Иван Грозный: мультфильм

На экране разворачиваются виды русской природы с высоты птичьего полета: золотящиеся поля, зеленые луга, березовые рощи, синяя извилистая река, редкие небольшие деревни. Время года – лето. Звучит плавная, лирическая музыка. На этот пейзаж надвигается темная тень. Тень приближается - и оказывается ордынским войском. Ордынцы лезут на стены города. Русские бьются с ними. Музыка сменяется на боевую, с лидирующими пронзительными дудками. Среди защитников города – как воины в доспехах и шлемах, с саблями и пищалями, так и простые горожане в обычной одежде, с топорами, и дубинами и шестами, и даже горожанки. Тетка средних лет опрокидывает на голову ордынцу, появившегося из-за стены, кастрюлю щей. Тот падает со стены. Защитники смеются. Подпись: Рязань, 1564 год. Среди защитников города – воевода с черной с проседью бородой и красивый юноша. С юноши сбивают шлем, видны его черные кудри. Подписи: Алексей Данилович Басманов, Федор Басманов. Ордынское войско отступает. Всеобщее торжество. На фоне цвета старинного пергамента титры крупными буквами, стилизованными под старину, черными с красным:

ИВАН ГРОЗНЫЙ

Все остальные титры – более мелкими черными буквами, но тем же шрифтом. Снова виды природы. Музыка – лирическая, плавная, раздольная. Сменяющие друг друга пейзажи теперь показываются ближе и не только сверху, можно разглядеть детали. Появляются звери, а затем и люди. Крестьяне работают в полях, в городах на площадях идет бойкая торговля, по рекам плывут ладьи, бегают взапуски дети, играются свадьбы, куда-то ползут длинные обозы, рыбаки тянут из реки сети, полные рыбой. Время от времени по дорогам куда-то проезжают небольшие отряды черных всадников. Сначала их появление никак специально не выделяется, но с каждым новым появлением музыка становится все тревожнее, и каждый раз возвращается к прежнему спокойному звучанию. Все это время последовательно сменяются времена года, и после нескольких циклов останавливаются на зиме. Деревня. Близко показаны избы, разные обычные бытовые вещи… на крыльце дремлет черная кошка. Внезапно она вскакивает, выгибает спину, топорщит шерсть и агрессивно шипит. Боярские слуги выносят из домов мешки с зерном и грузят в сани, которые и так уже полны почти доверху, ловят курей и кидают их туда же. Двое тащат за рога упирающуюся тощую коровенку. Крестьяне и крестьянки шумят, возмущаются, некоторые плачут, другие пытаются помешать грабежу, но у них ничего не выходит – боярские слуги их грубо отпихивают. Крики: - Что ж вы творите, ироды! - Креста на вас нет! - Это ж семенное зерно, чем весной хлеб сеять? - Буренушка, Буренушка, коровушка наша, кормилица! Главный из боярских слуг с важным видом изрекает: - Боярин наш, Колычев-Немятый, недоимок не терпит! Сам боярин тут же, чуть в стороне, сидит в крытом нарядном возке. У него здоровенное брюхо, борода - как полено, шуба соболья, малиновая в золотых узорах, а высокая шапка упирается в потолок возка. Он ничего не говорит, но по выражению лица видно, что действия своих слуг он вполне одобряет. Среди боярских слуг – молодой худенький парнишка. Он единственный смущен происходящим, видно, что он растерян и не знает, что ему делать. Он схватил было курицу, но не решается бросить ее в сани, как делают другие. Курица, захлопав крыльями, вырывается у него из рук и удирает. Главный из слуг, заметив это, сердито кричит: - Эй, Волынец, не зевай, служишь боярину – так служи исправно! Внезапно появляется отряд черных всадников. На всем скаку они врезаются в толпу, метлами разгоняют и бьют боярских слуг, нескольких, больше всего усердствовавших, хватают и связывают. Остальные разбегаются. Отдельно показано, как ускользнул Волынец. В свалке достается и нескольким крестьянам. Крики: - Опричники! Опричники! Малюта Скуратов! Предводитель опричников – малорослый, но коренастый и по виду очень сильный мужик с рыжей бородой. Опричники опрокидывают боярский возок и выволакивают из него боярина. Малюта, грозно-насмешливо: - Ну что, Колычев-Немятый, и тебя примяли? Вышло ваше время боярское! Великий государь всем вашим бесчинствам конец положит. Снова сменяются виды, но на этот раз быстро и без подробностей. Мелькает Москва, но на ней камера не задерживается и останавливается на Александровском кремле. Вид снаружи: белые крепостные стены, за ними виднеются верхушки церквей и дворца, ворота заперты, их охраняют опричники в черном. Подпись: Александрова Слобода Внутри дворца. Иван Грозный, в черном с серебром балахоне, сидит в царском кресле (не троне). У кресла высокая треугольная спинка с позолоченной резьбой в виде двуглавого орла, сиденье обито малиновым бархатом. С одной стороны от царя низкий столик, заваленный горой свитков, карт и прочих государственных бумаг, с другой – царский посох, стоящий вертикально в подставке. На заднем плане видны астрономические