Судьба

Г’Кар знал, что с точки зрения землян или тех же центавриан является существом суеверным, но сам придерживался по этому поводу иного мнения. Его не пугали кометы или черепа (особенно сделанные из сахара) и тому подобная дребедень. Да даже потусторонние силы его не то чтобы пугали — просто с ними лучше не шутить. И не говорите, что их не существует! Г’Кар как раз направлялся к себе, чтобы собрать кое-какие вещи и ретироваться (не бегство, а стратегическое отступление!) в командный центр, когда в соседнем коридоре заметил Моллари, мило беседующего с каким-то бракири. — Да, — кивал бракири. — С кем из мертвых вы хотели бы встретиться? — Дайте подумать, — Моллари картинно возвел глаза к потолку. — С первым императором Республики. Я бы свел с ним счеты. Он рассмеялся, явно довольный шуткой, и скрылся за дверями своей каюты. Г’Кар покачал головой. Никто, включая капитана Локли, не принимал происходящее всерьез. Они видели День Мертвых обычным полурелигиозным праздником, а само название — очередной бессмысленной метафорой. Хотя, с другой стороны… Г’Кар сделал несколько шагов назад и заглянул за угол — бракири как раз закидывал себе в рот очередной сахарный череп. С другой стороны, с таки антуражем это и немудрено. У себя Г’Кар быстро облачился в ночнушку, свернул подушку и одеяло и остановился возле лежавшей на столе книги Г’Квана: захватить с собой или не стоит? Наверное, следовало бы показать кое-какие страницы капитану Локли. Только вряд ли ее бы это остановило. Да и все равно уже поздно. Мудрость предков порой доходит до потомков в искаженном виде, но даже в самых невнятных цветистых фразах скрыты крупицы знания. Разве не они — и не эта книга — помогли победить Теней? Из размышлений на эту увлекательную тему Г’Кара вырвали проникающие даже сквозь закрытые двери удары гонга и мелодичный речитатив на языке бракири. Он опоздал.

* * *

— Вы, я вижу, куда-то собираетесь. Голос Г’Кар не узнал, зато успел подумать, что сегодня, определенно, не его день: мало того, что застрял в своей каюте, так еще и оказался застигнут опасным гостем с кульком подмышкой и со спины. И это он-то, втайне гордившийся тем, что единственный на станции понимает истинное значение названия «День Мертвых». У Вселенной замечательное чувство юмора! — Собирался. В прошедшем времени. Теперь у меня уже вряд ли есть такая возможность. — Это прискорбно, — почему-то посочувствовал гость. — Но в отсутствии выбора есть своя прелесть. Научиться ее видеть и чувствовать — вот что самое сложное. Хотя вы еще слишком молоды, чтобы это понять. — Выбор есть всегда. Мы говорим, что выбора нет, только чтобы успокоить совесть, — возразил Г’Кар. Обернулся, — и сверток с одеялом и подушкой немедленно выпал из его рук. — Забавно, — улыбнулся покойный император Центавра. — Не поймите меня превратно, но вы говорите точь-в-точь как моя третья жена. — Сочту это комплиментом. Турхан наклонил голову, то ли соглашаясь, то ли пряча улыбку. Он выглядел иначе, чем Г’Кар помнил по виденным в новостях фотографиям — даже по той, самой последней. Почти полностью лысый череп, глубокие морщины на лбу и на переносице — и глубокие же носогубные складки, которые не скрывали даже усы. Но глаза оставались цепкими, яркими — и живыми. — Это он и был. Но, признаться, я удивлен вашим ответом. Вы не такой, как я себе представлял. — Турхан словно подслушал его мысли. — Нам ведь так и не довелось встретиться. — Вы уверены, что не ошиблись каютой? — поинтересовался Г’Кар, поежившись. Опасным старик не выглядел, — и все же почему-то пугал даже сильнее покойного же мистера Мордена. — Это Моллари хотел встретиться с первым императором вашей Республики. — Я не настолько стар, — Турхан снова улыбнулся. — И вряд ли мне было бы что сказать… ему. — А мне — есть? — опешил Г’Кар. — Разумеется. За этим я и прилетел. Когда-то. — Мне передали, — пробормотал Г’Кар. Он почти забыл о тех словах. Возможно, из-за последующих событий, но, скорее, потому что их именно передали. А теперь горящие глаза уже три года как мертвого человека наполняли звучащие только в памяти, в самом дальнем ее уголке, фразы и силой, и смыслом. — Вам нет нужды повторять. — Скорее, вы не хотите их снова слышать, — покачал головой Турхан. — Но я хочу сказать. Я при жизни слишком редко поступал так, как мне бы хотелось. И раз вселенная дала мне шанс сделать именно это, было бы неучтиво отклонить ее щедрое предложение. Приношу свои извинения за неудобство. Но, может, предложите мне сесть? — Прошу вас, — спохватился Г’Кар. Моллари никогда не нуждался в такого рода приглашениях, а нарны — тем более: не принято. Но этот жест Турхана был знаком своеобразного, очень центаврианского уважения. Хотя еще год назад подобное предположение не пришло бы Г’Кару в голову. — Выпьете что-нибудь? Я не знаток центаврианского этикета, но, насколько я понимаю, мы все равно застряли друг с другом на всю ночь. Турхан кивнул, принимая предложение, и заметил: — Наверное, нам все-таки суждено было встретиться. — Я в это не верю, — почему-то хрипло возразил Г’Кар. — В судьбу. В рок. — Громкие слова от частого использования теряют большую часть смысла, — согласился Турхан. — Однако когда-то я верил, что вселенную формируют не только поступки, но и намерения. Для собственного успокоения, разумеется, но — верил. И теперь рад получить подтверждение. Вы ведь тогда, несколько лет назад, тоже решили меня выслушать. Г’Кар вздрогнул. Те его намерения так и не осуществились. Дважды, если подумать — ведь другого императора Центавра он тоже не убил. Может, как раз это и есть — судьба? — Это все уже не имеет значения. — Вы — решили, — возразил Турхан. И улыбнулся ободряюще. — То, что суждено, порой свершается очень странным образом. Вы, должно быть, знаете: мы, центавриане, обладаем даром видеть. — Да, — кивнул Г’Кар, холодея. — Знаю. — Однако, — Турхан улыбнулся и кивнул на наполненные бокалы, — ожидание неизбежного неведомого и прочие, — он сделал многозначительную паузу, — потусторонние силы — не причина отказываться от дара мудрости или дара света.

Конец