Бэбибокс

Эта неделя с каждым днём становится всё тяжелее. Люди будто с ума посходили, каждый следующий вызов безумнее предыдущего, а времени на передышку остаётся непозволительно мало. Будто их снова сглазили. В машине 118 разгорается оживлённое обсуждение после аварии, виновником которой стал двухлетний ребёнок. Он выбежал на дорогу, пока мать стояла в трёх футах от него и покупала сыну вещи онлайн. Никто, слава Богу, не пострадал, кроме нескольких автомобилей и одного байка. Ребёнок остался цел, но насчёт спокойного будущего этой семьи у команды возникают сомнения. Вернувшись на станцию, Бак и Эдди первым делом отправляются на кухню. Они не ели и не спали уже много часов, тем не менее в них осталось достаточно энергии, чтобы обогнать остальных. Впрочем, с ними никто не соревновался. Эдди сразу же включает кофемашину, а Бак за его спиной плюхается на стул и подтягивает к себе вазочку с печеньем. Несколько секунд проходят в тишине, а после Бак спрашивает: — Хэй, ты хранишь детские вещи Криса? Вопрос застигает Эдди на середине зевка, и уставший мозг пытается связать его с разговором, который происходил в машине — о безответственности некоторых родителей и безопасности детей. Потом Эдди вспоминает, что говорит с Баком, и отбрасывает попытки найти причину вопроса. Он лишь пожимает плечами. — Не знаю, заметил ли ты, но он всё ещё ребёнок. — Во-первых, ему не говори, — отвечает Бак, и они оба усмехаются. — Во-вторых, ты понял, что я имею в виду. Что-то супер-милое, вроде пинеток или первой пустышки. Сентиментальность никогда не была ярко выраженной чертой характера Эдди Диаза, и Эдди Диаз в курсе. Он уверен, что Бак тоже это знает. Его намного больше волнует необходимость срочно купить Кристоферу новые кеды взамен порванных, чем разглядывание обуви, которая была ему в пору девять лет назад. Но Эдди помнит, что говорит с Баком, поэтому поворачивается к нему лицом и старается быть вежливым. По крайней мере до тех пор, пока не выяснит, откуда взялся этот интерес, чтобы ненароком не задеть и без того расшатанные чувства своего парня. — Шеннон, кажется, что-то сохранила. Если и есть, то лежит дома у родителей. С лестницы доносятся звуки шагов, разговоров и одно не самое приличное слово от Чимни, споткнувшегося о ступеньку, а затем сдержанный смех Бобби и заливистый хохот Хен. Они не спеша приближаются, что значит приватному разговору пришёл конец. — Так что это за вопрос? — всё равно интересуется Эдди, наполняя свою кружку кофе до краёв. Бак опускает взгляд и пожимает плечами. — Ничего. Просто интересно. — Хен проходит мимо него к холодильнику, и Бак, похоже, хватается за подвернувшуюся возможность: — А вы, ребята, храните старые вещи Дэни и Нии? Никого внезапность темы, кажется, не удивляет. Бобби и Чимни садятся по разные стороны от Бака, Эдди всё ещё стоит рядом с кофемашиной, опершись о столешницу, а Хен достаёт из холодильника сок. — Большую часть мы отдаём нуждающимся, оставляем только самое памятное, — отвечает она. Это звучит максимально разумно. Вполне удовлетворённый ответом Бак переводит взгляд на капитана. Уже в следующую секунду его наполняет неуверенность в том, стоит ли спрашивать Бобби. Бобби, впрочем, не ждёт вопроса. — У Афины весь чердак забит самым памятным, — говорит он. — Уверен, там лежит каждая грамота, которую Мэй и Гарри когда-либо получали и, возможно, каждый их рисунок. — И ты в восторге от этого, — замечает Хен. — Конечно. Это здорово, когда есть какие-то физические воспоминания, — в голосе Бобби звучит неимоверная тоска, но при этом он улыбается. Ещё немного, и этот разговор станет неловким, а Бак уже выглядит виноватым, что вообще его начал. Но Бобби хлопает его по плечу, улыбается ещё шире и говорит: — Кто не любит удариться в ностальгию иногда? Он