Щепотка удачи

— Султан Мехмед, согласны ли Вы... Отчаянно не прислушиваясь к гремящему голосу будущего мужа, чтобы случайно не сбросить маску радостной невесты, Лале осматривала лица присутствующих на церемонии. Нурай казалась равнодушной, Зара, как и многие гости, — расстроенной, на чьих-то лицах Лале видела непонимание. Вдруг она натолкнулась на взгляд, направленный ей в глаза, почти не видные под фатой. Разумеется, это мог быть только один человек, настолько подробно изучивший ее лицо, что мог бы нарисовать его по памяти даже через год разлуки — но как раз она и не входила в их планы. Аслан, ее милое рыжое солнышко, ее любимый львенок, даже простым взглядом поддерживал Лале сильнее, чем ее собственные ноги. Они плели тонкое кружево встречами, разговорами, прикосновениями и просто взглядами, и сейчас то, что, казалось, мог порвать любой прохожий, стало крепче корабельного каната. Она грелась в свете его любви и изо всех сил старалась вкладываться в их союз так же — отдавая всю свою нежность до капли с безграничным доверием, а он готов был отдать жизнь лишь для того, чтобы в очередной раз увидеть ее улыбку. Даже сейчас, когда ситуация была опасной донельзя, он улыбнулся, как-то догадавшись, что Лале смотрит на него. — Объявляю вас мужем и женой! — прогремел голос мужчины. Девушка, впав в странное оцепенение, почти не почувствовала на своих щеках пальцев Мехмеда, которые грубо повернули ее лицо к себе, и его губ, вжавшихся в ее, но на фоне этого онемения в несколько раз ярче ощутила раздражение из-за того, что чье-то лицо, появившееся перед глазами, мешает ей смотреть на Аслана. *** — Ты точно уверена, что готова на это? — слова Аслана причиняли Лале еще большую боль, чем ее собственные схожие мысли, она боялась смалодушничать и отказаться от того, что, как она знала, было кратчайшим путем к власти. После смерти султана Мурада империя попала в руки Мехмеда, и никаких ограничений для него больше не существовало. Он не затащил в свою комнату Лале лишь чудом, и каждый раз, слыша о том, что он делает с девушками из гарема, она еле сдерживала слезы: девушка была уверена в том, что он вымещает на них злость из-за ее отказа, хотя из подтверждений у нее были лишь смутные слухи. — Да. Да, иначе вскоре он разрушит все, что кропотливо возводил мой дядя, своей гордыней и жадностью! — твердо проговорила Лале, уловив нотки приближающегося страха. — Знай, вне зависимости от того, что ты решишь делать, я поддержу тебя. — Не время для сантиментов. Нам еще нужно все тщательно продумать... *** Коридор казался бесконечным. Ноги Лале путались в пышных юбках, но, вместо того, чтобы помочь ей, Мехмед только изредка резко дергал девушку за руку, чтобы она не упала на пол. На его тонких губах играла злая усмешка: стоило любимому дяде Мураду уйти на небеса, и эта скромница сама прыгнула ему в руки. Словно во сне Лале зашла в дверь спальни Мехмеда, с ненавистью глянув на огромную кровать, безвкусно украшенную дорогими шелками и разнокалиберными подушками. Ее ноги подкашивались от одной мысли о том, что она будет вынуждена терпеть еще три ночи — именно такой срок они с Асланом цинично выдали Мехмеду. От ухмылки мужчины, прилипшей к его губам, все внутри Лале переворачивалось. Даже от взгляда на стол с большим количеством лакомств, по всем традициям подготовленных Мехмедом, девушку начинало подташнивать. Следующие три дня она провела как в тумане и была благодарна за это — это помогало не думать о том, что происходит, и отключать ощущения во время любых взаимодействий с Мехмедом. Весь дворец судачил о том, что Мехмед расцвел сразу после первого брака, и лишь Аслан с тревогой подмечал осунувшееся лицо Лале, плохо видное в тени султана. Последний день перед исполнением плана был озарен надеждой, и благословенное отстранение пропало, оставив девушку на растерзание ненавистным ощущениям — боли в синяках на руках, которые мужчина сжимал каждый раз, когда она смела делать хоть что-то поперек его воли, и воспоминаниям о всех ночах, проведенных ею в комнате султана. Мельком глянув на себя в зеркале, Лале чуть не разрыдалась от отвращения к самой себе — некому было сжигать то отчаяние, которым она напитывалась от каждой секунды, проведенной рядом с Мехмедом, ведь, разумеется, к жене султана не могли подпустить какого-то янычара. Только прикосновения к успокоительной тяжести шелковистой ткани, привязанной к рукаву, отгоняли от девушки панику. — М-мехмед... — произнесла Лале, когда за ними захлопнулась дверь. — «Мой дорогой муж», я разве не говорил тебе называть меня так? — голос мужчины был жестким, но как только он