приборы. Слева за царским креслом стоит Федор Басманов. Он в форменном черном опричном кафтане. На протяжении всей сцены он то покидает это место, то возвращается, и видно, что он ведет себя при царе свободнее других приближенных. Перед царем – Осип Непея. Он в обычном, не опричном, кафтане. Подпись: Осип Непея. Непея: - Государь, аглицкие купцы на Москву прибыли! Царь, с довольным видом: - Добро! Не подвела сестра моя королева Елизавета, от нашего договора большой прибыток будет обоим нашим странам. А какой у них товар? Непея: - Сукно, другие разные ткани, еще много всяких диковинок. Царь: - Товар осмотреть и купцам место на торгу указать, пусть размещаются и торгуют себе на здоровье. А от нашей царской милости жалую им бочку меду – на хороший почин. Да смотрите строго, чтоб все торговали по совести, без обману! Непея: - Будет исполнено, государь! Кланяется и уходит. Появляется Алексей Басманов. Он в опричном кафтане. Алексей: - Государь, воевода Воротынский грамоту прислал: крепость, по царскому указу, на реке Орлик построена. Закончили последнюю башню. Пока еще стройка шла, крымчаки один раз приходили набегом, но, с Божией помощью и с крепкими стенами, благополучно их отбили. Царь: - Добро! Теперь, с новой крепостью, в этих местах не то что степной хан – полевая мышь не проскочит! А крепость в честь сих храбрецов… и в честь реки назовем – Орел! Задумывается. - Но все равно, мало еще крепостей… велика Русь, граница у нее длинная - и вся должна быть под надежной охраной. Городами, крепостями, заставами, - говорит, все больше воодушевляясь, - окружить Русское царство, как латным поясом, несокрушимым железным кольцом! Вскидывает руку во вдохновенном жесте и умолкает. Алексей: - Верно говоришь, государь! Есть у меня кое-какие мысли, где еще хорошо будет два города срубить. Дозволишь показать? Царь кивает. Алексей разворачивает на столике карту, что-то по ней показывает, Царь внимательно слушает и смотрит, с чем-то соглашается, что-то уточняет. Голосов не слышно. Входит Федор. В руках у него поднос, на котором гора румяных пирожков и дымящийся кубок со взваром. Составляет все это на столик рядом с царем, отодвигая в сторону бумаги, но так, чтобы не помешать. Царь улыбается ему. Делает глоток из кубка. Вид у него очень довольный. Царь: - Вот не зря вас, Басмановых, тогда под Казанью приметил. Вышел из тебя, Алексей, добрый воевода, а из сына твоего – отличный кравчий. Алексей кланяется в пояс, выражения лица его не разглядеть. Федор глядит на царя голубыми глазами и улыбается не без лукавства. Видно, что похвала ему приятна. Входит Малюта. Он в опричном кафтане. Раньше самого входа в палату не показывали, сейчас он виден. Это белая каменная арка, довольно низкая, украшенная резьбой; в резьбе, присмотревшись, можно угадать птицу сирина. Малюта проходит в проем по самому краю, впритирку со стеной, так, что сначала появляется его физиономия, словно он что-то высматривает внутри, а потом уже и все остальное. Ему приходится наклониться, поскольку свод арки в этом месте уже низкий; пройди он по центру, высоты бы вполне хватило. Малюта: - Государь, народ на дворе собрался, крамольников привели, ждут твоего царского суда. Царь поднимается с кресла. Федор заботливо накидывает ему на плечи черную шубу. Царский двор. Перед крыльцом стоят на коленях прямо в снегу связанные Колычев-Немятый и двое его слуг под охраной опричников. В стороне стоят группой жалобщики, среди них – трое крестьян из колычевской деревни, двое молодых и старик. У молодых у одного на голове огромная шишка, у другого рука на перевязи. Еще дальше – зрители. Царь выходит на крыльцо. На нем черная с серебром шуба, надетая в рукава, но нараспашку, высокая черная с серебром шапка, в руке - царский посох. За ним следуют Федор и Малюта. Они встают с двух сторон от царя. Вся публика, кроме опричников (и само собою, крамольников, которые и так в таком положении), при виде царя опускается на колени, кланяется, затем все поднимаются, только жалобщики остаются на коленях, но с поднятыми головами. Один из опричников: - Великий государь, вот боярин Колычев-Немятый. Он в своей вотчине сотворил многие неправды, оброк требовал не по обычаю, а чуть ли вдвое больше, суд чинил не по закону, а по собственному произволу, крестьян своих и прислугу за самую малую вину, а то и вовсе без вины, бил и мучил, и слуги его по боярскому приказу то же самое творили. А вот тому свидетели, - несильно подталкивает древком бердыша крестьян в спины. Царь: - Говорите. Кто вы, в чем ваша жалоба? Крестьяне, сначала хором, а дальше по очереди на три голоса: - Здрав буди, великий государь! - Мы из деревни Колычевки будем… -…я Прошка… - …я Лукашка… - …а меня дедом Егором зовут. - Все так и было, совсем нам от боярина житья не стало. - А слуги его еще пуще хозяина! - Хуже волков лесных! - Как саранча! Колычев-Немятый, видя, что