переводит взгляд на Чимни, Бак повторяет за ним. — Мы с Мэдди пока что собираем новые вещи, но, когда они станут старыми, я сообщу, что с ними стало, — он кивает в такт словам. Бак усмехается. — Как будто я не знаю, что снимок УЗИ вы уже вставили в рамочку. — Это её первое фото! — восклицает Чим, чуть не подпрыгивая на месте. — Если считаешь, что с ним нужно поступить иначе, у тебя нет сердца, Бакару. Нет сердца. Это добивает всех присутствующих. Бак сквозь смех поднимает руки в защитном жесте — он ведь в восторге от своей племянницы, а она ещё даже не родилась. И если её родители думают, что Бак не будет хранить каждое, даже самое незначительное воспоминание о ней, что ж… пусть подумают получше. Когда смех стихает, Эдди обводит глазами комнату и понимает, что все уставились на него. Он оглядывается ещё раз, но в поле зрения не оказывается больше людей с детьми, так что приходится отвечать. — Ну, мы вешаем рисунки в его комнате и на холодильнике, я храню все его фотографии и кулон, который Шеннон подарила мне в день его рождения. — Лицо Бака немного кривится, что, как Эдди успел понять, означает «Бак не впечатлён». — Остальное не кажется важным. Жизнь ведь здесь и сейчас, а мы каждый день проводим вместе. Хен с Бобби переглядываются, снисходительно качают головами. Эдди чувствует себя так, словно стоит перед судьями на каком-то кастинге, который он, очевидно, не прошёл. Бак тем временем поднимается со стула и подходит к нему под предлогом взять себе кофе, достаёт чашку и накрывает своей ладонью пальцы Эдди, сжимающие столешницу. Они встречаются взглядами. Эдди видит в глазах Бака очень редкое для него, но всё же читаемое: «мне жаль, что я спросил». — Думаешь, всё будет хорошо постоянно? — говорит Хен. — Подожди, пока он подрастёт, начнёт хамить и закрываться в своей комнате, а тебе захочется вспомнить времена, когда он был твоим малышом и играл с кубиками, а ты ещё был авторитетом и что-то значил в его жизни… — Брось, Хен, — перебивает Бак, — Кристофер — ангел. Эдди всегда будет его авторитетом. — Как прошёл твой пубертат, Бак? — Хен прищуривается. — Это другое! Эдди — прекрасный отец! Бак смотрит на него с нескрываемой нежностью, они переплетают пальцы. В любой другой ситуации Эдди ни за что не одобрил бы публичное проявление чувств, особенно когда это Бак, особенно перед командой. Но в разговорах о детях — Эдди не хочет признаваться даже самому себе — часть его уверенности растворяется в опыте других людей. Родительские подходы бывают разными, но это не приносит успокоения, когда все вокруг, кажется, знают, что делают, а Эдди бредёт по пути взросления Кристофера вслепую. После всего, через что они прошли, Эдди просто хочет, чтобы его сын был счастлив здесь и сейчас, но он понятия не имеет, как его решения повлияют на будущее Криса. Даже в таких мелочах, как хранение бесполезных вещей. Он поступает так, как считает нужным, но как понять, что чутьё его не обманывает? Эдди не знает. Ровно так же он не знает, как справлялся бы с этим без Бака. Поэтому он прижимается к нему боком, насколько это прилично, и позволяет Баку на секунду положить голову ему на плечо, словно на них не пялится любопытная троица. Хен улыбается и наклоняется к Чимни, чтобы сказать: — Они такие милые, тебя тоже тошнит? — Мы с Мэдди ужинаем с ними два-три раза в неделю, я свыкся, — вздыхает он. — Хэй, моя сестра забеременела от тебя, а твой брат поселился у меня, кто ещё с чем свыкся? — встревает Бак, не пытаясь, впрочем, изменить абсолютно счастливое выражение лица. Истошный вопль сирены нарушает момент, но это значит, что кто-то в этом городе отчаянно нуждается в помощи, поэтому они бегут к машинам, отставив всё личное на второй план, пока не закончатся последние часы смены перед долгожданным выходным.

