BTS — Black Swan
Зал. Танцевальный зал, на стенах которого везде зеркала. Так артистам проще видеть себя со стороны, видеть свои ошибки, видеть их расстановку и других участников. Всё видно в этих отражениях зеркал. И даже те чувства, что очень тщательно скрываются в повседневной жизни, видно. Видно в том самом грустном взгляде в отражении, в чуть сильнее опущенной голове и тяжёлом вдохе, который от зеркальных поверхностей отражается хорошо и разносится во всех возможных направлениях в пределах одной комнаты. Сейчас здесь лишь три человека, остальные подходят чуть позже, а к назначенному времени приходит последний, но не менее важный — хореограф, который будет вновь чему-то новому учить, что-то подсказывать и, конечно же, указывать на все ошибки. — Сегодня мы будем репетировать Black Swan, — произносит мужчина, осматривая серьёзным взглядом тех, кому потом под эту песню предстоит не раз выступить в свете софитов, окружёнными толпой любознательных взглядов в восторженных глазах. Однако, чтобы этот восторг в них был, нужно сначала более чем идеально выучить танец, отрепетировать его с тысячу раз, а может и больше, буквально доработать всё до автоматизма, даже улыбку во время партии собственной, и лишь после этого можно выйти с поставленной хореографией на сцену. А пока все они заняты разучиванием оставшихся элементов и оттачиванием собственных движений. Начинают они с общих партий, повторяя одни и те же движения раз за разом, выбиваясь из сил, но не останавливаясь, продолжая оттачивать собственное мастерство до сбившегося с ритма пульса и дыхания, что восстановится совсем не скоро. Руки вверх… Движение… Ещё одно… Музыка затихает, и по залу раздаются лишь тяжёлые вздохи уже изрядно подуставших парней, которые сейчас лишь ждут дальнейшую команду от хореографа. — Молодцы парни, передышка десять минут! — артисты молча кивают, давая понять, что информацию услышали. — А, и да, Чимин, подойди ко мне. Нужно поговорить кое о чём. Пак молча подходит к хореографу, и они оба отходят в сторону, чтобы их никто не слышал. Мужчина встаёт спиной к залу, а Пак соответственно лицом, поэтому он видит всё, что сейчас делают остальные шестеро парней. Джин с Намджуном сели на мягкий диванчик, прикрыли глаза и просто расслабили свои тела, всё-таки танцы этим двоим даются куда тяжелее, ведь стараться им приходиться раза в два, а то и в три больше. Чонгук и Хосок вновь отрабатывают очередное движение, видимо, даже не нуждаясь в передышке. Тэхён отошёл к автомату с водой и вливает в себя уже третий стакан, что несомненно вызывает улыбку на лице Чимы. Затем он смотрит в противоположную сторону студии и натыкается на пристальный взгляд последнего из участников. Юнги. Сейчас он смотрит прямо на Пака, не отрываясь, такое ощущение, что даже не моргает. Чимин вздрагивает слегка, когда встречается своими глазами с тем лисьим прищуром, под чьим пристальным вниманием находится уже какое-то время, и сразу же отводит взгляд, переключаясь на мужчину, что стоит перед ним сейчас и внимательно смотрит на танцора, стараясь игнорировать ощущение от того самого взгляда, прожигающее кожу буквально. — Чимин, у тебя всё в порядке? — начинает издалека хореограф. — Вроде да, а что? Что-то не так? — не понимая, о чём сейчас будет разговор, произносит танцор. — Ты сегодня как будто бы не здесь, не с нами. Я не вижу твоей обычной отдачи танцам, не вижу твоей обычной энергии. Такое ощущение, что тебя что-то сковывает. У тебя точно всё в порядке? Может, тебе есть что мне рассказать? И теперь Чимин понимает, о чём речь, понимает, о чём сейчас ему говорит мужчина, но рассказать правду он не может, поэтому быстро придумывает отмазку поправдивее и произносит её вслух максимально уверенно, чтобы не было это на ложь похоже: — Всё нормально, ничего такого не случилось. На самом деле, я просто не хорошо себя чувствую сегодня, устал сильно. Скорее всего поэтому, — произносит Чим, надеясь, что такой ответ сработает, и вновь взгляд за спину мужчины переводит, натыкаясь на всё тот же пристальный взгляд из дальнего угла, вновь сразу же отводя свой. — Точно? — мужчина сомневается в правдивости сказанного, но и