дело плохо: - Помилуй, великий государь! Прости! Бес попутал! Бьется головой об снег и жалобно выкрикивает всякое в том же духе. Царь, грозно: - Бес, говоришь? Бесы вас, бояр, на измену толкают? Произвол против царских подданных – крамола против царя! В темницу его! Опричники утаскивают жалобно верещащего боярина и его слуг. Камера проходится по зрителям, более подробно, чем в начале сцены, останавливаясь на некоторых. Эмоции зрителей: кто-то удовлетворен, кто-то испуган, кто-то не скрывает злорадства. Среди публики – крупная зловещего вида старуха, одетая в черное с фиолетовым (подпись: Ефросинья Старицкая, тетка царская) и очень худой, совершенно седой, тоже довольно зловещий старик в монашеском облачении и белом клобуке (подпись: Пимен, архиепископ Новгородский). Оба с трудом сдерживают негодование. За спиною Пимена виден молодой худенький послушник, его показывают только дальним и средним планом, не акцентируя на нем внимание. Крестьяне молчат и мнутся, видно, что они не вполне удовлетворены, есть что-то еще, что им хочется сказать, но они не могут решиться. Наконец дед Егор решается: - Спасибо тебе за правый суд, царь-батюшка. Избавил нас от кровопивцев! Вот только, царь-батюшка… люди твои, опричники… когда боярских слуг вязали, Прошку зашибли, а Лукашку конем стоптали. И не одним им досталось. Тоже ведь не по-божески… Царь начинает хмуриться, но пока ничего не говорит. Другие жалобщики, сначала робко, а потом все настойчивее: - И у нас на селе все так же было. - И у нас… - А у нас поле все потоптали! - Как промчались по улице, куда не глядя – бабусю сшибли и три лотка опрокинули! - По пути на постой на ночь стали – всех курей переели, да еще в доме нагваздали! - У соседа-крамольника дом сносили – и мой заодно снесли! Царь, стукнув посохом: - Довольно! Гневно: - Мы учредили опричнину, чтобы вас защищать от бояр-лиходеев – и вы же еще и недовольны? На царских людей царю жалуетесь? Сами недалеко ушли от крамолы! Взять их! В темницу крамольников! Опричники грубо хватают троих крестьян. Затемнение. На экране – богатый нарядный боярский терем, с разноцветными башенками, как из сказочной детской книжки. Подпись: Усадьба Старицких. Внутренние покои. Здесь, по контрасту, все выглядит мрачным, низкие своды, росписи на стенах, богатая мебель – все в темных тонах. В палате – Ефросинья, Пимен и несколько человек бояр. В отдалении от всех, у самых дверей, скромно сидит послушник. Бояре - пожилые и средних лет, с массивными бородами, все, несмотря на то, что в помещении, в роскошных шубах, без шапок. Все говорят возмущенно, перебивая и перекрикивая друг друга; Ефросинья до поры слушает их молча, с мрачным видом. Бояре: - Никому царь не верит! - Ближних бояр отстранил! - Неизвестных людей приближает! - Басмановых худородных! - Басмановы хоть худородные, а Скуратовы и вообще – и рода такого-то нету! - Им доверие оказывает! Ефросинья, резко и с толикой раздражения: - Знаю. - С родовых земель посгонял, земли наши в опричнину отобрал, на земли новые, неизвестные переводит! - Бояр преследует! - Щенятев схвачен! - Курлятев взят! - Колычев в темнице! Ефросинья, с раздражением еще более явственным: - Знаю. - Самого владыку Филиппа с митрополии грозится согнать, как негодного пса со двора! Пимен, в сторону: - А хоть бы и согнал… будто для митрополии получше кого не найдется. Один из бояр: - Убегу! – жалобно оглядывает остальных, ища поддержки. – Не могу… страшуся. В Литву сбегу! Ефросинья: - Иван Иваныч… постыдись! Тот же боярин, тонким голосом взвизгнув: - Убегу! – опрометью выбегает из палаты. Ефросинья, поднявшись во весь рост: - Трусы – пусть бегут. Кто останется – драться будет! Бояре переглядываются. Неуверенно: - Как… драться? - Против царевой опричнины что поделаешь? - Кабы по старине, боярским судом судили, не дали бы Колычевых в обиду… Ефросинья: - Не старое поминать – выход искать нужно! Бояре, сразу на несколько голосов: - Выхода нет… Ефросинья: - Выход есть. Выдержав паузу: - Выход один… последний… - многозначительно оглядывает присутствующих. – Царя убить! Бояре в страхе молчат. Среди тишины один голос, со смесью ужаса и восхищения: - Ведьма! Ефросинья: - Ведьма и тем горжусь! Обводит присутствующих глазами и задерживает взгляд на Пименовом послушнике. Его впервые показывают вблизи – зритель его уже видел раньше. Ефросинья Пимену, с циничной усмешкой: - Одолжишь мне своего человечка? Пимен: - Для святого дела как не одолжить. В сторону: - Для того и пригрел. Делает рукой знак послушнику, тот подходит ближе. Ефросинья, ласково: - Как тебя звать-величать, добрый молодец? Кому служишь? Послушник: - Петром звать, боярыня, а прозвище Волынец. Прежде служил боярину Колычеву-Немятому, а нынче владыка Пимен не оставил в беде, взял меня к себе в услужение. Ефросинья: - Ну что, Петр Волынец, готов послужить правому делу? Волынец: - Правому