***
Вертолет, заполненный ребятами, радующимися внезапному отдыху, наконец оторвался от земли, взмыл над школой и полетел вдаль. Тсуна стоял на крыше правого корпуса и смотрел ему вслед со смесью обиды и досады. Ребята улетели, оставив его тут. Они будут веселиться на своем «лечении» в Мафияленде, а ему предстоит отстраивать школу, которую разрушил Хибари, и Хибари же его убьет, если он не справиться с работой. А главное, никто даже не почесался, когда он сказал, что у него пропало пламя. Даже когда он напомнил о том, что убил Бьякурана. Тсуна заставил себя задержать дыхание и выдохнуть. Может, из-за этого его и не взяли. И потом, не убьют же его в самом деле, если он не справится с тем, с чем в теории невозможно справиться. А до того, как ребята вернутся, он сам сможет здесь прекрасно отдохнуть. Воодушевившись, Тсуна направился к выходу с крыши.***
Тсуна решил отдыхать по давно зарекомендовавшей себя схеме, которую он сам, не стесняясь, называл прокрастинацией. Нана не знала этого умного слова, так что оно служило хорошей отговоркой на случаи, когда парнишка часами медитировал на кровати, читая мангу, а мама спрашивала, чем он занят и как там уроки. Услышав фразу «мама, не мешай, я прокрастинирую», Нана издавала озадаченное «хо…», кивала и оставляла сына в покое. Судя по тому, что отговорка работала без перебоев по сей день, женщина так и не удосужилась посмотреть в словаре значение слова «прокрастинация». Тсуна не удивлялся — мама никогда не обращала ни на что внимания и часто забывала вещи. Для качественного сеанса прокрастинации требовалось произвести кое-какую подготовку. Первым делом Тсуна решил обследовать столовую на предмет съестного. Та располагалась на первом этаже правого крыла и, судя по царящему пейзажу, была брошена аккурат в обеденное время. На косо сдвинутых столах — тарелки с закисшими от времени яствами, вокруг которых кружились мухи, на полу — опрокинутые стулья и пыль, налетевшая из раскрытых настежь дверей эвакуационного выхода. Прикрыв нос, Тсуна проскользнул на кухню. В результате краткой ревизии он обнаружил два десятка пачек с крекерами и столько же бутылок минеральной воды, запакованных в целлофан. Что ж, по крайней мере, от голода он тут не умрет. Прихватив бутылку и пару пачек с крекерами, Тсуна направился в библиотеку, располагавшуюся этажом выше. Там царил относительный порядок — библиотека не пользовалась особой популярностью у школьников, потому переворачивать комнату с ног на голову во время экстренной эвакуации было некому. К недовольству парнишки, на полках не обнаружилось манги, зато на стеллажах с иностранной литературой нашелся «Робинзон Крузо». Подумав, Тсуна взял книгу. В углу библиотеки располагался мягкий диванчик, удобно освещенный лучами солнца из не разбитого окна. Там парнишка удобно разлегся и погрузился в чтение, время от времени хрустя крекерами. Раздражающие тревоги и обиды отошли на второй план, уступив место приятному забвению. Семь часов спустя наступили сумерки. Заметив, что читать стало темно, Тсуна вышел из книжного транса, потянулся, размял затекшие конечности. Отыскав в потемках включатель, парнишка нажал на кнопку. Та щелкнула, не произведя никакого эффекта — библиотека по прежнему тонула в вечерней тьме. Тсуна пощелкал кнопкой еще несколько раз. Прошел в соседний кабинет и попытался включить свет там — также безрезультатно. — Ха-ах… По губам парнишки расползлась нервная улыбка. Похоже, во всей школе не было электричества. За спиной у Тсуны из оконной рамы осыпалось надтреснутое стекло. Внезапный звон заставил парнишку инстинктивно подпрыгнуть. Оглянувшись, он завидел темнеющий коридор с сорванными дверьми в класс, откуда выглядывали ножки опрокинутого стула. При свете дня школа вовсе не казалась такой… страшной. Тсуна нервно сглотнул, стер со лба выступившие капли холодного пота. В памяти разом всплыли все пройденные им слэшеры в школьном антураже — от классической «Вечеринки мертвых» до криво переведенных на японский «Белых дней». Возвращаться в библиотеку резко расхотелось. Расхотелось вообще находиться в этой школе. Тсуна и так никогда ее не любил — теперь это чувство умножилось многократно. Однако, надоедливый писк ошейника напоминал парнишке, что уйти он не сможет. Оставался вопрос — где ночевать? Помаявшись с минуту, Тсуна на цыпочках прошел на крышу. Там он выдохнул с ощутимым облегчением — запах затхлости и пыли, пропитавший помещения, сменился вечерней свежестью. Да и вид луны и только проступивших звезд оказался куда более умиротворяющим, чем мрачные, порушенные коридоры. Подложив руки под голову, Тсуна улегся на крыше, вскинув взгляд на расцветающее ночное небо. Но и тут парнишка радовался недолго. С каждой минутой вечерний воздух казался ему все холоднее. Руки под тонкой рубашкой покрылись гусиной кожей. Понемногу Тсуна начал зябнуть. Перекаты с бока на бок, попытки растереть замерзшие конечности и просто лежать без движения, в надежде задремать и тем самым прекратить свои мучения до утра, ничего не принесли. К времени, когда ночь полностью вступила в свои права, парнишка вышел из лежачего положения. Решительно, если он не хочет замерзнуть тут до смерти, ему придется зажечь свое пламя. В качестве хвороста Тсуна решил использовать вязанную жилетку, одетую на нем поверх рубашки. Сбросив вещь на пол, парнишка вскинул руку с кольцом Вонголы, представил, как по энерготокам к его руке стекается пламя, как оно концентрируется в камне и… Ничего. Тсуна закусил щеку изнутри, напружинился, попытался сконцентрироваться сильнее… Парнишка не мог точно определить, сколько времени он простоял с вытянутой рукой, но был вынужден опустить ее, когда от напряжения начало сводить мышцы. Не опустившись — упав на колени, он подобрал сброшенный жилет и заполз в него так, чтобы руки остались внутри — чтобы сохранить мизерные частички тепла. Как-то само собой получилось, что он свернулся в позу эмбриона — низкорослый даже среди сверстников, теперь он казался совсем маленьким. — Ха-ах. Я всегда рано сдаюсь. Зачем пытаться, если все равно ничего не получится? У меня закончились силы, так-что все честно… Да? Произнесенный вопрос остался без ответа. До этого дня Тсуна не раз размышлял, из-за чего он мог внезапно потерять пламя. Нет, для него это не было особой