заставить говорить артиста он не сможет, поэтому лишь переспрашивает ещё раз, в надежде, что парень всё же захочет поделиться своими переживаниями, но этого не происходит, потому что Чимин отвечает следующее: — Да, я постараюсь сосредоточиться получше, простите, что заставил вас волноваться, — произносит Пак, после чего кланяется и быстрым шагом уходит. Уходит из зала под вопросительные взгляды друзей, направляясь в туалет. Сейчас ему нужно привести себя и свои мысли в порядок. Он заходит в помещение, буквально подбегает к ближайшей раковине, включая воду, набирая её в руки, тут же плеская её себе на лицо, вздрагивая от резкой прохлады, которая кожу нежную резко окутывает, проделывая подобные действия с водой ещё пару раз. После он поднимает своё лицо и смотрит на отражение в очередном зеркале. Мокрые пряди прилипают к коже, капли воды скатываются по линиям его лица ниже к шее, теряясь где-то в районе простой чёрной футболки, которая так беспощадно впитывает их все, не давая проскользнуть ни одной из них. Глаза блестят то ли от большого количества воды, которой он умывался, что неизбежно могла попасть в глаза, то ли от накопившихся эмоций, что так и рвутся наружу. Чимин делает глубокий вдох, затем выдох, прикрывает глаза ненадолго, в попытке нормально расслабиться хотя бы на минутку. А дальше… Стук двери. Медленные, но отчётливо слышимые шаги, что ударами в ушах раздаются, которые по звуку в направлении Пака движутся. Тень, что мимолётно мелькнула перед глазами танцора, а после растворилась в той самой тьме, в которой половина помещения сейчас находится. Чимин вновь открывает глаза, смотрит вперёд в зеркало и видит, как за его спиной встал человек, тот самый человек, из-за которого Пак уже неделю нормально не спит и не ест, тот самый, кто истинной причиной такого поведения танцора является, того самого странного поведения, что заметил хореограф да и друзья, если честно, тоже заметили и даже спрашивали, всё ли хорошо у парня, может, ему нужна помощь с чем-то, а он просто не признаётся в этом. Но Чим отнекивался, говоря, что просто устал, плохо спал, нехорошо себя чувствует, и всегда извинялся за доставленные неудобства. Однако один лишь человек, тот самый, что причиной истинной является, за это время ни разу не спросил ничего, не подходил даже. А сейчас он здесь, стоит за спиной танцора и внимательно смотрит в его глаза через зеркало, будто ждёт чего-то. Чимин ненадолго тонет в глубине тёмно-карих глаз, что в поверхности зеркальной отражаются, но сразу же приходит в себя, когда слышит слегка шепелявый голос. — Чего он хотел от тебя? — спрашивает человек, что в тени находится. — Твоё-то какое дело?! — возмущается Пак такой наглости. Ни привет, ни как ты, которые он вообще последнюю неделю не получал от, на самом деле, очень важного для него человека. — Просто ответь! — грозится любимый голос. И Чимин сдаётся без боя, ну не может он противостоять этому человеку, просто не может, потому произносит, опустив голову вниз, нахмурив брови слегка да глаза прикрыв: — Просто спрашивал, всё ли у меня в порядке, — честно признаётся Мини. — А ты что ответил? — Зачем тебе всё это? Ты же игнорируешь меня после… — Чимин замолкает, обрывается почти в начале фразы и взгляд свой немного испуганный поднимает, и в глаза человека за спиной направляет, через зеркало смотря прямо в глубину их, снова утопая, но с отблеском испуга. — Ну же, давай. Скажи это! После чего? Чимин отрицательно головой мотает, отказываясь произносить то, что хочет услышать старший, то, что он произнести не в силах в принципе, не может и не хочет. — Скажи! — повышает голос Мин, в глазах которого ярость и гнев читаются, по крайней мере, Пак так видит сейчас. Жаль, что он не видит в них того сожаления, что съедало мужчину на протяжении прошедшей недели. Да и те ярость и гнев, что якобы видит младший, не на него направлены, на самом деле, а на самого себя. Юнги ненавидит себя за то, что произошло совсем недавно, а ощущение, будто вечность назад. — Нет, не скажу! — кричит Чимин, а после чувствует чужие руки, что сейчас так нежно, в отличие от происходящей ситуации, обнимают его, и человека, что своим