимо. Когда он не находит то, что ищет, и начинает поворачиваться к выходу, Нийота окликает его: – Капитан! Капитан, присоединяйтесь к нам. Его взгляд задерживается на Споке на мгновение настолько краткое, что вулканец отвергает это как игру воображения, а затем Кирк усмехается и направляется в сторону Спока. Вот оно, думает Спок, наблюдая за женщиной, за которой он ухаживает, и за мужчиной, с которым он любит беседовать. Нийота смеётся и поигрывает на лире Спока – это всё странно и болезненно. И прекрасно. Они прекрасны. Кирк безупречен – и лишь однажды, когда Нийота вновь смеётся над Споком, наклоняется вперёд и быстро, мимолётно целует его, а её усмешка заразительна и источает аромат вина, – лишь тогда Кирк ломается. Выражение его лица, когда он наблюдает за ними, отстранённое и невыносимо одинокое. Вскоре после этого он извиняется и уходит, объясняя своё отступление бумажной работой и приказами Звёздного флота, которые его ожидают. Нийота смотрит, как он уходит, с нежностью и лёгкой тревогой на лице. Она улыбается Споку и говорит: – Как ты думаешь, капитан одинок? ***** Он одинок. Спок может почувствовать это, ведь оно накатывает на него волнами, когда он прижимает Кирка к кровати и заглатывает его член. Он издаёт тот самый звук, когда Спок впервые облизывает его член, когда принимает его глубоко, позволяет весу заполнить свой рот, подавляя рвотный рефлекс, пока его нос не упирается в тёмно-золотистые завитки волос у основания члена Кирка, и этот уникальный запах – пота, и мыла, и слабый аромат яблок – переполняет его ощущения, и он сглатывает, отчаянно желая большего – именно тогда Кирк издаёт этот звук. Это что-то вроде всхлипа, слабого и разбитого рыдания, которое сковывает его горло и превращается в стон, и Спок полагает, что, возможно, у него просто развилась зависимость от извлекания этого звука из своего капитана. Разумеется, есть и другие звуки. Вдох, который он делает, когда Спок вводит в него первый палец. Стон, когда он поднимает свои бёдра вверх, преследуя рот Спока. Сдавленные, тихие вздохи, которые он издаёт, когда Спок целует его. Рычание имени Спока, когда тот дразнит и мучает его, а терпение Кирка уже исчерпано. Вот снова имя, невесомое и почти неслышное, вжатое в постель и в его горло, впившееся зубами в руку, когда Спок заполняет его, входит глубоко и трахает его, медленно и жёстко, быстро и грубо, нежно и поверхностно. Когда Спок погружается глубоко внутрь него, когда оборачивается вокруг него, когда они оба тихи, а пальцы Спока неуверенно растягиваются по лицу Джеймса, когда Джеймс откидывает голову, безмолвно умоляя об этом. Вот тогда одиночество внутри Джеймса исчезает, а Спок просто не понимает, как же это всё может быть неправильным. ***** Это ничего не меняет. Спок. Ты понимаешь? Это… Это не одно и то же. Её зовут Уна. Она высокая и суровая, с тёмными волосами, светлыми глазами и настолько сдержанными манерами, что он задаётся вопросом – уж не провела ли она какое-то время на Вулкане. Нет, как узнаёт он, она илирианка, из выживших, пронизывающе логичная и до недавнего времени она была известна лишь как Номер Один, первый офицер Пайка. Теперь она – капитан «Фаррагута», и Спок встречается с нею впервые. Пайк мешкает между ними, и в его глазах есть нечто, непонятное Споку, пока… – Спок, я хотел бы представить тебе капитана Уну. Мою жену. Он не осознаёт того, что говорит, и того, как в конце концов уходит оттуда, и того, как ему удаётся не обратить обвиняющий взгляд на своего капитана, на своего возлюбленного. Он бесстрастно прислушивается к коммуникатору. Пайк настаивает, что это ничего не изменило. Что она ничего не изменила. Он садится на свой коврик для медитаций и закрывает глаза. Нелогично. Она изменила всё. Она изменила нас. ***** Космос огромен и пуст, и время там тянется бесконечно. Это феномен, который он уже испытывал раньше – то, как время казалось эластичным. Ведь когда