Небо В Семье

Раздвижная дверь тихо отъехала в сторону, являя мужчину бандитской наружности, сидящего в позе сейдза. - Глава, это касается вашего сына. В тёмной комнате в классическом японском стиле, напротив яркого зелёного пятна сада, что виднелся из распахнутых сёдзи, сидел черный силуэт жилистого мужчины в халате. Тонкий дым струился от трубки, зажатой меж его тонких пальцев. - Говори, - пробасил холодный голос главы. Бандит поморщился, явно подбирая более приемлемые слова. - Ваш сын… Снова уединился в покоях… С небом. Серый дым медленно тянулся к потолку. Хан Ци медленно обернулся, являя породистое лицо мужчины немного за тридцать. Раскосые глаза сын унаследовал от него. А вот курносый нос и круглое лицо от матери. Его взгляд презрительно смерил скрюченную блоху у его ног. - Это всё? Мужчина сдержанной кивнул. По его виску стекла капля пота. Старший Хибари усмехнулся, отворачиваясь на созерцание вида более умиротворяющего и прекрасного, чем жалкие сплетники-союзники. То, что его сын гей, было бредом умалишенного. Он знал своего первенца, и понимал его, лучше чем кто либо другой. Как отец и как облако. Ему ли было не знать, что его сын предпочитает только одного конкретного мужчину в своей постели? - Свободен. Деревянные пазы тихо скрипнули. Комнату вновь окутала тишина. Хан Ци вздохнул, и без интереса более, вновь обратил свой взор в сад, размышляя. Все же жизнь под одной крышей с небом дала свои отпечатки. С детства знающий настоящее чувство гармонии, перенасыщенный чувством истинной защищённости и принятия, теперь, его старший сын не мог быть удовлетворен контактом с другими людьми. Близость с ними ощущалась Кёей неполной, нервирующей. А отсутствие влечения к женщине и вовсе объяснялось травмой в глубоком детстве: С легкой подачи дражайшей тётушки Со, две прекрасные женщины были инструкторами едва начавшего ходить Кёи, отметившись своими жестокими методами на его коже не сходящими шрамами. «Всё от любви» Хибари не волновался за сына. В конце концов официальный брак не обязан содержать секс. Только общих детей и довольных супругов. Его сын встанет у алтаря с дочерью Хун-Цзы. И лишит девушку девственности в брачную ночь, пусть и находясь под небом в этот момент. Он выполнит свой супружеский и семейный долг, передав кровь Хибари следующему поколению. Хан Ци тяжело вздыхает. Может, будь в его время у их семьи небо, им с Аманто было бы проще? Мужчина задумчиво втягивает в лёгкие дурманящий смог, наблюдая как чистую водную гладь на миг разрезает красный плавник. Он никогда не признает, что отчасти завидует счастью родного сына. *** Член с хлюпом входил и выходил из влажного покрасневшего отверстия. Кёя стонал выгнув спину, соблазнительно и неосознанно выпятив бедра. Савада, тяжело дыша, быстро зачесал растрепанную челку назад, упираясь руками по бокам от стройного тела, не прекращая движения: беспощадного, дикого, собственнического. Такого, которое нравилось искалеченному переплетением понятия боли и любви, Кёе. Чужая задница, покраснев, сжималась плотным кольцом вокруг твердого ствола, который с хлюпаньем выбивал из нее капли блестящей смазки. Они не первый и не десятый раз делали это. Тсунаёши не был против. В конце концов, он был его небом. Кому ещё в этом доме сдержанный Кёя мог безвозмездно отдать над собой контроль? Родному дяде-монаху? Импотенту-отцу? Инструкторше? Это было на столько же мерзко на сколько смешно. Внутри семьи, как внутри маленького государства. Другие порядки, строй и цели. Если бы можно было описать в ней его роль «Неба», Савада бы сказал: "антистресс» , "идол", с натяжкой и без желания: "серый кардинал?". Небо, это - реликвия, что чувства вызывала фанатично-поклонятельские у других пламенников. Небо хотелось защищать. Совершать подвиги. Это был человек-вдохновение. Желанный гость в любом доме. Друг