утратой, вроде возможности для бегуна очутиться в инвалидном кресле — парнишка толком не успел достаточно свыкнуться со своей фитчей, чтобы считать ее неотъемлемой частью себя и горевать из-за утраты. Куда больше его занимал ответ, который он получил, задавшись вопросом, за что он был лишен пламени. Проводником пламени Тсуны выступало кольцо Вонголы — артефакт, несущий в себе волю и сознание всех своих предыдущих владельцев — донов Вонголы, чьи души после смерти остались внутри кольца. Тсуна лично встретился с ними, когда во время подготовки к битве с Бьякураном кольцо переместило его в иллюзию, где «новенький» должен был пройти испытание. Души обещали сделать парнишку сильнее, если тот согласится защищать Вонголу любой ценой — самолично вырезать всех недругов вместе с их семьями, идти по головам и прочее в том же духе. Тсуна, искренне считавший себя пацифистом, ответствовал, что это не его методы — даже, ничтоже сумняшеся, заявил, что разрушит Вонголу, которая потрафляет подобному зверству. Души, однако, остались довольны — оказалось, что это была проверка и парнишка, выказав принципы хорошего дона, прошел ее. Сила, данная ему кольцом, сыграла решающую роль в борьбе с Мильфиоре. А потом Тсуна убил Бьякурана и его пламя просто пропало. Не надо было быть гением, чтобы понять, как такое вышло. Причиной предательства собственных принципов послужила то-ли смерть Юни, пожертвовавшей собой, чтобы восстановить уничтоженное Бьякураном звено Тринисетте, то-ли то, что Тсуна толком не придумал способа, как ему совладать с главой Мильфиоре, не прибегая к физической расправе. В самом деле, что еще он мог с ним поделать? Запереть в тюрьме?.. … Да, как вариант. В конце концов, именно для таких суперсильных маньяков был построен Вендикар. Парнишка съежился под порывом холодного ветра. У него были причины убить Бьякурана. Он был поражен смертью Юни, да и сам покойник, если так подумать, заслужил… Нет. Это все не более, чем отговорки. Правда в том, что Тсуна не смог исполнить данного обещания — за то и поплатился. Это был не первый раз, когда он не оправдывал возложенных на него ожиданий — как бы иначе он получил кличку «Никчемный Тсуна». Он должен был спасти всех, а в итоге стал убийцей. Не удивительно, что друзья бросили его. Время тянулось, как прилипшая к ботинку жвачка, а леденящий ветер то стихал, то завывал по новой. Вскоре, он вымел из головы парнишки и эти мысли. Тот лежал в дрянном полузабвении, лишенный то-ли сил, то-ли решимости пойти укрыться в стенах школы. В самом деле, смог бы он, привыкший спать с ночником, расслабиться внутри здания, напоминающего уровень хоррор-игры? Ему только и оставалось терпеть пронизывающий холод и надеяться, что вот-вот усталость победит и он сможет заснуть. Но сон не шел. Достигнув состояния, близкого к трансу, парнишка заметил, как небо над ним начало менять цвета. Он спит?.. Нет, у него начались галлюцинации?.. А. Утро. Солнце неспешно восходило над Намимори, заставляя небо розоветь в преддверии нового дня. В застывшем взгляде Тсуны отражались пока еще неяркие лучи. Морок не отпускал его, до того, как на улицах не показались первые прохожие, а по дорогам не заспешили машины, извещая о начале рабочего дня. В какой-то момент парнишка просто подскочил и с красными глазами — скорее от полыхающей в них решимости, чем от недосыпа — решительным шагом направился в библиотеку. Там он перетряхнул стеллажи с книгами, могущими иметь хоть какое-то отношение к электропроводке и монтажу. Спустя несколько часов перелистывания страниц, сопровождавшегося тихим бормотанием и напряженной мыслительной работой, Тсуна обнаружил материал, способный помочь делу. Нужные страницы были самым бесстыжим образом вырваны из книг и растолканы по карманам. Следующей остановкой стали кабинеты труда и физики, подсобные помещения и школьный сарай, где парнишка раздобыл все, что могло понадобиться ему для восстановления полетевшей проводки: паяльник, тестер напряжения, кабели, разнокалиберные кусачки-пассатижи-отвертки и прочее добро того же сорта. Приятной находкой оказался большой работающий фонарь, однако, не настроенный на компромиссы Тсуна не собирался довольствоваться этим. Обыскав школу, Тсуна обнаружил щиток, питающий правый корпус. Тот оказался расположен слишком близко к центральному зданию, подвергнувшемуся разрухе, и теперь, покореженный куском бетона, свалившимся с потолка, висел на рваных проводах, вылезших из стены. Не переменившись в лице, парнишка засучил рукава и принялся за работу. Час за часом он методично колдовал над деталями, которые любой человек с первого взгляда назвал бы неработоспособным хламом. В какой-то момент ему стало темно работать — это сгустились сумерки, сообщая о скором наступлении ночи. Тогда парнишка включил найденный им фонарь, установил его так, чтобы освещал рабочее место. Часы шли. Небо потемнело до черноты, по коридорам загулял сквозняк, образовавшийся от задувшего на улице ветра. Свет фонаря в пустом разрушенном здании создавал зловещие тени, но Тсуне не было до них никакого дела — его труд начал приносить первые плоды. Таким же незаметным для него стал приход утра. Обратив внимание, что в искусственном источнике освещения более нет нужды, парнишка потянулся выключить фонарь и, внезапно для самого себя, упал, ступив шаг. Поразмыслив над природой своей слабости, Тсуна запоздало понял, что не ел два дня. Пришлось оторваться, чтобы доползти до кухни и сжевать пачку крекеров. Кажется, он даже не почувствовал их вкуса. Так или иначе, перекус повлиял на него положительно — увлекшись работой, верно подходящей к завершению, парнишка начал на автомате напевать опенинги из аниме. Наконец, щиток был восстановлен. На вид он все еще напоминал металлолом, но в теории, должен был работать. Что подтвердилось в момент, когда Тсуна ради проверки включил свет в случайно выбранном классе. Вытянутые лампы на потолке залили помещение белесым светом, издавая слабое гудение. Удовлетворенный парнишка кивнул самому себе. Дело оставалось за малым — найти класс, меньше всего подвергшийся разрушениям, и обустроить его под себя. Такой обнаружился рядом с библиотекой — не грязно, ни одного выбитого стекла и даже не сломанная дверь — прощайте ветер и сквозняк. Финальным аккордом, парнишка сдвинул парты и