они были в опасности, то минута, час, день растягивались на тысячелетия. Минута, час, день, пролетают в мгновение ока, когда он позволяет себе задержаться в тишине и покое. В спокойствии на мостике, когда всё в порядке, в убежище постели Нийоты, когда она спит. В пустоте между ногами Джеймса, когда тот занят своей выпивкой, а Спок прижимается к нему, и они вместе читают отчёты. Эффективность работы упала почти до семидесяти трёх процентов, но он смирился с этой потерей, поскольку общий рейтинг эффективности Кирка всегда поднимался на три-пять процентов в дни, следующие за подобными ленивыми ночами. И поскольку в его присутствии было удовольствие – нелогичное, но неоспоримое. Время ускользало вслед за звёздами, и в течение этой имеющей пределы вечности он верил, что может получить всё. ***** – Ты видел капитана? Спок замирает и вопросительно склоняет голову вбок. – Нет, с тех пор, как мы завершили альфа-смену. Лейтенант Сулу корчит гримасу. – Скажи ему, что он должен мне двадцать кредитов – Павел обнимался, как влажная салфетка. Спок наблюдает за уходящим пилотом, Чехов прижимается к нему с широкой улыбкой на лице. Он игнорирует это, а также странное беспокойство, которое это сопровождает. Однако. Это случается снова, несколько дней спустя, когда он находится в комнате отдыха и ищет Нийоту, а мистер Скотт подбегает к нему. – Передай Джиму этот падд, ладно? Это статья о трансварповой физиологии и ещё одна, в которой пишут об использовании червоточин для путешествий. Спок едва не выронил его, настолько встревоженный самой мыслью о путешествиях сквозь червоточину, но Скотт уже в спешке отправился дальше. Позже, когда он передаёт падд Джиму, тот улыбается. – Почему экипаж предполагает, что я увижу тебя, когда мы не на службе? – спрашивает Спок, притягивая Кирка к груди. – Я не знаю, Спок. Может, они заметили, что мы больше не пытаемся поубивать друг друга. Он бы списал всё на это, легко и просто, однако… Единственный индивидуум, кроме Джеймса, которого экипаж считает его неотъемлемой частью – это Нийота. Он задаётся вопросом, что они понимают из того, что он пытается скрыть. Он задаётся вопросом, поймёт ли это Нийота. Он задаётся вопросом, понял ли уже это Джеймс, и решил ли он это проигнорировать. ***** – Нам скоро предстоит увольнительная. Эти слова произнесены нежно, с надеждой. Прошло уже четыре года из их пятилетней миссии, и он ещё ни разу не был в увольнительной, на которой не настоял бы Кирк, и никогда не проводил их ни с кем, кроме Кирка. Она перестала просить его об этом так давно, годы назад, ещё до того, как стартовала пятилетняя миссия. – Я бы хотела отправиться с тобой в Колонию. – Нийота, – начинает он, и она поднимает руку. – Я знаю… Я знаю, что ты никогда не хотел действовать поспешно. И что идея о заключении уз стала для тебя невыносимой после смерти твоей матери. Но мы продолжаем быть вместе вот уже шесть лет. Миссия скоро закончится. В её словах есть нечто, что он с лёгкостью узнаёт. – Я всегда делю тебя с экипажем, со Звёздным флотом и с Кирком, – говорит она, а он даже не вздрагивает. – Но я хочу, чтобы это время было нашим. Он вспоминает то мгновение, накануне вечером, когда Кирк лежал на спине и говорил об увольнительной и о том, чтобы провести её вместе на пустом корабле, об ужинах на Звёздной Базе 53, о том, как совмещать совещания с уединением в постели. Предположение о том, что Нийота воспользуется увольнительной, чтобы посетить конференцию по ксенолингвистике или отправиться на отдых с Чепэл, осталось невысказанным между ними. – Спок, – говорит Нийота и становится на колени, её глаза широко открыты от обиды и совсем небольшого количества злости. – Это важно для меня. Мне нужно… Я бы хотела, чтобы ты поразмыслил об этом. Он кивает, и она одаривает его лёгкой улыбкой, которая вовсе не рассеивает беспокойство, свернувшееся клубком в его желудке. ***** Он стоит по стойке смирно, сцепив