делу готов, а вот неправому – не обессудь, боярыня, а служить не стану. На службе у боярина Колычева столько неправды сотворил – до сих пор людям в глаза смотреть стыдно. Ефросинья взмахивает рукой, с ее пальцев срывается струйка полупрозрачного фиолетового дыма, устремляется к Волынцу, окутывает его и сразу же рассеивается. Лицо Волынца крупным планом. Перед тем глаза у него были обычные, с серой радужкой с бликами и прожилками – теперь же глаза полностью однотонно серые, и крохотной точкой черный зрачок. Ефросинья, полностью повторяя слова и интонацию: - Ну что, Петр Волынец, готов послужить правому делу? Волынец, механическим голосом: - Как прикажешь, госпожа. Бояре переглядываются. Видно, что они впечатлены и напуганы. Тот же, что говорил это и раньше: - Ведьмааа… Снова молчание. Один из бояр, внезапно, как будто его только что осенило: - А кто же наследник? Ефросинья: - Есть наследник! Другое помещение в усадьбе, классная комната. Здесь светло, вся обстановка из приятного глазу дерева, большое светлое окно и на лавке под ним – вышитый красно-белый полавочник с бахромой. Владимир Старицкий сидит за столом, подперев щеку кулаком, и с большой неохотой разглядывает написанные на листе бумаги буквы, то и дело переводя взгляд в окно. Это крупный рыхловатый светловолосый парень глуповато-благодушного вида. На подбородке у него пробивается светлый пушок. Владимир, лениво: - Како… он… наш… ерь. Учитель: - Правильно. А все вместе что получится? Владимир думает, и вдруг, просветлев: - Лошадь! Учитель, с бесконечным терпением: - Како, он, наш, ерь – вместе получится «конь». Владимир: - Я и говорю – лошадь! В окне по синему небу кружатся птицы и садятся на виднеющиеся заснеженные ветки дерева. Учитель: - Ладно, Владимир Андреевич, давай тогда лучше посчитаем. Мужику установлен оброк: в год три мешка овса. Он привез два мешка. Сколько осталось за ним недоимки? Владимир: - Да нисколько. Учитель: - Как же нисколько, если должен три, а привез только два? Владимир: - Ну, сколько было, столько и привез. Больше, наверно, не выросло. Учитель: - Воля твоя, Владимир Андреевич, но это не дело. Ты же князь – как же ты будешь вотчиной своей управлять, если ни грамоте, ни счету никак не научишься? Владимир: - А на что мне? Вотчиной нашей матушка управляет, она-то всё знает. Двор усадьбы Старицких. Владимир по окончании урока выбегает из дома, нахлобучив шапку набекрень. Прекрасный солнечный зимний день. Владимир идет по двору, время от времени делает по нескольку шагов вприпрыжку или лепит снежок и подкидывает его в воздух. Владимир напевает простенькую песенку по принципу «что вижу, о том пою». К нему подбегает и ластится собака, Владимир ее гладит, кони, жующие сено, поднимают головы и радостно приветственно фыркают, слетаются птички, синички и снегири, кружатся вокруг поющего Владимира, садятся ему на плечи, на руки, даже на макушку, Владимир смеется и кормит их с ладони. Так он подходит к пруду, по широкой полынье к нему подплывают несколько уточек, а потом из воды вылезает бобер. Владимир садится на корточки и гладит его. Подземелье в усадьбе Старицких. Колдовская лаборатория. Всюду странного вида приборы, пучки засушенных растений, чучела птиц, заспиртованные змеи… Ефросинья колдует над кипящим котлом и себе под нос напевает: - На реке, на речке студеной, На Москва-реке, Купался бобер, Трава бересклет, Купался черный… И жабьи костки… Постепенно песня становится громче и напористее, и превращается в перечисление колдовских ингредиентов и действий. Повинуясь движениям рук Ефросиньи, из котла вырывается фиолетовый дым с россыпью искр, закручивается вихрем, меняя густоту и оттенки, и опадает. Над котлом прямо в воздухе вертикально стоит блестящий нож. Ефросинья: - Заговоренный нож – на убийство царя! Берет нож в руки и внимательно рассматривает. - Нет спасенья теперь Ивану! Открывается дверь, входит Волынец, все еще с неестественными глазами, а за ним Владимир. Волынец: - Госпожа, как приказано, привел твоего сына. Медленное затемнение. Царский дворец. Царь нервными, быстрыми шагами, чуть не бегом, мчится по коридорам, за ним спешит Федор, царь вбегает в опочивальню, роняет на прямо пол шубу и здесь останавливается. Царь, с мукой в голосе: - Прав ли я в тяжкой борьбе своей? Федор, без тени сомнения: - Прав. Царь оседает прямо на пол, спиною к низкому ложу, застеленному до самого пола белым меховым покрывалом. Царь: - Сколько уже врагов одолел, сколько измены вывел, скольким недовольным рты заткнул – а всё никакого проку… все равно кто-то да недоволен, все равно новых врагов с каждым днем прибывает. Федор: - Дальние враги – в полврага, главный твой враг – средь самых близких к тебе затаился. Царь, нервно, видно, что он и сам думал об этом уже не раз: - Ефросинья? Тетка царская?! Родная кровь!!! Опускает голову на постель, запускает руки в перстнях в