***

Крис не съел и половину заказной пасты, но уже клюёт носом и лениво водит вилкой по тарелке. У него было раннее пробуждение, за которым последовал трудный день, так что ничего удивительного. Эдди смотрит на своего маленького героя, который не жалуется на усталость и не просится уйти в свою комнату — покорно сидит рядом и даже пытается поддерживать беседу. Пожалуй, есть в словах Бобби и Хен разумное зерно. Когда-то Крис не умел даже держать ложку, а теперь он совсем взрослый. Когда-то этот ребёнок не знал, зачем ему руки, а теперь изо дня в день рисует, и у него получается всё лучше и лучше. Когда-то буквы были для него лишь смешными закорючками, а теперь он с интересом читает толстые книги. Эдди пропустил так много, когда Кристофер был малышом. Из тех времён остались лишь воспоминания о редких видеозвонках и чувство вины. Его не было дома, когда Крис впервые встал на ноги, когда сказал первое слово, когда получил первое боевое ранение по вине дурацкой игрушки. У Эдди нет памяти о множестве событий, есть только рассказы Шеннон и родителей. Что он скажет сыну о его первых годах, если тот спросит? Крис протяжно зевает, выдёргивая отца из размышлений. Эдди бросает взгляд на часы и ужасается — уже десять вечера. Он отметает мысль, что, возможно, они слишком часто балуются поздними ужинами в последнее время. Этот месяц выдался тяжёлым в плане графика. Иногда работа позволяет видеть сына лишь рано утром или поздно вечером, а в выходные силы остаются лишь на сон и марафон мультфильмов. Ужин единогласно объявляют законченным, и Крис уже направляется в свою комнату, а Эдди ставит тарелки в раковину, когда раздаётся звонок в дверь. — Кто ходит в гости в такое время? — недоумевает сонный Кристофер. Они переглядываются и одновременно выдают: — Бак. Один только звук его имени вызывает у Эдди непроизвольную улыбку. Он думает о том, как это глупо. Но улыбаться не прекращает. Кристофер, цокая костылями, топает в гостиную, чтобы дать отцу время поздороваться с Баком, как они это делают в последнее время. Не поймите его неправильно, Крис рад, что папа наконец-то сошёлся с Баком, и они стали проводить вместе ещё больше времени, чем раньше. Просто это… не то чтобы мерзко, с какой-то стороны даже мило, но всё равно немножечко мерзко, как большинство вещей, которые делают взрослые, смущая своих детей. Эдди, который ни разу не слышал от сына слова о том, что они с Баком иногда ведут себя противно, идёт в прихожую. Он открывает дверь и видит пару детских ползунков камуфляжной расцветки, которые, как Эдди смутно припоминает, Кристофер носил месяца в три. Бак держит их на уровне лица. — Это так мило! — почти кричит он, чуть опуская руки, чтобы Эдди смог увидеть выражение бесконечного счастья в его глазах. Эдди оглядывает Бака, видимо, в поисках ответов, но находит лишь внушительного размера коробку, которая стоит у его ног. Мозг складывает два и два, и Эдди с ужасом осознаёт, что происходит. — Бак, позволь уточнить, — говорит Эдди, бессильно наблюдая за тем, как он заносит коробку в дом, — ты проехал семьсот миль до Эль-Пасо в свой выходной, чтобы забрать ползунки Кристофера? — О, не только ползунки! У твоих родителей куча его вещей! — радостно отвечает Бак. Эдди делает глубокий вдох. — То, что я не удивлён, меня пугает. Бак оставляет на его губах лёгкий поцелуй и проходит в гостиную. Кристофер встречает его своей очаровательной улыбкой и бросается в объятья. — Бак! — Привет, приятель! — он ставит коробку на диван, отрывает ребёнка от земли и пару раз кружит. — Как твоя контрольная по английскому? — Нормально, — быстро отвечает Крис, потому что это не интересно. — Что в коробке? — Секрет. Бака одаривают весьма скептическим и уничижительным взглядом, который Крис унаследовал от Эдди, так что он сдаётся без борьбы. — Там твои старые вещи. Перевёз их поближе к тебе. Кристофер улыбается из вежливости, смотрит на отца с немым вопросом: «Зачем?», но Эдди машет головой с таким же невысказанным: «Без понятия». Крис думает, что на его глазах происходит один из взрослых закидонов, который ему не понять, и говорит: — Ладно. Я буду у себя, если захочешь поиграть. Папа успокоился и вернул приставку. С его уходом в гостиной на несколько мгновений воцаряется молчание. В нём нет неловкости, скорее некое ожидание с обеих сторон. Эдди не уверен, чего ждёт Бак, тогда как он сам ждёт объяснений. Однако Бак выглядит так, будто мотивы его действий вполне ясны. — Так… — неуверенно начинает Эдди. — Они просто отдали тебе это всё? Лицо Бака немного вытянулось, брови поползли вверх. — Ну да, то есть… почему бы и нет? — удивлённо говорит Бак. — Они же знают обо мне и о нас. И я рассказал им, зачем это всё нужно. — А мне рассказать не хочешь? Бак моргает. Его губы округляются в немом «оу», что в переводе на человеческий, как подозревает Эдди: «Оу, так вот какую деталь я упустил». И тогда он рассказывает о том, что казалось незначительным, но засело в голове настолько прочно, что даже разговоры с доктором Коупленд не могли прогнать эти мысли. Ему хочется рассказать Эдди всё. Дело в шкатулке, которую родители привезли его сестре. Даже не в самой коробке, нет. Коробка — просто напоминание о том, что только Мэдди из них двоих была желанным ребёнком. Напоминание о том, что сам он был далёк от приятных напоминаний для своих родителей. Как будто для сестры он значил больше, чем для мамы и папы. Хотя да, так и было. И Баку просто хочется, чтобы у Кристофера всё сложилось иначе. Он пережил так много плохого и так сравнительно мало хорошего. Что, если Крис подрастёт и его жизнерадостность пойдёт на спад, как это обычно бывает? Что, если он будет думать, что в доме нет его старых вещей, потому что они напоминают Эдди о его погибшей жене? Что сам Кристофер — сплошное болезненное напоминание о маме? Ему хочется рассказать Эдди о том, что он чувствует, он делал это прежде. Но вместо этого он говорит лишь: «Я подумал, что это крутая идея, и жаль, что у меня нет такого. Ну, знаешь, из-за того, что происходило в моей семье, когда я был маленьким. У нас сейчас всё хорошо, и, может, мы могли бы сделать что-то такое для Кристофера. Уверен, он знает, как сильно ты его любишь и ценишь, и ему не нужны такие жесты, просто…» Он прерывается, потому что Эдди не выглядит воодушевлённым. Его выражение лица далеко от воодушевлённости. Намного ближе к непониманию и растерянности. Настроение Бака сдувается как воздушный шарик. — …но это просто куча вещей, выбросить которые не поднялась рука, так что… Да, наверное, это глупая идея… С каждым словом его голос всё тише. Понимание приходит слишком поздно. У Бака нет на это права. Кристофер не его сын. Он не ждёт, что Эдди скажет именно эти слова, — в конце концов, он его любит. Он сформулирует это мягче, возможно, возьмёт огонь на себя, заявив, что просто ему это неинтересно. Но Бак знает, что к чему, поэтому, когда Эдди после недолгого замешательства говорит: — Надеюсь, ты планировал остаться на ночь, потому что сейчас мы будем перебирать всё это. Бак не понимает. Он думает сначала, что, возможно, своим несчастным видом заставляет Эдди потакать своей прихоти. Не то чтобы в первый раз. Но Эдди улыбается ему, и в этой улыбке нет ничего снисходительного. Тогда Бак расправляет плечи. Пора избавляться от привычки додумывать всё за Эдди, пока тот молчит, говорит он сам себе. Они уже прошли этот этап. Бак снова сияет. Он чуть ли не подпрыгивает на месте, восклицает: — Да! И хлопает в ладоши.

