Личное исследование

— Ты ведь хорошо разбираешься в искусстве и красоте, верно? — Итэр неловко смеётся, оглядываясь на ледяные просторы. Альбедо лишь приподнимает бровь, еле заметно хмурясь. — Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под словами «красота» и «искусство». Жизнь — определённо особая форма искусства, захватывающе красивая и вместе с тем невероятно сложная для изучения. Ты хотел что-то узнать?       Итэр снова неловко смеётся, неуверенно оттягивая длинную косу. — Теперь мой вопрос кажется мне глупым, — Альбедо смотрит на него с немым укором, ожидая самого вопроса, — Ладно, хорошо. Считаешь ли ты меня красивым? — неуверенный голос затухает под конец, срываясь в шепот и тишину, — Я хотел сказать, ну, со всеми этими шрамами, синяками под глазами, ссадинами и грязной одеждой, остаюсь ли я привлекательным? Или больше похож на ходячее недоразумение? — слова льются, сбиваясь. Несколько раз парень спотыкается о тяжёлый взгляд алхимика и только путается в бесконечных оправданиях, — Чайлд говорит, что я самый прекрасный боец на свете, и это он находит красивым, ну, моё умение драться. Паймон любит во мне умение готовить, Венти — немое понимание и поддержку, Чжун Ли как-то сказал, что я похож на поздно распустившийся цветок. Бей Доу обожает мой легкий нрав и называет «боевым братом», Лиза относится ко мне, как заботливая мать, а Сян Лин как-то сказала, что я вероятно был бы самым вкусным кабаном, — Лицо Альбедо неизменно непроницаемо, — Моя сестра всегда говорила, что я самый красивый из всех, — Парень вздыхает, его голос снова затихает, -а жители Тейвата, не знающие меня лично, иногда обращаются как с сорванцом, который выполнит любую прихоть.       Итэр вздрагивает от резкого изменения в лице Альбедо. Ярость, проявившаяся так явно, испугала парня. Он чуть сжался и склонился, обрушив на алхимика сотню извинений. — Прости, я скорее всего отвлёк тебя от важных размышлений и исследований, я идиот и уже ухожу.       Кажется, большую часть слов путешественник говорил, даже не надеясь, что его услышат. — Нет, — холодный голос припечатывает Итэра к месту, с согнутой в извинениях спиной, — во-первых, ты не идиот, во-вторых, разогни спину, в-третьих, кто посмел к тебе так относиться? — и голос алхимика становится таким опасным, вибрирующим низко-низко, что путешественник готов согнуться обратно. — Э-э-это пустяки, тебе не стоит об этом волноваться, — он размахивает руками, — в конце концов, я позволил к себе такое отношение. Мне ведь нужно только найти сестру. Как только я её найду, я покину Тейват, — Итэр еле сдерживает слёзы, осознавая, что «как только» превращается в «если». Альбедо закрывает глаза и подносит ладонь к лицу, в странном жесте усталой неопределённости. — Я отвечу на твой вопрос. Ты определённо красивый молодой человек, и всё то, что ты перечислил о себе от других людей, — Альбедо как-то особенно злобно выделяет последние два слова. Он радуется, что Итэр не рассказал о том, как к нему обращается Кэйя, иначе Мондштад точно превратился бы в пыль. Альбедо осознаёт, что у него нет никаких прав ревновать путешественника, — все то, что ты перечислил от других людей — правда, — он смягчает интонации, замечая удивленный взгляд парня. Его губы складываются в удивленное «о», словно он только что узнал кое-что важное.       Альбедо радуется любой возможности задержать путешественника рядом с собой, поэтому он устало вздыхает и так непринуждённо указывает на кучку сена, что Итэр теряется. — Ты явно спросил уже очень многих, не понимаю, зачем тебе мой ответ, — Альбедо садится, выжидающе посматривая на парня. Тот аккуратно плюхается рядом, — это что-то вроде твоего личного исследования?       