Даже на солнце Есть тёмные пятна, Но мы от него Отказаться не можем. Пусть в жизни Часто бывает сложно, Но жить и любить Всё-таки надо…
***
— Ты использовал бы порчу, если бы я умер? — спросил однажды у Накахары Дазай, когда рыжик заполнял отчётные бумаги, а сам Осаму лежал на диване, будучи раненым пару часов назад. Шатен всегда сбегал из лазарета при первой же возможности, и этот день не стал исключением. Сегодня он также скоропостижно покинул белые стены, от которых уже тошнило. Сегодня Осаму вновь чуть не погиб и в голову закрался интересный вопрос. А вот, если бы он, и правда, умер, чтобы стало с его напарником. Чтобы тот делал? Нет, не пил бы самое дорогое вино из своей коллекции, празднуя, как говорит. Точно не это. Но вот, что тогда бы он, как обладатель самой разрушительной способностью, делал? — Да, использовал бы, — услышал Дазай холодный, словно сталь, пробирающий до костей ответ из уст Накахары. Мгновенно дал ответ. Не задумываясь. Правда, за эти считанные секунды в голове его начался настоящий ураган мыслей, перемешанных с сокрытыми в сердце чувствами, который вытекали за пределы краёв и частно, невольно, выходили на свободу. Им не давали возможности освободиться и проявить себя, а потому контроль терялся, особенно когда он был один на один с «чёртовой суицидальной Скумбрией». — Почему? — Непонимающе спросил, приподнявшись на локтях удивлённый ответом напарника Осаму. — Ты ведь можешь умереть, даже нет… — он помотал головой. Это был тот редкий случай, когда Дазай растерялся. — Даже не может, а точно! — Его голос стал громче и жёстче, он был полон негодования. — Какого чёрта, коротышка?! — Дазай подскочил, он даже не обращал внимание на боль, что прознала всё тело от резких и неосторожных движений. Чуя вздохнул и отодвинул кресло от стола. Поднялся из из-за стола и подошёл к напарнику. Ничего не говоря, он уложил Дазая обратно на диван, вернув ему горизонтальное положение. Нет, он не гнал напарника обратно в лазарет, где тому было положено находится, на самом деле. Накахара знал, что это бесполезно. Пускай уж лучше этот оболтус будет рядом, в паре метрах. Пускай лучше так, чем Осаму опять что-то попытается с собой сделать. Рыжик отошёл к шкафу и у Дазая был шанс сбежать, но он и не думал об этом. Будь на месте Чуи кто-либо другой не задумываясь скрылся бы за дверью, но только не с ним. Он ломал его, менял и вообще Дазай был каким-то неправильном, так ему казалось поначалу, пока в голову не пришло осознание того, что именно рядом с Чуей он становился самим собой. — Отдохни пока, — прошептал рыжеволосый с лёгкой улыбкой на губах, когда подойдя вновь к Дазаю укрыл его тёплым пледом и подложил подушку под голову. Осаму не сопротивлялся, закрыл глаза и в скором времени уже тихо посапывал. Всё же усталость, как моральная так и физическая, действие обезболивающих, а также многочисленные недосыпания сделали своё дело. Дазаю было непривычно, что о нём кто-то заботится и переживает, но он не станет спорить с тем фактом, что это чертовски приятно. Приятно особенно от того, что именно Чуя отдавал ему своё тепло и одаривал любовью. Его рыжие волосы до безумия нравились Осаму, такие мягкие, шелковистые, огненно-рыжие. Они прекрасны особенно потому что Дазай может плести из них всё что душе угодно, правда, позволяют ему такую вольность лишь когда рядом никого более нет. Осаму настолько хотел быть рядом с Чуей, так близко как можно дольше, что порой он ночами сидел, просматривая видеоуроки на youtube, только чтобы научиться делать красивые причёски, овладеть новыми плетениями и улучшить свои навыки. Десятки порванных резинок, сломанных расчёсок, испорченных париков. И все его старания не прошли даром. — Неплохо вышло, Скумбрия, мне даже нравится, — как-то, после очередного «часа в парикмахерской «Чуя улыбнулся, ярко-ярко. Дазай готов был пойти на всё, лишь бы снова и снова смотреть на сияющего от радости Накахару. В котором он любил абсолютно всё, волосы, глаза, россыпи веснушек на щеках, спине, плечах и бёдрах, его тонкие, нежные руки, скрытые под кожиными перчатками. Чуя нравился Осаму с ног до головы, абсолютно весь. А главное, что рыжик отвечал ему взаимностью. — Я знаю, что погибну, — прошептал Накахара, осторожно поправив прядку, упавшую на лицо Дазая, заведя её за ухо, — но, как только ты умрёшь я… — он на мгновение замолчал. — Я последую за тобой, Дазай. И никак иначе.Мне нет места в этом мире без тебя…