***

На то, чтобы разобрать вещи на «выбросить», «отдать» и «оставить» уходит добрая половина ночи. В частности потому, что Бак не может просто положить что-то в нужную стопку. Ему нужно всё рассмотреть и, самое главное, расспросить обо всём Эдди. Стопка на выброс почти пустая — родители выбросили всё, что было уже в непригодном состоянии. В стопке «отдать» лежит вполне хорошая одежда. Младенцы растут слишком быстро, пару раз ношенные футболки, штанишки и боди выглядят как новые. Что-то остаётся на память, но большая часть ещё кому-то пригодится. Намного сложнее дела обстоят с игрушками и аксессуарами. В «оставить» без разговоров отправляются первые очки, резиновая лягушка, без которой Крис отказывался купаться, именная ложка (чёрт знает, откуда она взялась). — Оставим только первую, — решительно заявляет Бак, держа в руках три соски. Эдди не уверен, какая из них первая, поэтому выбирает на вид самую потрёпанную. Баку знать необязательно. Он понимает с какой-то стороны. Бак познакомился с Крисом, когда тому было семь. Бак не видел его совсем крошечным, получил ребёнка практически полностью самостоятельным. Все эти миленькие вещички невероятно маленьких размеров для Бака в новинку. Эдди слабо представляет, что творится в его кудрявой голове, а тем более — на сердце. Держа в руках пинетки, Бак едва не плачет. Эдди не знает, почему. Он знает лишь, что от наблюдения за таким Баком — до глупости сентиментальным, нежным и домашним — у него теплеет в груди.