стулья в угол, а на расчищенную площадку передвинул диванчик из библиотеки. Наконец, закрыв дверь в класс, он включил свет и довольно оглядел свое творение. Его собственный маленький идеальный мирок. Однако, когда Тсуна уже улегся на подушки и смежил веки в ожидании сна, его отдых прервала новая беда. С улицы послышался шум, перемежающийся с громкими выкриками. Тсуна сполз с диванчика и сонно уставился в окно. Источником звуков оказалась шайка субъектов в кожаных куртках, судя по всему, не поделивших ящик бутылок, напоминающий те, что хранились в складных помещениях алкомаркетов. Высокорослые лбы — Тсуна насчитал пятерых — яро переругивались, грозя друг другу битами. Парнишка смотрел на них отстранено, как зритель в кинозале. Наконец, амбалы убрали биты — похоже, конфликт был исчерпан. А потом они дружно направились к правому корпусу средней Нами. До осоловевшего без сна Тсуны происходящее дошло не сразу — парнишка продолжал наблюдение до того, как не увидел, что компания лезет в школу через разбитое окно. «Янки!» — осознание прогремело в голове, как гром среди ясного неба. Оттачиваемые годами инстинкты самосохранения заставили Тсуну метнуться с дивана, чтобы выключить свет и выбежать в коридор. Шумы и голоса, исходящие с нижних ярусов здания, становились все ближе и отчетливее. Похоже, вторженцы решили попировать на высоте. Парнишка затравленно озирался, судорожно размышляя, где ему спрятаться. Вниз хода нет — остается искать убежище в коридоре, где он стоит. Куда с наименьшей вероятностью завалится кутить компания людей с низким уровнем культурной просвещенности и явной нуждой в свободном пространстве? Еще не осознав ответа на этот вопрос, Тсуна метнулся в библиотеку и, свернувшись в калачик, притаился за стеллажом. Минуту спустя коридор заполнился гамом подоспевших гопников. — Серьезно, вот именно в этом окне был свет. — в каких-то пяти метрах от себя Тсуна услышал грубый бас. — Ты упоролся? Тут всю проводку должно было разворотить нахрен. — Сам посмотри! — парнишка услышал знакомые щелчки. — Работает! — Офигеть… О, а в этом классе, походу, кто-то живет. — Ага, — Тсуна услышал звук, будто что-то большое уронили на что-то мягкое, — мы живем. Гопники разразились одобрительными репликами, слившимися в гам, напоминающий визг стаи чаек у моря. Нехорошие предчувствия обуревали парнишку. Не выдержав, он осторожно выглянул из-за стеллажа, бросил взгляд за распахнутые библиотечные двери, откуда открывался вид на облюбованный им класс. Так и есть — белобрысый гопник бесстыдно завалился на его диванчик, тем временем как остальные сдвигали любовно складированные Тсуной парты, чтобы усесться поближе к лидеру. Скрывшись за стеллажом, Тсуна стиснул кулаки. Он ничего не сможет поделать. Остается только сидеть и ждать, когда янки накутятся и соизволят уйти — он же «Никчемный Тсуна», что он вообще может? Ему незачем напрягаться и переживать — это не первый раз, когда жизнь вытирает об него ноги. Он привык. Он потерпит. Всегда терпел! Надо лишь успокоиться, взять себя в руки и… — А ну выметайтесь из моего дома, вонючие ублюдки! А? Кто-то что-то сказал? — Че? — белобрысый янки выронил бутылку, уставившись на всклокоченного пацана, который только что возник в дверном проеме. Красные глаза, казалось, метали молнии, ноздри гневно раздувались, костяшки сжатых кулаков побелели от напряжения. — Через плечо! — схватив оставленную кем-то из гопников у двери биту, Тсуна, будто клюшкой для крикета, зарядил ею по ящику с выпивкой так, что тот, разбитый всмятку, отлетел на несколько метров. Гопники тупо взирали на происходящее — то, что к ним обратились в таком вызывающем тоне, было далеко не рядовым событием и требовало времени на осмысление. — Чего застыли, ничтожества? За десять лет так и не смогли закончить младшую школу и не понимаете предложений, в которых больше пяти кандзи? — Тсуне казалось, что у него вот-вот пойдет пена изо рта — настолько его распирала всепоглощающая, неконтролируемая злость. — Утырок! — бритый янки с рыком ринулся к парнишке. Остальные тоже пришли в себя и поспешили окружить смельчака, посмевшего портить им малину. Тсуна зарычал ничуть не тише янки — подпустив к себе противника, он увернулся от удара, нацеленного в голову, подпрыгнул и опустил биту прямо на бритую макушку. Издав булькающий звук, гопник плашмя растянулся на полу. — Вали его! — подоспевшие янки накинулись на парнишку толпой. Пользуясь своим маленьким ростом, Тсуна лавировал между противниками, умудрялся на ходу раздавать пинки под коленки и разить битой незащищенные места. Каким бы неловким не был парнишка от природы, тяжелые тренировки и недавняя война не прошли для него даром. Однако, усталость и численное превосходство янки взяли свое. В какой-то момент Тсуна зазевался и удар сапога пришелся ему прямо под ребра, выбив из легких воздух и отправив в полет на два метра. Окрыленные успехом янки сгрудились вокруг хватающего ртом воздух парнишки и принялись забивать скопом. Ярость все еще бушевала в Тсуне — он отчаянно пинался, кусался, цеплялся за щиколотки, пытался вывести из строя хотя бы одного из четверки, чтобы проскочить в открывшуюся брешь. Однако, удача так и не улыбнулась парнишке — удар биты пришелся по виску, оглушив, лишив возможности видеть и соображать. Оставшееся время гопники пинали не сопротивляющееся тельце до того, как то не стало походить на один сплошной синяк.***