Перед Альбедо вдруг предстаёт образ Бей Доу, прижимающей к себе Итэра. Она треплет его по волосам, держит в сильных руках и громко смеётся. Внутри становится паршиво, алхимик не понимает, почему представляет подобное и почему испытывает желание пометить, забрать, показать «Моё!» и кричать об этом на каждом углу.       Это не его. Итэр свой собственный, иногда общий, но он не принадлежит Альбедо. И когда же началась эта бешеная гонка с собственным разумом?       Для путешественника было бы лучше, если бы с ним была верная спутница, готовая поддержать его в любой момент, готовая укутать в нежные объятия, способная унять любой кошмар и справиться с любой трудностью. Ему нужен кто-то такой же сильный, как Бей Доу, нежный, как Гань Юй, безбашенный, как Сян Лин, самоотверженный, как… — Альбедо? — Лицо Итэра рядом с его лицом. Алхимик отклоняется немного назад и так удивленно приподнимает бровь, — о, прости. Просто ты не отвечал. — Это я должен извиниться, я прослушал твой ответ.       И Итэр, кажется, снова теряется. Альбедо всегда был кристально внимателен, также чист. Он мог смутить одним только прямым взглядом, слегка приподнятой бровью, но никогда он не прослушивал его слов. — Мы с сестрой часто говорили на такие темы. Я пытаюсь восстановить свои воспоминания, развивая то, что уже помню, — Альбедо кивает, стараясь удерживать своё внимание на звуках и их значении, не переходя в созерцание гармоничной фигуры и точных, завораживающих движений губ. — Для тебя красота это не только внешний вид, верно? — Итэр согласно кивает. — Люмин говорила, что красота — это гармония. Внутренняя, внешняя. Я чётко это помню. Мы были в одном из тысяч миров, сидели на вершине какого-то здания и смотрели на красный закат. В том мире было три Солнца, они синхронно заходили за горизонт лишь раз в тысячу лет и нам повезло, — Итэр говорит сбивчиво, — Я не чувствую внутри себя гармонии. Я потерял часть воспоминаний, свои силы и главное, я потерял свою сестру. Я бегу куда-то, помогаю кому-то и, — он протяжно вздыхает, так и не закончив предложения, — я дисгармоничен.       Альбедо хочется разорвать горло любому, кто скажет такое об Итэре. Алхимик видел в путешественнике лишь истинную красоту, будто изучая жизнь он открыл самое главное в её сути. Жизнь — это красиво, любая. Гармоничная или нет, она несёт в себе особый смысл, сакральное начало. Она дана нам, чтобы мы наслаждались и боролись, чтобы жили и изучали жизнь. Жизнь путешественника, с её опасностями, целью, силами, схватками, людьми в ней — высшая форма искусства.       Но как же плохо Альбедо понимает собственные чувства. — Ты — одно из самых гармоничных существ, Итэр, — Альбедо смотрит на путешественника так серьёзно, что тот, в который раз за разговор теряется, неуверенный в том, как правильно понимать серьёзность алхимика, — ты совершенен. Абсолютно. Я проверял.       Итэр тихо смеётся, их руки чуть соприкасаются, но смех парня такой горький, что Альбедо не позволяет себе сосредоточиться на приятном напряжении, возникшем в теле от этого прикосновения. Он вернётся к этому чуть позже. — Может, моя физическая оболочка и идеальна, но ты вряд ли понимаешь, что представляет собой моя душа, — и Итэр замолкает, аккуратно заталкивая слёзы обратно.       Он работал на пределе. Физическом пределе, который был виден Альбедо. Сражался каждый раз как в последний, отчаянно бросался с самых высоких гор и раскрывал планер в последний момент. Иногда он просто складывал крылья и падал вниз камнем. У Альбедо каждый раз сжималось сердце и кончики пальцев покалывало от напряжения и готовности поймать путешественника любой ценой.       