***

— Ты умилился! — Неправда. — Я видел! Ты улыбнулся, когда достал эту шапочку, и погладил её! Эдди Диаз всё-таки бывает эмоциональным! — Ой, замолчи.

***

Они смеются, когда рядом с фотографией Кристофера в первый день подготовительного класса в Эль-Пасо находят фото Кристофера в первый день второй школы уже в Лос-Анджелесе. Эдди отправлял его родителям, а те, должно быть, распечатали. — Карла здесь вышла шикарно, — отмечает Бак. Эдди с улыбкой кивает. — А ты выглядишь так, будто тебя заставили прийти туда после трёхдневного загула. Без обид. В его оправдание, Эдди правда тогда плохо спал из-за переживаний о Крисе, его переводе, бюрократии, о том, подружится ли Кристофер с Карлой, понравится ли ему в школе. О тысяче вещей, на самом деле. Поэтому и выглядел не сказать, что идеально. Но Баку совершенно необязательно было произносить это. — Да? — протягивает Эдди. — А может, фотограф был не очень? Взгляд многозначительно скользит по Баку и, в особенности, по его рукам. Эдди до сих пор не понимает, почему Бак пришёл тогда с ними. Они были едва знакомы, Кристофер видел его второй раз в жизни. И всё же Бак был рядом, когда Крис впервые оказался в новой модной школе, и фотографировал. И вот он сидит на полу в их доме, такой родной, будто был здесь всегда. Сидит и выглядит оскорблённым до глубины души. Он даже хватается за грудь для большей драматичности. И говорит, будто бы не он это начал: — Как смеешь ты. А после кидается на Эдди, валит его на спину, без спроса втягивая в потасовку. Уже через минуту она кончается долгим поцелуем, который невозможно разорвать. Когда они — не без труда — отлипают друг от друга и возвращаются к вещам, что-то происходит с Баком. Ему хочется оставить всё. Эдди урезонивает его фразой: «Если собирать всё подряд, все эти мелочи больше не будут уникальными, то есть потеряют ценность». Это работает, но не каждый раз.

***

— Бак, нет. — Но… — Бак. Нет. — И всё же… — Нет. — Понял, принял.

***

Не приходится спорить, лишь когда уже на дне коробки обнаруживается белый плюшевый заяц в отличном состоянии. Эдди говорит, что Крис, вроде как, и не играл с ним никогда. Заяц всегда сидел на комоде в одном и том же положении, занимал место и собирал пыль. В голову Эдди приходит замечательная идея. — Мы могли бы постирать его и отдать ребёнку Чима и Мэдди. Подарок от Кристофера… «Своей кузине», почти говорит он. Это было бы неуместно. Они не обсуждали вещи в таком ключе. Не так давно они ещё были просто друзьями, но теперь, когда их статус изменился… Насколько сильны эти изменения? То есть, конечно, все дети называют друзей своих родителей дядями и тётями, те зовут их племяшками. Но даёт ли это право детям считать друг друга кузенами? Эдди не уверен. Отношения Бака и Криса очень сбивают с толку. И тот факт, что Кристофер не может перестать говорить о малышке с того самого дня, когда гостил у «тёти Мэдди» в качестве ребёнка для родительской тренировки, тоже не помогает. Забавно, думает Эдди. Бак недоумевал, когда Мэдди и Чимни решили устроить эти тренировки со всеми детьми команды. Он тогда говорил, что ей не нужна практика — Мэдди практически воспитала его самого, она от природы прекрасная мать. И Эдди находит очень занятным то, что при всей неоднозначности их мамы и папы, оба Бакли выросли и стали прекрасными родителями. Господи, Эдди, возьми себя в руки… — Это было бы очень мило, Эдди, — говорит Бак, переплетая их пальцы. …или пусть Бак это сделает.

***

— А что здесь делает красный плащ? — Не знаю. Он вроде как лежал с остальными костюмами. Может, закинули сюда по ошибке. — Это от костюма супермена? — Ну да, похоже. Он наряжался им на Хэллоуин года четыре назад. Кажется. — Или! Кристофер на самом деле супергерой, который прилетел на эту планету, чтобы спасти нас от одиночества. — Ради всего святого, Бак, два часа ночи…