руки за спиной, а его глаза устремлены на стену над головой Кирка. – Колония? У нас будет время, чтобы туда поехать? Увольнительная составляет всего лишь пять дней, – рассеянно произносит Кирк. – Почему? Тебе никогда не хотелось брать отпуск. – Я желаю сопровождать в Колонию лейтенанта Ухуру. Кирк застывает, и Спок осознаёт каждую эмоцию, которая проносится в его глазах – удивление, и печаль, и ярость, и обиду – обиду, которая режет его по живому. Он отчаянно хочет облегчить эту боль. Стереть её полностью. – Понимаю, – тихо говорит тот. «Попроси меня остаться», думает Спок, а Кирк выпрямляется за столом с отстранённым выражением лица. – Спасибо, что сообщили мне о своих планах. Мы ожидаем вашего возвращения по окончании отпуска. – Джим, – говорит Спок, и выражение на лица Джима становится разбитым, а поза – ещё более жёсткой. – Ещё что-то, мистер? Спок понимает, что должен уйти, понимает, что это говорит его капитан, а не его возлюбленный, и склоняет голову. – Нет, сэр. Он чувствует на себе взгляд Кирка до тех пор, пока дверь не закрывается за ним. ***** – Ты счастлив, Спок? Он смотрит на неё поверх остатков их трапезы и обдумывает вопрос. – Со мной, – добавляет она. – Ты счастлив со мной? – Да, – говорит он, – счастлив настолько, насколько я могу быть счастлив. Она не указывает на то, что чертовски хорошо знает о том, что он может чувствовать, что он часто бывает счастлив из-за своей работы, своей должности. – Ты женишься на мне? – спрашивает она, и это его пугает. У этого вопроса есть вес и сила тяжести, это целый ритуал для представителей человеческой расы, столь же важный, как заключение уз у вулканцев. Услышать об этом здесь, в настолько прямолинейной и сухой форме… – Нийота, – шепчет он. – Мы счастливы, – говорит она. – И нам хорошо вместе. Если мы поженимся, Звёздный флот позволит нам остаться вместе – и нам будет всё так же хорошо вместе. Когда эта миссия закончится, они не разлучат нас. – Ты это обдумывала, – говорит он, переплетая свои пальцы. Она склоняет голову набок и прищуривает глаза. – А ты – нет. – Я не собирался покидать «Энтерпрайз», – признаёт он. На мгновение Спок задумался о том, как развернётся его будущее, если он уйдёт с «Энтерпрайз». Если он примет на себя командование научным судном, Ухура будет рядом с ним. Экипаж из блестящих единомышленников, и свободное время для того, чтобы преследовать свои собственные интересы, и возможность внести вклад в научные познания Федерации. Никакого больше патрулирования во всё более враждебной Нейтральной Зоне, никаких дипломатических миссий, никаких столкновений с разъярённым клингонами, никаких стычек с ромуланцами. Никаких больше странно негостеприимных новых планет, изо всех сил пытающихся их убить. Никаких больше красных тревог посреди ночи и никаких бесконечных смен, проведённых в напряжении и готовности к бою. Никакого больше Джеймса Кирка, улыбающегося ему и целующего его, стоящего с ним плечо к плечу, когда они спускаются на планету, на которую ещё никто никогда не ступал. Эта мысль настолько чужда и греховна, что он моргает и может лишь сказать: – У меня нет желания менять свою должность. Она наблюдает за ним и, наконец, кивает. – Тогда мы останемся на «Энтерпрайз». – Ты бы пожертвовала своей карьерой ради меня? – Я – главный офицер связи на ЮСС «Энтерпрайз», – едко говорит Нийота. – Это не мелкая должность. Спок моргает, а она вздыхает, смягчаясь. – Ты обдумаешь моё предложение? Я понимаю, что ты не желаешь заключать узы, пока что. Я могу это принять. – Да, – мягко произносит он, прежде чем она успевать продолжить свою речь, и он чувствует, как покрывается румянцем, когда её рот изумлённо открывается, а её глаза широко распахиваются. – Да, Нийота, я женюсь на тебе. ***** Он ничего не рассказывает Кирку. Позже, когда на него надавят, он уже не сможет предоставить логичную причину, по которой он не рассказал Кирку. Как своему командиру