В поисках себя.

      Ещё на подходе к квартире Валентин понимает — опять. Опять у Гриши выходной, опять Гриша притащил в их дом непонятно кого, опять у Гриши тусовка. Почему бы не делать всё то же самое на своей территории, он не до конца понимает. Тем более, что их квартира для таких гуляний явно маловата... А впрочем, что там у Измайлова в голове мужчина уже давно перестал понимать.       Сейчас предельно ясно, что дома ему делать нечего. Во-первых, не ждут; во-вторых, отдохнуть у него в таком шуме не получится; а в-третьих разогнать эту шайку всё равно не представится возможным, уже пробовал.       Набрать номер труда не составляет, никакого труда совершенно. Да что говорить, он его на память помнит прекрасно.       — Артём, минута есть? — Лебедев на некоторое время замолкает, дожидаясь, пока парень отойдёт на улицу. — Сегодня я ночую у тебя. Это не просьба, это констатация факта. Нет, больше негде. Родственник твой снова чудит, вот что происходит. Понял, через два часа жду тебя возле подъезда.       Отключается, присаживаясь на ступеньки. Ближайшее время ему светит провести именно тут, идти больше некуда. А просто так бродить по улицам нет никакого желания, равно как и в ближайшую забегаловку идти. Тем более, что и есть не хочется, разве что кофе не помешал бы, но явно не та бурда, что подаётся в ближайшем заведении. *       Домой Лебедев возвращается только к вечеру следующего дня. Что примерно может происходить в квартире, зная Гришину нелюбовь к уборке, он представляет. И морально готовится ещё с самого утра.       Зато полный порядок становится приятной такой неожиданностью. Лебедев даже думает, где что произошло, раз Гриша прибрался. Надо будет ради интереса потом новости посмотреть, мало ли что...       Менее приятной, но уже в большей степенью ожиданностью, становится Гриша, спящий в обнимку с какой-то мадам. В полном неглиже и на их с Валентином кровати. Что тут происходило несколько раньше, тоже вполне себе прекрасно просматривается по разбросанной одежде и паре пустых бутылок шампанского. Мужчина, обведя комнату взглядом, только вздыхает и тихо прикрывает дверь, дабы не разбудить. Пусть себе отдыхают, намаялись же.       Дальше маршрут на кухню, воды выпить да поесть хоть чего-нибудь нормального, а не лапшу в стаканчике. Всем требованиям отвечают только котлеты — вкусно, сытно и можно не греть. За это время ещё успевает Артёму сообщение отправить, что снова ночует на том же месте.

***

      Утром мужчина до работы успевает снова домой заскочить на час. Что, в целом, очень даже полезно выходит. Гриши нет, это тоже к счастью.       Собрать чужие вещи по квартире занимает полчаса. Написать, чтобы позвонил при первой возможности — дело ещё одной минуты. Куда девать оставшиеся двадцать девять Валентин пока не придумал. Главное, не начать думать. Иначе точно поддастся на Гришины «это случайность, ты всё не так понял» и прочее в том же духе.       Выкидывать любимого человека из собственной квартиры и жизни тяжело, но, кажется, с таким образом жизни Измайлова это было закономерно. Слишком молодой, не перебесившийся ещё. Ему как раз и надо гулять, а не вступать в отношения. Пусть даже и такие вот. *       У Валентина уже входит в привычку несколько раз в неделю ночевать в гараже у Артёма. Во-первых, какая-никакая, а живая душа. Во-вторых, в пустую квартиру возвращаться не было абсолютно никакого желания. Тем более после того, что там Гриша устроил. И что, что это было без малого три месяца назад. Воспоминания никуда не денешь, как не пытайся. Хотя он честно пытался.       — ВалентинЮрич, Вам, м-может, хватит? Работаете ведь з-завтра.       Не отговаривает — бесполезно — просто уточняет. Пиво алкоголь, конечно, лёгкий, но когда это уже пятая банка насторожиться стоит. Тем более, что Лебедев обычно и не пьёт практически.       — Может, и хватит, — мужчина слегка заторможено кивает. — Допью и закончу, Артём.       Тот в ответ только моргает согласно, стараясь лишний раз ничего не говорить. И нечего, и дефект после инсульта очень раздражает. Хоть жестовый язык учи, в самом-то деле!       Допивают в тишине. Сказать друг другу уже просто нечего, кажется, за эти месяцы каждый начал понимать другого чисто интуитивно. По жестам, выражениям лица, эмоциям... Привыкли друг к другу.       Лебедев, по привычке, устраивается ближе к стене. Надо ещё одну раскладушку притащить, что ли... Артёму явно неудобно на старом диване, что бы он там не говорил и как бы не заверял. Вырубается мужчина практически моментально, даже для себя потом неожиданно. Казалось, что думать будет, мучиться — у них с Гришей сегодня был бы год. Но может так, как получилось, даже и лучше.       Артём делает вид, что укладывается у себя и, как только слышит тихо сопение с раскладушки, моментально перебирается туда. Вместе с тёплым зимним одеялом, каким-то чудом в мастерской завалявшемся. То, что Валентин ночами постоянно мёрзнет, он заметил ещё давно. И практически каждую ночь вот такие не санкционированные рейды проводил. Благо, что и спит мужчина — пушкой не добудишься.       Одеяло сверху, самому под бок и можно спать. Главное было проснуться раньше генерала и перебраться обратно на своё место. Рано пока ещё ему знать, что ночами тут происходит.       — Спите, т-товарищ генерал. А я В-Вас греть б-буду. *       Валентин открывает глаза, когда вставать ещё слишком рано. Часа три примерно, если ссылаться на свои биологические часы. В любом случае спать бы ещё и спать, если б не одно очень даже веское «но».       На раскладушке он совершенно точно не один. Первой мыслью в голову приходит, что он спьяну притащил кого-то и теперь они спят в обнимку. Через пару секунд только понимает, что ночевал он у Артёма и притащить сюда явно никого не мог. Как минимум из приличия, не его территория всё-таки. Да и вообще, кто согласится с ним идти ночевать в мастерскую? Разве что совсем отбитые.       Ещё чуть позже приходит мысль, что притащить он не мог и по другой причине. Он просто отсюда не выходил со вчерашнего вечера. Тогда напрашивается что? Что рядом с ним — чуть ли не на нём! — спит непосредственно Артём. Вот только этого ещё и не хватало. Или диван стал уже настолько неудобен, что Ткачёв перебрался сюда? Так можно было бы сразу сказать, мол, "идите Вы, ВалентинЮрич куда подальше, у меня тут не гостиница". Или у пацана планы на него? Тоже можно было бы сказать, хоть как-нибудь, пусть через одно место. Хорошо у Артёма получалось только автомобили чинить, а всё остальное вечно с какой-нибудь заковыркой выйдет.       Валентин приподнимает одеяло, убеждаясь в своей правоте. Артём уткнулся ему носом в плечо и довольно посапывал.       Спихивать с раскладушки его жалко, так что Лебедев обходится более гуманным способом: просто трясёт парня, пока у того в глазах не появится хоть немного осмысленности.       — Артём, — Валентин на всякий случай ещё несколько раз перед глазами щёлкает, для закрепления эффекта. — Это что такое?       Осознанность в глазах стремительно увеличивается по мере того, как до парня доходит.       — Бл...ин... В-Валентин Юрьевич, я с-сейчас вс-се объясню... — пытается ещё и подальше отползти, едва не свалившись с раскладушки. — Я...       — Лежать, — мужчина его за плечо придерживает, не давая свалиться. — Успокоился и начал всё чётко и по существу рассказывать. У тебя ровно пять минут, пока я не вернусь.       Артём кивает и с головой залезает под одеяло. Так думать проще.       Валентин поднимается, перелезая через это одеяльное нечто. Всё-таки естественные нужды никто не отменял, особенно после выпитого. А там можно ещё покурить, для приведения мыслей в порядок. Или просто воздухом подышать, давая мальчишке пару лишних минут. *       Валентин возвращается через десять минут, давая времени обоим подумать даже больше, чем надо.       