***
Женщина средних лет сейчас скупо оглядывала прищуренными в каком-то недовольстве глазами мои волосы. Складывалось ощущение, что ей банально не нравилось той клубок, который находился у меня на голове. Собственно, оно мне и самой уже давно не нравилось. Женщина вздыхает и как-то недовольно цокает, проводя рукой по волосам, беря за прядь и начиная механическими движениями срезать волосы. Ох, как же я долго объясняла, что мне надо, и как же меня долго пытались отговорить, мол, девушка, отращивай и тому подобное. Но, благо, я смогла добиться своего, и сейчас меня стригут. Она кроме обычных ножниц использовала ещё филировочные, чтобы убрать густоту волос с концов, сделать менее пышными внешне так сказать. Часы тикали, ножницы глухо щелкали, и несмотря на все её видимое недовольство или может даже задумчивость, движения её не приносили дискомфорта, они достаточно мягко ходили по волосам, поправляя, беря за конец или же оттягивая какой-то конкретный пучок волос. Это было довольно приятным плюсом, ведь даже в моëм собственном времени не всегда стригли… с комфортом. Конечно, это выглядело менее профессионально, если говорить про саму стрижку, чем если брать в сравнение современность, но и это было довольно неплохо. Ещё несколько минут, и на этом стрижка была закончена. Смотря в зеркало, я видела перед собой… ну, себя, естественно. Но с короткими волосами, которые словно подчеркивали мои мужские черты лица. Щеткой щенят на убирает с шеи волосы, а после забирает с меня накидку. Женщина становится немного поодаль, наблюдая за моими действиями, молча ожидая какого-либо ответа. Я провожу руками по волосам, самой тем самым выставляя нужную мне прическу, делая её такой, которую мне было бы приятно видеть у себя на голове. На лице появляется легкая улыбка, и, скрипнув стулом, я разворачиваюсь к женщине, проговаривая: — Прекрасно, сколько с меня?***
На улице была все еще слякоть. Хотя это и слякотью сложно уже было назвать, скорее очень ранняя весна наступила, за счёт чего снег растаял, оставляя за собой реки воды. Будь это лужи после дождя, возможно, я бы не переступала их так, как делаю это сейчас. Вода выглядела очень грязно, было также достаточно много песка, в прочем, не все так плохо, как казалось на первый взгляд. Улицы сейчас активно убираются, по крайней мере есть все признаки этого факта. Несмотря на всю нелюбовь к весенней погоде, а если быть точнее, к времени перехода зимы к весне, меня определенно радовал тот факт, что становится тепло. Это значило, что я больше не буду так сильно мерзнуть, и про этом я пережила зиму весьма благоприятно для себя. Да, заболела, но ведь живая сейчас стою. Да, пришлось убегать от власти, КГБ, скрываться и пытаться сводить концы с концами прямо сейчас, но я все ещё живая! Глядя на улицы города, можно было даже несколько восхищаться красотой. Да, далеко не Киев, в котором я пробыла пару дней, и в котором архитектура была и вправду красивой. Не везде, но все равно достаточно красивой, чтобы уверенно об этом говорить. Единственное, что здесь, что в Киеве, что в других городах вблизи в которых я была, часто выбивались из всей местной архитектуры это… хрущевки. Если в будущем оно не как-то слилось и стало выглядеть не так плохо на первый взгляд, то, видя их сейчас, лично мне это по-настоящему резало глаз. То ли это от того, что я была художником, который визуально знает разные стили архитектуры, то ли это потому, что на фото оно выглядело лучше — не ясно. Хотя это не столь уж и важно. Я встряхивала голову вздыхая. Дни становились все длиннее, так что даже сейчас, когда время начинало близиться к шести часов, все еще было светло. Сразу было видно, что находимся не в Москве. Время всегда было другое, когда в шесть или семь было ещё светло, и точно бы не стояла та дата, которая есть сейчас на моем телефоне. Идти в отель особо не хотелось, да и смысла почти нету. Не хотелось от чего-то просиживать все время в комнате, втыкая в стену, да и на улице было не лучше. Точно так же втыкала, но на повсеместный пейзаж. Рука копошится в кармане, доставая упаковку сигарет. Как бы там не было, а плохие привычки дают о себе знать, и мне хотелось бы от этого отказаться, но это было одно из немногих, что успокаивало. Я все время ощущала тягостный комок в груди, что давил. Он вызывал внутреннюю тревогу, заставляя оглядываться, и в очередной раз, как какой-то параноик, думать о том, все ли я делаю для того, чтобы меня не нашли. Не оставляет ли что-то видимое, не оставляет ли улики. Сигарета была точно такой же уликой. И я это понимаю, но все равно продолжаю время от времени курить, когда чувство тревоги не дает покоя уже который день, лишая меня спокойного сна. Пожалуй, мне стоит и вовсе упустить тот момент со своей головой. Она однозначно практически каждый день болела. Таблеток уже особо не было, и спасать как-то ситуацию определенно было нельзя. Приходилось