и как другу, он должен был это рассказать. Но он этого не делает, и они возвращаются на «Энтерпрайз», как будто ничего не изменилось, как будто они не собираются пожениться по завершении этой пятилетней миссии. Нийота – скрытная натура, и какое-то время всё остаётся лишь между ними, и об этом говорят лишь понимающие взгляды и секретная улыбка, которая играет на её губах даже на мостике. Ничего не меняется. И теперь ничего не изменится. Он женится на ней, и они будут продолжать так же, как и было в течение многих лет. – Мистер Спок, если можно, я хотел бы перекинуться с Вами парой слов, – говорит Кирк, и это не вызывает у него беспокойства. Лишь в турболифте, когда Кирк стоит так неподвижно и отстранённо, Спок осознаёт, что что-то не так. Кирк ждёт, пока они не оказываются в переговорной комнате, а дверь за ними не закрывается, и стол между ними – как слабый щит. – Слыхал интересную сплетню о том, что вы поделывали на Новом Вулкане, – небрежно говорит Кирк, и Спок внезапно понимает. Кирк всматривается в него яркими и обиженными глазами, и когда это могло произойти? Когда он привык видеть боль в этом мужчине, которого он любит? Когда он успел влюбиться в него? – Скажи мне, что это неправда, – говорит Кирк. – Скажи мне, что ты не женишься на ней. – Джеймс, – начинает он, но затем сбивается, потому что не в состоянии продолжать, не может лгать и не может заставить себя признать правду. На мгновение, на кратную вечность, он убеждает себя самого в том, что может получить всё. Что сможет сохранить всё это – Кирка и Нийоту, и жить со всем этим где-то посередине между ними. – Ты это сделал, – выдыхает Кирк, неловко отступая на шаг, а Спок делает полшага вперёд и тянется к нему. – Ты женишься на ней, даже при том… Господи, Спок, ты собираешься хотя бы рассказать ей о том, что мы трахаемся вот уже три года? Ты собираешься рассказать ей об этой грёбанной штуковине у меня в голове, о которой ты не желаешь говорить даже со мной? Ты собираешься жениться на ней и завести маленьких вулканских младенцев, и оставить меня на заднем плане, ведь я достаточно хорош, чтобы трахаться, но не для того, чтобы жениться. Чтобы быть со мной. – Ты знаешь, что это неправда, – огрызается Спок, внезапно охваченный яростью. – Я ни хрена не знаю, – выплёвывает Кирк. – За исключением того, что ты изменил наши планы, и ты вернулся помолвленным, и трахал меня, но даже не набрался смелости сказать мне, что ты на ней женишься, – неожиданно он резко опускается, а затем: – Ты вообще обо мне подумал? – Я всегда думаю о тебе, – отвечает он простой правдой. – А о ней? – требовательно спрашивает Кирк. – Когда ты думаешь о ней? Когда ты просыпаешься и понимаешь, что не можешь сделать этого со мной? Спок по-прежнему молчалив. Напряжён от потребности объяснить, слова закупорены внутри и душат его. – Если ты на ней женишься, Спок, то между нами всё кончено. Ты не можешь трахать меня и возвращаться к ней вечно. Раздаётся какой-то звук, тихий, но врезающийся глубоко, и глаза Кирка широко раскрываются, а лицо бледнеет. Спок знает. Он знает ещё до того, как оборачивается. Он знает, и он не хочет предстать перед лицом всего этого. На мгновение они застывают, а сердце замирает на бесконечность. Затем он оборачивается и видит её, её лицо – прекрасное, искажённое и яростное. Она уходит, не говоря ни слова. Кирк следует за ней. ***** Это другое. Понимаешь? Это правильно. Эти слова произнесены искренне, хриплым от криков голосом, и он хочет. Он хочет. Он не знает, чего именно хочет и почему, но знает лишь то, что болен этим, этой тревожностью, которая проползла под его кожу, толкается в него, заставляет его стремиться взять. Пайк наблюдает за ним усталыми голубыми глазами. – Она не… Это другое. – Она – Ваша жена, – говорит Спок. Он произнёс это двадцать три раза с тех пор, как Пайк ворвался в крошечную квартиру Спока, где он так часто бывал, где он трахал Спока, где