***
они познакомились банально. один сидел на лавочке в парке, погруженный в себя, а второй — давно в него влюблен. чонгук как сейчас помнит: голубое безоблачное небо; мандраж по коже из-за прохладного ветерка; палящее солнце, лучи которого пробивались сквозь крону кедра; тишина сквера в утро будничного дня и лёгкие штрихи грифеля о бумагу. чонгук никогда не был тем, кто выделялся из толпы, приковывая внимания к себе. он из тех мальчиков-одуванчиков, которые обходят скопления людей по периметру стенки, разрисовывают поля тетрадки незамысловатыми узорами, тихо болтают с друзьями о новом меню кафе и ходят на пару с наушниками. у него темные пушистые волосы, две большие угольные бусины, которыми он внимательно рассматривает лицо своего альфы по вечерам, и стиль, который никак не сочетается с его краснеющими щеками и непоседливым характером. у того всегда крупная серебряная цепь на шее, кольца на пальцах и темные объемные вещи, надетые кое-как друг на друга. но все это так чертовски нравится тэхену. тэхен никогда не был тем, кто смог бы подойти познакомиться. он заводила, все время ходит с шумными друзьями под ручку и с банкой энергетика в рюкзаке. под подмышкой носит разукрашенный скейт, на который чон и смотреть уже боится после того, как с разгона угодил прямо в мусорный бак. несмотря на это, у кима решительности, как у чонгука светлых вещей в гардеробе — кот наплакал. альфа душа компании, но стоит оказаться наедине с самим собой — всплывают все те подводные камни, которые он умело прячет под длинными рукавами и напульсником, заставляя все больше и больше усомниться в себе. и как он смог подойти к чону до сих пор загадка. с тех пор как младший увидел перед собой вьющиеся пепельные волосы, квадратную улыбку с пронзительными глубокими глазами и терпким мускусным запахом, перемешанный со сладостью миндаля и ванили, прошло уже порядка восьми лет. и сейчас, греясь у бока когда-то семнадцатилетнего пацана, путающего из-за волнения слова и икающего через раз, чонгук вспоминает это с теплой улыбкой на устах. как тот неловко предложил угостить кофе, выпрашивал номер и скромные однотипные сообщения: «привет. как день?»; но и сейчас, и тогда у гука разливается тепло в груди от последующих отправленных смайликов, которые старший так любит добавлять в конце. они много чего пережили за эти восемь лет и сколько ещё переживут (чонгук нисколечки не переживает). они оба уже окончили учебу, работают и живут вместе, разделяя семейный быт. чон как хотел, так и стал прекрасным дизайнером интерьера, с удовольствием работая из дома и готовя вкусный ужин на двоих. тэхен в это время горбатится в прокуратуре, разбирая вечные завалы, но приходя домой к любимой омеге вовремя, прямо с порога прыгая в объятья родных рук.***
— чонгук-а. тэхен снимает бежевое пальто, оставляя портфель где-то позади и плетется на кухню, откуда слышно звуки шипения и пиликанье кухонного таймера. губы растягиваются в улыбку, стоит лишь увидеть любимую макушку парня за плитой, пританцовывающего под музыку в наушниках, качая бедрами. альфа окольцовывает руками тонкую талию, целуя свою метку на плече. — о, хён, ты пришел, — радостно восклицает чонгук, вытаскивая наушник. — что готовишь? — ттоккук и ччигэ. иди переодевайся, мой руки и за стол. их жизнь текла тихо и мирно, без ссор по пустякам и бьющейся об стены посуды. можно с точностью сказать, что они счастливы. особенно тэхен был счастлив после того, как понял, что у чонгука — его любимого (когда-то) стеснительного зайчика — выделяется молоко благодаря сцепке. они узнали это после года совместной жизни, когда могли наслаждаться друг другом сполна, а не скитаясь туда-сюда и шарахаться от каждого подозрительного звука, потому что в неловкую ситуацию попасть крайне не хотелось. особенно отцу омеги, который чуть голову не открутил киму, когда увидел их целующимися на лавке возле дома. и теперь первое, что делал альфа, когда не мог расслабиться после тяжёлого дня или же его долго что-то тревожило, было: — чонгук-а, — младший вопросительно смотрит на альфу, ожидая продолжения, — дай грудь. — что? — хочу молочка. — брось, тэ, иди подогрей в микроволновке коровье, если так хочешь. — ну, зайка, — жалобно тянет он, выпячивая нижнюю губу. чонгук, тяжело вздохнув, хлопает по дивану, приглашая тэхена сесть рядом. старший вприпрыжку добирается до дивана, сразу плюхаясь рядом с омегой. целует в шею, где пахнет ярче всего, и облизывается, впиваясь клыками в нежную кожу, обновляя метку. — так-то, — хихикает парень, чмокая младшего в линию челюсти. — знаешь что, зайка? — что ты там ещё удумал? — я давно не метил тебя запахом. так что, с твоего разрешения, я сниму с тебя эту футболку, окей? он даже не ждёт ответа, сразу срывая ее с родного тела, чтобы притереться ближе, оставляя свой запах. целует яремную впадинку, осыпает поцелуями любимую грудь и лебединую шею, наслаждаясь чужими охами сверху. кусает место возле соска, дразня младшего, вынуждая того тихо заскулить. и тот ведь знает, чего добивается этот паршивец. тэхен не сдается, аккуратно цапая нежную кожу торса, переходя на выглядывающие из-под коротких шорт тазовые косточки. кусает, зализывает и вынуждает младшего проиграно выпалить: — тэхён-а, помоги мне, пожалуйста. — с чем тебе