— … может, это того, чересчур? Мы и так его отколошматили так, что родная мать не узнает. — Из-за этого утырка мы остались без бухла. Он сам отобрал у нас хлеб — значит, пускай он же станет зрелищем. — Ну ты завернул, аники… Хриплые, грубые голоса доносились до Тсуны, словно сквозь туман. Холодный ветер пробегал по коже, что-то тянуло его за ворот рубашки, так, что ноги волочились по гладкому полу. Парнишка приоткрыл распухшие веки — зрение было нечетким от стоящей в глазах слезно-слизистой пелены. Ощущения не обманули его — он находился на крыше. Судя по черному небу, с момента, когда он потерял сознание, прошло около часа. Ворот впился в шею, заставив парнишку задушено захрипеть — белобрысый глава гопников, тащивший его за рубашку, приподнял его, как котенка, на уровень своих глаз. — Оклемался, отличник? Вот и хорошо — никакого драйва нет, когда отправляешь летать спящее мясо. Только тут Тсуна заметил, что находится за оградительной сеткой, на самом краю школьной крыши. Белобрысый держал парнишку навесу, так, что тот завис над землей на высоте пяти этажей. Стоит гопнику отпустить его — и он полетит вниз, станет узором на асфальте. Четверо янки, включая того, которого Тсуна приложил битой, ржали, глядя на удерживаемого за шкирку парнишку, которого их главарь собирался отправить «полетать». Тсуна разглядывал их лица с какой-то отстраненной внимательностью. Молить о пощаде? Нет. Поиздеваются и сбросят. Отбиваться? Просто уронят. Обещать заплатить за свою жизнь? Чем? Есть ли вообще способ выбраться из этой ситуации живым? Пока Тсуна молча размышлял, белобрысому янки надоело держать его. — Короче, я его бросаю. Три, два… Парнишка, до этого висевший в чужих руках марионеткой с обрезанными нитками, мертвой хваткой вцепился в плечи белобрысого и, изогнувшись, с внезапной силой врезал ему ногами под дых. Товарищи главного янки не успели отреагировать на произошедшее. Издав хрип, белобрысый согнулся пополам от боли, так, что он, не выпускаемый Тсуной, накренился вперед, потеряв равновесие. Две фигуры — большая и маленькая — кувыркнувшись, полетели с крыши. Осознав произошедшее, белобрысый собирался заорать, но крик застрял у него в горле — так и не отцепившийся от него парнишка крутанулся с ним в воздухе, оседлав. Через несколько метров, янки должен будет плашмя упасть на землю, а недавняя жертва приземлится на него сверху, как на подушку. Тсуна сжимал плечи белобрысого с беспристрастным выражением лица. Он нашел способ, как ему выжить. — Йо, Вонгольский отброс! Приветствие, произнесенное голосом, больше напоминающим утробный звериный рев, прогремело откуда-то снизу, а затем летящих Тсуну и белобрысого поймали две огромных мохнатых руки. На ничего не выражавшем лице парнишки проступило удивление — его и янки спасла от падения огромная, говорящая горилла. Голос животного казался ему смутно знакомым. — Что это за забавная фигня только что была? Ты увлекся воздушной акробатикой? — горилла осклабилась и разъединила комок из Тсуны и гопника. Парнишка был усажен на одну из рук, тем временем как заголосивший белобрысый оказался во власти второй, подбрасывающей его, словно мяч. Ледяное выражение наконец-то сошло с лица Тсуны. Обмякнув от навалившегося облегчения, он выдавил дрожащую, жалкую улыбку. — Здравствуй… Кен.***
— Вот так вот, — перевоплотившийся в человека Кен захлопнул крышку на жестяном мусорном баке, внутрь которого был засунут хорошенько побитый бритоголовый гопник, — счастливого пути, ублюдки! Тсуна невольно сжался от грохота, с которым бак, пнутый оборотнем, вылетел за открытые ворота школы и покатился по дороге. Рядом распихивал оставшихся янки по бакам подоспевший вместе с Кеном безмолвный Чикуса. Воистину, Тсуна мог назвать произошедшее «чудесным спасением». Конечно, падение на белобрысого могло помочь парнишке сохранить кости в целости, но даже так, он как минимум остался бы оглушен, а на добивку могли подоспеть оставшиеся янки. К счастью, от контузии его спас Кен, а оставшуюся шушеру легко размотал Чикуса. — Мелкий, сюда! — оборотень поставил бак с белобрысым напротив школьных ворот. — М? — Тсуна нехотя приблизился. — Предоставляю тебе торжественное право! — Кен отошел, освободив парнишке пространство перед баком. Тсуна вздрогнул и отошел подальше. — Я… это… воздержусь. Оборотень разочарованно фыркнул. — Мех. Ну, как знаешь. — парнишка поспешно зажал уши, чтобы не быть оглушенным грохотом от очередного пинка по жестянке. — Савада-сан. — ровный голос, лишенный оттенка эмоций, прозвучал откуда-то сверху. Замученный Тсуна не знал, плакать ему или смеяться. Эмоциональное помутнение выступало для него, своего рода, анестезией, но теперь оно прошло, и вот опять он подскакивает и визжит от любого шороха. Чикуса, озадаченный реакцией парнишки, по-птичьи склонил голову набок. — Ч-чикуса-сан, не будь таким внезапным! Просьба была совершенно бессмысленной. Вечно безэмоциональный, мрачноватый на вид напарник Кена создавал бы пугающее впечатление даже без этой своей манеры беззвучно появляться и исчезать, словно призрак. — Хм. Хорошо. Савада-сан, ошейник у тебя на шее… — Э… Он станет биться током, если я уйду за пределы школы. Меня тут оставили… ремонтировать. Чикуса оглядел развалины, оставшиеся от средней Нами. К озадаченности на его лице прибавилось выражение недоверия. — Тебя оставили ремонтировать… это? — Ага… Но ты сам видишь, что тут уже ничего не поделать. Так что я просто живу тут. — Хреново, — закончивший с уборкой мусора Кен отвесил Тсуне увесистый хлопок по спине, — кстати, радуйся — теперь мы тоже будем тут жить. — Что? Это почему? — Тсуна недовольно уставился на оборотня, потирая ушибленную спину. — После драки с очкастым ублюдком из Мильфиоре, от Кокуё камня на камне не осталось, так что босс сказал, что теперь наша база будет здесь. — С чего Мукуро решил, что имеет какие-то права на Намимори, — проворчал Тсуна, отводя глаза. Безусловно, он был благодарен Кену и Чикусе за спасение, но делиться стратегическими запасами крекеров совсем не хотелось. Оборотень ухмыльнулся так, что показались развитые верхние клыки. — С того, что мы только что спасли босса местной катки из безвыходного дерьма. Скажешь нет? — Вообще то, — вмешался Чикуса, — в действительности, Савада-сан смог бы управиться сам. — Ха? — Кен с Тсуной разом уставились на парня. — Тот янки должен был смягчить падение Савады-сана, так что он смог бы спрятаться в школе и найти оружие. Положение оставшихся янки было бы проигрышным: во первых, в отличии от Савады-сана, они не знали территорию школы, во вторых, наверняка были бы дезориентированы смертью своего главы. Савада-сан мог бы подстеречь их и перебить по одному. На пару секунд воцарилось гробовое молчание. — Да нихрена подобного! — Кен возмущенно топнул ногой. — Этот соплежуй мухи не раздавит, а ты туда же — «перебить по одному»! Если бы он хотел убить этих ублюдков, то мог просто спалить их своим гига-мега-пламенем, но он — хренов пацифист, который позволит себя в унитазе замочить, но не даст сдачи! Тсуна обиженно глянул на оборотня. Такой уничижительной характеристики ему не давал даже Реборн. Чикуса тихо вздохнул — на безэмоциональном лице