семьи. Необходимый кислород. Среда для развития. Фактически: Неприкасаемая энергетическая батарейка. С его приходом, разрозненные настроения триады сплотились, переговоры проходили спокойнее, развитие пламени быстрее. Это были потрясающие достижения. С учётом того, что он ничего не делал. Вообще ничего. Он не был Доном. Не решал никаких экономических вопросов, не проводил политику. Но несмотря на это у него было огромное влияние на все сферы в стране. «Делай что хочешь, живи как хочешь, просто будь. Остальное - не важно.» И Савада Тсунаеши был. Был хорошим Небом. Решив постараться хоть немного отбить те кубические суммы, которые триада выложила за него Вонголе. Семья Хибари стала для него вторыми родителями. Нежными и заботливыми, любящими. Такими, какими не могли позволить себе быть с родным сыном, что должен возглавить клан. «Все от любви» Может, поэтому у него не сразу заладилось с Кей? Они проделали долгий путь к взаимопониманию. Но это не важно. Сейчас - не важно. - Тсуна... – Хибари почти плачет, всхлипывает, когда зовёт его. Такой открытый, такой горячий и влажный. Везде. На третьем часу Тсунаёши сложно отличать ощущение внутри его тела и вне. Всё смешивается, превращаясь в одно: В его красивое облако на пороге оргазма. Это тело, прошедшее суровые тренировки, принимает его, с волей, с желанием. Раскрытое, лишь для него. И охваченный самой сутью неба, Савада с филигранным подходом проникает в него, нежно, лаская так, как никогда не сможет никто другой. Со всей чуткостью находя чувствительность у укромных мест. О которых даже сам Хибари никогда не подозревал. Бедный ребёнок, желающий чтобы им овладел единственный человек которому он может довериться. Он плачет, всхлипывает, трясётся, когда подступает новый оргазм. Ему даже не нужно трогать себя. На столько сильные ощущения бьют изнутри его тело. «Дядя, пожалуйста, перестаньте смотреть!» Их первые два раза даже не смогли закончиться полноценной близостью. Их первые два раза Савада только изучал его тело. Открывая его красоту для них обоих. Только с ним Кёя не считал себя странным. Неправильным. Ущербным. Пускай и слишком гордым в глазах других. Только с Тсунаёши наедине он мог позволить кимоно спасть с плеч. Открывая для чужих глаз небольшой член, лежащий на мягких яичках, белую кожу, не знающую нежных касаний. Принять чужие руки на своем теле, с искренней верой что они не хотят причинить ему боли. Попросить позволить почувствовать эти пальцы везде. Даже. Внутри. Особенно внутри его сгорающего в страсти подросткового тела. Он почти взрослый. У него есть невеста, выбранная кланом. Такая же как он. Из знатного рода. С достоинством в крови. Кёя знает это. Кёя понимает это. Он смирился с этим. Он почти плачет, когда эти длинные пальцы проникают в его тело. Так легко и естественно, будто он всегда был создан для этого. Отдаваться своему небу. Быть. Для него. Тсунаёши прикрывает глаза. На самом деле не легко и не естественно. Он прочитал много книг на эту тему, подготовив свои руки, чтобы не поранить нежные мышцы внутри тела Кёи. Он заранее приготовил смазку. Все что выглядит лёгким на деле имеет свою подоплеку. Но он хорошее небо. Хибари стонет, стонет на его руках. В какой-то момент Тсунаёши понимает, что Кея кончает, сжимая его, своим девственным нутром. Улыбаясь искренней, счастливой улыбкой. Радостный, осквернённый, добровольно лишенный под ним чести и достоинства мужчины. Тсунаёши понимает, что это точка конца. Он крепко обнимает его, наполняя своей любовью. Они прошли линию невозврата. Когда он впервые коснулся Кёи. Когда увидел чужие слезы. Когда разделил между них один воздух. Человек под ним зависим он него. Зависим сильнее чем от мужской гордости. От морали. От мира. Все же жизнь под одной крышей с небом дала свои отпечатки. Теперь они никогда не расстанутся. Никогда.