***

В коробке остаётся последняя вещь, и ей, как назло, оказывается не просто очередная тряпка. — Ого, серебряная погремушка! — восторженно говорит Бак, рассматривая её со всех сторон. — Модно. Эдди, устало вздохнув, улыбается: — Это моя. — Серьёзно? — его глаза распахиваются так широко, будто спать не хочется совсем. — Да, у моих сестёр тоже были такие. Остальные игрушки переходили по наследству, какие-то были общими, но эти погремушки были личными. Родители передали её Кристоферу в день его крестин, — говорит Эдди. «На которых меня не было», — оставляет при себе. Бак вглядывается ему в лицо и качает головой. Это «я так сожалею»-лицо. Он видит это выражение почти всю ночь и больше не может игнорировать. — Когда ты перестанешь винить себя? — Я не виню, — заявляет Эдди, но Бак смотрит слишком пронзительно, так что приходится добавить: — Обычно. Он и вправду не винит. Ему просто безумно жаль, что всё так вышло. Эдди убеждает себя, что это не вина. — Всё, что у меня есть сейчас — прекрасно. Но так было не всегда, — говорит он. — Когда я смотрю на вещи из его прошлого и не узнаю их, я… — Эй, помнишь, что я сказал Хен? — Бак хватает его за руки. — Что ты прекрасный отец? Я говорил на полном серьёзе, и, ты видел, все со мной согласились. Эдди, ты рядом сейчас. Ты любишь его, и он любит тебя, несмотря ни на что. Воспоминания — это здорово. Но нет ничего важнее настоящего. И в настоящем вы замечательная семья. Эдди смотрит на него несколько долгих секунд. Где бы он был без Бака? Без его поддержки — моральной и физической. Была бы их с Крисом жизнь в Лос-Анджелесе такой же счастливой? Он сомневается. Не только Эдди теперь всегда рядом с Кристофером — у его сына есть два человека, на которых он может положиться в любую минуту. Так что Эдди переплетает их пальцы и уверенно поправляет: — Мы. В глазах Бака читается: «Я так и сказал», а на губах Эдди без его ведома расцветает улыбка. — Бак, мы. Он смотрит на него так выразительно, как только может. И Бак, судя по вмиг заблестевшим глазам, понимает. Кристофер, который проснулся несколько минут назад и захотел пить, был вынужден пройти в кухню мимо гостиной и подглядеть, как папа целует Бака. Всё же это больше мило, чем мерзко.

***

День в части в кое-то время идёт довольно ти… Нет, об этом слове лучше даже не думать. Команде даже удаётся спокойно пообедать, а после рассесться кому на диване, кому в креслах и почитать. Или, в случае Бака с Эдди, снова (в четвёртый раз за день, но кто считает?) позвонить по фейстайму Кристоферу, который на полдня остался дома один, и выслушать от него «я уже не маленький, люди, я могу пережить два часа дома в одиночестве» речь. — Бак! — раздаётся голос новичка откуда-то снизу. — Тут к тебе пришли. Кристофер сворачивает разговор, видя, что отец наконец отвлёкся, да и остальные в части отрываются от своих дел. Они заинтересованно рассматривают Бака, когда он возвращается с огнём в глазах и газетой в руках. — Это что, газета? — переспрашивает Хен, подаваясь вперёд в попытке разглядеть получше. — Сто лет их не видела. — Ты читаешь газеты? Эдди не удивлён, просто его каждый раз поражает, сколько ещё предстоит узнать о своём парне, который, казалось, вообще не умеет держать язык за зубами, а посему должен был уже рассказать о себе каждую мелочь. — У меня есть вопрос получше, — заявляет Чимни: — Ты знаешь, что такое газета? На что получает «ха-ха-очень-смешно» взгляд от Бака. — Ты заказал газету в часть? — уточняет Бобби. — Это не просто газета! — восклицает Бак, спасая себя от дурацких вопросов. Он молча протягивает её Эдди — тот берёт с недоверием. Смотрит на первую страницу, не до конца понимая, что должен увидеть, скользит глазами по заголовкам, а потом замечает дату, и всё становится понятно. Страшно, странно, в какой-то мере поразительно, но абсолютно понятно. В уголке стоит дата рождения Кристофера. Не только число, но и год. То, что Эдди не удивляется так, как ему следовало бы, приводит его в ужас. На всякий случай, сам не зная, на что надеется, Эдди переспрашивает: — Бак, ты купил газету, которая была выпущена в день рождения Кристофера? И вся команда, которая раньше смотрела с любопытством, теперь замирает в недоумении, но таращиться на Бака не перестаёт. — Так он будет знать, каким был мир в день его рождения! — И в будущем, возможно, будет единственным в мире обладателем газеты, — отмечает Чим. Бак слишком воодушевлён, чтобы обратить на него внимание. — Это здорово, Бак, — как-то слишком по-отечески даже для него говорит Бобби. — Очень занятная идея. Остальные молчат, пока Бак активно кивает. — Я погуглил, что люди кладут в шкатулки с детскими воспоминаниями, и много где было написано о газете, выпущенной в день рождения ребёнка. Пришлось немного поискать, — не так много людей хранят газеты десятилетней давности, — но вы же меня знаете. Вокруг него по-прежнему царит тишина. Бак наконец замечает всеобщее недоумение, оглядывается и не понимает, что всех так смущает. — Как? — говорит Хен. — Нет, правда, как? Остальные молчаливо поддерживают. Чимни открывает и закрывает рот, явно пытаясь дать язвительный комментарий, но слова как-то не подбираются. Бак смотрит на Эдди. Тот изо всех сил подавляет в себе: «Ты не думаешь, что это как-то слишком?». Вместо этого говорит: — Да, Бак, это… что-то. Газета тем же вечером отправляется к остальным вещам. Без лишних разговоров.

