Просмотренные до рассвета

Гермиона сидела на трибуне на квиддичном стадионе, а в воздухе кружились мелкие снежинки, какие бывают только в мороз. Когда она одевалась, чтобы пойти смотреть тренировку, взгляд упал на теплый плед у кровати. Она вспомнила, что в этот день ужасно замерзла, поэтому взяла плед с собой и ещё горячий шоколад в термосе. Лаванда отказалась взять плед, и сейчас дрожала, кутаясь в тонкое пальто. Гермиона завернулась в свой и налила Лаванде в бумажный стаканчик шоколад. Зимнее солнце слепило глаза, горячий напиток обжигал язык, руки мерзли, но все это было ерундой по сравнению с чувством, что вся жизнь впереди. Рядом радостно закричала Лаванда, когда Рон смог наконец поймать квоффл. Хотелось бы ей так же кричать, если бы играл Драко. Но в этом году его не взяли в команду. И вместо тренировок, он ходил с Крэббом и Гойлом (когда те не пили оборотное и не изображали девочек) курить во внутренний дворик. Она помнила, как в будущем — весной — встречалась с ним в этом дворике. И однажды они даже поцеловались за фонтаном, когда никого не было рядом. Ветер шумел светло-зелеными листьями плюща, и им показалось, что кто-то идет, — они отскочили друг от друга… и… Послышался крик. Гермиона очнулась от видения. Но в этот раз кричала не Лаванда. Джинни столкнулась с Джимми Пиксом. Ей удалось удержаться в воздухе, а Джимми спикировал и сумел затормозить только у самой земли. Он свалился с метлы и сломал ногу. Гарри и Рон вызвались отнести Джимми в больничное крыло. Гермиона пошла с ними. В Больничном крыле мадам Помфри давала простудившимся настойку имбиря. Она оставила капли Гермионе, а сама направилась к Джимми. Все это казалось таким знакомым — настойка, книги по колдомедицине. — Ты идешь? — потянул ее Рон, уходя. — Нет, — ответила она. — Я помогу мадам Помфри. Колдомедицину Гермиона помнила, но не так хорошо, как бы ей хотелось. Прожитая в будущем жизнь уже исчезла, оставив только воспоминания. Но, как и прежде, когда Гермиона помогала пациентам, она растворялась в этом, забывая об ужине, о других делах, о самом времени. Она померила температуру Кэти с первого курса, поправила одеяло Джону, посмотрела Бенни с третьего курса. У Бенни тоже была температура, но, судя по всему, он чем-то отравился. Надо сказать об этом мадам Помфри. Мадам Помфри поблагодарила ее за помощь, а Гермиона пообещала, что вернется еще. Из Больничного крыла она пошла в библиотеку. Это было одно из немногих мест, где они с Драко могли встречаться. Никому бы и в голову не пришло, что она приходит в библиотеку, чтобы пообщаться с Малфоем. Она знала, что он сейчас там, но не потому, что это случилось в будущем, а благодаря их связи. Связь тянула ее к нему. Ей хотелось поговорить с ним о том, что с ними случилось. Но с тех пор, как они очнулись в кабинете Трелони, он как будто нарочно ее избегал. Гермиона подошла к библиотеке, как раз когда Драко выходил оттуда. Едва она увидела его, как внутри разлилось чувство спокойствия и нежности. Их связь — она тоже не изменилась. Драко кивнул ей, проходя мимо, и поспешил прочь. Да что с ним? — Драко. — Гермиона догнала его и встала перед ним. — Нам надо поговорить. — О чем, Грейнджер? Он обошел ее, и Гермионе пришлось следовать за ним. — Обо всем, что с нами произошло. — А что с нами произошло? — ответил он, продолжая идти. — Мы попробовали встречаться. Это не сработало. Я понял, что ты мне не нравишься. В будущем ударилась головой она, а крыша поехала у Малфоя! — Мы проснулись в кабинете Трелони… — И что?.. — Он встал на подъехавшую лестницу. Гермиона тоже. На лестнице были другие ученики, и им пришлось делать вид, что они поднимаются по отдельности, пока они не оказались на восьмом этаже у Выручай-комнаты. Драко оглядел стену. Гермиона протянула ему руку. Он сжал губы, но руку все-таки взял. Он закрыл глаза, а затем в стене перед ними возникла дверь. Когда они вошли, Драко выпустил ее ладонь из своей. Внутри было именно то, что Гермиона ожидала увидеть: старые вещи, покрытые пылью, обветшалая мебель и темный старинный шкаф в глубине, который она помнила так хорошо. С помощью этого шкафа в будущем Драко впустил Пожирателей в Хогвартс. — О чем ты хотела поговорить? — О нашем… о будущем… Драко поднял бровь. Гермиона села