Иллюзии

             Она как две капли воды похожа на Хисану.        Те же чёрные, как вороново крыло, волосы.        Глаза.        Черты лица.        Однако это не она.        Лишь иллюзия. Призрак. Бледная тень его умершей жены.        Ее сестра. Ее плоть и кровь.        Но все же не она.        Это заметно в каждом ее движении, каждом взмахе ладони, каждом шаге.        Движения Рукии резкие, порывистые.        Движения Хисаны были совсем другими — плавными, изящными.        Хисана была истинной леди — даже несмотря на то, что выросла в самых бедных районах Рункогая.        Рукия совсем другая. Она скорее храбрая воительница, отважный капитан тринадцатого отряда.        Она знает, что никогда не сможет заменить в его сердце Хисану.        Знает.        И все равно, ночь за ночью, продолжает приходить к нему в покои.        Почему?        Чего она здесь ищет?        Но почти сразу находит ответ на свой вопрос.        Иллюзии.        На несколько мгновений внушить себе, что он сможет увидеть в ней женщину.        Не просто младшую сестру.        А действительно любимую женщину.        Пожалуй, в этом он может ее понять. Сам не раз пытался спрятаться в иллюзии, сбежать от реальности.        Хоть на несколько минут представить, что Хисана, его Хисана все ещё жива.        Не было никакой болезни, не было ее смерти.        Вот же она, совсем рядом. Стоит, протягивая к нему руки. Бледное лунное сияние, струящееся из окна делает ее похожей на нечто неземное.        Волшебное, сказочное.        Сошедшее из изящных гравюр в старых книгах.        Юката плавно соскользает с ее плеч, открывая белую, будто мрамор, кожу.        Но эта иллюзия сразу же рассеивается — в один момент, как и появилась, стоит только Рукии шагнуть ему навстречу.        Резкие, слишком резкие движения. У Хисаны они всегда были более плавными. Она не шла — парила над землёй.        Рукия же именно идёт. Ее движения порывистые — точно она стоит перед опасным противником, а не любовником.        Ее поцелуй слишком требователен и страстен.        Хисана никогда не делала так.        Она лишь робко, точно чего-то опасаясь, отвечала на его поцелуи.        Рукия всегда, неизменно берет инициативу на себя.        Отрывается на миг — лишь для того, чтобы окончательно сбросить с себя юкату. Тяжёлый шелк мягко скользит по стройному телу, опускаясь у ее ног.        Тело Рукии словно сотканное из серебристого лунного света, потоком струящегося из окна.        Она и сама словно светится — будто фантом или призрак в воспалённой человеческой фантазии.        В такие моменты она вновь похожа на Хисану.        Рукия приникает к нему всем телом, с жадностью впивается в его губы. Ее маленькие, тонкие пальцы сами тянутся к широкому поясу его кимоно.        В голове мелькает лишь одна мысль.        «Хисана так никогда не делала.»        Но он тут же отчаянно гонит от себя эту мысль, пытается заглушить её, все теснее и теснее прижимает к себе Рукию — будто это поможет сбежать от реальности, окончательно потеряться в сладких иллюзиях.        Впрочем, выходит плохо. Очень плохо. Мысли об умершей жене не желают его покидать, наседают на него, точно стая голодных коршунов.        Осознание того, что рядом с ним сейчас всего лишь сестра его умершей, горячо любимой жены, как нельзя ясно.        Будто яркая вспышка молнии на черном ночном небе.        Только вот вспышка мелькнула — и вмиг погасла.        Осознание стучит по вискам, не даёт покоя, пробуждает злость.        Злость на себя.        Но в первую очередь — на Рукию.        За то, что она — не Хисана.        А всего лишь ее бледная тень.        Он отстраняется. Рывком срывает с себя остатки одежды и немного грубо толкает девушку на расстеленную кровать. Рукия тихо вскрикивает — ее приглушённый голос эхом отдается в звенящей тишине покоев.        Хисана.        Хисана.        Голос Рукии так похож на голос Хисаны.        Хисана.        В который раз это имя мелькает в его голове? В который раз он гонит его прочь?        Он целует ее грубо, почти не заботясь о ее ощущениях.        Даже собственные ощущения не имеют для него значения в этот момент.        Он отчаянно желает лишь одного.        Забыться.        Забыть о смерти жены. О том, что у его покойной жены вообще когда-нибудь была сестра.        О том, что эта сестра сейчас с ним.        Закрывает глаза — точно это поможет ему окончательно забыться, потеряться в ощущениях, навеки уйти в мир сладостных грез.        Рукия будто читает его мысли. Ее тонкие ладони блуждают по его телу, исследуя каждый его миллиметр.        В точности так, как это делала Хисана.        Теперь их двоих отличить почти невозможно — два женских образа соединяются, причудливо сплетаются в один единственный.        Это хорошо.        Так проще поверить в созданную тобою же кисло-сладкую иллюзию.        Он входит рывком, его толчки всегда резкие, порывистые.        Стремится закончить, освободится как можно быстрее.        До тех пор, пока сладкая иллюзия не успела рассеяться.        Как в сказке о Золушке.        Вернись домой до полуночи. Иначе карета превратится в тыкву.        А Хисана вновь станет Рукией.        — Хисана, — тихо шепчет он, достигая пика.        И тут же с его глаз будто спадает пелена. Созданная им же самим иллюзия рассеивается, растворяется, точно туман в лучах палящего полуденного солнца. Рукия молчит. Ее бледное, точно высеченное из мрамора лицо не выражает ни единой эмоции.        В конце концов, он не впервые называет ее этим именем.        Поэтому она привыкла. И давно смирилась.        Их соитие всегда заканчивалось одинаково — точно старая запись на видеопленке, что проигрывается уже не первый раз.        Сейчас он встанет. Оденется. И, не говоря ни слова, выйдет на залитые серебристым лунным светом улицы Сейрейтея, где до самого утра не сомкнёт глаз.        Как, впрочем, и она.