***

Эдди помогает Мэдди на кухне, пока Бак с Чимни собирают пеленальный столик. Помощь его, правда, заключается в «Ради Бога, Эдди, не мешай» и «Лучше просто накрой на стол», но зато с этими задачами он отлично справляется. — Бак сказал, что вы делаете коробку воспоминаний для Кристофера, — говорит Мэдди, вручая ему миску салата. — Это очень мило. — Да, — отвечает он, ставя салат в центр стола. — Мило. Мэдди поглядывает на него, не отрываясь от мяса на сковороде. — В тебе, кажется, не так много энтузиазма? — говорит она через плечо. — Бак просто не оставил его мне. Мэдди приходится развернуться всем корпусом, чтобы бросить в него многозначительный взгляд старшей сестры. — Ты знаешь, какой он, когда чем-то увлекается, — в своё оправдание выдаёт Эдди. — Думаю, это для него больше, чем увлечение. Бака довольно потрепало последними новостями. Мэдди беспокоилась за него и ждала какой-то навязчивой идеи, какие раньше приходили Баку после эмоциональных потрясений. И та, что пришла в этот раз, не только самая безопасная, но и, пожалуй, самая значимая. Мэдди пытается объяснить Эдди так, как она это видит. Возможно, вся эта затея с воспоминаниями, это символ для него. Способ показать, что Кристофер важен. — Не трудно догадаться, что им движет. Я знаю, что буду стараться изо всех сил, чтобы быть для своей дочки лучшей мамой, чем наши родители были для нас. Это вполне естественно — бояться допустить те же ошибки. Ты ведь понимаешь. Эдди кивает. — Эван знает, что Крис не его сын, но любит его именно так. И ему хочется сделать что-нибудь значимое. Чтобы дать ему понять, что, пусть и не с самого начала, но он всегда будет рядом, несмотря ни на что. Конечно же, Кристофер важен для Бака не меньше, чем для Эдди. И конечно же, у Бака не так много возможностей это показать. И теперь Эдди снова чувствует себя виноватым, что не поддержал Бака в должной степени. — Нет, не-а, не делай такое лицо, — Мэдди предупреждающе тычет в него пальцем. — Не вини себя в том, что Бак не умеет выражать свои чувства словами. Или умеет, но талантливо это скрывает. Он усмехается. Бакли слишком хорошо научились читать его. — Спасибо, Мэдди, — говорит он за секунду до появления Бака и Чимни.

