Затишье перед бурей

Гризельда сидела у себя в каюте с мрачным выражением лица, а за бортом с характерным рëвом о нос корабля ударялись высокие чëрные волны, изредка окатывая палубу большими брызгами. Это прекрасно отражало то, что женщина чувствовала сейчас внутри. Бурная вода раскачивала лодку, из-за чего скудные пожитки Гризельды катались взад-вперëд по еë комнате, но охотница не обращала на это внимания. Вместе с остальными военачальниками она была на пути к одной из их главных баз. Всë шло прекрасно до того момента, как в тот же день они получили сокола вместе с сообщением о том, что был совершен очередной налëт на один из их охотничьих кораблей — опять! И всë из-за этих назойливых драконьих всадников. Они начали становиться огромной проблемой, возможно, даже реальной опасностью для них. Гризельда их ненавидела. Будучи не из тех, кто хорошо справляется с проблемами, она должна была как-то отвлечься, а иначе давно бы начала носиться вокруг и поочерёдно убивать всех членов команды, что попадались бы ей на глаза. Чтобы успокоиться, Гриз не могла обойтись без какого-либо оружия, оно заставляло её чувствовать себя в безопасности и успокаивало, как ничто другое. В одной руке она держала нож, в другой — маленький кусочек дерева, напоминавший грубую лодку. Вокруг охотницы, на кровати, валялось уже несколько готовых брусков, а у еë ног быстрыми темпами росла горка из стружки. Когда мысли Гризельды начали возвращаться к этим никчëмным олуховчанам, она крепче сжала нож. Резкий стук в дверь мгновенно вырвал женщину из раздумий. Это мог быть только один человек. Никто из еë прихвостней никогда не осмеливался искать еë так поздно ночью, они были разумнее. Если бы хоть одной несчастной душе было поручено потревожить Гризельду в еë покоях, они бы легонько постучали в дверь, достаточно тихо, чтобы создать впечатление, будто они извиняются за то, что вообще рискнули постучать. Женщина со стоном выпрямила спину и пробормотала: — Входи. Деревянная дверь скрипнула, когда еë толкнули, и в каюту вошëл Чагатай, осторожно прикрыв дверь за собой. — Чего ты хочешь? — тон Гризельды был холодным, безразличным, она даже не взглянула на своего товарища-военачальника, возвращаясь к резьбе. — Неужели твоему старому другу больше не позволено тебя навещать? Гризельда предпочла промолчать. Чагатай громко вздохнул, ожидая от неë такого поведения, и осторожно приблизился. — Я хотел проведать тебя. Ты выглядишь… расстроенной. Гризельда усмехнулась. — Расстроенной? Почему ты так думаешь? Она не отрывала глаз от деревянного бруска, над которым работала, и даже не заметила, каким взглядом Чагатай наградил еë за тот ответ. Возможно, это и к лучшему. Хан закатил глаза от упрямства подруги и попробовал снова. — Ты сломала тому человеку нос. Еще одна насмешка от Гризельды. — Он сам напросился! Сила, которую она использовала, чтобы работать над деревом, возросла, мачта лодки стала тоньше, а парус уже норовил обломаться. — Он просто доставил сообщение, — возразил Чагатай, защищая посланца. Гризельда уже сделала вдох, чтобы ответить, но вмиг проглотила свои слова, когда Чагатай положил свою руку поверх еë, державшей нож. Она даже не заметила, как он встал перед ней. Рука у него была теплая, а кожа на ладони очень шершавая. Явный признак того, как много Хан работал, чтобы достичь этой точки в жизни. Гриз расслабилась от его прикосновения, внезапно осознав, как сильно стиснула челюсти. Не многим удавалось успокоить Гризельду. На самом деле, Чагатай был, вероятно, единственным человеком, способным на это. Слишком скоро он убрал свою руку, затем её нож, и, оттолкнув несколько лодок в сторону, сел рядом с ней. Их бедра едва соприкасались. Гризельда почувствовала, как на щеках у неё появляется лёгкий румянец, но списала это на тепло комнаты. Хан тихо заговорил, рассматривая нож в своих руках. — Ты беспокоишься? Хмурое выражение на лице Гризельды вернулось, и она резко встала, отчего деревянная резьба полетела вниз. — Беспокоишься? Ну конечно же, да! — Она обернулась и бросила на него обиженный взгляд. — Это дело всей нашей жизни, и каждый день эта… эта крошечная деревушка угрожает ей! Как ты можешь не волноваться? Теперь Чагатай выглядел серьëзным, нахмурив брови. — Как ты можешь обвинять меня в этом? В конце концов, из наших людей я теряю больше всех. — Он укоризненно покачал головой. — Я не смогу смотреть в глаза своей семье, если что-то пойдëт не так. Эти слова заставили Гризельду смягчиться. Конечно, его семья… Род, из которого происходил Хан, был велик и могущественен, а отец уже был стар, почему тот и поручил сыну расширять