белый мех. Федор, близко наклоняясь к нему: - Не она ли, когда ты болен был, подбивала бояр присягать своему сыну, Владимиру Андреевичу, и многих тогда к измене склонила? Царь ничего не отвечает, только отчаянно вцепляется в мех. Федор: - Да и не сама ли она ту болезнь на тебя и наслала? Она ведь ведьма, сама тем не раз похвалялась. Царь, не поднимая головы: - Рода царского не трожь… Федор: - Вспомни, перед тем, как заболеть – что ты ел, что пил? Царь, подняв голову и уставившись на Федора, с внезапным осознанием: - Ефросинья… чашу заздравную мне подносила… в честь возвращения от Казани с победой. Резко хватает Федора, зажимает ему рот ладонью: - Молчи, Федька! Никому о том подозрении великом сказывать не смей! Пока сам до всего не доищусь. Федор в первый момент изумленно распахивает глаза, а затем на его лице, полускрытом царевой рукой, проявляется понимание и довольный азарт. Затемнение. Другое помещение во дворце, что-то типа караулки, деревянные стены, в углу составлены копья, простой дощатый стол, на нем тарелка со стопкой блинов. Малюта и Федор, сидя за столом, что-то обсуждают между собою и попутно едят блины, макая их в сметану и мед. Начала разговора не слышно. Малюта: - …чтоб взять – за тем дело не станет! А вот как подобраться-то? Чтоб доподлинно уличить? Твою рожу на Руси всякая собака знает, издалека завидев, брехать перестает. А уж мою и подавно! Федор, хитро и загадочно улыбаясь: - Есть у меня одна задумка… Усадьба Старицких. Лаборатория Ефросиньи. С предыдущей сцены прошло несколько минут, потому что нож уже в руках в Волынца. Он стоит у стены, прислонившись, и, похоже, не знает, ему уже уходить или еще остаться. Ефросинья сидит на полу, Владимир полулежит, положив голову к ней на колени. Владимир, жалобно: - Да ну, матушка… не хочу я царем быть. Царь умным должен быть, - вздыхает, - а я не очень. Ефросинья, не отвечая, гладит его и начинает петь, на манер колыбельной: - На реке, на речке студеной, На Москва-реке, Купался бобер, Купался черный. Не выкупался – Весь выгрязнился. Владимир постепенно задремывает. Ефросинья с этого места поет все громче и громче, и все более похоже на плясовую: - Накупавшись, бобер на гору пошел, На высокую гору, Стольную. Обсушивался, Отряхивался, Осматривался, Оглядывался: Не идет ли кто? Не ищет ли что? Охотники рыщут, Черна бобра ищут, Охотники рыщут, Черна бобра ищут! Владимир спросонок моргает, не очень понимая, что происходит. Видно, что он не околдован, у него глаза нормальные. - Хотят бобра убити, Хотят облупити, Лисью шубу сшити, Бобром опушити, Царя Владимира обрядити! Владимир, подскакивая: - Ой, мамочки! Ефросинья, со страстью: - Все на свете отдам, что угодно сделаю, лишь бы на престоле тебя увидеть! Изо всех сил прижимает сына к себе. С нажимом: - Бери шапку! Бери бармы! Станешь царем – не теткой царской, матерью царя при тебе стану! Владимир, ненадолго задумавшись: - Все равно ничего не получится. Царь ведь братец Иван. С братцем-то как быть? На глаза ему попадается нож в руках у Волынца. Владимир, внезапно сообразив, с испугом: - Неужто убить? Нет, я братца Ивана убивать не согласен! Мне же тогда совестно будет. Ефросинья: - Не ты убьешь – Петр убьет. Владимир: - Тогда ему совестно будет. А мне – за него. Ефросинья: - Уж чего-чего, а этого тебе бояться нечего. На престол взойдешь, первым делом… - делает режущий жест ребром ладони. Лицо Волынца крупным планом. Он все слышал, но, будучи околдован, никак не реагирует. Владимир упрямо по-детски мотает головой и отбегает. Ефросинья хочет его обнять, но Владимир уворачивается и отбегает опять. Так несколько раз подряд. Он чуть не налетает на Волынца, и тот отходит подальше, а потом и вовсе прячется за шкаф с колдовскими принадлежностями. Внезапно – скрип. Дверь начинает медленно отворяться. Старицкие оба отшатываются. Владимир в испуге прячется за мать. Входит Малюта. В руке у него что-то, закрытое темно-вишневым, почти черным бархатным платком, расшитым золотыми цветами. Он молча приближается. Владимир в страхе пятится. Ефросинья заслоняет его собою. Малюта кланяется. Самым приветливым голосом, на какой только способен. - Жалует тебя государь праздничной чашею. А брата своего двоюродного, Владимира Андреевича, государь просит к трапезе пожаловать. Владимир все еще испуган. Ефросинья наоборот, разом светлеет лицом. Громко, чтобы услышал Волынец за шкафом: - Слуга у тебя есть – с ним на пир и поедешь. Обнимает сына и целует его в макушку. Легонько подталкивает к выходу. Вслед, многозначительно: - И не забудь в новый кафтан обрядиться! Малюта, спиной к Ефросинье, хмыкает: - Напомним. Дверь закрывается. В помещении никого, кроме Ефросиньи, не видно. Она сдергивает с принесенного «пожалования» платок. Под ним оказывается серебряная чаша на ножке. Ефросинья заглядывает в нее. С удивлением: - Пустая?.. Торжествующе: - Пустая! Это