Но, видимо, существует и другой предел, не видимый глазу, находящийся где-то внутри. Итэру невероятно больно говорить с Альбедо, который одним прикосновением вышиб из него весь воздух, запал и дух о том, что происходит в его душе. Потому что он боится, что Альбедо не поймёт. Кивнет так важно, с особым смыслом, запишет все до ужаса аккуратным почерком, а потом распустит ему волосы и будет перебирать их, отправляя по всему телу электрические разряды. Пытка. — Я, — алхимику, кажется, тяжело это даётся, — Я хочу понять тебя.       Они молчат какое-то время, алхимик резко поворачивается и берёт чужие руки в свои. Его глаза горят странным решительным огнём. Итэр даже отстраняется, с удивлением отмечая непривычную теплоту рук. Этот странный порыв, полный эмоций сбивает с толку своей несвойственностью. — Я помогу тебе восстановить воспоминания, — Огонёк в глазах Итэра чуть тухнет, Альбедо не понимает, что он сказал не так, — если ты не против моей помощи, конечно же.       Внутри всё так резко сжимается в ожидании и алхимик невольно щурится, горячо желая услышать согласие. Его щёки непривычно сильно горят, словно обожженные, но Альбедо уверен — он не умеет краснеть. Ничто не заставляло его краснеть или смущаться, даже чьи-то очень пошлые заигрывания. Мелькнувшая на мгновение мысль заставляет алхимика скрипнуть зубами, и поднять глаза на удивлённого путешественника. — Я не против, эм, — он сжимает ладони Альбедо в ответ и тот чувствует, как весь внутренний ураган успокаивается, — Просто ты говорил, что всё ещё очень занят исследованиями здесь, на Драконьем Хребте, — Альбедо сжимает его ладони чуть сильнее и парень удивлённо замолкает.       К чёрту Драконий Хребет, к чёрту Дурина и его отравленные кости. Он уже чувствует, как заражение медленно изучает его своими скользкими лапками, касается, пытаясь найти слабое место. А оно у него есть. Сидит сейчас прямо перед ним и держит за руки, удивлённо всматриваясь в глаза. Альбедо никогда раньше не испытывал столько эмоций сразу. Рядом с Путешественником все проклятия отступают, он сам это знает. Использует проклятый меч, очищает отравленные драконьи слёзы, взаимодействует с останками осквернённого дракона, проводит время с демоном. Итэр рассказывал о том, как он пытался очистить «бедного Якшу», как у него это получилось, и что теперь ему очень неловко, ведь Сяо объявил о том, что он в долгу перед путешественником. Он назвал это долгом жизни. Поглоти его Бездна, Альбедо не понимал, что он делает не так. Итэр слегка покраснел, рассматривая как алхимик переплетает их пальцы, погружённый в свои мысли. Путешественник подозревал, что явно ревнующий его Альбедо просто не осознаёт всех тонкостей человеческих взаимоотношений, но он не мог предположить, что алхимик вообще не понимает концепцию чувств. Только если он не изучал их в теории. — Нет, для тебя я всегда свободен, тем более, возвращение памяти — очень серьёзный процесс, за которым я хотел бы наблюдать, — Итэр обречённо вздыхает, коротко улыбаясь. Паймон как-то сказала, что Альбедо рассматривает Итэра как личное исследование. Супер важное, очень сложное и хрупкое. Итэру совсем не нравилось это сравнение, но иногда ему казалось, что фея была очень близка к истине, — для твоей же безопасности.       Путешественник встаёт вместе с Альбедо, пока тот всё ещё держит его за руки, переплетая пальцы. — Я бы не хотел тебя отпускать. Когда ты далеко, я чувствую очень сильное беспокойство, Итэр, — Путешественник жутко краснеет, опуская голову и чувствуя противоречивые чувства, разрывающие его пополам, — Я понимаю, что я не тот спутник, который должен тебя сопровождать, ты можешь мне отказать, конечно же, но я хочу защитить тебя, — Итэр мучительно пытается сообразить, что именно он услышал. Своеобразное признание в любви? Искренний комплимент? Альбедо пытается заботиться о нём?       