развернулся к ней, почти вся его злость испарилась, унесенная испуганным видом Лале. — Ну что ты, любимая, давай присядем и поговорим, о чем ты хотела. Девушка незаметно выдохнула. Все идет по плану, даже чуть лучше, чем она ожидала. Они устроились на низком диванчике, и Лале аккуратно подтянула к себе кубок с молоком. — Мы же так и не поговорили о тебе. Все было так... Неожиданно быстро, — вкрадчиво начала она. — Я думала, что мы хоть поговорим толком перед свадьбой, но... — Но ты постоянно пропадала со своим дружком из службы, — недовольно закончил Мехмед, не замечая, что и второй бокал оказывается под широким рукавом девушки, — но, пускай будет так. О чем ты хотела поговорить? — Хм-м... Я знаю о тебе лишь то, что узнала после твоего появления при дворце, — Лале дала рукаву сползти так, чтобы он обнажил немного лишней кожи — ничего такого, но глаза мужчины тут же неприятно зажглись. Под прикрытием ткани белый платок, плотно привязанный к рукаву, словно случайно прираспустился, осыпавшись на молоко еле заметной белой пленкой. — Что из моей жизни до становления Шехзаде может интересовать мою султаншу? — протянул Мехмед, не отрывая жадного взгляда от тела девушки. Лале поежилась. — Ну, например, почему тебе дали попасть в дворец, только когда Мурад был уже при смерти? — Мутная история... Рассказ начался сухо, но постепенно мужчина, распалившись, начал захлебываться словами, стараясь во всех красках описать, как сильно его оскорбил отец, сослав лишь из-за происхождения его матери. Девушке даже стало его жаль. Почти. Заметив на столе кубок, который Лале за пару минут смогла незаметно вытолкать на середину стола под прикрытием удивленных и негодующих восклицаний, Мехмед подхватил его и сделал большой глоток, обмывая пересохшее горло. Наконец рассказ, как и напиток, закончился. Мужчина сидел на месте, остывая после долгой речи. Девушка по инерции пару раз покивала, но он не обратил на нее внимания, наблюдая за чем-то, доступным только его глазу. Вдруг он завалился на бок, неприятно хрипя. «То, о чем предупреждал Борджиа! Пора звать охрану и убираться отсюда!» — осознала Лале. — Стража! Стража! — ее голос сорвался на визг, но это было как раз кстати. В комнату ворвалась личная охрана султана. — Мой... Мой султан не может дышать! — выкрикнула прямо в бородатые лица девушка и, прикрыв рот руками, дала волю слезам, которые держала в себе с первого прикосновения Мехмеда. Она выкидывала из себя воспоминания, которые были припорошены небольшой горстью порошка, так быстро, что у нее закружилась голова. Лале упала на диван и уперлась лицом в ладони, стараясь не показывать улыбку, которая пробивалась сквозь рыдания — она окончила главную часть плана, и осталась лишь та, в которой не будет ни отвратительных прикосновений, ни ежеминутных притворств. Откуда-то издали она слышала крики охранников, краткие приказы лекаря, но они уже были не ее делом. Она могла впервые за долгое время расслабиться и прочувствовать весь мир вокруг себя каждой клеточкой своего тела, и как же это было замечательно! *** — Объявляю вас мужем и женой! — Лале готова была поклясться, что такой широкой улыбки еще не видела на лице Аслана. Он приникнул к ней, как к роднику, и целовал совсем не как Мехмед: он заботился лишь о том, чтобы показать свою силу и обладание, Аслан же вкладывал все те чувства и полуэмоции, которые чувствовал к Лале. Девушка потеряла счет времени и оторвалась от губ Аслана лишь тогда, когда забитая мечеть заполнилась гулкими аплодисментами. Она споткнулась на ступеньках вниз, и мужчина без лишних слов подхватил ее на руки, обхватив плечи и бедра. Толпа вокруг радостно взревела, а Лале вспыхнула румянцем и обвила руками плечи ее новоиспеченного мужа. Ее мужа. Ее Аслана. Теперь уже официально. Дверь захлопнулась за ними, но этот звук уже не пугал — наоборот, радостно разжигал воображение. Весь дворец гудел из-за невиданного раньше: султанша, которая вела все дела империи, за исключением военных советов, справляясь куда лучше, чем предыдущий султан, смерть которого лекарь объяснил переутомлением. Конечно, в паре углов дворца шептались, что вдова была не так уж и грустна и после обязательного траура сияла редкой для потерявшей любимого свежестью лица, но все же свадьбу, сыгранную начальником янычар и султаншей через полгода после смерти Мехмеда, праздновала почти вся империя. Лале же летала на крыльях свалившегося на нее счастья и не обращала внимания на шепоток злопыхателей. У нее все получилось, и она имела право на заслуженный отдых — управление империей было трудным занятием, но никак не труднее захвата власти.