***

Эдди завозит Криса к абуэле, а сам едет к Баку, едва ли не нарушая скоростной режим. Он заранее позвонил Альберту с просьбой убраться из дома, но оказалось, что тот в принципе редко проводит ночи в квартире Бака, а не в поисках очередной красотки. Эдди на это заявление только беззлобно усмехается. Он топчется на пороге несколько секунд, прежде чем постучать. У него есть ключ, но вламываться без приглашения как-то некрасиво. Бак его не ждал. Он стоит в одних растянутых штанах, абсолютно домашний и невозможно красивый. Радуется внезапному визиту, само собой, притягивает Эдди для поцелуя, а потом бросает: — Подожди, я оденусь. И убегает наверх. — Это необязательно, — с весельем в голосе отмечает Эдди, но Бак не обращает внимания. Пока Бак натягивает футболку, Эдди проходит в гостиную. На журнальном столике обнаруживается деревянный сундучок, покрытый светлым лаком. Рядом стоит полупустая бутылка пива, а на диване валяется пакет с открытками. Эдди разглядывает крышку с безупречно вырезанным на дереве «Кристофер». У Бака золотые руки, это Эдди понял ещё в тот раз, когда они делали скейт. — Что это у тебя? — интересуется уже одетый Бак, кивая на пакет в его руке. Эдди мнётся ровно секунду. — Кое-что для нашего… проекта. — А говорил, что ничего не хранишь, — насмешливо напомнил Бак. — Что ж, я соврал. Эдди пожимает плечами и достаёт из пакета снимок узи, больничный браслет и лист с отпечатками ладошки и ступни. — Это я связался с родителями Шеннон, спросил, нет ли у них чего… Они с Крисом никогда не были особо близки. Это хранилось в её вещах, так что они прислали. Бак разглядывает бумажки с бескрайним умилением. Тогда Эдди вздыхает и молча отдаёт ему остальное. Сначала он видит на лице Бака интерес. Он осторожно вытряхивает содержимое пакета на диван и шумно выдыхает. Перед ним лежит первое фото, где Бак и Крис вдвоём, фото их троих со скейтом, чек от кофемашины, который Бак отдал, чтобы Эдди мог вернуть её, если вдруг что (трюк, который Крис и Бак провернули вместе), первый рисунок Кристофера, изображающий их втроём, брелок с медвежонком, который Бак выиграл для Криса в парке взамен утерянного при цунами. Большого медведя они тоже выиграли, причём вместе, но для него в коробке места маловато. — Только не плачь, — предупреждает Эдди, когда Бак опускается на пол, а его пальцы пробегаются по вещам. — Я не плачу, — дрожащим голосом отвечает Бак, пока его глаза наполняются слезами. Эдди позволяет себе усмехнуться и покачать головой, а после садится на пол рядом с Баком и обнимает его. — Для Кристофера эти воспоминания дороже остальных, знаешь? Они о том, как он обрёл лучшего друга. И это действительно для него что-то значит, потому что он действительно помнит. В отличие ото всех этих младенческих безделушек. — И я, и его мать причиняли ему боль. Но ты — никогда. — Уверен, он так не считает. — Да, но это так. — Я тоже причинял ему боль. С тем иском… Я бросил его. — Но ты вернулся. Хотя не должен был. Мы возвращались, потому что дали ему жизнь, а ты… Что дал ему Бак? Свою бесконечную любовь? Лучшего друга? Ещё одного прекрасного родителя? Новую семью? Всё это. — Ты лучшее, что случалось с нами, — почти шепчет Эдди, прижимаясь носом к его виску. — Но когда эмоциональный момент пройдёт, мы сделаем вид, что я этого не говорил. Бак беззвучно смеётся, устраивается поудобнее в его объятьях и признаётся: — Для меня это тоже лучшие воспоминания. Эдди оставляет поцелуй в его волосах, а его взгляд прикован к пакету, похороненному под вещами, которые принёс он. — Знаешь, — задумчиво тянет он, — мы могли бы сделать коробку и для тебя. — Не знаю, заметил ли ты, но я уже не ребёнок. — Никогда не поздно начать собирать воспоминания. И у тебя уже есть стартовый капитал. Эдди протягивает руку и хватает открытки раньше, чем Баки успевает завопить: — Что? Нет, не смотри на них! — Почему? — смеётся Эдди, не давая Баку вырвать их у себя из рук. Письма он не читает, только рассматривает фото. — Этот ковбойский вид? Потрясающе. — Потрясающе? — саркастично переспрашивает Бак. — Я вырос в Техасе, любовь моя. Так Эдди опытным путём выясняет, что ничто не лишает Бака дара речи сильнее, чем слово на «л».

***

— Отдадим её, когда он станет отцом. — То, что ты решил быть родителем, Бак, не значит, что и он захочет. Не будем лишать его выбора. — Окей. Не захочет детей — получит свою коробку, когда обзаведётся своим жильём и заведёт собаку. — Если он захочет собаку. — Кота, рыбку, попугая, королевского питона — у него есть выбор, Эдди, я не настаиваю!

***

Они отдают едва закрывающийся от накопленных почти за 30 лет воспоминаний сундук в день его свадьбы, и Кристофер сначала закатывает глаза от излишней сентиментальности, как его отец Эдди, а потом разглядывает содержимое и смаргивает слёзы, растрогавшись, совсем как его отец Бак.