отразился оттенок разочарования. — Во первых, Савада-сан не пацифист. Во вторых, ты до сих пор не понял, что у него пропало пламя? — Чт… Как ты узнал? — Тсуна выглядел не менее ошарашенным, чем Кен. — У Савады-сана очень хорошо развит инстинкт самосохранения, так что, даже если бы он не осмелился дать отпор тем янки, оказавшись в смертельной опасности, он использовал бы пламя, чтобы улететь. Вместо этого он предпочел задействовать менее эффективный и более рискованный способ спасения. Савада-сан ни за что не пошел бы на такое, будь у него более надежный вариант. — Да даже если так! Соплежуй есть соплежуй, даже если бы он не разбился в лепешку, он бы просто зассал кого-то убить. — Кен упрямо не желал сдавать позиции. — Когда глава янки собирался сбросить Саваду-сана с крыши, — голос Чикусы звучал спокойно и уверенно, — Савада-сан ударил его, специально, чтобы, перевернувшись в воздухе, приземлиться на него при падении. Вспомни, в какой позе находились Савада-сан и янки, когда ты их поймал. Закончив свою маленькую речь, Чикуса развернулся на пятках и направился к школе, оставив застывших слушателей наедине. Кен надолго замолчал, нахмурив брови. Под задумчиво-суровым взглядом, которым он сверлил парнишку, последнему хотелось стать как можно более маленьким и незаметным. — Чтоб ты знал, мы все равно отсюда не уйдем. — засунув руки в карманы, оборотень размашисто зашагал к правому корпусу средней Нами. — П… Погодите! — Тсуна отмер и бросился за удаляющимися парнями. — Все совсем не так! Вы правда… К тому времени, как уставший и побитый парнишка наконец догнал Кена и Чикусу, те уже успели найти его «идеальный мирок». — Воу, выпивка! — унюхав запах алкоголя, оборотень воодушевленно подскочил к покореженному ящику. — Тут осталось четыре целых бутылки! Эй, маньячила! — Кен без обиняков обратился к запыхавшемуся Тсуне. — Тебя не порвет с сорока градусов? Задохнувшись от возмущения, Тсуна сжал кулаки. — Какой еще «маньячила»?! Я же сказал, вы все не так поняли! Я не хотел никого убивать! И в мыслях такого не было! — Ха? — Кен непонимающе воззрился на парнишку. — Мелкий, остынь. Мы вообще не те, кто станет тебя осуждать… — А вам и не за что! Я! Никого! Не! Убивал! — Савада-сан, — Чикуса старался говорить успокаивающе, пытаясь разрядить обстановку, — возможно ли, что ты так резко реагируешь из-за того, что недавно произошло между тобой и Бьякураном? — А что у них произошло? — спросил озадаченный Кен. — Савада-сан убил Бьякурана. На секунду в классе воцарилось молчание — оборотень взглянул на багрового то-ли от гнева, то-ли от стыда Тсуну так, будто видел впервые в жизни. — Он?! Сам?! — Победа была одержана общими усилиями, битва была довольно масштабная. Но прервал жизнь Бьякурана именно Савада-сан. — Хах! Ну даешь! — в тоне Кена возникли нотки восхищения. — За такое определенно надо выпить! Держи свою пинту, не-соплежуй! Оборотень протянул Тсуне бутылку, но тот, вместо того, чтобы взять, наотмашь ударил по ней ладонью. Бутылка упала на пол, разбилась с неприятным стеклянным звоном. Алкоголь растекся по полу, образовав под туфлями парнишки прозрачную лужу. — Я. Сказал. Что я. Никакой. Не. Маньячила. — казалось, будто каждое слово, что Тсуна цедил сквозь стиснутые зубы, было насквозь пропитано удушливым негодованием. — Случай с Бьякураном — особенный. Не говорите об этом, как о каком-то выигрыше в шахматы, черт вас побери! Я не такой, как вы! Рявкнув последнюю фразу, Тсуна топнул ногой, подняв брызги от растекшейся под ногами лужи. Три фигуры застыли в тишине класса. Повисшее напряжение пронзила телефонная трель, раздавшаяся из кармана парнишки. За проведенное в школьном заточении время, он напрочь забыл о том, что у него есть средство связи с внешним миром. Тсуна с запозданием поднес трубку к уху. — Да? — Привет, Тсуна! Как твое ничего? — Ямамото! — Тсуна искренне образовался, наконец услышав голос друга. — Как хорошо, что ты позвонил! Только что… — Дай-ка! — неожиданно, Кен самым наглым образом выхватил у Тсуны телефон. Губы его растянулись в ухмылке, не предвещающей ничего хорошего. — Йо, я — Кен, оборотень. Ты тот любитель сафари, который дал мне по башке бейсбольной битой, когда полез в Кокуё? — Джошима Кен? — голос Ямамото приобрел озадаченное выражение. — Каким ветром ты в Намимори? — Таким, что теперь мы с Чикусой живем в вашей школе, и тебя не касается, какое право мы на это имеем. — Кен ловко уклонялся от нападок возмущенно голосящего Тсуны, пытающегося отобрать телефон обратно. — Ликбез окончен, новость дня — сегодняшним вечером к вам в школу заявилась толпа головорезов-янки, но до того, как мы подоспели, ваш потухший босс уже почти грохнул одного из них! Этот Рэмбо и остальных бы собственноручно разделал под орех, но мы с Какипи добрые, помогли… — Дай сюда! — парнишка наконец выхватил телефон из рук оборотня. — Ямамото, он все врет! В смысле, на меня правда напали, но я никого не убивал! Мне было так страшно, что до сих пор коленки трясутся — точно умер бы, если бы не эти двое! Ха-хах, что с меня взять — я ведь «Никчемный Тсуна»! Неудачи так и сыплются! Может, это карма за то, что я… Бьякурана… того… — Ох, прости, Тсуна, — Ямамото перебил лепет парнишки, — сейчас будут запускать фейерверки, срочно нужна моя помощь! Извини, что так скоро отключаюсь, в любом случае, я рад, что у тебя все хорошо! До скорого! Когда прозвучал сигнал, означающий сброс вызова, Тсуна явственно ощутил, как ему дали метафорическую пощечину. Впрочем, довольно скоро потерянный вид сменился мрачной миной. Протопав к диванчику, парнишка завалился на него, повернувшись к парням спиной. — Делайте, что хотите. Я — спать. Парни выглядели по своему заинтригованными. Чикуса окинул Тсуну взглядом, исполненным антропологического интереса, Кен многозначительно крякнул. Переглянувшись, они не сговариваясь уселись на парты, прихватив бутылки с алкоголем. — Ла-а-адно, ты спи, а мы с Какипи будем пить и веселиться. — оборотень намеренно растягивал слова и старался говорить как можно громче. — Дети должны ложиться спать рано, да, Какипи? — Да. — без выражения подтвердил Чикуса. — У нас ровно три бутылки, но все выпьем мы с Какипи! Да, Какипи? — Да. — Круто, что мелкий — такой мелкий соплежуй, и пока мы будем пить его пинту, он будет скулить в тряпочку, как