на покосившийся стул, чтобы собраться с мыслями. В ее памяти были две линии жизни. Одна — возможность из сна. Там они с Драко никогда не встречались, и она была замужем за Роном. Там Драко встречался с Панси, чинил Исчезательный шкаф, и в конце концов впустил в Хогвартс Пожирателей. Началась война, в которой победил орден Феникса. И вторая — реальность, где победил Волдеморт и где они были женаты. В этой линии жизни они встречались на шестом курсе. Драко втайне от нее чинил шкаф и впускал в Хогвартс Пожирателей. Она так сильно обиделась на него, что порвала с ним. Потом они с Гарри и Роном скитались в палатке. Рон ушел и никогда больше не вернулся. Их с Гарри поймали егеря. Волдеморт приказал Драко убить Гарри в обмен на ее жизнь. Она должна была его возненавидеть, но месяцы в палатке без него… каждое утро просыпаться, думая о нем... Поэтому когда он пришел к ней в подвал и она его обняла, она не смогла расстаться с ним больше. Они поженились магическим браком. Спустя девятнадцать лет Волдеморт обязал своих приближенных сделать Крестраж. На самом деле за этим стоял Теодор Нотт. А после Нотт запер ее в Темной комнате. И когда Драко почувствовал, что она в опасности и пришел за ней, их перебросило из Темной комнаты в прошлое. Драко должен знать лишь вторую линию. Он знает о будущем, где победил орден Феникса, только из ее снов и дневника, который она давала ему читать. — Я жду, Герм… Грейнджер, — прервал он ее мысли. — Ты делаешь это специально! — Делаю что? — ответил он нетерпеливо. — Ты специально меня игнорируешь с тех пор, как мы вернулись из будущего. — Пятьдесят очков Гриффиндору! — воскликнул он. — Самая умная ведьма столетия сложила дважды два. После пяти курсов ты наконец поняла, что у нас не самые лучшие отношения. — Малфой вздохнул. — Иди, Грейнджер. У меня есть дела. Я ужасно скучаю — все, что ей хотелось сказать ему. Я очень скучаю по тебе. Драко прикрыл глаза, как будто ему все это давалось с трудом и, наконец, сказал: — Неужели какая-то фантазия, которую внушила нам Трелони, так могла на тебя повлиять? — Чем бы это ни было, я не могу сейчас делать вид, что мы чужие. — Мы чужие люди, Грейнджер. — Прекрати. — Грейнджер, только не говори, что ты влюбилась в меня после нескольких встреч… — А что, если так? — Да ничего. Просто даже не думай, что я когда-нибудь женюсь на тебе. С твоей магловской кровью тебе нечего и мечтать об этом. — Когда мы были женаты, ты так не думал. — Это был сон, который нам внушили. Я скорее женюсь на прилипчивой Панси, чем на тебе. Почему он так говорит? Она не придумала это! Она не придумала то, что они вместе прожили девятнадцать лет, а потом вернулись в прошлое. Вдвоем! И Гарри, и Рон видели, как он выходил из кабинета Трелони в то утро. — Если это все сон, который нам кто-то внушил, тогда откуда я знаю, что у тебя на руке Темная метка? — Гермиона вскочила со стула и взяла его за руку. Теперь она знала, что делать с запонками. Драко не отходил и не отдергивал руку. Запонка с трудом вышла из петель. Гермиона задрала рукав — метка была там. — И что? — Ничего. — Она отпустила его руку. — Ничего? — повторил он зло, разворачивая ее к себе. — Ничего? — Если ты боишься, что я кому-то скажу о твоей метке, то я и не думала никому говорить. Пусть всё идет своим чередом. — Ты, правда, веришь, что мы видели будущее? — Я думаю, мы его прожили. — Гермиона… — Грейнджер, — поправила она. — Оставь эти детские глупости! Ты думаешь, мне легко жить со всем этим? — О, если ты страдаешь, что прожил жизнь с грязнокровкой… — Она могла бы продолжать спорить с ним целую вечность, лишь бы не расставаться снова. Лишь бы находиться с ним рядом. Начала раскатывать рукав его рубашки, смутно осознавая, что стоит близко к нему, гладит его предплечье, царапает нежно вену. Чувствует, что отводит руку с меткой. Чувствует его руки на спине — и он притягивает ее к себе… — Я тебя ненавижу. — Она отвернулась, не давая ему поцеловать себя. — Слышишь, ненавижу… — Я тебя тоже… Она, наконец, позволила ему наклониться к себе. Сама потянулась к нему. Медленно коснулась его губ, вспоминая, ощущая. А потом он поцеловал ее глубже. Наконец-то он близко. Его школьный свитер, колючий и мягкий. Его губы. Его запах. Ощущения, которые она знала всю жизнь. Его