Синичка

В баре, который располагался на вершине непозволительно высокого здания, сидели Хисока и Иллуми. Это была их небольшая традиция, если можно так сказать. Они раз в месяц приходили сюда, выбирали место у окна, заказывали бутылочку виски и болтали о вечном. Для Хисоки большей традицией было уговорить Золдика, но и это занятие доставляло своё удовольствие. Их посиделки только в самом начале скучные и сосредоточенные на болтовне о работе. У Иллуми есть устойчивость к ядам, а вот к алкоголю — абсолютно никакой. Самое интересное происходило в те недолгие минуты после его опьянения и до отключки. В это время напарник раскрывался с совершенно новой стороны, легко шёл на диалог и баловал Хисоку более развёрнутыми фразами, чем обычно. — И чего ты так зациклился на этом мальчишке? — внезапно спросил Иллуми, что означало только одно: отсчёт счастливых для Хисоки минут пошёл. — Мне просто интересно… получится ли удержать эту пташку в руках. — Новые прозвища? — Я долго думал, что «яблочко» ему подходит идеально, но недавно понял, что оно слишком образное. Хисока слегка покачивал стакан с виски, отчего лёд, плавающий в нём, бился о стеклянные стенки. Моро хотел бы подождать, когда Иллуми проявит интерес и наконец задаст вопрос, но время терять было нельзя, и пришлось продолжить. — Он — синичка. Слишком много прямых сходств. — Ты ненормальный. — Многих людей можно ассоциировать с птицами, — пожал плечами Хисока. — Тебя я бы назвал беркутом. Лицо Иллуми выражало полнейшее непонимание. И Хисоке это нравилось. Куда веселее часами объяснять, что ты только что сказал, и подогревать интерес к своей скромной персоне, чем сразу выдавать всё. — Превосходное зрение, чудовищная сила. Способен жить рядом с человеком, но может внезапно напасть. И самое интересное, — он остановился в ожидании искр интереса в глазах напротив, но их не последовало, — птенцы постарше могут пытаться убить младших. — Что-то схожее есть… — А вот Куроро — журавль. Красивая, аристократичная птица, любящая комфорт, которую я всё никак не могу поймать, хах. — И кем же в этом зверинце ты считаешь себя? Иллуми облокотился на руку и развернулся корпусом к своему собеседнику. Хороший знак — он начинает активнее втягиваться в разговор. Вот и наступают те радостные секунды, ради которых Хисока готов весь месяц терпеть абсолютную безэмоциональность друга (абсолютно плевать, что Иллуми их отношения не относит к этой категории) и его помешанность на заказах. — Я — орнитолог. — Так не честно. Какая ты птица? — Ястреб, — отмахнулся Хисока, — хотя я всё ещё больше склоняюсь к тому, что я именно наблюдатель. Изучать со стороны бывает даже интересней, чем устраивать кровавые убийства. Мне нравится, когда удаётся поймать сильную птицу и посадить её в клетку собственного бессилия. — Тогда какого чёрта ты возишься с этой подбитой синицей? Может пора ловить кого-то покрупнее? — пьяный Иллуми просто невероятен. Он готов разговаривать на метафоричном языке Хисоки и разбираться в мотивах его поступков. Очаровательно… — Знаешь, не всякой птице доступен такой необычный и красивый полёт. Не думаю, что тебе интересно. — Я сейчас достаточно пьяный, чтобы разговаривать с тобой. Можешь болтать о чем угодно, хоть о своей сраной банджи жвачке, — Иллуми растёкся по барной стойке и примостил голову на вытянутую руку, — я всё равно завтра это забуду. — Синицы очень быстро летают, хотя при этом невероятно редко взмахивают крылышками, — воодушевлённо начал Хисока так, словно только и ждал возможности. — Они как бы ныряют вниз, после чего, быстро взмахнув пару раз, вновь взмывают к небу. Я заметил, что их движения похожи на волны и состоят из маленьких взлётов и падений. При таком