теплом прижимается к его спине прямо сейчас. — Что ты…? — ошарашенно спрашивает Пак, вздрагивая от резких действий старшего. — Прости меня! Я… Слёзы. По щекам взрослого, стойкого мужчины сейчас текут такие горькие и солёные слёзы, что оседают на футболке танцора и растворяются в ней, как совсем недавно пропадали в ней капли воды. Сам Мин замирает в немом крике, пытаясь собрать себя, да только не получается у него это. Он плачет беззвучно снаружи. Он кричит истошно внутри. Чимин теряется от такой реакции, не знает, что ему сейчас делать. Правильнее было бы оттолкнуть мужчину, уйти, оставить его одного после всего, но он не может. Не может бросить того, кто на самом-то деле жизнью стал для одного нежного танцора, кто бабочек в животе подарил, а после этих же бабочек и убил, кто своим присутствием окрылял, а теперь падать в очень глубокую и тёмную бездну заставляет, откуда выхода просто не существует. Поэтому Чимин поворачивается аккуратно, обнимает нежно, прижимает композитора к себе крепко, защищая в собственных руках, своими действиями будто доказывая что-то. Только вот что и кому, не понятно. Юнги чувствует все действия младшего, чувствует, как тот обнимает его крепко-крепко, буквально сжимая в своих объятиях, как тот отпускать его, похоже, не намерен, даже после всего того, что между ними произошло, поэтому и Юнги сдаётся. Сдаётся на милость младшему, руки свои поднимая, обнимая Пака в ответ, на что тот вздрагивает немного, сразу же расслабляясь, одной своей рукой поглаживая старшего по голове, как бы успокаивая, давая понять, что всё хорошо, что вот он здесь с ним, рядом, никуда не убегает и ни в чём не винит. Юнги так и успокаивается в объятиях Чимина, не хочет отпускать его, на самом-то деле. Танцор тоже не хочет отпускать любимого хёна из своих рук, но их двоих ждут там, в танцевальном зале. Всё-таки они артисты, которые должны следовать своему расписанию, не зависимо от того, что происходит в их собственной жизни. Чимин руку свою под кран вновь подставляет, набирая немного воды, умывая уже не себя, а мужчину, что старше его самого на два года, но такого ранимого, оказывается. Юн не сопротивляется, не пытается уйти от заботы младшего, послушно дожидаясь, когда тот закончит. Они возвращаются вместе в зал, возвращаются опять к отрабатыванию элементов нелёгкой хореографии. Чимин теперь более сосредоточен на своих движениях, но очень часто смотрит лишь на одного из присутствующих в комнате человека с неподдельным интересом, замечая ответный быстрый взгляд во всё том же зеркале, слегка улыбаясь от таких столкновений взглядов, никому не заметных, кроме них двоих.❦❦❦
Тренировка окончена. Все собираются домой, уставшие и помятые, измождённые тяжёлыми нагрузками. Все, кроме Чимина, который решил остаться и повторить ещё раз некоторые движения, который хоть и устал также сильно, но всё ещё может танцевать, на самом-то деле, еле стоя на ногах. — Чимина, только не перенапрягайся! А то мы тебя знаем. Ты меру не чувствуешь. Пак молчит. — Чиминааа, ты меня слышишь? — вновь произносит Джин, акцентируя внимания парня на себе, дожидаясь ответной реакции. — А… Что, хён? — Говорю, не перенапрягись! Мы будем ждать тебя в общежитии, не задерживайся! — Хорошо, Джин-хён, — кивает младший, как бы давая понять, что услышал слова и согласен с ними. Пак поворачивается, уходя к автомату с водой, вновь погружаясь в себя, не замечая, как парни покидают зал, оставляя танцора в тишине наедине со своим отражением. Не замечает он и взволнованного взгляда Юнги, который всё это время за ним наблюдал внимательно, пытаясь понять мотивы действий младшего, который из-за спины Джина выглядывал, когда тот с Паком разговаривал. Когда же Чим поворачивается, немного удивляясь полному уединению, он долго на месте не стоит, подходя к одному из зеркал, вставая в стойку и начиная повторять те движения, которые по его собственному мнению всё ещё очень далеки от идеала, и не важно, что практически все твердят ему обратное. Юнги выходит вместе с парнями, они спускаются, направляются к машинам. Сначала усаживается Джин с ним Джун, после Чонгук с Тэ в следующую, с ними и Хоби. А Юнги… Он