знак! Делу нашему – удача! Чаша крупным планом. На ней рельефно изображен всадник с копьем и надпись: «Казань 7060 год» Громкая музыка и яркий свет. Опричники пляшут. Опричники в форменных черных кафтанах, в светло-золотистых нарядных кафтанах и в алых рубахах распояскою. В танце они разделяются на три соответствующие группы. На середину плавным шагом выплывает танцовщица, и мужчины расступаются, освобождая ей место. На ней неподпоясанный сарафан цвета топленого молока, рукава – из светло-золотистой парчи, на шее – стеклянные бусы во много рядов. Лицо скрыто маской, румяной и улыбающейся, напоминающей масленичную бабу, которую жгут в конце праздника. К маске прикреплены две рыжие косы, но когда танцовщица кружится, видно, что свои волосы у нее черные. Царь, за отдельным столом, вольно сидит в своем кресле с треугольной спинкой с двуглавым орлом. От стола отодвинувшись достаточно далеко. На нем рубаха из красной узорчатой ткани, тоже распояской. В глаза это не бросается, но если присмотреться, то при движении можно заметить под одеждой кольчугу. Царь, высоко поднимая чашу: - Гойда-гойда! Танцорам, подзадоривая: - Жги! Жги! Опричники пляшут. Сначала они ведут хоровод вокруг танцовщицы в маске, затем, всё ускоряя темп, пускаются вприсядку, танцовщица в сердце всеобщей пляски кружится и выделывает высокие пряжки. Перемежая танец, показывают пиршественную залу. В окнах цветные красно-синие стекла, в которых играют блики от свечей, стены расписаны сказочными цветами и птицами в малиновых и лазоревых, с небольшим количеством зеленого, тонах. Танцуют в основном молодые опричники. За столами сидят более возрастные, но совсем старых не заметно. На столах множество разных яств и напитков, главные из них – стопки румяных золотистых блинов и красная и черная икра в золотых мисах. Алексей Басманов и Малюта сидят за столом рядом. На обоих кафтаны не форменные, но все равно черные, с богатой золотой отделкой. Малюта усердно потчует соседа. Их показывают несколько раз, с каждым разом вид у Алексея все более осоловелый, в последний показ – он, объевшись, уже спит, и с этого момента в действии больше не участвует. У входа толпятся несколько человек, одетых попроще. Они стоят, некоторые входят или выходят, что-то несут. Это слуги. Среди них Петр Волынец, в мирской, но все равно черной и очень сдержанной одежде. Камера специально на нем не останавливается, но внимательный зритель заметит. Опричники в танце напрыгивают друг на друга и образуют кучу малу. Музыка обрывается. Затем начинается снова, чуть слышно и в медленном темпе. Царь крупным планом. За царским столом теперь сидит и Владимир. Он прилёг головой на подлокотник царского кресла, и царь ласково его поглаживает, совсем как мать перед тем. На Владимире кафтан цвета розового золота и расшитая жемчугами тафья. Пальцы и губы у него блестят, видно, что он уже хорошо угостился. Царь, склоняясь к нему, с наигранной грустью: - Эх, не любишь ты меня, брат Владимир... Нет любви в тебе ко мне одинокому... Танцовщица останавливается перед царем, спиной к другому столу. Сдвигает маску, так, чтобы было видно только царю. Под маской - Федор Басманов. Они переглядываются, и царь делает Федору знак глазами. Федор понимающе кивает и расплывается в шкодной улыбке. От избытка чувств хлопает ладонью по столу и уходит. Царь, Владимиру, ещё жалобнее: - Сирота я покинутый, любить-жалеть меня некому... Музыка громче. Федор, окружённый опричниками, поет. - Гости въехали к боярам во дворы... Опричники, хором: - Иии-эх! - Загуляли по боярам топоры. Гойда, гойда - Говори, говори, приговаривай. Один из опричников: Топорами приколачивай! Хор: - Ай, жги, жги, жги, жги! Общая пляска по кругу. Федор: - Раскололися ворота пополам. - И-эх! - Ходят чаши золотые по рукам. Гойда, гойда! Говори, говори, приговаривай. - Топорами приколачивай! - Ай, жги, жги, жги! Пляска вприсядку. Владимир, разнежившись от вкусной еды и ласки, царю: - А и не прав ты, царь всея Руси. Есть друзья у тебя! Иван, преувеличенно-сокрушенно, точно вот-вот готов заплакать: - Нет друзей... Владимир: - А вот и есть! Царь: - А и кто? Владимир: - А хошь и я! Царь: - Ай, не верю! Владимир: - Честное слово! Царь: - Что слово - делом докажи! Владимир: - И докажу! Федор, поет, тихо и протяжно, чем-то схоже с ефросиньиной колыбельной: - А как гости с похмелья домой пошли, Они терем этот за собой... зажгли! Опричники, хором: - Гойда, гойда, Говори, говори, приговаривай, Топорами приколачивай! Жги, жги, жги, жги, жги, жги! Всеобщая буйная пляска. Федор мчится по залу, опричники за ним, Федор вскакивает на стол, отбрасывает маску. Всеобщий торжествующий клич: - Э-эй! Федора в десятки рук подбрасывают в воздух. Разлетаются в разные стороны обрывки сарафана. В верхней точке полета Федор замечает нечто, и выражение лица его мгновенно меняется, делается сосредоточенным