У него тут, скорее была попытка понять... что? Почему Артём спит с ним в обнимку или почему он совершенно не против такого? Хорошо, почему спят ещё объяснить можно: после пьянки бывает и не такое. Тем более, что окончание вечера он припоминал далеко не мельчайших деталях. Говорили, пили, просто в тишине сидели... А вот как и с кем он спать укладывался из памяти выбило напрочь. Почему не против... Позарился на похожую мордашку? Или просто решил кого-то тёплого под бок положить, без каких-то иных планов? Или с планами? Валентин тушит сигарету и проходит обратно в мастерскую.       Артём всё в том же одеяльном коконе, остался, как и был. Видно, даже воздух не вылезал глотнуть. Ничего, пусть прячется. Главное, чтобы сердце от перегрева не прихватило. А с остальным уж как-нибудь разберутся.       Первой мыслью было сесть так, на пол, но Лебедев быстро передумывает, холодно, да и не слишком чисто, пачкаться не хочется. Устраивается в итоге на краю раскладушки, положив руку поверх одеяла, в место, где предположительно было плечо Артёма.       — Я тебя слушаю, — выходит хрипловато, то, что в горле пересохло, мужчина замечает только сейчас. — И не отмалчивайся, Артём, всё равно выпытаю.       Одеяло что-то согласно угукает и на минуту замолкает. С силами он собирается, что ли? В любом случае мужчина терпеливо ждёт. Интересно, что мальчишка нового расскажет и насколько его, Лебедева, догадки подтвердятся.       Артём тихо вздыхает и всё-таки высовывает нос наружу. Когда-то это же должно было случиться в любом случае. Просто он не думал, что настолько быстро, даже не подготовился нормально. А за те короткие минуты ничего толкового он надумать так и не смог.       — В-вы ночью мёрзнете, вот я и п-пришёл Вас немного погреть... — обратно под одеяло прячется, совершенно не желая видеть выражение лица Лебедева. — Одеяло тёплое т-только одно, вот я и...       Артём затихает совсем, кажется, даже дышать переставая. Наорёт же сейчас Валентин, как есть наорёт. И про нарушение личного пространства расскажет, и про то. Что не пристало ему с какими-то оборванцами в одной койке спать. Генерал всё-таки. Парень, конечно, понимал, что про это вряд ли будет сказано, но чёрт его знает, что мужчина на эмоциях выскажет.       Отчего-то ругань от Валентина было бы слышать неприятнее всего. Хотя с чего бы, тот ещё вопрос.       Мужчина всё ещё молчит и Артём старается вообще не дёргаться, просто на всякий случай. И уж лёгких поглаживаний по одеялу он точно не ожидает. Спросить хочется многое, но слова с языка не идут совершенно.       — Спи, гопник-грелка. Я домой пойду, не имею права больше стеснять.       Артёму в тот момент кажется, что что-то в нём рухнуло. Отпускать генерала не хотелось совершенно. Даже не так — отпускать Валентина Лебедева было нельзя. Парень шустро вытаскивает руку, перехватывая генерала за что придётся. Пришлось колено, но думать об этом совершенно некогда.       — Не уходите, В-ВалентинЮрич... — выходит едва слышно, но его, кажется, понимают.       По крайней мере, мужчина не делает хоть каких-то попыток подняться. Молчит, только сверху пальцы своей ладонью накрывает. *       Что делать со всем этим, мыслей пока нет совершенно никаких. Мальчик льнёт осознанно-неосознанно. Может, и сам не до конца понимает всё это. Но то, что что-то есть, Валентин уверен абсолютно. Уж что-что, а такое вот порывы за свою жизнь он уже научился отличать от простой заботы и иже с ней.       Артём засыпает быстро и это, в целом, не может не радовать. Во-первых, слишком рано просыпаться, середина ночи, а во-вторых... Хоть кто-то мучиться не будет и, возможно, выспится. Лебедев, практически неосознанно, поглаживает чужие пальцы, которые с колена убирать не хочется совершенно. Тепло и, на удивление, приятно. Просто вот так сидеть, гладиться, молчать...       