девчонка! Как думаешь, Какипи, может он и есть девчонка? — Не знаю. Провокация возымела эффект. Резко поднявшись с диванчика, Тсуна широкими шагами протопал к парням, выхватил одну из бутылок и сделал два огромных глотка. От разлившейся во рту горечи из красных глаз выступили слезы, но Тсуна мужественно стер их и уставился на Кена с Чикусой с мрачной решительностью. — Я не девчонка. — Оно и видно, — оборотень издевательски ухмыльнулся, — взгрустнул из-за того, что парень не заметил твою новую прическу? — Иди ты. — без огонька огрызнулся парнишка, делая очередной глоток. — Савада-сан, получается, я ошибся, когда предположил, каким образом ты мог спастись из ситуации, в которой мы тебя нашли? — осторожно спросил Чикуса, внимательно следя за реакцией Тсуны из-под стекол очков. — Конечно, черт возьми! Нельзя убивать людей! — Но Бьякуран… — Это… — Тсуна запнулся и замолчал на некоторое время. — Тогда я просто ошибся. Все началось с того, что я собирался решить дело мирным путем, но так и не смог придумать, как это сделать. Битвы шли одна за другой, у меня просто не было времени подумать! А потом получилось так, что я поддался эмоциям, когда Юни пожертвовала собой, а Бьякуран посмеялся над этим. Я обещал, что не стану кровавым боссом, а в итоге… Наверное, из-за этого ребята оставили меня тут. По мере того, как Тсуна опустошал бутылку с алкоголем, его язык развязывался все сильнее. Чикуса, казалось, забыл о своей порции выпивки — все его внимание было сосредоточено на парнишке. Он только и успевал вежливо кивать и иногда направлять производимый Тсуной речевой поток, когда тот отходил от темы. К моменту, когда алкоголь закончился, парнишка лежал грудью на парте, его кончик носа и щеки горели красным, а речь потеряла мало-мальскую связность, больше напоминая сонное бормотание. — Этот Бьякуран… Знали бы вы, как он меня достал! Мочишь его, а он рестается и рестается, будто у него бесконечная мана! Он даже наше последнее сражение затянул своей чертовой болтовней! А, нет, тогда болтал кто-то другой… Девочка… Как там ее… — Юни? — предположил Чикуса. — Точно, она… Блин, я задолбался быть здесь еще в тот день, когда только попал сюда… Чертово десятилетнее будущее… Я же уже все сделал, зачем продолжать держать меня тут? Хочу домой… Последнюю фразу Тсуна пьяно проныл, уткнувшись носом в парту. Чикуса сидел, уперев подбородок в сложенные в замок руки, и продолжал сверлить парнишку вдумчивым взглядом, будто делал какие-то мысленные выводы. Кен насмешливо хмыкнул и, спрыгнув с парты, потрепал засопевшего Тсуну по взлохмаченным волосам. — Эй, там! Уже спишь? А говорил, что не девчонка! Да тебя с одного понюхать вон как разнесло! Какипи, ты там что, тоже заснул? — Нет. — Чикуса отозвался, не взглянув на оборотня. — Похоже, я понял, зачем босс отправил нас сюда. — О. Кстати о боссе, — Кен вынул из-за пазухи маленькую черную коробочку, — совсем забыл, что он просил передать это мелкому. Как думаешь, можно открыть, если он все равно здесь? Не дожидаясь ответа, оборотень поднял крышку. Единым импульсом школу сотряс толчок, напоминающий скорее раскат грома, чем землетрясение. Над головами парней послышался хруст, эхом прокатившийся по пространству — верхние участки стен пошли трещинами. А затем свет в комнате погас — крыша всего правого корпуса оторвалась от здания, зависнув в воздухе. Коробочка выскочила из рук Кена, и, упав на пол, заметалась из стороны в сторону, сминаясь и разрываясь на части, будто какой-то невидимка вымещал на ней злость. — Твою мать! — Кен в пару движений сменил зубной протез и, на ходу обрастая мышцами и шерстью, сгреб Чикусу с Тсуной в охапку. Как раз вовремя — стены крошились, огромные куски бетона подобно метеоритам летали в произвольных направлениях, словно в бешеном, хаотичном танце. Звуки разрушений слились в единую какофонию из свиста и ударов бетона об бетон. Оборотень свернулся в меховой клубок, обезопасив свою живую ношу, части здания больно ранили его, налетая с разных сторон. Некоторое время, пока продолжался психокинетический кошмар, клубок метался, влекомый туда, куда толкали его скопления бетонных глыб. В какой-то момент все резко прекратилось — на секунду обломки, оставшиеся от школы, замерли в воздухе, а затем, поддавшись давлению гравитации, разом обрушились вниз, погребая под собой троих человек, имевших несчастье очутиться в самом эпицентре разрушения.***
Пробуждение оказалось не из приятных. Подняв саднящую от лежания на чем-то холодном и твердом голову, Тсуна почувствовал гул в ушах. Все тело невыносимо ломило, синяки, оставшиеся от побоев янки, неприятно ныли при малейшем движении. Окружающая тьма не отступила, стоило парнишке открыть глаза — в месте, где он находился, видимость не отличалась от таковой на дне закрытого колодца. С трудом удавалось вдохнуть от витающего в воздухе пыльного смога. Не удержавшись, Тсуна звучно чихнул. — О. Проснулся, Спящая Красавица? Чтоб ты знал, ты продрых два дня подряд! Мы с Какипи думали, что тебе дало по голове и ты вообще не проснешься! Тсуна повернулся по направлению к источнику гневного ворчания. — Кен? Что произошло? Где мы? — В заднице, вот где! Чертова школа обрушилась и теперь мы сидим на чем она раньше стояла. — База? Тсуна удивленно огляделся. Понемногу, его глаза начали привыкать к темноте и он различил полосатые столбы, удерживающие растрескавшийся потолок над ним и двумя парнями, стоящими поодаль. — Но погоди, как так получилось, что школа обрушилась? — Босс и его дурацкие розыгрыши, — прорычал оборотень, с размаху пиная лежащий на пути кусок бетона, — Нахрен было молчать про то, что та штука развалит в щепки здание, в котором ее откроешь? Где нам теперь жить?! Тсуна быстро потерял интерес к возмущениям Кена, обратив мысль в другое русло. Их завалило два дня назад. Все это время они провели тут — в заблокированном участке вышедшей из строя базы Вонголы, накрытые сверху тоннами бетона. Иллюзия, скрывающая разрушения школы, работает в штатном режиме, иначе им давно помогли бы люди, отправившиеся разгребать завал. Тсуна достал из кармана телефон. Как он и думал — нет связи. Напрашивался неутешительный вывод — помощи ждать неоткуда. — И… как нам отсюда выбраться? — Есть способ. — в темноте парнишка различил Чикусу, указывающего на потолок. — Днем