Федор, опричникам, сощурясь: - Почему среди челяди человек епископа Пимена? Один из опричников: - Пимен его Владимиру Андреичу в услужение отдал. Показан Волынец у двери. Он явно нервничает. Федор решительно сдергивает с шеи бусы. Это уже совсем другой человек - собранный и суровый. Он бесшумно спрыгивает со стола и бросает царю многозначительный взгляд, показывает глазами на Волынца. Царь, поймав взгляд, чуть заметно кивает и переадресует взгляд Малюте. Тот тоже фиксирует Волынца и кивает. Волынец, которому уже невмоготу в душной и шумной пиршественный палате, поднимается и выходит. Чуть выждав, Малюта поднимается тоже. Царь снова переключается на Владимира, шутливо толкает его, подзуживает: - Врешь, не докажешь! Владимир, задетый за живое, приподнимается и громко шепчет царю на ухо: - Вот пируешь ты, царь Иван, а не знаешь, что убрать тебя хотят. Иван: - Да ну? А кого ж на место меня? Владимир: - Ай, не угадаешь! Его распирает от детского желания поделиться секретом - но он знает, что секреты полагается хранить. Он даже зажимает себе рот обеими руками. В это время слуги вносят в залу на подносах сахарных лебедей. Темная, почти черная карамель глянцево блестит. Головы птиц увенчаны маленькими нарядными коронками. Одного лебедя ставят на царский стол. Владимир тянется к короне, но вместо того, чтоб взять ее, гладит птицу по шее. Плюхается обратно и роняет голову на стол. Владимир, со вздохом: - А я ей и говорю: какова радость царем быть? Это ж все время дууууумать надо... Царь, с таким же вздохом, даже вполне искренне: - И то верно... Тяжело дело царское. Владимир, найдя понимающего собеседника: - А она свое нудит: бери шапку, бери бармы... А я человек простой. Мне бы кашу сварить да бобра подоить! Хихикает. Царь, задумчиво, видно, что в голове у него зарождается какая-то идея: - Бери... шапку? Бери бармы? А и впрямь, братик, бери! Отчего же не взять! Вскакивает с кресла и повелительно вскидывает руку. Громовым голосом: - Принести уборы царские! Опричники, пританцовывая, проворно убирают со стола и уносят стол, вносят царский трон, раскатывают перед ним красную дорожку. Царь под руку подводит Владимира к трону. Владимир смотрит на все происходящее, будто в сказку попал. Опричники облачают Владимира в царское платно, возлагают на плечи царские бармы, дают в одну руку скипетр, в другую - державу. Владимир наконец включился в игру - и игра ему начинает нравится. Царь усаживает его на трон, и Владимир ёрзает, устраиваясь поудобнее, расправляет широкие рукава. За спинкой трона Федор подаёт царю шапку Мономаха. Они с царем переглядываются - с ехидцей. Им игра тоже нравится. Царь надевает на Владимира царскую шапку прямо поверх его тафьи, и нахлобучивает ее поглубже. Владимир на троне. Он изо всех сил старается принять важный вид, что выглядит комично. Опричники слаженно кланяются, затем опускаются на колени. Царь, успевший накинуть черную шубу, опускается на ступени перед троном, но боком, чтобы ни в коем случае не оказаться на коленях перед лже-царем. Федор заботливо расправляет подол его шубы и сам опускается на ступеньку ниже царя в той же позе. Царь внимательно наблюдает за реакцией Владимира. Владимир важничает, надувает щеки, окидывает "своих подданных" "милостивым" взором. Царь, резко обернувшись к Федору, со злостью и разочарованием: - Хочет! Гневно: - Предатель! Бьют часы. Полночь. Царь, резко поднимаясь на ноги: - Шутовству конец! Кончилась Масленица - кончился праздник. Начинается Великий пост! Сует в руки Владимиру большую зажженную свечу. Владимир, не понимая внезапной перемены, хлопает глазами. Царь: - В собор веди! Опричники, помогая царю, забирают у Владимира державу и скипетр, и царь всовывает наконец ему в руку свечу. Подпихивает Владимира в спину. Тот слезает с трона и неловко, путаясь в слишком длинном для него подоле, движется к выходу. Опричники в черных накидках с остроконечными капюшонами двигаются за ним. У выхода из залы Владимир вдруг останавливается. Он начинает догадываться, что что-то тут не так, и ему становится страшно. Жалобно оглядывается на царя. Ночная съёмка. Внутри собора. За колонной притаился Волынец с ножом в руке. Царь, Владимиру: - Не пристало царю отступать! Царь, - многозначительно воздевает палец, - всегда первым идти должен! Владимир несколько секунд медлит, мотает головой и все же выходит в дверь. Опричники черной цепочкой тянутся за ним. На ступеньках лежит забытая маска. Ночная съёмка. Владимир неуверенными шагами идёт по снегу. Собор. Из-за множества свечей в руках у опричников внутри стало гораздо светлее. Владимир, все так же неуверенно, со страхом, медленно идет по собору. За ним неотступно следуют опричники. Самих их не видно, только тени на стене. Из теней проступает фигура Малюты. Волынец выскакивает из-за колонны, подбегает к Владимиру и наносит ему удар ножом. Владимир вскрикивает и