свои земли и поддерживать родственные связи. Чагатай, конечно, смирился с тем, что у него не было другого выбора, но это было тяжëлое бремя. Провал в любом случае не будет принят, и с их нынешней миссией на таком тонком льду Гризельда не могла, нет, она не хотела представлять себе наказание кланов в ответ. Смерть, конечно, была бы лучшим исходом. Признание своей неправоты не входило в число сильных сторон Гризельды, поэтому вместо этого она разочарованно застонала, запустив пальцы в свои чëрные как смоль волосы, после чего положила руки на бедра. На лице Чагатая появилась победная ухмылка, и он посмотрел на Гриз тëплым взглядом своих и без того добрых глаз. — Извинения приняты. Несколько секунд молчания тянулись между ними, пока он снова не заговорил. — Как только мы доберëмся до их альфы, нам ничего не будет мешать, — заверил он Гризельду, но та лишь недоверчиво покачала головой. — Если бы. — Я уверен, что с помощью Гримме… Он не успел закончить фразу, как Гризельда его тут же прервала. Она топнула ногой, еë ярость вернулась всего при одном упоминании имени охотника. — О, Гриммель, не напоминай! Рагнар просто дурак, раз хочет встретиться с ним! — Она начала расхаживать по комнате, раздражаясь с новой силой. — Я уже однажды встречалась с этим человеком, и как только он вошёл в комнату, от него так и повеяло зловонием предательства! Гризельда уже не в первый раз высказывала свои опасения по поводу этого сомнительного союза, но в конечном счёте ей пришлось уступить. Но это вовсе не означало, что она одобрила план. — Как Рагнар вообще может доверять этому человеку? — почти обиженно и слегка раздражëнно спросила Гриз. Чагатай только пожал плечами. — Он сказал, что они дружат с самого детства. — Ерунда, у этого человека нет ни друзей, ни союзников. На самом деле, я встречала больше людей, которые хотели его смерти, нежели повидаться с ним с живым-здоровым. Его отношение… — Гризельда! — Хан резко оборвал еë. — С меня хватит. Она резко остановилась, повернулась на пятках и угрожающе прищурилась, глядя на него. Чагатай глубоко выдохнул, успокаиваясь, затем подошëл и протянул ей руку. Гризельда лишь мгновение колебалась, но в конце концов приняла предложение мира. Она тоже шагнула к нему навстречу и положила свою руку на его, и еë поведение сразу смягчилось. Когда Чагатай начал рассеянно поглаживать большим пальцем тыльную сторону еë ладони, сердце Гризельды пропустило удар, а лицо вспыхнуло по новой. И это было уже точно не из-за температуры в комнате. — Наши возможности уменьшаются с каждым днëм. Это наш последний шанс. Гризельда хотела вновь запротестовать, но Чагатай оказался проворнее. — Это наш последний шанс, Гризельда, — повторил он более настойчиво, — ты должна принять это, нравится тебе или нет. Не важно, как мы достигнем своей цели, самое главное сейчас — именно достичь еë. Любой ценой. С этим она не могла поспорить. Хан погладил маленький шрам на еë руке. Гриз проследила взглядом за его движением, и, когда он поднял глаза, она едва уловимо почувствовала, как быстро исчезает еë упрямство. — Если всë пройдëт хорошо, мы будем править этими землями… — продолжил он, и после небольшой паузы добавил: — Возможно, даже вместе. Конечно, его клан был из тех, кто придерживается своих традиций. Браки устраивались как средство достижения цели, укрепляя узы и политические отношения, формируя полезных союзников. Гризельда была чужаком, который не считался ни могущественным, ни достаточно важным, чтобы являться полезным союзником. Может быть, она никогда и не будет такой, но Хан был прав: если эта миссия увенчается успехом, у неë появится шанс… У них появится шанс. Чагатай повернул еë руку, осторожно положил рукоять ножа обратно в ладонь, сжал еë и нежно поцеловал тыльную сторону пальцев. — Обещай мне, что будешь хорошо себя вести. Гризельда, на мгновение закрыв глаза, глубоко вздохнула. — Обещаю. Чагатай улыбнулся, и когда суровая женщина, стоявшая перед ним, действительно улыбнулась ему в ответ, он усмехнулся. Охотник встал, вспомнив о резьбе по дереву Гризельды, и отпустил еë руку. — Ладно, я пока пойду, прилягу. Тебе тоже надо отдохнуть. Хан подошëл к двери. Взявшись за ручку, он в последний раз обернулся и кивнул в сторону кровати. — Удачи тебе с твоим ремеслом, — подшутив над подругой, Чагатай поторопился выйти из комнаты. Ему едва удалось сделать это: когда он закрыл за собой дверь, то услышал глухой стук, несомненно вызванный ножом, который Гризельда бросила ему вслед. Он не мог не усмехнуться от еë бурной реакции. Гриз, конечно, была свирепой, но Хан не мог отрицать, как сильно он еë обожал.