я заметил, что из трещины в этом участке видно небо. Кен мог бы обрушить колонну под ним, тогда образуется дыра в потолке, через которую мы могли бы выйти. Однако, есть проблема… Во первых, здесь слишком высоко, чтобы допрыгнуть так. Во вторых, трещина в потолке проходит довольно далеко, из-за чего, стоит обрушить колонну, разойдется весь потолок, что есть над нами, и мы окажемся раздавлены. Но если бы Савада-сан мог взлететь вместе с нами наверх в момент, когда дыра только образуется… Тсуна буквально почувствовал направленный на себя пытливый взгляд двух пар глаз. Предложение, таящееся в рассуждениях Чикусы, ему совсем не нравилось. — Ха-хах, как жаль, что у меня пропало пламя! Похоже, нам придется посидеть тут еще, пока Реборн с ребятами не вернутся и не помогут нам! Кен смерил парнишку свирепым взглядом — Мелкий… — Погоди, Савада-сан, возможно, тебе просто не хватало мотивации зажечь свое пламя? — Чикуса старался звучать примирительно, но Тсуна все равно чувствовал нарастающее давление. — У меня было полно мотивации, но оно так и не появилось! Почему мы не можем просто подождать ребят? Что нам сделается? — Обезвоживание, вот что! Врубай свою мотивацию, или что там у тебя, иначе скоро нам придется жрать друг друга! — рявкнул Кен, прорвавшись к Тсуне и схватив его за грудки. Парнишка почувствовал, как его охватывает волна раздражения. Мало его били, унижали и испытывали на прочность в прошедшие дни? Сколько можно?! — Не хочу! — качнувшись навесу, Тсуна врезал ногой в живот оборотню и, когда тот его отпустил, кувыркнувшись, приземлился поодаль. — Я верю в своих друзей! Они придут и спасут нас! — Ты про тех друзей, которые бросили тебя тут без пламени и свалили развлекаться? — согнувшийся от удара Кен бросил на парнишку враждебный взгляд. — Окстись, им плевать на тебя! Вместо того, чтобы верить в этих дятлов, подумай о том, как включить свое долбанное пламя, чтобы выбраться отсюда! Ты ведь сам говорил, как тебе приспичило домой! Ты Бьякурана грохнул, только чтобы побыстрее свалить отсюда! Последняя фраза выбила Тсуну из колеи. Парнишка возмущенно хватал ртом воздух, не зная, как ему ответить на такую вопиющую наглость. — Что ты такое говоришь?! Я сражался, чтобы спасти Вонголу! Я убил Бьякурана, потому, что был в гневе из-за смерти Юни! — Ты был знаком с этой девкой полчаса и даже не сразу ее вспомнил, когда нажрался! А про то, как ты «не хочешь быть боссом Вонголы», ты не только друзьям, но и всем своим противникам прожужжал все уши! Лучше бы ты так старался врубить свое чертово пламя, как стараешься запудрить мозги самому себе! — Ты… Заткнись! — Что, правда глаза колит? — оборотень злорадно ухмыльнулся, глядя на то, как парнишку перекосило от гнева. К черту, этот придурок слишком далеко зашел! Тсуна бросился на Кена с кулаками. Оборотень изготовился, но прежде, чем он успел нанести упреждающий удар, юркий парнишка проскользнул под его ногами и, оказавшись за спиной противника, ударил с разворота. Кен пошатнулся, но сумел, выбросив ногу, пнуть Тсуну, опрокинув на землю. Парнишка вскинулся и, плюнув на все изученные им техники боя, с рыком кинулся на противника, вонзив зубы в голень. Кен, не стерпев подобной наглости, схватил парнишку за волосы и дернул, вырвав клок. Довольно скоро бой двух мастеров стал походить на свару бешеных котов. Чикуса наблюдал за дракой со стороны. Глубокая складка между бровями выдавала напряженную работу мысли. В какой-то момент лицо его просветлело и, сложив руки рупором, парень крикнул: — Савада-сан, ты ни в чем не виноват! У тебя не было выбора, ты должен был остановить Бьякурана! Остановленные окриком бойцы замерли на месте, прервав схватку. Тсуна уставился на Чикусу с непониманием и раздражением. — А это тут вообще причем?! Чикуса уверенно кивнул каким-то своим мыслям. — Как я и думал. Савада-сан, ты никак не отреагировал на эту фразу, когда ее сказал я, но очевидно, ты хотел услышать ее от своих друзей. Также очевидно, что никакой вины за то, что убил Бьякурана, ты не чувствуешь. Однако, ты пытаешься изображать перед друзьями раскаяние и создаешь видимость того, что ты — «Никчемный Тсуна» из тех времен, когда они только присоединились к тебе. Не расскажешь, зачем ты так делаешь? Понимание проступило в разуме Тсуны, но, возмутившись до глубины души, он поспешно отмел его. — Понятия не имею, о чем ты говоришь! Кен наконец понял, куда клонит Чикуса. — Эй, мелкий. Парень с тонфа пошел в мафию, чтобы подраться с кем-то сильным. Мечник хочет развивать свой «Шигуре соэн рю». Чего хочет Дымовая Бомба, я до сих пор не понимаю, наверное ударился головой, вот и бегает за тобой. В любом случае, пока ты будешь давать им привилегии Вонголы, эти паразиты от тебя никуда не сбегут. — Савада-сан, Кен пытается сказать, что ребята пошли не за тобой, а за возможностями, которые твое положение может им дать. Они не отвернутся от тебя, если ты изменишь образу вынужденного пацифиста и кого-нибудь убьешь. Твоя личность не имеет для них значения, так-что ты можешь вести себя так, как хочешь. Слова Кена и Чикусы безжалостными кольями втыкались в привычный, уютный шаблон, которым жил и мыслил Тсуна. Затаенное чувство обиды и несправедливости душило, рвалось наружу. Сглотнув подступившую к горлу горечь, парнишка сделал последний яростный рывок в попытке защитить свой рушащийся идеальный мирок: — Да что вы вообще понимаете?! Я был одиноким лузером, до того, как ребята появились! Все дразнили меня «Никчемным»! А теперь я никогда не обедаю один! Киоко-чан обратила на меня внимание! Мы друзья! Кен, встав перед колонной, которая, по предположению Чикусы, могла открыть им путь к спасению, с вызовом, но без особого веселья усмехнулся: — Ты сам только что вместо качеств описал их выгоду для себя. А вообще, я понимаю пацанов — нахрен сближаться с неудачником, который сам не знает, чего хочет? Слова оборотня стали последней каплей. — Я не неудачник! — гнев, идущий из самого сердца, пробудил не метафорический, а вполне осязаемый жар. Ступни и сжатые кулаки Тсуны воспылали вырвавшимися из-под кожи языками пламени. Во лбу вспыхнул чистый, рыжий огонек, напоминающий королевскую тиару. Свет, исходящий от огня, окутавшего парнишку, осветил завалы, заставил парней рядом прищуриться. Распаленный, пылающий от