стоит. Стоит и что-то ищет. — Чёрт, я кажется оставил свой телефон в зале, — неожиданно для всех произносит Мин, что удивляет остальных, ведь рэпер явно не захотел бы ходить туда-сюда, особенно настолько уставшим после нагрузки. — Давай позвоним Чимину, попросим, чтобы он захватил твой телефон, — предлагает Намджун тут же хорошую идею. — Нет, я лучше сам заберу. Заодно подожду его и поедем вместе с ним домой, а то что-то мне подсказывает, что он тут чуть ли не ночевать собрался, — чистую правду выдаёт, которая при мысли о Паке, в голове каждого из парней крутится, если честно. — Хорошо, только сильно долго не задерживайтесь и возвращайтесь быстрее домой! Мы будем вас ждать, — проговаривает Джин. Юнги кивает в знак согласия и направляется обратно в здание, полностью довольный своим планом, который сработал, и теперь они с Паком остались наедине, пока парни закрывают двери и уезжают подальше отсюда. Юн поднимается на нужный этаж и очень тихо, почти что беззвучно, подходит к студии, где сейчас слышна негромкая музыка, шаги и скрип обуви о половое покрытие, по правде, такие характерные для этого места звуки. Дверь слегка приоткрыта, поэтому Юнги аккуратно заглядывает в маленькую щёлочку и внимательно смотрит. Наблюдает за каждым плавным движением танцора, за каждым его тяжёлым вздохом, за всем парнем в целом. Юнги замирает в немом восторге, практически не дыша сейчас. То, как двигается уставший Пак да наедине с собой немного отличается от его обычных движений. Сейчас его движения более свободные, как будто бы ему сейчас дозволено буквально всё. Мин так и продолжает смотреть, пока музыка не кончается, а Чим не падает на пол от бессилия, лишь после Юнги вздрагивает, резко дёргает дверь, тем самым обозначая своё присутствие, и подбегает в мальчишке, ведь страх за состояние младшего сейчас намного больше, чем желание понаблюдать за ним, оставаясь незамеченным. — Малыш, ты как? — оговаривается старший, сам того не замечая, взволнованно смотря на паренька, что сейчас настолько уставшим выглядит, будто вся вселенская усталость собрана в нём сейчас. Однако Пак слышит… Слышит то случайное обращение к себе. Слышит и недоумевает. Что же у этого мужчины на уме… Его грубое немного отношение поначалу, что ножом по сердцу, безразличие после, как удар под рёбра, что дыхания лишает, и нежность в конце, что сладким мёдом по всем конечностям разливается. Слишком много граней в одном человеке сочетаются, слишком много может этот один человек сделать с таким, как Чимин. — Чимин? Ты меня слышишь? — вновь вторит Юнги, так как ответа на прошлый вопрос он так и не получает, что ещё большей тревогой отзывается на его лице. Он волнуется за Пака, это видно. Видно по чересчур нахмуренным бровям и лбу, по серьёзному взгляду, что следит сейчас буквально за каждым движением, за каждым вдохом танцора, стараясь не пропустить ни единого взмаха ресниц. Чимин видит это всё и слегка улыбается. Обычно такой холодный и грозный, но наедине с Паком совсем другой — чувственный, волнующийся, заботливый, проявляются эмоции, в общем, что в корне отличается от его обычного состояния с другими людьми. — Да, хён, слышу. Всё хорошо, я просто сильно устал, — отвечает младший, улыбаясь немного, ведь он понял, что Мин всё-таки волнуется за него, что он, возможно, чувствует к нему что-то, но точно не ненависть, ведь в глазах напротив он увидел искреннее волнение и испуг, когда мужчина подлетел к Чимину, когда тот упал. — Чимини, не пугай меня больше так! Тебе явно пора заканчивать. Вообще не понимаю, как ты можешь после наших и так не лёгких тренировок ещё и дополнительно заниматься. Как у тебя сил-то хватает? — вновь начинает немного причитать в своей любимой манере Юнги. — Хаха, хё-ён, не ворчи, — смеётся Пак, искренне наслаждаясь ситуацией. Сейчас он лежит частично на коленях старшего, тот его приобнимает слегка, очень аккуратно, контролируя буквально каждое своё действие, и смотрит с заботой, нежностью и волнением. Хочется этот миг остановить навсегда и наслаждаться всем этим, всем, что происходит именно сейчас. — Давай, нужно встать. Я помогу тебе, а после мы вместе поедем домой. Парни нас