все воспоминания о них, собранные вместе, вдавлены в каждую поверхность. Ему хочется уйти отсюда. – Она моя жена. Но, Спок, она живёт в космосе. А ты здесь, со мной. – Она была Вашим первым офицером. – Была, – повторяет Пайк. – Теперь это ты. Только ты. – Это неправильно, – говорит Спок, и Пайк бросается вперёд, нарушает его личное пространство, целует его грубо и жёстко. И тогда всё происходит очень быстро. Они целуются, и он отчаянно нуждается в этом, отчаянно нуждается в губах Пайка, сосёт его язык, падает на колени и голодно берёт в рот его член. Он всхлипывает, когда Пайк толкает его на спину и раздевает, дразня. Он впивается ногтями, клеймит засосом кожу Пайка, жёстко прикусывает его сосок, и, если это и беспокоит старшего мужчину, он ничего не говорит. Он ничего не прекращает. Он улыбается в рот Спока, когда толкается внутрь, и Спок выгибается, а безутешные рыдания вырываются из его горла, а между их телами образуется влажное пятно. – Это другое. Понимаешь? Это правильно. В то время как Пайк вбивается в него, вжимая нежные поцелуи в его губы, Спок кончает первым и думает: нелогично. Это неправильно. Мы неправильные. ***** Весь экипаж знает, что что-то не так. Спок существует в пузыре тишины, быстро отведённых глаз и сердитых взглядов. Нийота отказывается с ним разговаривать. Она переводится из альфа-смены на три дня, прежде чем Кирк говорит с ней, и Спок желал бы знать, что было сказано между ними. Он желал бы вернуться назад, к тому моменту, когда сказал Кирку, что берёт увольнительную, к тому моменту, когда всё только начинало рушиться. Ему хотелось бы вернуться в то время, когда всё было хорошо, а он верил, что сможет сохранить всё это. Она возвращается в альфа-смену и сидит на своём рабочем месте с прямой спиной, профессионал в чистом виде, её голос холодный и чёткий, когда она излагает то, что слышит, когда её руки движутся по консоли, когда смена подходит к концу. Он хотел бы поговорить с ней. Хотел бы поговорить с Кирком. Но предостерегающий взгляд из центрального кресла удерживает его на месте, и его рот закрыт вместе со всеми вопросами, которые он хотел бы задать. После смены Нийота не пытается его избегать. Она целеустремлённо шагает, а её длинный конский хвост качается, как маятник, уводя его с мостика в её тихую каюту, и он переживает мгновение невыносимого страдания, желая, чтобы они могли оказаться где угодно, но не здесь. Переговорная комната или научные лаборатории, лаборатории связи, транспортаторная комната, любое из тысячи мест на корабле, любое место, которое не здесь, где они были так счастливы когда-то. На мгновение он как будто на несколько лет моложе, за галактику отсюда, в крошечной квартире в Сан-Франциско, и Пайк там с ним. – Как долго? – спрашивает Ухура, расстёгивая молнию на платье. Оно лужей собирается у её ног, и она садится на кровать, где он столько раз её трахал, где он лежал в её объятиях и счастливый погружался в сон. Он не хочет, чтобы это тоже было запятнано. – Два года, одиннадцать месяцев и двадцать восемь дней. Нечто вроде шока отражается на её лице, прежде чем смывается горечью. – И поэтому вы должны были встретиться через два дня? Отпраздновать вашу годовщину? Слова насмешливые и обиженные, и ему приходит в голову, что Джим, вероятно, действительно лелеял это намерение, когда просил о встрече со Споком после альфа-смены через два дня. Коварный человек. – Ты бы когда-нибудь рассказал мне? Или ты бы женился на мне и позволил мне оставаться дурой, грёбанным посмешищем всего Флота? – Никто не знает, – возражает Спок. – Все знают, – кричит Ухура настолько внезапно, что он вздрагивает. – Весь экипаж знает о том, что он тебя любит, и что ты… Боже, Спок. Как ты мог? Если ты не хочешь меня, просто, блядь, скажи это. – Я действительно хочу тебя, – озадаченно произносит он. Потому что в этом он чрезвычайно уверен. Он не понимает, как она могла сомневаться в