Диалог в пыльном шкафу.

— Вань. — утопленник слепо смотрит куда-то в тёмную пустоту перед собой, прекрасно осознавая, что перед ним сейчас человек в кожанке. — А было больно…умирать? Мальчик сглатывает и прикрывает глаза. Конечно, ему было больно. Адски. Мучительно. — Да. — парень в шапке шмыгает носом и откидывает голову назад, упираясь макушкой в стенку шкафа. — Прости, ты не хочешь говорить об этом? — Тимофей переходит на шепот, сам не до конца осознавая зачем. — Нет, всё нормально! — С тобой я готов говорить о чём угодно. — Тогда можешь рассказать, как это было? Ваня жмурится. Он не знает как начать. — Мы праздновали с одноклассниками выпускной у речки прошлым летом. Меня в классе не очень любили: у меня семья была бедная и многодетная, я был отличником, да и…выглядел не так, как все мальчики… — Утопленник судорожно вдыхает пыльный воздух и, открыв глазки, снова переводит взгляд в сторону Тима. Тот понимающе кивает через темноту, как-бы побуждая студента продолжить свой рассказ. — И эти придурки дали мне попробовать…ну… — парень в шапке замолкает, пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу и раздирающий его изнутри. — Я понял. — Слова мужчины действуют успокаивающе. Настолько, что хочется забыться в них и слушать этот чарующий голос целую вечность. — Меня унесло. Я говорил им, что я русалочка, или что-то вроде того…и они…захотели подшутить… — Надрывистый выдох. Студент тихонько вытирает выступившие слёзки. — Ну не знали они…что я не умею плавать. Парень в шапке шмыгает носом и чувствует, как Тим дёргается. — Эй, ну ты чего… — мужчина сильнее приоткрывает дверь шкафа, чтобы увидеть лицо собеседника. Ваня прикрывает глаза локтем и позволяет слезам вырваться наружу. — Если не хотел говорить-то и не нужно было, пацан… Тимофей кладёт ладонь студенту на голову, как-бы успокаивая мальчика. Утопленник вздрагивает, убирая свою руку от лица и немного испуганно смотря на объект влюблённости. Дыхание перехватывает. — Всё прошло. Теперь всё в порядке. — человек с бакенбардами немного лохматит волосы парня и возвращает свою руку на дверцу, снова прикрывая её. Студент смаргивает последние слезинки. — А ты? — А что я? — Сквозь пустоту можно услышать то, как Тим хмыкает. — Как попал сюда? — голос Вани дрожит. — Ну, я не умер, если тебе интересно. — Да я знаю, просто…тут все необычные, так? В плохом смысле. Даня что-то вроде…демона, или чертилы, Дима вообще тут лет 30 живёт и не меняется во внешности, а про Дядю Серёжу уже говорить нечего. А что не так с тобой? Ваня правда боится, что сказал что-то лишнее. Тим молчит. Тишина мерзко пропитывает всё внутреннее пространство шкафа. Так мерзко, что утопленника почти начинает тошнить. — А я…давний знакомый дяди Серёжи… — С трудом выдавливает из себя мужчина. — В каком смысле? — Он являлся мне с самого детства, после смерти моего отца. — Ох…ты скучаешь по папе? — Нет. И никогда не скучал. В их разговоре выдерживается небольшая пауза. — А мама? — Когда мне было 20, Серёжа пришёл за нами и поставил нас перед фактом. Что мы должны идти с ним. — Перед каким фактом? — Достаточно весомым. Фактом. — Мужчина понизил голос. Это заставило студента понять, что в этот вопрос ему лучше не лезть. По крайней мере, пока. И снова липкое молчание. Мальчик в замешательстве. Ему дядя Серёжа всегда казался милым, вечно пьяным дедом, который то и дело забывает имя Вани, и который вытащил его из реки, практически воскресил. Дядя сам ему говорил, что этот подъезд — что-то вроде второго шанса. Жить нормальной жизнью. Если такую жизнь, конечно, можно назвать нормальной. Так зачем заставлять сюда переезжать адекватных людей? Не мёртвых, не каких-то сверхъестественных существ…просто ребят с мрачным детством. — Зачем он вообще вас сюда затащил? — Потому что наши жизни уже были разрушены, Вань — Тим немного повышает голос и утопленник подскакивает. — У Толи ОКР и кататоническая шизофрения. Он не чувствует боли, но он постоянно плакал по ночам. Я так хотел защитить его. Хотел защитить их всех. А Боря вспыльчивый фанат Советского Союза, потому что…мама ему постоянно рассказывала, как же хорошо тогда было. Как радостно. И Боря больше всех был к ней привязан. Отец избивал нас, у Бори даже остались шрамы на лице. Поэтому он носит эту