холодная насмешливость несколько минут назад — и такой искренний поцелуй. Она гладила его: спину, шею, волосы — везде, куда могла дотянуться. Драко делал то же самое, прижимая ее к себе, целуя так отчаянно, как будто это был их последний поцелуй. А потом он отстранился. Они смотрели друг на друга. И даже, если бы не их связь, благодаря которой Гермиона читала его мысли, она бы поняла, что он сейчас скажет. Драко отошел. Достал сигарету. Но бросил ее. Повернулся и сказал: — Я помню, как в этой комнате ты и я говорили о будущем. Я помню, когда мы уходили, ты шла в гриффиндорскую спальню, а я возвращался сюда и чинил этот шкаф. Я предал тебя. Я пытался убить Дамблдора. А потом тебя предал Вислый. Неужели ты хочешь снова прожить это будущее? Ответь себе честно. Ты снова хочешь, чтобы они все были убиты? Уизли и Поттер? Снова хочешь жить в Малфой мэноре, запертая там? Снова хочешь, чтобы я дал тебе то зелье и ты осталась без ребенка? Снова хочешь просыпаться от кошмаров, потому что мне надо сделать Крестраж? Ты же сама рассказывала, что в твоих снах мы никогда не были вместе. Орден победил. Ты вышла замуж за Вислого и вы жили вместе долго и счастливо в мире, где нет войны. И где нет меня. Просто дай мне возможность починить этот шкаф, а дальше все будет так, чтобы победил ваш Орден. Драко смотрел и ждал ее ответа. Он не знал, что в той реальности Панси будет менять будущее. Из-за него. Впрочем, сейчас Панси увлечена Тео, а это значит… Это значит… Перед глазами возник внутренний дворик. В Большом зале сейчас шумит встреча выпускников, а здесь тихо, только ветер шелестит пожухшими листьями плюща, тянущегося по каменным аркам. В полутьме Гермиона замечает человека в черном. Его светлые волосы растрепаны. Ветер доносит запах его сигареты. Драко Малфой. — Так что бы хотела изменить в своей жизни самая умная ведьма столетия? — спрашивает он. И Гермиона не может найти ответ, хотя знает прекрасно: все, что она хочет, — это остаться с ним. Она жадно всматривается в него, пытаясь понять, почему они встретились в этом дворике спустя столько лет, ведь между ними никогда ничего не было… Она не понимает, почему надела это платье с вышитыми на нем созвездиями и почему стоит и ждет, что оба сейчас вспомнят, что когда-то — «когда-то», которое никогда не случилось, — они были вместе. Гермиона стерла слезу. Панси не будет менять прошлое. Снов больше не будет. Никакой другой реальности не будет. И их тоже не будет. У нее есть одна-единственная жизнь, которую она больше не сможет переписать. В семнадцать лет кажется, что жизнь — это черновик; в тридцать семь понимаешь, что всё писалось на беловик и изменить что-либо уже поздно. Все решения уже приняты, и она не сможет их отменить, даже если собрать все маховики времени, как это сделал Нотт. — Мы не должны быть вместе, Гермиона, разве тебе непонятно? Ей было непонятно. Она все еще верила в победу Ордена. И верила, что они будут вместе. Но Драко был прав. Прав во всем. Им очень ясно показали варианты будущего. — Ты всегда была недовольна тем, что мы имели. Ты всегда хотела какую-то другую жизнь. Работать в Министерстве, сделать карьеру политика… — Мне ничего этого не нужно. — Откуда ты знаешь? — Я там была… Я была в том будущем в своем сне. Я была политиком, я делала карьеру, — ответила она. — И я точно знаю, что я хочу быть колдомедиком и я хочу быть с тобой. — У нас было девятнадцать лет, не так уж и мало. Если бы она знала тогда, что их будет всего девятнадцать! Она кивнула. Покачнулась. Оперлась о чертов шкаф — так тяжело было принимать упавшую на нее тяжесть. Драко не обманывает себя в отличие от нее. Она оглядела его снова, и не могла не сказать, чтобы потянуть время: — Значит, ты все помнишь? Драко закрыл глаза. Тишина была тяжелой. Невыносимой. — Помню, Гермиона. — Тогда ты знаешь... — Она проглотила скатившуюся слезу. — ...ты знаешь, что я тебя… — Знаю. Даже если бы ты не сказала, я бы знал. Он знал, он чувствовал ее любовь. — Наша связь, — выдавила Гермиона, идя к выходу. У самой двери она услышала: — Я делаю это ради тебя. Я всё делал только ради тебя. — Я знаю. — Я бы повторил «согласен», если бы нам выпал еще один шанс. Гермиона слабо улыбнулась. Оглядела его сквозь слезы и вышла из Выручай-комнаты.