бушующих внутри эмоций, Тсуна со сверхъестественной скоростью метнулся к Кену, занеся обуянный пламенем, налившийся нечеловеческой силой кулак. Оборотню удалось вовремя отскочить — кулак парнишки впечатался в колонну. Бетон пошел трещинами и разлетелся, будто его взорвали изнутри. Потерявший опору потолок дрогнул — огромный кусок, отломившись от общей конструкции, рухнул на землю, открыв замурованной троице чистое ночное небо. Тут же остальной потолок пошел трещинами — на голову парням посыпалась отваливающаяся штукатурка. — Хватайтесь! — не став медлить, Тсуна подал руки Кену и Чикусе. — Ну наконец-то! — подхватив Чикусу, Кен вцепился в парнишку. Пламя у ног Тсуны разгорелось — вместе с держащимися за него парнями, он на ракетной тяге взмыл ввысь, преодолев дыру в потолке. Открывшийся вид бескрайнего темного неба, украшенного мириадами звезд, казался еще торжественнее благодаря раздавшемуся грохоту и громадному облаку пыли, поднявшемуся в воздух — внизу рухнула оставленная недавними пленниками база. Отлетев на безопасное расстояние от покрытой трещинами земли, Тсуна грубо скинул Кена с Чикусой на землю, сам же приземлился поодаль. — А поаккуратней нельзя? Истеричка! — обиженный оборотень хотел приблизиться к парнишке, но напарник остановил его, молча придержав за плечо. Выдержав спокойный взгляд, Кен фыркнул и, сдавшись, занялся чисткой изваленной в пыли одежды. Между тем Тсуна, не обративший на произошедшее ни малейшего внимания, молча отряхивался в сторонке. Его лицо приобрело жесткое, хмурое выражение, в резких, отрывистых движениях просматривалась сдерживаемая взвинченность. Немую сцену разрушила трель, раздавшаяся из кармана парнишки. Кен с Чикусой, продолжавшие приводить одежду в порядок, выжидательно притихли. Не изменившись в лице, Тсуна поднес трубку к уху. — Привет, Тсуна! У тебя все в порядке? Я дважды звонил тебе вчера и… — Школа обрушилась. — парнишка резко перебил радостное приветствие Ямамото. В спокойном на первый взгляд голосе сквозил убийственный холод. На другом конце трубки повисло неловкое молчание. — Ну… Чего-то такого следовало ожидать. Она действительно выглядела ненадежно… — Ненадежно? — в этот момент лицо Тсуны исказила гримаса ярости. — Если она выглядела «ненадежно», то на черта вы оставили меня ее чинить?! Я вам что, строительная бригада?! На что вы надеялись, оставляя меня тут?! Так бы и сказали, что не хотели, чтобы неловкий-я мешал вам тусоваться! Уроды! Не дожидаясь ответа, Тсуна бросил телефон на землю и, наконец-то дав волю переполняющей его злобе, принялся топтать его, сопровождая процесс звериным рычанием. В каждый удар он вкладывал всю имеющуюся силу, напрочь позабыв об усталости и саднящих ушибах. Минуту спустя, аппарат был раздавлен на микросхемы, но этого разъяренному парнишке оказалось недостаточно — пламя гнева продолжало бушевать внутри, грозя превратить эмоционального носителя в уголек. Тогда Тсуна сжал пикающий ошейник и, позволив пламени струиться по рукам, наполняя нечеловеческой силой, с рыком разорвал лязгнувшую железку на две половинки. Бросив бесполезные куски к остаткам телефона, парнишка принялся топтать и их. Кен и Чикуса не спешили вмешиваться, предпочитая наблюдать за эмоциональным взрывом Тсуны со стороны. — Лихо его прорвало. — не зло усмехнулся оборотень. По непонятным причинам, территорию окончательно разрушенной средней Нами окутала атмосфера незримой легкости. Казалось, даже воздух стал свежее, несмотря на стоящий до небес пылевой смог. Отбушевав, Тсуна еще некоторое время стоял, тяжело дыша и не разжимая кулаков, над обломками ошейника. Внезапно, парнишка выпустил пламя из ног и, взлетев не высоко воздух, принялся совершать непонятные движения, опаляя землю под собой. Когда странный ритуал был закончен, стало понятно, что сгоревшие участки по форме напоминали кандзи и складывались в послание. Приземлившись, Тсуна резко обернулся на молча наблюдавших за ним Кена с Чикусой. На дне огромных глаз все еще горело рыжее пламя. — Вы! Вы идете со мной в игорный квартал! Будем резаться в аркады, играть в маджонг, пачинко и прочее! — Тсуна приказал тоном, не терпящим возражений, после чего, не дожидаясь парней, широким шагом потопал к воротам. Пожав плечами, Кен с Чикусой направились за парнишкой. — Круто. Только подзаправимся для начала. Какипи, где тут ближайшая забегаловка? — оборотень был готов к великим свершениям в любое время, но только не на пустой желудок.***
Вид обрушившейся школы все-таки произвел на ребят довольно сильное впечатление. Пока все охали и ахали, делясь разнообразными переживаниями, Хибари сжимал тонфа, глядя на выжженное перед школой послание. «Ушел отдыхать. Сам чини свою школу, садист с тонфа!» — гласило оно. Не обмолвившись словом, грозный глава дисциплинарного комитета бегом, плавностью и быстротой напоминающим полет, умчался в неизвестном направлении, перемахнув школьную ограду. Стоящие поодаль Мукуро с Реборном проводили его беззаботным взглядом. — Значит, к малышу-Тсуне все-таки вернулось пламя? — приблизившись к выжженным кандзи, Мукуро поворошил одно носком сапога. — Мои планы всегда срабатывают, — произнес коротышка, как что-то само собой разумеющееся, — от тебя только и требовалось написать своим подручным ложный адрес и дать маленькую иллюзию. — Реборн-сан, я не очень люблю, когда мои заслуги преуменьшают, — иллюзионист жеманно улыбнулся коротышке, — но надо признать, вы горазды на выдумки. Снять с малыша блоки личности и пламени одновременно, причем меньше, чем за неделю… — Он сам снял их с себя. — в голосе Реборна скользнули нотки гордости за ученика. — Если бы Тсуна продолжил подстраиваться под других, то мог навсегда остаться чьей-то куклой. У будущего босса Вонголы… У моего ученика должна быть собственная воля. Мукуро не почудилось — в непроницаемых черных глазках коротышки мелькнула искорка тепла. — То так, но теперь мне сложно представить, как малыш-Тсуна будет взаимодействовать со своими хранителями. Реборн притянул козырек шляпы-Федоры к лицу, чтобы скрыть хитрую полуулыбку. — Лучше, чем раньше. Если Тсуне хватило смелости быть откровенным с Хибари, то с остальными проблем не возникнет. Дружба рождается только из искренних чувств! В данном случае, она родится из взаимного желания загрызть друг друга до смерти.