просто… терпеть. Сигарета оказывается во рту, прежде чем была зажжена. На голову был натянут капюшон, который скрывал отчасти мою голову, и я встала возле фонарного столба, вдыхая едкий дым в свои легкие. Может быть, я так и простояла бы спокойно аж до конца, если бы кто-то тихо не встал сбоку и заговорил, заставляя меня вздрогнуть: — У вас есть зажигалка? — я легко качнула головой, в попытке взглянуть из-под капюшона, кто стоит. Но мне все равно не удается увидеть. Я молча киваю, так, чтобы наверняка было видно мой ответ, и засунула руку в свой карман, достала зажигалку и протянула неизвестному. В ней не было ничего такого, она не была из моего времени, а куплена в местных магазинах, что позволяло избавиться от лишних вопросов. Раздаются пару щелчков и глубокий вдох, прежде чем слышатся слова: «Благодарю». Зажигалка возвращается в карман в несколько мгновений, а неизвестный не отходит. Был слышен четкий запах дыма сигарет, который отличался от тех, которые сейчас курила я. Тишина висит в воздухе, и было слышно только дыхание. Что мое собственное, что «соседа» сбоку. Казалось, тишина могла быть просто расслабляющей, но наоборот, она заставляла всю мою натуру напрягаться, и ожидать… чего-то. Будто бы сбоку стоит не просто человек. Становилось темнее, солнце ощутимо начало скатываться вниз, но на улице все еще было в какой-то мере светло. Не день, когда видны четкие тени, светлый цвет и насыщенность всего вокруг, но и далеко не ночь, когда зажигались фонари, освещая улицы своим теплым желтым светом дороги. Я стучу пару раз по сигарете, прежде чем пыл осыпается куда-то вниз; дым продолжал истлевать бумагу поверх никотина. — Я вижу вас что-то беспокоит, — внезапный низкий баритон заставляет легко вздрогнуть. Мне было сложно сказать, насколько сильно обратил на это невольный, видимо уже, собеседник. Качнув головой вбок, но все еще не открывая своего внешнего вида ради анонимности, я смотрю куда-то в ноги. Не на свои, а на ноги собеседника. — Вам нечего боятся, в этом я уверен. Просто… если хотите, можете рассказать. — продолжает неизвестный, поерзав на месте, словно что-то выискивая в своих карманах. Я лишь непонимающе молчу, выгнув бровь. Что он хочет этим сказать? Нутро говорило молчать, и я поддавалась этому желанию, сиплым и несколько заниженым голосом спрашивая: — Зачем мне это? Мужчина хмыкает, снова наверняка поводив плечами, и только спустя несколько мгновений он отвечает на мой вопрос: — Скажем так, своеобразное хобби. Ходить, искать людей и узнавать что произошло. Вот и решил у вас спросить, — весьма спокойно и, казалось, с какой-то улыбкой произносит он. Рук я не видела: те были в каких-то перчатках, хотя на улице уже не так холодно, чтобы ходить в них. Правда, вопрос свой задавать не собиралась, кто знает, может ему все ещё было холодно. Люди разные бывают. Очень разные. — Да так, мелочи это, ничего особо серьезного, — проговариваю я, решая не вдаваться в подробности. Слишком большой риск, хотя очень хотелось кому-то банально высказаться. Просто без знания лиц, кто ты, что ты, откуда ты, как тебя зовут и как ты выглядишь. Просто от незнакомца к незнакомцу. Просто высказаться. Но понимание того, что язык все ещё надо держать за зубами, было очень четкое. Незнакомец выдыхает дым, прежде чем хмыкнуть и, кажется, с ухмылкой спросить: — Ну чего ж вы так, а? Каждая проблема которая гложет, на то и проблема, что уж точно не простая, раз не дает вам покоя, вы так не думаете? — слышится несколько хрипловатый голос, и снова шуршание одежды, словно собеседник повернулся в мою сторону, в попытке глянуть на меня. Но высказывать что-либо на этот счёт тот не стал, просто замирая и ожидая уже каких-то слов от меня. Слышится тяжелый вздох, сигарета несколько истлевает, когда я вдыхаю дым в легкие, прежде чем с задержкой выдохнуть: — Вы правы, проблема не простая. Но и говорить я об этом не особо желаю, — я качнула головой вбок, проговаривая эти слова. Руки собеседника вздрагивают от его собственного хмыкания. — Ну что ж, это ваше право, — проговаривает спокойно он, поднимая правую руку с сигаретой ко рту. Я же решила немного отвернуться, уже докуривая сигарету, прежде чем загасить её и выкинуть в стоящий в близь этого фонаря мусорник. Мой же невольный собеседник повторил за мной свой жест, так же выкидывая окурок в мусорку. И может я бы ушла себе ничего ему не ответив, но услышала слова, которые заставили меня несколько притормозить: — Ещё раз благодарю за зажигалку и хорошего вечера, — в голосе читалось некое умиротворенное состояние вместе с эдаким смешанным позитивом. Даже не смотря на лицо, я могла «видеть» там легкую улыбку. — И вам, — односложно отвечаю я, прежде чем все-таки полностью прочистить горло, поворачиваясь в ту сторону, куда мне нужно идти. В сторону своего отеля. И единственное, чего я не видела, так это молчаливый следящий взгляд за моим силуэтом.