***
В тот день Осаму всё слышал. Сквозь сон. Каждое слово, произнесённое Накахарой, и отлично почувствовал капнувшую на щеку слезу. В груди, одного из самых жестоких исполнителей Портовой мафии, что-то болезненно сжалось. Им дорожат, его ценят и любят. Чувства, которые он испытывал к дорогому напарнику были взаимны. Он узнал об этом, и сердце обожгло адским пламенем. Оно предательски заныло, так и крича, чтобы его владелец передумал и остался рядом с любимым, не уходил, не покидал Чую. Но, именно потому что так сильно любит он не может поступить иначе, обязан уйти сейчас, а ни когда всё зайдёт слишком далеко и отпускать будет чересчур больно. Осаму ушёл. На следующий же день. Накахара проснулся и не обнаружила напарника на диване, как и всех его вещей в комнате. Пусто. Везде было пусто, так будто никогда здесь и не было бинтованного придурка с суицидальными наклонностями. Дазай предал и своего босса, организацию, оставил кохая, всех подчинённых, которые долгие годы верно ему служили. Но главное, Дазай предал его. Он предал свою любовь, оставил одного и покинул. — Ты никогда не простишь меня, не прощаешь такого, готов закрыть глаза на всё, кроме предательства, — Дазай сквозь боль улыбнулся, — люблю тебя, коротышка, но так будет лучше, для тебя. Избавить тебя от проблемы в виде меня было лучшим решение, которое я принял в своей жизнь, — Осаму поднялся с крыши здания напротив общежития Порта и ушёл. Он приходил сюда каждую ночь, только чтобы вновь увидеть Чую. Его Чую, что сейчас отлично проводил время без него и был вполне счастлив, так по крайне мере казалось. Разум Дазая пьянел, когда оказывался неподалёку от бывшего возлюбленного, трезво мыслить в его присутствии был невозможно. Верно говорят, «любовь слепа, а сумасшествие водит её за руку». Дазай абсолютно уверен, что Накахара его больше не примет, никогда не простит и возненавидел на веки вечные. Осаму ошибался. Чертовски ошибался. Чуя изучил его очень хорошо, даже слишком, а потому отлично знал, что тогда Дазай всё слышал и прекрасно понимал, что он планирует уйти, но ничего не смог бы сделать, чтобы его остановить и это также отлично понимал. Чуя его простил, давно простил. Просто, рыжик ждёт, когда же наконец шатен признается ему в том, что так долго скрывал в своём сердце за сотней стен и замков. Рыжик примет его с распростёртыми объятиями, ведь уже давным-давно понял и простил. — Накахра-сама, простите, что отвлекаю, но вам пора идти. Босс рвёт и мечет, требует, ю чтобы вы немедленно явились для доклада о проделанной операции, — шестёрка передал послание Мори Чуи, который смотрела крышу здания напротив порта с особой увлечённостью, не отрывая глаз вглядывался в темноту. Мелькнул тёмный силуэт и Накахара наконец обернулся. — Я прямо сейчас подойду, передайте боссу, — отдал приказ Чуя. В ответ ему кивнули и поспешили удалиться. — Дазай, ты иногда слишком опрометчив, идёшь на риски, лишь бы только увидеться, но у тебя есть мой адрес, ключ от квартиры, номер телефона, почтовый адрес, да и должников по всему городу сотни. Если боишься встречи, прислал бы весточку, нет лучше смотреть издалека и рисковать, шпион за Портовой мафией, для которой стал первым живым предателем. Дурак ты, впрочем, не ты один, — Накахара развернулся и поспешил в кабинет босса, не рискуя больше заставлять его ждать. — Дазай-сан, вы в порядке? — с беспокойством спросил наставника Ацуши, когда заметил насколько необычайно молчалив и тих был обычно шумный и весёлый Осаму. — М? — Дазай подвернулся в сторону кохая. — Я в полном порядке, не переживай, — детектив потрепал тигра по голове, — просто малёк не выспался, — на лице широкая улыбка, а в глазах грусть. — Всё точно в порядке? — Ацуши не верил ни одному слову, Осаму и сам понимал, как неубедительно прозвучал ответ. — Точно, Ацуши, точно. Пойдём лучше, у нас есть работа, — Дазай стянул со стола папку с новым делом. — Не хочу слышать крики Куникиды и получай тетрадкой по голове, слушая о том, какой я бездельники и что толку от меня нет, — детектив направился к выходу, и Накаджима поспешил следом.***
Лишь тот способен добрым быть, Кому пришлось от злости выть. Лишь тот узнает дружбы цену, Кто испытал друзей измену. И лишь тому любовь дана, Кто ненависть познал сполна.