помочь, малыш? издевается, подлец. — ты сука, ким тэхен, — шипит он, но тут же ойкает от звонкого шлепка по ягодице. — ай-ай, нельзя зайчонку материться. твой рот бывает таким грязным, знаешь? — хочешь проверить насколько грязным мой рот может быть? — о, нет, малыш, мне и так этого хватает, спасибо, — хохочет альфа, закидывая правую ногу чонгука на свое плечо. — давай займёмся более полезным делом. к примеру, твоими возбуждёнными сосочками, да? альфа, наблюдая за родным лицом, которое явно заинтересовано в продолжении, чмокает сначала один, а затем другой ареол, играя пальцами с розовеющими горошинами. чон приглушённо стонет, откидывая голову назад от переизбытка эмоций, зарываясь пальцами в русую шевелюру. массирует и с силой тянет назад, когда его грудь начинают яростно сосать. — пошло дело, — говорит альфа с довольной улыбкой. — чёрт, — шипит чонгук, стоило киму вновь припасть к бордовым распухшим соскам. между тем рука старшего уже стягивала чужое белье, обхватывая небольшой член сухой ладонью. чонгук чувствует дрожь в ногах и мурашки по всему телу, кусает губы, пытаясь быть тише. но вот только все его попытки не увенчаются успехом, когда налившуюся кровью бордовую головку с силой трут, отодвигая крайнюю плоть. тэхен удовлетворённо чмокает губами, отрываясь от чужих сосков, с удовольствием рассматривая набухшую грудь. закидывает обе ноги к себе на плечи для удобства, заглядывая в чужие помутневшие омуты, в которых так и плещет похоть; царапает напряжённые из-за возбуждения бедра, поочередно шлепая по ягодицам и дразня обводит по кругу сжимающийся сфинктер. — иногда я ненавижу тебя, — ким наклоняется к чужим распухшим губам, складывая чонгука почти вдвое, чтобы слиться в жадном поцелуе. кусая, кусая и ещё раз кусая родные мягкие шершавые губы. облизывает кровоточащую ранку на нижней, спускаясь ниже, оставляя яркие отметины. — брось, ты любишь меня, смотри как яростно выпускаешь феромоны, а? — хихикает он, вторгаясь сразу двумя пальцами в сжимающееся отверстие. омега громко стонет, расцарапывая чужую кожу в кровь отросшими ногтями. тот растягивает аккуратно, не жалея собирать смазку с возбужденного члена, дергающегося при лёгком касании, заталкивая обратно, создавая характерный хлюп. чонгук краснеет невольно, задыхаясь от чужих горячих касаний, покусываний красных сосков и чувствительного местечка на обратной стороне бедра; вытирает о простынь потные ладони, притягивая тэхена ближе, чтобы поцеловать, но уже более нежно, посасывая губы друг друга; подмахивает тазом, насаживаясь на чужие умелые пальцы глубже. тэхен всегда нетерпелив, если это касается чонгука, и, не увидев сопротивления, входит одним мощным толчком. и, ожидая пока его омега привыкнет, припадает к своим покрасневшим любимчикам. звуки улицы из открытого окна комнаты заглушаются громкими сладкими стонами, вперемешку с хлюпающими звуками поцелуев и яростных толчков. те не прекращаются ни на минуту, становясь только чаще время от времени. перевернув младшего на живот, альфа входит вновь, меняя угол и сразу с силой попадая крупной головкой по чувствительной железе. целует нежно в холку, пока гук под ним мечется, стискивая в кулаках простынь, мыча что-то нечленораздельно и едва слышно «тэ, сильнее»., а альфа привык потакать одному заносчивому зайчику, поэтому сильнее работает бедрами, притягивая разгоряченное тело спиной к своей груди. целует жадно, оставляя еще больше своих меток. первым такого напора не выдерживает чонгук, выплескивая белесую жидкость в чужой кулак, обмякая после. ким его аккуратно укладывает на постель спиной, чтобы снова войти в растянутый анус, сразу же начиная толкаться, доводя себя до разрядки. дышит тяжело, толкая формирующийся узел дальше. — черт, блять, — кряхтит чон, через секунду переходя на высокий стон, чувствуя увеличившийся узел и набухшую из-за молока грудь. губы тэхена обхватывают правый сосок, сжимая почти до боли. омега цепляется непослушными пальцами за его плечи, подавив в себе жалобный хнык, но когда ким начинает уверенно сосать — громко стонет, пропуская чужой член дальше. узел входит глубже, делая парня ещё более наполненным. альфа наполняет рот молочной жидкостью, чтобы передать его обладателю. чонгук возражающее мычит, но, приняв неизбежный исход, глотает. — надеюсь, теперь ты поймёшь, почему я так его люблю. — нет, для меня ты все ещё двинутый на моей груди извращенец. — да что ты говоришь, — шипит ким, начиная толкаться в привычную узость. — что ж, поработаем теперь над левой горошинкой, да? сжимает пальцами другой сосок, облизывается, когда из того вытекают белесые капли молока. чонгук хнычет, вздрагивая всем телом, когда альфа вновь мучает зубами ареолу. — вкусно, заяц, — хихикает альфа, проходясь языком по пупку, кусая рядом. смотрит снизу верх довольной мордахой, заставляя омегу лишь порозоветь. — придурок. — это еще не конец, малыш, давай, поднимай свою попочку. чонгук пинает его в живот, больше игриво, нежели в полную силу. и все же, уже с покрасневшими ушами, выполняет просьбу ночь будет явно долгая, громкая и наполненная любовью в абсолютно разных ее проявлениях. а ведь с жалующимися соседями придется разбираться, краснея от неловкости, обещая, что впредь такого не будет. и это будет откровенная ложь.