Ключик

До этого тоже случался Эпизод. Первый контакт. У них совсем нет времени на возню с замками, но вот, наконец, слышится механический звук, и дверь в хранилище, благодаря Дзигену, успешно открывается. Они с довольными ухмылками поворачиваются друг к другу, встречаясь взглядами. В следующую секунду руки Люпена уже на плечах Дзигена, и он целует его - чуть дольше, чем следовало бы, но недостаточно, чтобы Дзиген успел прийти в себя и хоть как-то ответить. Горячее «спасибо» шепотом на ухо. Люпен тут же возвращается к работе. Дзиген натягивает шляпу на глаза ещё ниже. Они больше никогда про это не вспоминают. Вспоминает только Дзиген, и каждый раз будто отнимает у него очки здоровья, как в видеоигре. Люпен - плейбой и повеса, безрадостно напоминает себе Дзиген, а к тому же француз (черт знает этих европейцев, может, для них это нормально), не то чтобы эта ситуация вообще для него что-то значила. На самом деле Дзиген даже не помнит, как долго с ним это происходит. Мысль о том, чтобы быть влюблённым в собственного напарника, в собственного, блять, лучшего друга - это какой-то позор, и признаваться даже самому себе в нём не хотелось. То есть, их отношения даже со стороны нельзя было назвать сугубо рабочими (презрительное “любовничек Люпена”, а вы даже себе не представляете, как хотелось бы), но сопутствующее этому чувство вины и желание заехать самому себе по лицу с фразой «прекрати это, неудачник несчастный» никуда не девалось. Вот он, вы только посмотрите - Дзиген Дайске, человек, достающий револьвер из кармана быстрее, наверно, всех на этом гребанном свете, ходячая легенда - позорно, тайно вздыхает бессонными ночами по Люпену Третьему. Помнит каждую подожженную друг другу сигарету. Снова и снова возвращается в мыслях к моментам их случайной близости. Будто ему двенадцать, а не под сорок. Дзиген умывается холодной водой и поднимает взгляд на отражение своего усталого лица в грязном зеркале. Ага, а красные глаза - это потому что отросшая челка колется, а не что-то там ещё. Дзиген не может позволить себе таких глупостей.

***

Они оба были весьма выдающееся пьяны - отмечали успешно закрытое дело и к собственной неудаче имели глупость делать это наедине друг с другом. Никаких женщин, никаких казино, только их порнографически дешевая каморка-укрытие. И вот они заново о чём-то спорят, и причина невероятно банальна - то ли еда, то ли машины, то ли ещё какая-то неважная хуета, а вот они уже разъяренно дышат друг другу в лицо, сидя на одном диване, и рука Люпена случайно съезжает Дзигену на бедро. А следом именно то, чего Дзиген так сильно боялся. Боялся, что это будет слишком хорошо, чтобы однажды прекратить. По многим причинам боялся. Они ещё некоторое время молчат в пяти сантиметрах друг от друга, едва соприкасаются носами. Люпен не глядя ставит свой стакан обратно на стол и пристально, с вопросом смотрит на Дзигена - зрачки расширены. Дзиген знает этот взгляд - Люпен смотрит так на украшения, которые ему не терпится украсть. Но наверняка на утро он этого даже не вспомнит. Дзиген не выдерживает и целует его первым. Люпен рьяно отвечает: тут же углубляет поцелуй, пальцы больно сжимают острую косточку на бедре Дзигена, заставляют того громко и рвано вздохнуть, не прерывая поцелуя. Люпен подаётся вперёд, толкая его на диван, подминая под собой. Шляпа неудобно задирается, как только затылок касается дивана. Дзиген чувствует, как по всему телу раскатывается тепло и как стремительно в штанах становится тесно - когда Люпен всё так же молча целует его в шею, возбуждение уже начинает причинять заметный дискомфорт. Люпен крепко прижимается к нему, давит сверху своим худосочным, но тренированным телом, горячо дышит куда-то в ухо и у Дзигена начинает отказывать мозг. Он откидывает голову и крепко сжимает зубы, понимая, что не может в ответ сейчас пошевелить и пальцем, прямо как тогда, у двери хранилища, будто всё его тело парализовано, и все, что остаётся - наблюдать со стороны. Прикоснуться к Люпену хочется больше всего в жизни, но Дзиген лежит неподвижно, давится случайными стонами и изредка забывает дышать. Люпен проводит ладонью по его груди и спускается вниз - сама сдержанная собранность и серьезность. С таким лицом он взламывает сейфы. Ширинка брюк Дзигена, тем не менее - далеко не самый сложный замок в его жизни. Холодные тонкие пальцы обхватывают член Дзигена и двигаются по всей длине. Дайске не может себе помочь и толкается бёдрами вперёд. Люпен сжимает чуть сильнее и ускоряется, всё такой же невероятно сконцентрированный. А потом что-то происходит - эта сосредоточенность исчезает из его глаз, и он делает неудачное движение рукой в попытке слегка сменить позу, съезжает с дивана и сбивает оставленный на краю столика недопитый стакан. Слышится дребезг. Дзиген уверен, что это было его сердце. ⁃ Твою ж мать, - шипит Люпен сквозь зубы. Он соскакивает с дивана, мусоля во рту случайно порезанный палец. У Дзигена перед глазами все как в тумане. Люпен нервно (это не хорошо) мерит шагами комнату: наверняка всадил себе в пятку осколок стекла, а потом демонстративно хлопает себя по карманам и начинает бубнить под нос какие-то охуительные причины, по которым ему сейчас нужно уйти. Как будто Дзиген в состоянии его слышать. Как будто у него не шумит в ушах так, что гудит голова. Люпен уходит не оборачиваясь и хлопает дверью, оставляя Дзигена ебаться со всем этим самому. Как обычно. Дзиген достаёт из нагрудного кармана сигарету и закуривает, а потом опускает руку в штаны и доводит себя до конца раньше, чем она тухнет.