Это, кажется, счастьем называют?       Валентин не уверен, для каждого оно своё. Но он, кажется, нашёл ещё кусочек своего. Только надо ли это будет Артёму, вот в чём вопрос, на самом-то деле. Тот никогда в связях подобного рода замечен не был. Так что стопроцентный натурал, тут думать нечего. И предлагать, если всё-таки что-то у них пойдёт больше банальной заботы, тоже не имеет смысла. Быть посланным ещё и этим человеком очень не хочется.       Валентин вздыхает, укладываясь рядом с Ткачёвым. Спать он не собирается, слишком о многом нужно думать. Да и понять тоже. И убедить себя, в конце концов, что ему, старому, просто показалось и именно с этим человеком ничего не светит.       Да и Гришу он ещё не отпустил до конца...       Мужчина тихо матерится, прикрывая глаза. В три часа ночи думать не хочется, хочется спать. Только уже не получится.       Уходит он в начале шестого. Артём вечером был прав, работу никто не отменял. А там и думать о всяких глупостях времени не будет. Лебедев даёт себе зарок в мастерскую ночевать больше не приходить. Во избежание лишних мыслей и возможных желаний. *       Просыпаться одному холодно не смотря на тёплое одеяло. Настолько он привык просыпаться рядом с Валентином, что от его отсутствия под боком физически неприятно.       Артём вздыхает и выкапывается из-под одеяла. Грустно, конечно, но, видимо, так было нужно. Чтобы именно вот так и именно сегодня. На часах без двадцати шесть, Лебедева тут как не бывало. Обидно. Мог и разбудить, как всегда делал. Или...       Или он после ночного происшествия ему настолько противен стал?..       Ткачёв нашаривает телефон. Сообщение отправить сейчас жизненно необходимо.       «Когда Вас ждать в следующий раз?»       Ответ приходит только через час, когда он уже весь извёлся от неизвестности. Похоже, всё-таки хорошо он накосячил с этим одеялом... Вот что было просто укрыть генерала, а самому обратно на диван?       «Я больше не приду». *       Артём пытается писать ещё несколько раз, даже звонить, но — увы. Вызов проходит, однако трубку с той стороны явно никто не собирается. И парень надеется, что Валентин просто отключил звук на телефоне и ничего страшного не произошло.       То, что он переживает о совершенно постороннем, в целом, человеке, доходит не сразу. А когда доходит, он так и садится, где стоял. Благо, что в мастерской сегодня выходной и Ткачёв тут один, никого своим поведением не озадачит. Да и вопросов лишних не будет. А к завтрашнему дню уже получится взять себя в руки и ничем себя не выдавать.       Больше интересует, с чего это всё началось. Про Лебедева он практически ничего не знает.       Только то, что он тиран, деспот и крайне уставший человек. Артёму вечно хотелось употребить более сильное слово, но почему-то именно в отношении Валентина выговаривалось только это. Положительное влияние на одного конкретного гопника, не иначе. Что ещё... Пиво хорошее любит. Так кто ж от него отказывается? Пустых разговоров не любит, так это тоже не для каждого. Особенно у кого каждая минута на счету. По мальчикам бегает, так все не без греха. В отношении других Ткачёв в последнее время более чем лоялен в этом плане. Тоже, блин, положительное повлияние.*       А в целом и всё. Если не считать того, что он знает, во сколько генерал встаёт, во сколько ложится, во сколько домой приходит. Что любит, чего терпеть не может... Не специально узнавал, Юлька в своё время выболтала, пытаясь строить коварные планы мести отцу.       Артём трясёт головой, стараясь выгнать посторонние мысли из головы. Нехрен Лебедеву там селиться, они друг для друга ничего не значили и значить не будут. Парень вздыхает и закапавается обратно в одеяло, пытаясь спрятаться хотя бы от мира, раз от мыслей не получается.       