Паймон сейчас бы очень помогла. Она бы просто ввинтилась в разговор с одним прямым вопросом, резко сбавила градус неловкости и увела Итэра прочь. Он бы думал над словами Альбедо всю ночь, смущался и радовался, грустил, переживал, а утром фея устроила бы ему мягкий нагоняй. Они бы вернулись к Альбедо и обсудили всё снова. Она бы дала ему маленькую, но такую ценную для него передышку. — Ты… Тот спутник, которого бы я хотел видеть рядом с собой, Альбедо. И твои слова звучат как… признание в любви, если честно, — Итэр усмехается, чувствуя, как алхимик оглаживает ладони большими пальцами. Он задумчиво опускает взгляд на руки, молчит совсем недолго, а потом поднимает глаза снова и улыбается. — В таком случае, так и есть. Это действительно признание. — Что? — Я изучал этот вопрос. То, что я чувствую — любовь. Я всё ещё не уверен до конца, но если ты позволишь….       Итэр замирает на мгновение, стараясь не встревожить мягкой волной поднимающееся воспоминание, накрывающее с головой, утаскивающее куда-то далеко в прошлое. «Люмин смотрела на закат. Она хмурилась, жмурилась, громко шмыгала и с силой била рукой песок, на котором сидела, сдерживая слёзы. Итэр ничего не мог сделать, только сесть рядом с ней, сжать руку в своей и тихо напевать старую, как свет, колыбельную. Он был беспомощен перед этим всепоглощающим горем сестры, которое катилось, как солнце, набирая обороты. Глубокой ночью она кричала, проклиная само созидание, бросалась громкими словами и с трудом уснула под утро, всхлипывая в руках брата. — Любовь может сделать нас сильными, но она же нас и уничтожает.»       Просыпается от воспоминания Итэр на чьих-то крепких руках, безуспешно пытаясь уловить ускользающие синие и красные краски. Этими цветами было пропитано воспоминание — красный кричащий вечер, синяя глубокая ночь, цвета искренней тоски. В лицо неожиданно ударяет белый свет и Итэр, с громким вздохом, резко раскрывает глаза. Альбедо аккуратно прижимает его к себе, несёт бережно, задумчиво смотря перед собой. На Драконьем хребте всё также метут снега, в бешеном танце убивая всё живое. Альбедо со своей холодной, высеченной красотой, идеально вписывается в равнодушный пейзаж. — Я могу идти сам, — его голос охрип и он чувствует лёгкую саднящую боль, не дающую говорить. — Нет, Итэр, мы почти пришли. Я очень переживаю за тебя. Что это было?       Итэр смущённо трёт кончик носа, впивается пальцами в пшеничную косу и украдкой вытирает слёзы. Он цепляется в одежду алхимика, когда тот прижимает его к себе сильнее, перескакивая очередной небольшой обрыв. — Это было воспоминание, — Альбедо невольно прижимает парня к себе сильнее, отдалённо вслушиваясь в его удивлённый вздох, — Люмин плакала на каком-то побережье. «Любовь делает нас сильнее, но она же нас уничтожает», — парня передёргивает и он задумчиво кладёт голову куда-то в изгиб плеча, пряча ещё блестящие от слёз глаза. — Я очень скучаю по ней. — Я знаю, Итэр. Только скажи, я буду с тобой везде. Сопровожу в любой уголок этого мира и тысяч других, только разреши остаться рядом, — Альбедо опускает парня на землю, едва касаясь пальцами волос и лица, смотрит в глаза так глубоко, топя в своей нежности. Итэр краснеет, очень надеясь, что все мысли, которые он гнал от себя все эти месяцы, не вернутся. Он почти верил в чувства, отражающиеся на красивом светлом лице, чувствовал тепло рук. Он видел его ревность и это было даже забавно, то, как алхимик отдёргивал себя, злился на себя и недовольно поджимал губы, пытаясь совладать с незнакомой стихией.       