ждут, — проговаривает Мин свой план их дальнейших действий. — Не хочу домой! — вдруг начинает капризничать младший, даже сам того не ожидая. — Хммм, тогда нам нужно придумать другое место, куда мы отправимся, — сразу же предлагает старший. — А ещё придумать отговорку для ребят, потому что они точно спросят, куда мы собрались, а если это будет что-то весёлое, они ещё и приедут к нам, — с искренней улыбкой произносит Мин, зная уже все возможные варианты развития событий, а после он добавляет. — Варианты есть? — Твоя студия, — немного тише произносит Пак, сам не знает почему, но он хочет именно туда. Там ему уютно и спокойно, там он всегда почему-то чувствует себя в безопасности, да и там они смогут побыть наедине. — Моя студия? Почему именно она? — Не знаю, — честно отвечает Чимин, а после произносит сразу же, при этом пожимая плечами. — Там я чувствую себя спокойно. — Ну, хорошо. Будет тебе студия, — соглашается композитор. Они заканчивают разговор, Мин помогает младшему подняться и усаживает его на стул ненадолго, принося ему тут же целую бутылку воды, зная, что тому она сейчас очень нужна. Выпив всё, Чимин встаёт и уходит собирать свои вещи, и, закончив со всем, он возвращается обратно к старшему, который ждал его на стуле в танцевальном зале, что-то печатая в телефоне. — Ты готов? — спрашивает Юн, когда замечает пришедшего Чимина. — Угу, — отвечает тот. — Идём? Старший согласно кивает, они направляются на выход из студии, не забыв выключить за собой всё оборудование и свет, ведь они здесь самые последние были, и затем они вместе выходят из здания, садясь в общую машину, направляясь к зданию их агентства. Когда они поднимаются на нужный этаж, у Чимина сердце по непонятной причине в новом ритме заходится, стуча с такой силой, что парню кажется, будто все вокруг его слышат. Будто звук за пределы тела выходит, а дальше от стен отражаясь, чуть ли не по всему зданию разлетается. Пак мысленно просит его успокоиться, пытаясь дышать ровнее, надеясь, что хотя бы это поможет. И вроде бы помогло. Помогло до тех пор, пока они не подошли к двери, на которой табличка с надписью «GeniusLab» висит, от которой пароль знают только избранные. Старший своими слишком эстетичными пальцами, по мнению самого Чимина, а ещё значимой половины их фанатов, вводит нужную комбинацию на замке, и слышится характерный щелчок. Тогда-то весь самоконтроль летит к чертям, а сердце ещё быстрее биться начинает, только теперь не у одного Пака. Мин вежливо пропускает младшего вперёд, проходя за ним, закрывая дверь на замок, чтобы никто точно не вошёл. Он оборачивается и видит, как Пак мнётся у входа, не решаясь пройти дальше. — Проходи, устраивайся. Чимин слышит это и слушается, проходя вглубь студии, устраиваясь на диванчике, что по дальней стенке, как раз-таки для гостей предназначен. — Чем займёмся? — спрашивает Юнги, садясь в собственное кресло, поворачиваясь на нём к Паку, и внимательно смотрит на него, ожидая, когда тот заговорит. — Не знаю, можем просто поговорить, — совсем неуверенно отвечает младший, немного теряясь от такого пристального взгляда. — О чём ты хочешь поговорить? — сразу же задаёт вопрос рэпер. — О чём угодно, — быстро произносит, отводя взгляд в сторону. — Хочешь послушать мою новую песню? — тут же переводит тему Мин, отвлекая и себя, и младшего от неловкости их ситуации, предлагая обсудить что-то более нейтральное для них обоих. — Да, с удовольствием! — честно произносит. Композитор поворачивается на стуле, запуская нужную ему технику, дожидаясь пока та включится, а после находит нужную ему мелодию в куче других файлов и зовёт младшего к себе, надевая на того большие наушники, запуская композицию. Чим сразу погружается в нежное звучание прекрасных нот, которые переливаются одна в другую, соединяясь в единую, цельную и очень волшебную мелодию. Пак вслушивается внимательно, через себя буквально пропуская каждый звук, наслаждаясь этим произведением искусства. По телу мурашки бегут от того, насколько прекрасно Чимин себя сейчас чувствует. Он глаза прикрывает и открывает, только когда мелодия кончается. Танцор поворачивается к старшему, тот сейчас внимательным взглядом