Cold bones, yeah that's my love (Мертвые кости, да, это моя любовь,) He hides away, like a ghost (Он скрывается как призрак,) Does he know that we bleed the same? (Знает ли он, что мы скорбим точно так же?) Don't wanna cry but I break that way (Не хочу плакать, но я так тоскую,)
Вновь победа. И вновь за цыплятами Чарльза, именуемыми себя Людьми Икс. Пока никто не видит, Эрик сплевывает в сторону. Кровь. И крошечные, еле заметные лепестки. Белоснежные и фиолетовые. Акация и глоксиния*. Не обращает на это внимание, считая какой-то глупостью. Или, вероятнее всего, померещилось. Скорее всего. Возобновление школы далось с трудом. Эрика минимум трижды, максимум раз восемь, настигал приступ. Точнее, он просто начинал задыхаться, и выплевывал несколько миллилитров крови с лепестками на землю. Не особо было заметно, все сливалось с ясной травой. Режущее ощущение все чаще и чаще становилось его спутником, пока он находился здесь. Особенно если в нескольких метрах был Чарльз. Эрик тихо вздыхает, опирается рукой на подлокотник кресла, пока что-то продолжало терзать изнутри. Боль терпима, бывало и похуже. Хрипло сопит, вытирает ладонью уголок рта, и видит в кровавой смеси все те же белые и фиолетовые лепестки. Эрик лишь взглядом передвигает шахматную фигуру, долгое время не поднимая взгляда на Чарльза. Тот, видимо, ничего не подозревает, и уверенно думает над следующим ходом. И всю тихую идиллию в комнате прерывает глухой краткий кашель, который Эрик всячески пытается скрыть, закрывая рот кулаком. И, раскрыв ладонь, видит кровь, и опять это гребаные лепестки. Так вот почему у него весь день болит горло. И не только. – Все в порядке, друг мой? – Все прекрасно, Чарльз. Нет повода для беспокойства, – лукаво улыбается Эрик, испод лба смотря на телепата, слабо хмыкая. Чарльз не верит, судя по взгляду, но лишних вопросов не задает. Ему и не стоит знать, начнет еще лекции читать. В один вечер Эрик просто не выходит. Сидит у себя, перебирает письма, бумага которых местами успела от возраста пожелтеть и стать более хрупкой. Линии по-прежнему были четкие, слова читаемые. Всё приятно пахло васильком. Мыслями уносило куда-то в поле. Бескрайное, всё укрытое этими цветами. Лишь однажды, поздним вечером, Питер обнаружил его по дороге к Хэнку, но промолчал об этом.Зря.
Чарльз имел плохое предчувствие, что что-то пойдет не так. Тревожность накатывала новой волной, стоило какой-то одной и той же мысли пройтись по линиям сознания. Он не мог понять какая, и всячески пытался ее уловить. Иногда он даже успел схватить ее за хвост, делая попытки прижать к себе, изучить. Но она, словно юркая змейка, стремительно выскальзывала из рук. И в темноте сознания, будучи тем единственным яркий лучом, постепенно угасала.I got a fear, oh in my blood (Страх, ох, в моей крови,)
Страх кидал в холодный пот на лбу и спине, и ничего не мог делать. Все приносило дичайший дискомфорт, и слезы иногда наворачивались сами на глаза, как ты не пытайся их удержать. Вечерний коридор, время отбоя у студентов. Хэнк расслаблено откинулся на кресло в лаборатории и протер свои очки, наслаждаясь тишиной и присутствием рядом Рэйвен, которая ходила меж столами и иногда невесомо касалась цветных колб, интересуясь что в них и для чего все это. Эрику не спалось, хотя силы были на исходе. Приступы стали чем-то привычным, хотя иногда блокаторы Хэнка были как раз тем, что нужно было. Особенно, когда он был в помещении не один. Единственным светом была луна, что заглядывала через окна. Бледно-голубой свет, и длинная тень от Эрика, что шел медленно, держа руки в карманах брюк. Ноги еле перебирали под весом всего тела, хоть и заметно исхудал за месяц. Слабость подползла к мозгу, боль подобралась выше. Цветы заполнили собою все, подобрались к дыхательным путям, и Эрик чудом успел наклониться к стене, мешком падая с грохотом на нее. В глазах все начало плыть, он не видел того, за (кого) что можно было зацепиться. Обреченно завалившись на землю, Леншерр пытался хватать ртом воздух, пока по телу царствовала дрожь. Острые края как будто проходили сквозь кожу и царапали, и казалось ему, что выглядит словно шиповый куст. Вдалеке, через стену, Чарльз услышал приглушенный удар в коридоре. И он хотел пройтись мыслями и узнать, что за студенты-полуночники гуляют в такое позднее время, и вспоминает, что сейчас он на ногах. Но что-то настолько тревожное вело туда, что Чарльз подрывается с дивана и выбегает в коридор, где видит дрожащего как будто от эпилепсии Эрика. Спотыкаясь, подбегает к нему и падает на колени, судорожно протягивает руки к голове и пытается привести в чувство. Голубые глаза, словно васильки, тонкой нитью привязали Эрика к Чарльзу, и он на последних силах улыбается, пока из губ стремительно льется кровь, большую часть которую занимают фиолетовые и белые лепестки. Из уст телепата срывается крик и мольба о помощи, на который прибегает Хэнк с Рэйвен, а следом и Джин, которая услышала громкую мысль о просьбе. Эрик тихо вздыхал, скорее хрипел через дыры в легких, пока лежал на руках Чарльз, а остальные в панике кружились вокруг.He was carried up into the clouds, high above (Он был унесен в облака, высоко над ними,) If you bleed I bleed the same (Если тебе больно, мне тоже.)
Пару дней спустя, и Чарльза до сих пор не узнать. Из окна его кабинета вид выходил на скромную аллею, в центре которой стояло, на первый взгляд, неприметное надгробье. И ему только от этого становилось плохо, до слез внутри.Cold sheets, but where's my love? (Остывшая постель, но где моя любовь?) I am searching high, I'm searching low in the night (Я искал везде, я искал даже ночью,) Does she know that we bleed the same? (Знает ли она, что нам так же больно?)
И потом он чувствовал то же, что и Эрик. Подбирающиеся к горлу цветы, мирно синего цвета. И эта смесь была более выразительной, чем у Эрика поначалу. Второе надгробье так же казалось неприметным. Хэнк на перерывах часто сидел на скамье рядом, что-то рассказывая или читая. Слова то и делали, что с трудом шли, прерываясь на всхлипы и слезы. В один день возле каждого камня появились ростки. А потом и вовсе проросли какие-то цветы. Лишь через время Хэнк присмотрелся и увидел: глоксиния с акацией и василек росли каждый на месте своего «хозяина», но амброзия и лаванда сплелись вместе, символизируя собой одно целое.Одно неразлучное целое.
Don't wanna cry but I break that way (Не хочу плакать, но я так тоскую,) Did she run away, did she run away, I don't know (Убежали ли она, убежала ли она? Я не знаю,) If she ran away, if she ran away, come back home (Если она убежала, если она убежала, пусть вернётся домой,) Just come home (Просто придёт домой.)