В конце концов, что он так к Лебедеву привязался? Есть же ребята из мастерской, с района. Как раз его возраст и круг общения. Только вот их не хотелось совершенно. Хотелось Лебедева и их молчаливых посиделок. *       Валентин после третьей смс-ки выключает звук на телефоне, отвлекает. А то, что это будет далеко не последнее сообщение он от чего-то совершенно уверен. Артём не из тех людей, которые сразу сдаются. Наоборот, будет до конца переть, вне зависимости от того, чем для него это может быть чревато.       Мужчина вздрагивает, вспоминая, чем обернулась последняя такая упёртость. Вот ещё раз только не хватало, во второй раз вытащить его будет сложнее. Как минимум из-за отсутствия инопланетных технологий.       Лебедев трясёт головой, выбивая оттуда ненужные мысли. Вот только думать об этом совершенно не надо, не зря же говорят, что мысль материальна.       Уход в работу тоже не особо помогает, хотя раньше отвлекало замечательно. Нет, всё равно думает. И про Артёма, и про ситуацию. Может, всё-таки стоило нормально переговорить и объясниться, а не вот так сбегать. Но так, как есть, казалось легче. Он всё-таки сдаётся, признаваясь себе, что как минимум привязанность и духовную близость к Артёму всё-таки испытывает. Только всё это желательно задушить сейчас, в зарождающемся состоянии, пока хуже не стало.       Ибо хуже, чем влюбиться в Артёма Ткачёва может быть только ещё одно инопланетное вторжение. *       Валентин постепенно учится жить заново. Без привязанностей к мальчикам, без глупых чувств и всего остального, что к этому прилагается. Именно так кажется легче, без всех влюблённостей и коротких интрижек. В конце концов, он взрослый человек, давно уже не мальчишка чтобы за каждым своим любовником бегать и как-то его уговаривать. Нет уж. Если кому-то надо, то пусть сами за ним бегают.       Мужчина упирается лбом в кухонный стол и протяжно выдыхает. Как бы он себя не успокаивал и не уговаривал, вытравить из себя Артёма не получается. Или не хочется. Чем дальше, тем он больше склоняется ко второму варианту. Он не хочет переставать любить именно вот это вот лохматое нечто с повадками дворового щенка. А впрочем, по поведению ведь как раз это и есть.       Щенок, огрызающийся практически на любое действие и не приемлющий ласку. По крайней мере, Лебедеву кажется именно так. А что там на самом деле... Он разбираться не собирается. У него есть своя жизнь, дом, работа, в конце концов. Тут отвлекаться не на что и некогда. Жаль только, что от мыслей не получается отключиться никаким образом. Фактически, перестал помогать даже дорогой коньяк, стоящий в серванте с незапамятных времён.       Он окончательно и бесповоротно влюбился. Отрицать уже бесполезно. Чем только зацепил...       Из подобия транса и самокопаний Лебедева выводит дверной звонок. И вот кого ещё принесло в почти двенадцать вечера? Никого видеть не хочется совершенно, только вот гость крайне настойчив.       Валентин тихо коротко рычит и всё-таки поднимается.       — Иду, хватит звонить, — дверь открыть дело пары секунд.       Видеть Артёма под дверью, в целом, не очень ожидаемо, но предполагаемо. Когда-то ведь это должно было произойти. А днём раньше или днём позже это уже совершенно другой вопрос.       — Ну? — к косяку плечом прислоняется, с некоторой заинтересованностью смотря на мальчика. — Что произошло, Артём?       Тот сразу как-то весь ершится, стараясь не сдаваться под тяжёлым взглядом. И смотрит так же упрямо, как обычно. Хотя явно побаивается того, что дальше может происходить. Всё-таки реакцию Валентина предположить очень непросто.       — Ничего не п-произошло, — исподлобья глядит, хмурится. — Поговорить к В-Вам пришёл.       Две недели без малого созревал, надо же. И всё-таки дошёл, стоит вот тут, думая. О чём думая Лебедев понять пока не может.       — Раз пришёл, то говори. И не долго, мне завтра вставать рано.       — Пустите уж т-тогда в квартиру, что ли, — улыбается нахально, немного расслабившись. Сразу не погнали, уже хорошо. — Не при бабе Маше же г-говорить.       Мужчина вздыхает, но всё-таки отодвигается, пропуская мальчишку в квартиру. Дверь захлопывает, включая-таки свет. Даже не заметил, что темно. Надо же.       — Я тебя слушаю, Артём. *       Говорить при бабе Маше, соседке, похоже, живущей у входной двери, действительно не хотелось. Потом пересудов по всему двору не оберёшься. А хоть как-то выдавать свою «ненормальность» Лебедев не планировал как можно дольше. Да и мальчишку подставлять тоже не хотелось совершенно. Всё-таки он для него нечто большее, чем просто бывший своей дочери. Валентин, в конце концов, его любит. А это уже о многом говорит — как минимум об ответственности за это лохматое нечто.       А защищать Артёма хотелось, что бы там ни было.       — Ну? — Лебедев бровь приподнимает, ждёт.       Мальчишка только смотрит насуплено, пытаясь что-то у него в глазах рассмотреть. Не совсем понятно, правда, что именно. Но, видимо, видит не то, что хотел изначально. Лебедеву даже немного интересно, что бы это могло быть.       Уж не любовь так точно. Артём ведь не за этим пришёл, а за ответами, что в мастерской тогда вообще было. Правда, сказать Лебедеву нечего, ибо и сам не знает — что. Вернее, знает, но объяснить это не получится так, чтобы по лицу не врезали.       Артём удивляет всё больше. Шаг вперёд делает, поднимается на носочки, прижимаясь губами к подбородку. Руками ещё нервно дёргает, обнять, что ли, хочет? Валентин сейчас позволил бы ему всё, что угодно, только вот надо держаться задуманного.       Защищать мальчика. И от себя самого в первую очередь. Хотя, конечно, хочется прижать и никуда не отпускать.       — Всё? — отстраняется, опираясь плечом о стену. — Или ты что-то ещё хочешь мне сказать?       Артём коротко качает головой и отходит на шаг, смотря как-то затравленно. Видимо, ожидал хоть какой-нибудь реакции, а не холодной отстранённости.       — Тогда вон. Где дверь ты знаешь, — выходит именно так, как и хотелось: холодно, безэмоционально и с ноткой презрения.       — Да идите В-Вы сами..!       Артём выскакивает за порог, хлопая дверью.       Да, так однозначно лучше. Уж Ткачёву точно, у него ещё вся жизнь впереди.       Валентин стоит, глупо глядя на захлопнувшуюся дверь и старается принять то, что произошло. Минуты через две в прихожей перегорает лампочка, оставляя мужчину в полной темноте. *       Далеко Артём не уходит, просто ноги не держат, на ступеньках здесь же и устраивается. Непонятно, на что он рассчитывал, зная Лебедева, но уж точно не на то, что произошло. Мог же мужчина отреагировать как-то более эмоционально, что ли. Хотя, о чём он — у суровых генералов эмоций не бывает. Совести и хотя бы немного жалости, похоже, тоже. Что ж. Надо вставать и идти дальше, во всех возможных смыслах. Только вот пока нет совершенно никакого желания. Простое же действие, а не получается.       Он опирается плечом и головой на стену подъезда, прикрывая глаза. А ведь могло быть всё совершенно по-другому. Могли бы быть счастливы, оба. И зачем Валентин его оттолкнул? Явно же против мужчин в своей постели ничего не имел. Или по характеристикам не подходит? Да, это самое вероятное. Лебедеву явно нужен кто-то здоровый и способный постоянно улыбаться, да вот тот же Гриша, чтоб его. И совершенно не сдался гопник, имеющий в двадцать пять только заикание и простреленное сердце. Парень только тихо хмыкает, стукнув пальцами по колену. Кому он вообще такой сдался.       На щелчок замка он даже не дёргается, знает, что у Лебедева звук другой. А кто ещё там вышел, Ткачёву глубоко фиолетово.       — Что расселся, наркота проклятая?! — вот только этого и не хватало.       — Шли б-бы Вы в жопу, баб Маш, — выходит тихо, но соседка умудряется услышать всё до последнего звука.       