падает. Малюта и Федор подбегают к Волынцу, заламывают ему руки и отбирают нож. Громкий крик: - Ивану конец! Ефросинья вбегает в собор и с торжеством кричит: - Нет больше Ивана! Наступает царство славного царя Владимира! Тяжкие, звучные шаги. Ефросинья переводит взгляд. Между расступающихся рядов опричников медленно движется высокая худая фигура в черном. Фигура приближается. Это - царь Иван. Ефросинья смотрит на него с изумлением и ужасом. Смотрит вниз, на лежащее на полу тело. На лице у нее отображается страшная догадка. Не сразу решившись, она всё-таки переворачивает тело - и видит сына. Ефросинья отшатывается с криком. Владимир приоткрывает глаза. Слабым голосом: - Мама... Снова теряет сознание. Ефросинья: - Живой! Ничего не понимая, ощупывает его, смотрит на рану, которая все ещё кровоточит. Ее осеняет: - Нож на убийство царя заговорен был! Сын мой, слава богу, не царь - его только ранило. Начинает делать над ним колдовские пассы окровавленными руками. Прервавшись, страстно: - Что угодно сделаю, всю свою волшебную силу отдам, только бы ты, сыночек, живой был! Снова начинает колдовать. Вполголоса начинает петь песню про бобра, но после появления охотников текст меняется: - Прочь уходите Бобра не ищите! Бобра не найдете - В беду попадете! И дальше в том же духе. Музыка становится всё громче и яростнее, под руками Ефросиньи зарождаются фиолетовые вихри, окутывают ее вместе с сыном, вихри бушуют и завывают, музыка гремит, и уже не разобрать слов... Яркая вспышка. Вихри исчезли. Ефросинья сидит на полу. В ее одежде больше нет фиолетовых элементов, все чёрное. Владимир лежит на боку, положив голову к ней на колени, и подсунув под щеку ладонь. Крови тоже больше не видно. Шапка Мономаха уже свалилась на пол. Владимир потягивается, протирает глаза. Садится. Волынец, с которого спали чары, молча отчаянно рвется из рук опричников. Но у него ничего не выходит. Владимир, Ефросинье: - Матушка, мне сейчас такой сон приснился! Как будто я царем стал. Сижу я на троне, все мне кланяются, все меня величают... А потом так страшно стало! - ежится и прижимается к матери. - Ох, нет, не хочу я быть царем, ни за какие коврижки! Пусть братец Иван будет, он смелый. Как хорошо, что это все сон был, а не взаправду. Ефросинья гладит сына по голове, успокаивающе: - Конечно, сон, конечно, не взаправду... Не надо тебе царем, совсем незачем. Поднимает глаза на Ивана. Страстно: - Ни в чем сын мой не виноват! Это я, все я, его обманула, голову ему заморочила, на мне одной вся вина! Царь молча смотрит на них... и машет рукой. - Отправляйтесь к себе в Старицу, да чтоб сидели тише мыши и носа оттуда не высовывали. Владимир: - Матушка, а можно мы бобра с собой возьмём? Царь переключает внимание на Волынца. С иронией: - Почто его держите? Он царя не убивал. Внезапно осознав, с удивлением: - Да и вообще никого не убивал... Малюта и Федор выпускают Волынца. Волынец кидается и царю и падает перед ним на колени. Волынец, с горячностью: - Великий государь, дозволь служить тебе! Жизнь положу за царя милостивого! Царь, с удивлением: - Милостивого? Волынец, убеждённо: - Конечно. Боярыню простил, Владимира Андреевича помиловал, меня отпустил - как же не милостивый? Царь смотрит на него. Видно, что эта мысль для него внове, и он ее обдумывает. Оглядывается на опричников, ища поддержки. Малюта пожимает плечами: мол, странная идея, но твоя царская воля. Федор, задумчиво: - Читал недавно в одной старой книге, - продолжает уже уверенно, - гроза и милость для царя - как два крыла для орла. Только на обоих взлететь может. Царь ещё несколько мгновений думает - и шумно выдыхает, приняв решение. Царь: - Те мужики, из Колычевки... как уж их там? Малюта: - Прошка, Лукашка и дед Егор. Царь: - Выпусти их, не за что их в темнице держать. Да распорядись, чтоб им возместили ущерб. Всем опричникам: - И вы впредь уж того... как-нибудь поосторожнее. Подумав: - А боярин пущай посидит. До лета! Затемнение. Та же музыка, что в начале. На экране - лето. Снова виды природы. Теперь камера уходит от Александровой Слободы. Мелькает Москва и красный Кремль. Поля, леса, крепости и улицы городов. Крестьяне работают в поле, на городских площадях торгуют. Плывут под белыми парусами аглицкие корабли. Кузнец выносит из мастерской груду кольчуг и развешивает их на продажу. Напротив - расставляет свой товар гончар. Владимир Старицкий катается на качелях. Он же - на берегу реки. Бобер ластится к нему. Их теперь целое семейство, рядом ещё бобриха и несколько детёнышей. Владимир гладит их всех по очереди. Ефросинья, в светлом летнике, сидит на крылечке и вяжет. Колышется ещё зелёная рожь. Стрельцы в красных кафтанах дают залп из пищалей по мишеням. По бескрайнему лугу, поросшему маками, бок о бок едут верхом Иван с Федором. Синее небо. Камера постепенно отдаляется, пока двое всадников не исчезают вдали. КОНЕЦ ФИЛЬМА