смотрит, ждёт реакции, и видно, что волнуется, видимо, мнение Пака ему действительно очень важно. Чимин снимает наушники не торопясь, аккуратно кладя их на место, медленно поворачиваясь к Мину лицом, выжидая несколько секунд, а после улыбается так ярко, так сладко, что композитор не выдерживает, встаёт со стула и поддаётся вперёд немного резко, хватает аккуратно парня напротив за руку, тянет на себя и впивается поцелуем в столь пухлые и желанные губы. Младший глаза от шока раскрывает, не ожидая такого поворота, но не отталкивает, вырваться не пытается и поцелуй не прекращает. Мозг осознаёт всю ситуацию до конца, и Пак тело своё расслабляет, начиная отвечать, подаваясь чуть ближе к мужчине, буквально в его объятия падая, потому что старший прижимает так крепко, своими руками опутывая нежно, с любовью в каждом действии, руки свои опуская на талию младшего, который от происходящего тает буквально, совсем теряясь в реальности, забывая обо всём на свете, погружаясь в собственные чувства, окончательно осознавая их и не отрицая больше. Он любит. Любит Юнги всем сердцем и уже достаточно давно. Сначала отрицал, не хотел принимать это. Потом медленно начал смиряться с этим, делать особо больше нечего было, поэтому он начал скрывать, не показывал и не рассказывал никому, позволял себе лишь издалека наблюдать, но не более. А после… Спонтанное желание признаться, быть услышанным и, возможно, быть любимым…? Теперь Пак вспоминает, как пришёл когда-то также в студию Юнги, как застал старшего в ней совсем одного, что было на руку вдруг осмелевшему парню, помнит, как позвал того со всей своей нежностью привычным «Юнги-хён», как тот повернулся к нему с внимательным взглядом на лице, как бы показывая, что его слушают. И так хорошо стало, что внимание ему уделяют, что работу свою прерывают ради него, стало действительно хорошо. Тогда-то Пак и вывалил всё, сказал, что тот ему нравится, не как друг, а что это нечто большее. Мин тогда не понял серьёзности всей ситуации, рассмеялся, сослал всё на шутку, а в младшем обида засела надолго за непонимание, за то, что его и его чувства всерьёз не приняли. Конечно, вида он тогда не подал, но разочарование потихоньку начало грызть его изнутри. А дальше Чимин вспоминает ещё один случай, когда они отмечали всей компанией, пили как обычно, ничего необычного. Но, как говорится, ничего не предвещало беды… Выпивка кончалась, а парни хотели ещё, вот и начали тянуть жребий, чтобы определить двоих проигравших, которые пойдут в магазин за добавкой. По иронии судьбы этими двумя, конечно же, оказались Пак и Мин, которые в последнее время как-то иначе вести себя стали, как отметили оставшиеся участники группы. Спорить с решением никто не стал и двое парней отправились за новой порцией выпивки. Поначалу всё было относительно нормально, они шли молча, даже не смотря в стороны друг друга, неловкость после той ситуации так и витала между ними. Так они смогли дойти до магазина в тишине, закупить всё, что нужно и вернуться в здание общежития, где их уже дожидались пятеро парней. Они шли по коридору, всё было нормально, пока Пак не ляпнул случайно: — Ты ненавидишь меня? Мин так и замер на месте, шокировано глядя на младшего, но быстро взял в себя в руки и честно ответил: — С чего ты это взял? — Твоё отношение ко мне изменилось. Стоит ли говорить, что после признания младшего, которое сам же композитор перевёл в шутку, Юнги ушёл в такие вселенские раздумья. Конечно, свой поступок назвать правильным он не может. Всё выглядело слишком искренне, и Мин этого испугался. Следом пришла паранойя, а вдруг это какая шутка или очередной розыгрыш парней, но лишь взглянув тогда в глаза напротив, можно было сразу сказать, что Пак был серьёзен в своих словах, не врал. Голова обрабатывала тысячу мыслей в секунду и старший с этим явно не справлялся, он просто испугался. Сам не знает, чего, парня ли напротив, его чувств или своих собственных, последствий, если это всё-таки шуткой окажется, или же последствий, если всё это правда? Тогда они просто разошлись, каждый с кучей мыслей в голове. Мин потом очень долго себя корил, что повёл себя, как полный придурок, но не