Скомканный окровавленными руками лист

— Скажи, Хината, ты отдашь кровь за своего Хранителя? — Девушка открыла пачку с печеньем и так, между делом задала вопрос, который среди шума и гама улицы прозвучал слишком уж громко. Он прервал всё: звуки асфальта, что раскололся от колес едущих машин; всплески воды от луж, где эти осколки дорог были размером с бассейн для мимо пролетающих птиц; шум потоков ветра, что отчаянно открывали и закрывали одну и ту же дверь кафе; шуршание подошвы обуви пешеходов о грунт, которые торопились или же шли без дела куда-то, как наши герои.  — Чего? — взял печенье Хината у Ячи и приостановился возле дверей того кафе, посмотрев в сторону своего Хранителя, обратился уже к нему. — Хочешь? Синяки под глазами, которые остались после его жизни, красили юношу и сливались немного с этим пасмурным днём воедино. Усталый вид, немного потерянный взгляд. Он покончил с собой в 17, а теперь спасает от этой участи человека, который, кажется, видит смысл в жизни в рассветах, печенье с молоком и в отражении в луже.  — Ты меня слышишь? — повторил вопрос Хината, не отвлекаясь от движений дверцы кафе.  — Нет, я глухой! — воскрикнул Кенма.  — Хочешь?  — Отстань. — вздохнул Козуме и отлетел подальше на пару шагов в сторону дома Шое.  — Что он ответил? — спросила Ячи.  — Это был не ответ. — бросил Шое и пошел дальше по тротуару в том же направлении, что и его Хранитель, оставив подругу на перекрестке со своим. От нечего делать девушка пошла в кафе. Оно было размером со стандартный двухэтажный дом. Терраса находилась на втором этаже, где наши друзья часто проводили время. На ее территории посажены в горшочках лилового и голубых оттенков цветы. Однажды Хината, правда, стащил один такой горшочек маме на день рождения, теперь он стоит на кухне и греет душу всем жильцам дома, когда те утром, например, спускаются за чашкой кофе. Аромат напитка вместе с запахом цветка можно почувствовать в других комнатах, что делает утреннюю рутину, как сказала мама Хинаты, приятнее и насыщеннее. Также на первом этаже висят постеры с едой, которые так любезно, опять же, забрал Хината и повесил у себя в комнате. Ячи из одного плаката сделала кораблик, и они пустили его по канализации, а потом бежали за ним и падали в лужи, после чего дружно заболев на две недели. «Холод грязной воды из луж согревал сердца воспоминаниями». — как говорил сам Хината, оправдываясь перед мамой за высокую температуру. Также вокруг кафе был забор жёлтого цвета, который ребята красили этим летом, потому что за плакаты и цветок персонал требовал компенсацию. Цвет красивый, правда, не сочетается никак с белым заданием, в котором все лилово-голубое. Посетители любезно назвали его «Яичница» из-за желто-белого цвета снаружи, сместив на задний план имя, данное изначально. Думаю, о нем уже никто и не помнит, разве что в документах, может быть, указано что-нибудь. Так и называется теперь. «Яичница». Сюда часто заходили дамы почтенного возраста, чтобы обсудить с хозяйкой цветы, что меняются каждый сезон.  — Как это так? Зимой лилии! — вздыхала старушка во всем розовом. От нее пахло розами и медом. Ее прозвали в честь того цветка, который она всегда напомнила, являясь где-то.  — Я очень рада, что вам понравилось. — отвечала хозяйка и уходила за барную стойку, куда не совались эти дамы. Боялись алкоголя, вернее, его влияния на молодых людей и их поступков. *** Зайдя в дом, Хината остановился на пороге кухни. Положил на полку с цветком ключи с печеньем и прошел в гостиную, а оттуда наверх, где уже давно находился его Каспер, как назвал себя в одном из разговоров Козуме.  — Больно было? — поднимаясь по лестнице, спрашивал Хината.  — Жить или умирать? — с иронией в голосе заметил Козуме.  — Очень смешно. Можешь про жизнь рассказать. — крикнул со второго этажа, умывая руки, Шое.  — Я не могу сказать, чтоб было плохо, но и чем-то прекрасным это нельзя назвать. — пролетел за Шое Кенма. По пути, на стене, висел календарь с мероприятиями и планами Хинаты. Сегодня четверг, 11 февраля, день рождения бабули, отмеченно красным фломастером.— не забудь позвонить бабушке! — напомнил Хранитель.  — Позже. — промямлил Хината, выходя из ванной к себе и закрывая дверь в комнату. Часы стремительно укорачивали жизнь многих, пока кое-кто мирно спал, подгоняя их. Призраки бывших жителей, контролируемых когда-то этими же часами, скучающе летали по просторам городов, любезно подаренных им за их прошлые грехи. Стоит ли давать второй шанс тем, кто свой «первый» погубил сам, желая это? Эта вселенная решила, что просто жизненно необходимо дать умершим такую возможность. Кенма тратил ее впустую, как говорил он сам. Бездумно летал по городу за Человеком, иногда, правда участвовал в его жизни, но только лишь если его очень попросят. Он просто ждал момента, когда перестанет быть Хранителем и сможет наконец-таки избавиться от сырости будней жизни, — ее остатков и подобия. Проще говоря, он ждал естественной смерти Хинаты. Однажды Кенма разрабатывал план как бы отвлечь Шое своими разговорами, чтобы тот прошел на красный свет. Правда, Козуме забыл тот факт, что разговаривать он не любит, поэтому, когда они подошли к светофору, вопрос Хранителя вогнал Хинату в ступор: «Не хочешь поговорить?» — из-за чего человек долго ещё не мог сдвинуться с места, а потом спросил в ответ: «А ты умеешь?» После этого Кенма отбросил все надежды хоть как-то покинуть этот мир быстрее, чем нужно.  — Знаешь, дружба у меня ассоциируется с воскресеньем: отдых, хорошее самочувствие, комфорт… — начал Хината в попытках завязать разговор со своим Хранителем.  — Я умер в этот день. Иронично.  — Не каждое воскресение должно быть идеальным.  — Тот день и был идеальным, потому что являлся спасением.  — Что? В каком смысле? Призрак удалился в соседнюю комнату, пролетая сквозь стену.  — Ты забыл позвонить бабуле, идиот! Единственным человеком, удерживающим Кенму когда-то в реальном мире, была бабушка. Она готовила ему яблочный пирог, который юноша так полюбил. Люди не живут вечно, поэтому смерть забрала за собой женщину и всю теплоту и любовь из этого мира. Факт того, что Шое забыл позвонить, очень рассердил Кенму. «Он не ценит того, что что имеет, идиот». — шептал, летая по дому, Козуме. Мало кто мог видеть Касперов, — лишь близкие родственники, поэтому, когда Кенма парил в воздухе вместе с Хранителями других членов семьи, переговариваясь между собой, это наполняло дом своей некой. теплой атмосферой.  — Меня презирают Хранители твоих родителей. — пробубнил Кенма.  — Как ни глянь, везде ты дрянь! — крикнул Хранитель матери Шое. Козуме удалился в соседнее крыло, где окна выходили на Запад и можно было бы почувствовать на себе лучи уходящего солнца, что недавно выглянуло из-за туч.  — Даже солнце не греет. Надоело. «Тебе холодно?» — спросил однажды Хината.  — Я ничего не чувствую, Шое. — прошептал в пустоту призрак, вспомнив это. — абсолютно ничего с того момента. Так проходили дни и ночи. Они ненавистно долго тянулись, заставляя каждый раз прибегнуть к рутине. «Хочу забыться». — с этой мыслью Кенма встречал каждый рассвет нового дня, что ничем не отличался от предыдущего. Однажды Хината разбил зеркало, осколок попал ему в руку, из-за чего пошла кровь, на что Козуме пошутил про то, что у него из рук крови выходило больше раза в три. После этого Хината никогда не брал в руки что-то колющее или режущее, лишь бы не слышать что-то подобное из уст своего «товарища». Возвращаясь каждый день из школы, Хината видел, как Козуме слушает оскорбления старших Хранителей подбадривания от своих родителей.  — Я заебался уже с ними, честное слово. Они ненавидят меня! Скажи, чтоб заткнулись, Шое!  — Ты… — уронив рюкзак на пол, Хината в попытках подобрать слова, пробормотал. — назвал меня по имени?  — Я тебя, кажется, о чем-то попросил.  — А, да, конечно, Кенма. просто, понимаешь, немного неожиданно, — запнулся на слове Шое. —, что ты говоришь… со мной. Пойдем гулять?  — Что? Ничего лучше не придумал? Я тебя просил решить проблему, а не избегать ее, идиот. — крикнул Кенма.  — А ты, очевидно, решил свои при жизни, когда кончал с собой, да? Сам идиот. — сквозь зубы поговорил Хината.  — Заткнись и собирай манатки. Идём в парк. С того дня они часто гуляли вместе. Во время таких прогулок чаще говорил Шое. Он прыгал по лужам, ловил голубей и просто носился по местности.