Артём даже не думает поворачиваться, смысла нет. А любоваться на старую рожу вообще никакого желания. Вообще сейчас нет никакого желания хоть кого-то, кроме Лебедева, видеть.       — Куда?! — голос постепенно срывается на ультразвук. — Я сейчас милицию вызову, там таких, как ты, в раз на место ставят!       Милиция, надо же. Когда-то действительно было интересно, что менты в очередной раз ему скажут. А теперь, после всего, уже абсолютно пофиг на них.       — Мария Павловна, Вы бы правда шли... хотя бы спать. Время уже позднее, — Ткачёв едва заметно вздрагивает от неожиданности.       Когда Валентин вышел на площадку, Артём не слышал. Бабка со своими визгами мешала, да и сам слишком глубоко задумался, чтобы отвлекаться на реальность.       Баб Маша на удивление затыкается сразу, хотя Артём слышит ещё краем уха, что что-то она шепчет. Впрочем, не всё ли равно, если его сейчас будут с лестницы спускать. Хлопок двери, притом явно не лебедевской, немного приводит в чувства. Позы, правда, юноша так и не меняет.       — Тём.       Валентин присаживается рядом, буквально в паре сантиметров. Он что, решил сначала в красках расписать, как Артём ему не нужен и куда ему надо пройти? Вот только этого и не хватало, ага.       — Ч-что Вам? — не шевелится, даже глаза не открывает. — Вы уже с-сказали всё, что хотели. Вот и ид-дите дальше, Вам же з-завтра работать надо. Я немного п-посижу и тоже... пойду куда-нибудь.       Почему-то сейчас обиднее всего становится. Вроде же послал и послал, так зачем вот это вот всё сейчас? Разве что такая вот изощрённая пытка, будто ему слов было мало, в самом деле.       — Дурак ты, Артём.       Лебедев его к себе дёргает, обнимая. Плевать, что неудобно, что соседка явно никуда не делась из-за двери. На реальный мир сейчас совершенно точно пофиг. Главное, что Артём под боком есть. И куда бы он его пустил сейчас, в самом деле.       Ткачёв утыкается носом в чужую футболку и первую пару секунд инстинктивно пытается освободиться, вернуть себе личное пространство. Не получается, приходится с этим смириться. Ещё и дураком обозвали. Только, не смотря на все разногласия, он чуть поворачивается, удобнее в кольце рук устраиваясь, чувствуя себя на своём месте. И надо бы сопротивляться, но не получается от слова совсем.       — Я же о тебе, Тём, забочусь, — генерал только крепче мальчишку к себе прижимает. Теперь точно уже не отпустит. — Сам подумай, зачем тебе мужчина в два раза старше, который вечно пропадает на работе и вообще может погибнуть в любой командировке? А ты молодой же ещё совсем, семью бы завёл нормальную, детишек. Кошку может или рыбок в аквариуме, тут уже сам придумаешь. И жил бы себе нормально.       Нет, и кто тут ещё больший дурак? Артём легко бодается, выражая полное несогласие со всем сказанным, но это они потом обсудят. Сейчас его немного другой вопрос интересует.       — Вас ж-же вроде в горячие точки не отправляют, Юля г-говорила... — голову поднимает, заглядывая в глаза.       — А ты думаешь, Юле можно было верить во всём? — Лебедев проводит по чужой щеке, примерно представляя себе чужую реакцию. — Тем более, я ей не говорил, куда мотаюсь. Так что дочь была в полной уверенности, что это обычные штатные командировки.       Сразу после этого Валентин шипит от болезненного укуса в шею. Правда, в долгу тоже не остаётся, от неожиданности дёргая Ткачёва за волосы.       — Это карма, Артём, — усмехается чуть заметно, замечая удивление на чужом лице.       — Д-да пофиг. Обещайте, что б-больше никаких горячих точек и тогда я за Вами к-куда угодно.       Обратно в футболку утыкается, вдыхая привычный из-за ночёвок лёгкий древесный запах. Всё-таки очень он генералу подходит, с этим не поспоришь.       — Обещаю, — Лебедев даже не колеблется. — Пойдём домой, Тём, в подъезде холодно.