неуправляемом полёте синицы умудряются ловко преодолевать даже самые густые хитросплетения деревьев. Это очень похоже на Гона, — Хисока глянул на своего слушателя, взор того уже был затуманен. Последние секунды, и он уйдёт в мир грёз, из которого вернётся без воспоминаний о сегодняшнем разговоре, — он тоже проходит через любые трудности, хотя делает вещи, которые на первый взгляд кажутся необдуманными. Последний глоток виски, и Хисока встаёт со своего места. За Иллуми он не переживает, его здесь никто не тронет, если не захочет ощутить на себе гнев знаменитого семейства Золдиков. Со спокойной совестью, если она у него вообще есть, Хисока двинулся к выходу. По пути к нему успело прилипнуть пару девиц, от которых он мастерски отделался в своём репертуаре. Нечего трогать чужое. Это тело принадлежит не им. Немного неустойчивой походкой Моро плёлся домой, прокручивая в голове то, что он собирался рассказывать Иллуми. Синицы очень необычные. Они много едят и не брезгуют тем, от чего отказываются другие птицы. Могут даже напасть на летучую мышь, которая крупнее их. Хисока невольно вспомнил их бой на Небесной арене и заулыбался. Они нападают на сонных летучих мышей и выклёвывают им мозг. Очень хитрый ход для пташки, не находишь, Иллуми? А ведь Гон и правда мог кому угодно мозг выклевать. Своими вечными расспросами, восторженными или обиженными криками и непрекращающимися рассказами про очередную забавную историю. Кстати, синицы очень доверчивые и легко подпускают к себе человека. Как и Гон. Он не задумывался о том, что чьи-то мотивы могут не отличаться искренностью и добротой, и доверял каждому. Позволял подойти максимально близко, принимал любую помощь и не щадил, если его обманут. В квартире было тихо, свет давно выключен, а на кровати мирно посапывал Гон. Одеяла вокруг него образовывали своеобразное «гнёздышко». Хисока от этого невольно усмехнулся. Это прозвище ему явно подходит куда больше, чем яблочко. Да, он растёт и развивается, но гнить после своего перезревания в борьбе с муравьями-химерами не начал. Это на корню сломало всю задумку хисокиной метафоры. Новое прозвище пришло достаточно легко. В один прекрасный день они гуляли с Гоном в парке и тому на вафельный рожок от мороженного села синичка с зеленоватой спинкой. Она клюнула пару раз и полетела. Причудливо и необычно, что сразу пошло в сравнение с Фриксом. Чем больше Хисока наблюдал, тем больше сходств находил, а позже начал придумывать ассоциации всем, кто был так или иначе удостоен его внимания. Хисока зашёл на кухню, налил себе немного воды, чтобы смочить сухое горло. Целительная влага смывала остатки алкоголя. Пропахшая кальяном и дымом одежда отправилась в стирку, а усталое тело Хисоки — в ванну. Его птенчик простой и примитивный, прямой, как стрела, но это делает его ещё более необычным. Его сила скрывается за невинным видом. Даже лишённый способности пользоваться аурой он оставался опасным соперником. Гон — золото, личное сокровище Хисоки, которое он будет оберегать любой ценой. Этот мальчик — единственный человек, которому Моро готов дарить своё тепло. С немного мутным сознанием Хисока вяло отодвинул кучу одеял и лёг рядом. Он прижал Гона к себе, медленно выдохнул и прислонился щекой к колючей макушке. Сонный Фрикс моментально ответил на объятия и закинул ногу на такой неожиданный источник нежности. Под пальцами Хисоки отчётливо чувствовались расслабляющиеся мышцы. Гон настолько милый, что способен заставить даже такого кровожадного человека расплываться в идиотской улыбке. На ночь он поцеловал самые любимые, как и всё, что было в Гоне, волосы и наконец прикрыл глаза, не выпуская того из своих рук. — Обещаю, совсем скоро ты снова полетишь.