этом. Сомневаться в нём. Нийота пялится на него широко раскрытыми глазами, наполненными чем-то, чего он никогда ранее в ней не видел. – Ты несчастный ублюдок, – шепчет она. – Ты даже не… Спок. Ты должен был знать, что я никогда этого не потерплю. Что я не желаю делиться тобой, только не с Джимом. В этом причина? Причина того, что он не рассказывал ей? – Это, – произносит он вместо того, чтобы хорошенько подумать, – другое. У нас всё по-другому. – Это не важно. – Нийота… Она вздрагивает и отстраняется. – Я думаю, тебе стоит уйти. Мне нужно… Мне нужно время, чтобы осознать, чего хочу я. Спок долго всматривается в неё, и её голос звучит устало. – Просто уходи, Спок. ***** – Просто уходи, Спок, – рычит Кирк, и Спок приподнимает бровь. Капитан вот уже сорок семь минут избивает одну и ту же боксёрскую грушу, а перед этим он час бегал. С него капает пот, его красные спортивные штаны прилипают к мускулистым ногам и округлым выпуклостям задницы, на которой Спок оставлял свои укусы. Его грудь влажная и блестящая, и он выглядит до неприличия привлекательным, и Споку ужасно хочется сорвать с него штаны и втрахать в стену, растянуть его пальцами и языком, пока тот будет извиваться и материться, и чтобы все это увидели. – Отрицательно, – спокойно произносит Спок, игнорируя тягу заявить свои права на него. – Ты меня избегаешь. – Тогда пойми этот грёбанный намёк, – огрызается Кирк. Когда Кирк отворачивается, Спок подходит ближе и перехватывает его. Кирк бросается вперёд, отшвыривая Спока. В этом нет никакого искусства, никакого смысла, одна лишь ярость и размахивание конечностями, от которых он мог бы с лёгкостью уклониться. Синяк на лице Кирка, маленький, высоко на щеке, бросается ему в глаза, и он пристально смотрит на него, пока Кирк его избивает, а он принимает бешеную ярость, и вспышки обиды, и вопрос «почему?», и «люблю тебя хочу тебя ненавижу тебя». Каждое касание швыряло в него всю ярость и обиду Кирка и, о, вот оно. И именно это его ломает, толкает вниз, на колени, задыхающегося; это то, что заставляет его дрожать, когда резкий голос МакКоя прорезает комнату, и когда доктор оттаскивает Кирка назад, подальше от Спока. – Держись от меня подальше, – задыхаясь бормочет Кирк в плечо доктора, который прижимает молодого человека к себе, и Спок ощущает знакомую тошнотворную пульсацию гневной ревности, прежде чем вспоминает, что ему не позволено это испытывать. Не сейчас. Не здесь. – Держись от меня подальше. ***** Держись подальше от нас обоих. Пайк вглядывался в него, и в голубых глазах был блеск, улыбка и почему-то удивление, когда Спок стоял в своём кабинете, а стол между ними служил профессиональным буфером. Он разгладил на себе чёрную форму преподавателя и наблюдал за тем, как Пайк отслеживает это движение. Прошлой ночью Нийота Ухура поцеловала его, и её губы были нежными, а руки – прохладными, когда она обнимала его так, как будто он был хрупким и драгоценным, и шептала: Мне так жаль, Спок. Мне так жаль. Он подумал, что это нелогично. Он хотел ей это сказать. Нужно было ей сказать. – Спок, будь благоразумен. – Капитан, – произнёс Спок резким и холодным голосом. – Отношения между нами неподобающи и неуместны. Ваша жена… – Нет, я же сказал тебе. Это не имеет значения. У нас всё по-другому. Хуже всего было то, что он хотел, чтобы так и было. Хотел держать Нийоту в своей постели, нежную и тёплую, и Пайка – прижимающимся к его спине, яростного и жёсткого, оставляющего укусы и проклятья на его коже. И какое-то время он позволял себе верить, что это возможно. Он принадлежал Пайку, прекрасному капитану, который улыбался, хладнокровный и логичный, рядом с ним. Однако. Она не искала его. Они шли в противоположных направлениях, и она улыбнулась ему той же холодной, безличной улыбкой, которой одарила при первой встрече, и сказала: – Коммандер Спок. Ваши личные отношения с моим мужем – с этого момента они прекратятся. – Капитан? – произнёс