Они замирают на какое-то мгновение, стоят лицом друг другу и не могут оторвать взглядов, тёплых, запоминающих каждую деталь. Итэр невольно задерживается взглядом на небольшой звёздочке, нервно сглатывает, отгоняя картины, посещающие его во снах. Альбедо тонко улыбается, почти не заметно, берёт его руки в свои. Прикладывает одну к метке, касаясь пальцами оголённой кожи, медленно покрывает поцелуями вторую, наблюдая за реакцией Итэра открытым чистым взглядом. — Что-то привлекло твоё внимание? — Он не убирает руку от лица, медленно снимает с неё перчатку. Итэр смотрит на него, как завороженный, будто погружённый в глубокий транс. Перчатка соскальзывает куда-то в снег, тонко звенит камнями и замирает. У Путешественника дыхание спирает, когда Альбедо касается пальцев губами, мягко целуя. Перчатка с руки возле метки на шее соскальзывает и сам алхимик вздрагивает, когда тонкие пальцы касаются бледной кожи.       Итэр не раз отмечал неживую завершённость Альбедо, его идеально выверенные движения, какую-то особенную, плановую грацию, скользящую в отточенных движениях. Он часами был готов тонуть в этих глазах, простанывая его имя по ночам, и касаться его сейчас, живого и трепетного, кажется, является верхом его мечтаний. Алхимик, понимая все мысли Путешественника, наклоняется к нему, обхватывая руками за талию и прижимая к себе.       Итэру обжигает обнажённую кожу, согревает холодом перчаток. Ему горячо хочется стянуть мешающую ткань, прижать чуть ближе, на новом, недоступном им ранее уровне. Прикосновение к губам ощущается чертовски хорошо, словно Итэр вознёсся в райские кущи, это лучше, чем в его снах, приятнее, чем в самых смелых мечтах. От собственной смелости немного ведёт, когда путешественник зарывается рукой в светлые волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, путая их и расплетая косички. Мир медленно покрывается корочкой трещин, стоит Альбедо незаметно стянуть с себя перчатки и провести рукой по позвоночнику, вырывая резкий выдох, тут же пойманный губами. Стоит алхимику снова прильнуть к раскрытым губам Итэра, поймать пьяняще жадный взгляд, как краем уха он слышит приглушённые голоса. Оторваться от губ путешественника представляется настолько непосильной задачей, что он просто воздвигает стену из сил гео, чтобы оградить долгожданный момент близости от нежданных зрителей. — Сэр Альбедо, сэр Альбедо, — Алхимик с недовольным рыком отвлекается от растекающегося в его руках Итэра, узнавая голос Паллада. — Какого хрена ты тут делаешь? — Он невероятно зол и попытки сдержать гнев в голосе проваливаются. Нежно укутывая дрожащего путешественника в свой плащ, он недовольно оглядывается на медленно исчезающую стену. Возникает шальная мысль, в которой Альбедо не отказывает себе. Он аккуратно устраивает растерянного резкой паузой и такого же недовольного Итэра рядом с собой, медленно опуская тому ладонь в бельё. — Альбедо, он же, — Итэр давится словами и безуспешно сводит и разводит ноги.       Паллад неловко мнётся на входе в пещеру, пока алхимик злобно сверлит его взглядом из глубины, вслушиваясь в короткие вздохи путешественника рядом. — Я спросил, Паллад, какого хрена ты тут делаешь? — Я… потерялся? — Паллад щурится, пытаясь разобрать происходящее в глубине пещеры. Итэр коротко стонет, сдаваясь под напором алхимика, и разводит колени. — Потеряйся снова, — Альбедо выплёвывает эти слова так резко, что несчастный искатель приключений дергается, пятясь от входа.       Итэр пытается что-то сказать, но Альбедо ловит лишь тихие всхлипы-вздохи, аккуратно доставляя тому удовольствие. — Во имя Бездны, Паллад, просто исчезни, пока я не превратил тебя в пыль, — искатель приключений с громкими заиканиями кланяется и пулей убегает куда-то прочь, позволяя алхимику, наконец, уделить внимание действительно важным вещам.