идиотскую маску. — Тим делает глубокий вдох. — Но я ненавижу дядю Серёжу. Всем сердцем. Потому что он забрал нас от неё. Потому что он забрал Борю от неё. Тим трёт переносицу. — А ты? — Ваня неуверенно подгибает ноги под себя. — Я под руку попался. Да и к тому же…мне прямая дорожка на тот свет. — Почему? — Я же лет с 14 курю. — А ты не планируешь бросить? — Нет. — Почему? — Потому что меня это успокаивает. Тим рвано выдыхает. — И что вы маме сказали? — Сказали, что едем учиться. Она так рада за нас была…просила её навещать, но…нам, конечно, нельзя было. Даже писать ей нельзя. — Мне тоже он запретил… из-за этого связь, вроде, прерывается… — Типа того. Очередная пауза в их разговоре, пропитанная запахом алкоголя и пота. — А ты не знаешь, что он такое? — Не знаю, какой-то уставший божок, который как-то масштабно проебался и теперь тусит с нами. Ну, как тусит… — Я ни разу с ним не говорил, после того, как переехал сюда… — Зато он слышит нас сейчас. Да и вообще, всегда. Ваня неопределённо передёргивается и вопросительно зыркает на Тима. — Ничего, привыкнешь, я узнал это сразу же после переезда — мужчина весело хмыкнул — недельку поохуйевал и привык. Оглушительный кашель. Утопленник жмурится и, кажется, неосознанно поджимает ушки. Мужчина открывает дверцу шкафа, параллельно доставая оранжевую баночку, и закидывается таблетками. Кашель постепенно отходит и человек с бакенбардами возвращается в своё первоначальное состояние. — Прости за это. — Всё нормально — на самом деле, ничего не нормально. Ваня до ужаса волнуется за предмет обожания. Так сильно он переживал только за младшую сестрёнку, ещё при жизни. И парень безумно рад, что она не здесь, с ним. Да и все остальные его сёстры. Хорошо, что они не гниют взаперти, в этом подъезде, с осознаванием, что они мертвы. Тело, конечно, воскресить просто. Особенно Алтарю. А вот внутри оживать приходится самим. И не у всех это получается. Некоторые квартиры в подъезде просто пустуют, потому что кто-то просто не выдерживает. Сбегает. Умирает. Остаются самые сильные. И Ваня не уверен, что сможет остаться. Тем не менее, парень в шапке смотрит на собеседника, который всё никак не может закрыть дверь и продолжить разговор, что-то, прищурясь, высматривая в пустой, тёмной комнате. — Что там? — голосок Вани в тишине звучит резко и как-то неправильно. Тим шикает, поднося указательный палец к своим губам. Мальчик прислушивается. За дверьми слышны какие-то шуршания и голоса. Свет резко включается и слепит собеседников. Тем одновременно жмурятся, недовольно отвернувшись от щели в шкафу. В комнату входят Укроп и Наташа. Толя замучено начинает сгребать мусор в большие пакеты, а хозяйка квартиры начинает собирать грязную посуду. Похоже, девушка всё же запомнила прошлую игру в правду или действие и то, что зеленоволосый ей должен. — Похоже, вечеринка закончилась — Тимофей снова хмыкает, наклоняясь к студенту и шепча это тому на ухо. Щёки обжигает и утопленник еле заметно шугается. А после громко зевая. Глаза резко начинают слипаться. — Кому-то пора спать. — Мужчина, наконец, выходит на свет, помогая встать студенту. Тот просидел на полу слишком долго и теперь недовольно трёт копчик. А между тем, их замечает Натали. — Вы всё это время в шкафу просидели? В комнату снова влетает Толя, уже с новым пакетом для мусора. Он видит брата и Ваниша рядом и его лицо расплывается в хитрой улыбке. — Ну наконец-то ты из шкафа вышел, братиш! — хихикает Укроп. — Заткнись. — отрезает Тимофей. Он аккуратно хватает Ваню за локоть и уводит из комнаты. Когда дверь за парой вышедших закрывается и они оказываются в прихожей, мужчина останавливается и разворачивает пацана к себе лицом. — Давай так, то, что было в шкафу — остаётся там, хорошо? Не долго думая, мальчик расцветает в улыбке и счастливо угукает. — До встречи, пацан. — Тим ухмыляется, снова треплет того по волосам и выходит. Ваня восторженно вдыхает воздух, беспокоясь, что может просто задохнуться от переизбытка чувств. Тим доверил ему секрет. Причём такой, которым он очень дорожит, это очевидно. От этого драконы в его лёгких удовлетворённо урчат и студент обещает себе, что никогда и никому не расскажет. То, что произошло внутри тёмного пыльного шкафа, останется внутри тёмного пыльного шкафа