Спок, вздрогнув. – Держись от него подальше, – ответила она, отступая. – Держись подальше от нас обоих. Когда она уходила, он смотрел ей вслед и на этот раз совершенно ни о чём не думал. ***** Звонок в дверь отвлекает его от падда, на который он смотрит, нахмурившись. Он ёрзает и откликается: – Входите. Нийота одета в чёрные брюки, которые облегают её длинные ноги, и открытую блузку, которая струится, и развевается, и обтекает, заставляя её казаться почти обнажённой. На мгновение ему кажется, что она пришла сюда с улыбкой и поцелуем, чтобы позвать его назад в свою постель. Затем она толкает пакет через его стол, повергая в хаос его аккуратно упорядоченные стопки паддов и его мысли, и говорит: – Вот. Ты оставил кое-какие вещи в моей каюте. Он не заглядывает в пакет. Не нужно заглядывать, чтобы и так знать, что там находится печатная копия «Алисы в Стране Чудес», и курильница для благовоний, и свитер, который ему связала мать, и который Нийота любила надевать во время чтения, и несколько смен одежды, и её ожерелье. Все драгоценные частицы его самого, которые он доверил её заботе, небрежно брошены обратно ему на колени. – Нийота, – говорит он, и она вздыхает. – Я понимаю, что ты его любишь и никогда не собирался так поступать. Он… Он сказал мне, что никто из вас этого не планировал. Но, Спок… Три года. В какой-то момент ты должен был понять, что то, что вы делаете, неправильно. – Я не мог выбирать между вами. Её улыбка становится печальной, душераздирающей. – Но ты выбрал. У него перехватывает дыхание, и он совершенно неподвижен. – Когда ты выбрал поцеловать его, и любить его, и трахать его. Когда ты выбрал «Энтерпрайз», а не карьеру со мной. Ты выбрал его, – её голова склоняется. – Он – причина того, что ты никогда не вступал со мной в мелдинг? Почему вы не хотите заключить узы? Он безмолвен, и в её глазах мелькает что-то очень грустное. – Ты любишь меня, Спок. Я это знаю. Я ashayam. Но Джим… – она качает головой. – Джим – t’hy’la. Я не могу с этим конкурировать. Мне даже не стоило пытаться. Когда она его целует, это на вкус как пепел, и прощание, и сожаление. Он стоит там, где она его оставила, очень-очень долго, а корабль скользит сквозь темноту. ***** Это так странно – быть отделённым. Он привык к этому, будучи ребёнком на Вулкане, довольствуясь тем, что был сам по себе со своей работой и своими книгами, в обществе лишь И-Чайя; в тихом доме своих семейных уз, который был для него центром мирозданья. Но Академия научила его ценить товарищеские отношения. Пайк приучал его к этому каждым своим жёстким поцелуем и томным прикосновением. Нийота и Кирк были настолько неотъемлемой частью его жизни, что расстояние между ним и ими обоими теперь ощущается болью. Это подобно наказанию, но он не может заставить себя рассердиться. Он заслужил их гнев, их отстранённость, это болезненное наказание, которое жалит его кожу и заставляет его мучительно тянуться к ним. Он удивлён и преисполнен надежд, когда Нийота не переводится с «Энтерпрайз», но он не спрашивает об этом, а Кирк не предоставляет никакой информации. Она, как и всегда, остаётся идеальным офицером, но теперь далёкая, отчуждённая. Спок обнаруживает, что он скучает по её обществу – больше, чем по её тёплой постели и прохладным поцелуям; больше, чем по блеску в её глазах, когда он двигался внутри неё; больше, чем по её рукам, вцепившимся в его волосы. Он скучает по её нежному присутствию рядом, когда она читала и бормотала слова на дюжине разных языков; по ярким раскатам её смеха, когда она танцевала со Скотти, а он наблюдал; по острой логичности её аргументов, когда он был с нею не согласен. Он скучает не только по любовнице, но и по другу. Он отправляет ей сообщение на коммуникатор после особенно изнурительной миссии, в которой квалификация Нийоты и её непревзойдённый талант разбираться в языке тел, в словах и в политике привели ещё одну планету в лоно