знал, как логичнее всё исправить. Ведь времени прошло уже много, уйдя в свои раздумья он начал отдаляться от младшего, игнорировать его даже в чём-то. Как теперь было исправить всё им сделанное? — Нет, я просто… Послушай, Чимин… — его прервали. — Нет, хён. Я не хочу этого слышать. Не хочу портить то оставшееся между нами. Но… Но и перестать к тебе чувствовать что-то я не могу! Поверь! Я пытался, только вот не вышло ничего из этого… — излил всю правду Пак. — Я правда… Правда пытался, — по щекам потекли горячие слёзы, которые парень даже заметил не сразу. — Но ничего не вышло. Я люблю тебя, понимаешь?! — вскрикивает младший, а после подлетает почти что к Мину и целует его, с напором, вкладывая в поцелуй последние силы, а вместе с этим все чувства, всю нежность и трепет к этому человеку. Из рук старшего пакеты сами выскальзывают, бутылки с звонким стуком падают на пол, на удивление, не разбиваясь, а сам мужчина неожиданно отталкивает парня и убегает в неизвестном направлении. Просто убегает, не сказав ни слова. А по сердцу танцора такое — как ножом самым острым. А Мин так искусно орудует этим видом холодного оружия, с таким изяществом оставляя новые ментальные шрамы. Пак тогда себя еле собрал, чтобы вернуться к парням, придумать отмазку для хёна, с которым они возможно после сегодня и разговаривать-то не будут вообще, что уж говорить о других взаимодействиях. Он передал выпивку друзьям, сказал, что не очень хорошо себя чувствует и тоже покинул ребят, ушёл к себе. Пака аж слегка передёргивает от воспоминаний, которые на самом-то деле не у него одного сейчас всплыли, что замечает старший, естественно. Он отстраняется сразу же, смотрит глаза в глаза, пытаясь найти там что-то. Возможно, ненависть, злобу, обиду, разочарование, но видит лишь любовь, нежность, трепет и маленькие, почти незаметные нотки обиды с неким вызовом. — Прости, я… — Мин осознаёт, что сделал, и считает теперь себя ещё большим идиотом, осознавая какие страдания приносит младшему своим подобным поведением, своими необдуманными действиями, ведомыми лишь эмоциями. — Всё хорошо, — произносит Пак, глядя в испуганные глаза напротив, на то, как композитор перед ним съёживается, становясь меньше чуть ли не в два раза, сразу видно — он также боится, также не уверен. — Поговорим? — добавляет младший, понимая, что именно это нужно им сейчас, и Юнги просто согласно кивает. Они вместе садятся на диван напротив друг друга и смотрят молча глаза в глаза какое-то время, пока Юнги всё-таки не решается начать первым. Он рассказывает о том, как не хотел обижать младшего, что всё это вышло из-за того, что он просто испугался, не знал, как себя вести, был не уверен ни в себе, ни в происходящем, ни в том, что это вообще не шутка, Пак на это всё понимающе кивал, не перебивая, слушая очень внимательно. А дальше старший начал пошагово объяснять своё поведение и причины тех или иных действий, открываясь перед Чимином полностью, и тот знал, что мужчине это даётся с неимоверным трудом, ведь тот скрытный очень, чувства свои показывает крайне редко и далеко не всем, заботу свою больше в действиях, поступках проявляя, а не в словах, поэтому Чим понимал, как Юнги сейчас было тяжело говорить всё это, как тот буквально через себя переступал. А это значило лишь одно — Чимин действительно важен для него, очень важен, судя по тому, на что идёт композитор и что позволяет младшему увидеть и узнать. Пак молча выслушивает всё, а когда старший заканчивает свой рассказ, он также молча кладёт свою ладонь на руку Мина, слегка поглаживая успокаивающе. Композитор смотрит на это слегка потеряно, открываться было нелегко, но это нужно было сделать, чтобы между ними не осталось непоняток. Нужно было сделать этот шаг. (Нужно было, чтобы доверие изначальное вернуть и не терять больше, чтобы оба могли понадеяться друг на друга) В следующий миг Пак одну свою руку на щеку старшего кладёт, нежно поглаживая, аккуратно притягивая того к себе ближе, и целует очень ласково, все свои чувства передавая, показывая и то, что услышал все слова старшего, и то, что принял их. Принял всё без остатка, и всё плохое, и всё хорошее, что есть в его любимом.