Федерации. Он отправляет ей сообщение, потому что у него нет больше права подойти к ней, и потому что он больше не может молчать. Мне очень жаль. Он ждёт ответа час. День. Неделю. Две. И тот приходит, лишь когда он оказывается в медотсеке после очередной неудачно выполненной миссии, в результате которой полученные ранения настолько нелепы, что он задаётся вопросом – как это объяснить Звёздному флоту? Опять. Его падд издаёт тихий звук, и МакКой хмурится в его сторону, что Спок откровенно игнорирует, когда просматривает сообщение. Это от Нийоты. Мне тоже. Он закрывает глаза и впервые за несколько месяцев может дышать. ***** – Мы разрушили это? Спок ёрзает, и бёдра Кирка приподнимаются, из его горла вырывается низкий стон. Спок знает, о чём тот спрашивает, в чём тот хочет удостовериться, но он не может. Не может заставить себя солгать и не может заставить себя сказать правду. Спок тянется к пси-точкам, и Кирк поскуливает, наклоняя голову и инстинктивно давая то, что требует Спок. Его разум открывается, как сон, – лениво заманчивый, нелогично прекрасный, непостижимый для понимания. И Спока непреодолимо тянет к себе слабая и знакомая связь, наполовину сформировавшиеся узы, которые он никогда не планировал устанавливать, и которым никогда не мог сопротивляться. Они сверкают золотом и чернотой, чем-то гнилым и неправильным в них – недоверием, которое он туда вложил. – Мы разрушили это? Спок прижимает его ближе, а Кирк подаёт свои бёдра вперёд, и слёзы скользят между пальцами Спока, пока он пытается поверить, что он это не разрушил. Что он сможет сохранить это, если не что-то ещё. ***** Ты счастлив? Ты выглядишь счастливым. Пайк улыбается, и это горькая, грустная, разбитая улыбка. Позади них протянулась Мемориальная стена Битвы за Вулкан, длинная, мрачная и красивая. Кирк и Нийота отходят от него, но они колеблются так же, как и он, задерживаясь, чтобы сдержанно улыбнуться Пайку. Он всё ещё в инвалидном кресле, его глаза покраснели, и Спок понимает. Капитан Уна была на ЮСС «Фарагут». – Можно мне отойти на минуту? – спрашивает Спок, и Кирк кивает, отступая прочь, в то время как Нийота быстро проводит пальцем по ладони Спока, прежде чем последовать за ним. – Ты выглядишь счастливым, Спок, – говорит Пайк. Его планета погибла. Его мать мертва. Его наречённая среди пропавших без вести, а на его падд пришло сообщение от брата, с которым он не разговаривал уже десять лет. Но между Кирком и Нийотой он иногда чувствует себя счастливым. Иногда потери не выворачивают его наизнанку. Ему хочется сказать: Да. И: Спасибо. И: Мне очень жаль. Ему хочется прошептать: Я люблю тебя и Мой. Вместо этого он склоняет голову и просто говорит: – Полагаю, что да. ***** Это требует времени. Больше времени, чем он считал возможным. Проходят месяцы, прежде чем Кирк тянется к нему, и ещё больше, прежде чем он не вздрагивает, когда Спок тянется в ответ. В первый раз, когда он целует Спока на глазах у экипажа, Спок дрожит от ужаса и ярости. А Кирк сияет золотом, невозможно живой, а его рубашка разорвана и вся в грязи. Этот поцелуй на вкус – как свет звёзд и надежда. После этого вокруг шепчутся, но уже меньше. Все затихают каждый раз, когда Кирк улыбается и тянется к Споку на мостике или в комнате отдыха, над ужином, на который хмуро пялится МакКой. Иногда Спок замечает, что Нийота грустно наблюдает за ними. Она просит перевод, и Кирк беседует с ней. Он никогда не рассказывает Споку о том, что было сказано, но после этого она остаётся. Иногда он наблюдает за Кирком и задаётся вопросом, куда тот идёт, когда его нет в объятиях Спока. Иногда он ощущает тот же страх в Джеймсе. Но узы на месте, тихие и слабые. И Спок позволяет себе поверить, что он сможет это сохранить. И что этого достаточно. Когда Кирк спит в его объятиях, вцепившись руками в тунику Спока, когда он выдыхает Спок и притягивается ближе – Спок позволяет этому быть правдой. И этого достаточно.