а я стою и молчу, хотя впору было бы кричать во всё горло.
Ритка взволнованно улыбается, и её кудряшки подрагивают при ходьбе, пока она идёт к тому местечку возле школы, где Яна традиционно скуривает первую сигарету перед уроками. Уже издалека видно, что у неё какие-то супер-важные новости. Яна делает тягу, чуть щуря глаза и наблюдая, как белёсо рассеивается дым. Красиво. Как туман. — Опять дымишь, как паровоз, — вместо приветствия заявляет Ритка и морщит нос. — А ты чего такая веселая с утра пораньше? — голос чуть сипит в эти последние мартовские морозы. Наступившая весна пока что мало радует солнцем и теплом. — У меня новости. Встретила сейчас по дороге Катьку, дочку завуча, и та по секрету сказала, что нашли замену историку. Какой-то мужик молодой, только после армии или что-то вроде того. Восторга новость не вызывает. Дотянуть бы до конца школы, осталось всего несколько месяцев. И свобода, взрослая жизнь, без гребаного ЕГЭ и репетиторов. Яна лениво придавливает ботинком бычок и цокает языком: — Ну, блядь, теперь не поспишь на заменах. — Ладно тебе, а мне вот интересно. Может, он красавчик? — Ритка ловко подхватывает её под руку и щебечет о новом историке и о том, что мужчины постарше в разы круче их ровесников-малолеток.***
Новый историк и, правда, выбивается из их школьного коллектива старух и выпускниц педа. Он, в самом деле, больше похож на слесаря или худо-бедно мента; не спасает даже чёрная водолазка и строгий голос. Яна не ведётся на непрекращающуюся болтовню девчонок и их нелепые попытки соблазнения (за короткие юбки и колготки в сетку пару одноклассниц вызывают на ковер, а историк не обращает никакого внимания). Она плевать хотела на его предмет и на то, что он ставит ей три за контрольную и пишет замечания на полях. Яна наблюдает за ним из чистого любопытства по началу, из скуки тех сорока пяти минут, когда он вещает о декабристах. У Яны есть дела поважнее. Она курит в окно туалета на одном из уроков, и в пустом коридоре сталкивается с Ильей Олеговичем. Они вот так вдвоем без целого класса фоном ещё не встречались, и Яна бросает бодрое "здрасте", ощущая, как горит пачка сигарет в кармане джинсов. — Миронова, ты оборзела настолько, что уже в школе куришь? Он не выглядит мало-мальски злым, скорее, делает дежурное замечание, хотя тон его голоса кажется Яне слегка насмешливым. — Ты же никому не скажешь? — К учителям на "Вы" обращаются. — Тебе сколько? Чуть за двадцать? Она могла бы, конечно, разузнать о нём всё — порыться в соц.сетях, выпросить инфу у школьного секретаря, подслушать разговоры учителей. Но отчего-то вторгаться вот так не хочется; это не моральный компас или другой бред. Просто интересно узнавать факты постепенно, по мере их возникновения и складывать образ, как мозаику. — Это не имеет значения. — Ну, кому как, — Яна поднимает плечи и усмехается, видя, как Илья (Олегович) вздыхает. Он в школьный педсостав вписался слёту, удивительно даже, и слухи о нём ползут по всей школе, как тараканы. Яна доверять слухам не любит. Яна — практик, а не теоретик. А это значит, что наблюдение продолжается.***
Идти домой — идея стрёмная и пугающая, там мать с отцом в состоянии войны, а она в качестве случайного свидетеля, которого то и дело задевает осколками. Манипуляции давно стали нормой, а семейные ужины — аномалией. Яна банально хочет вернуться в детство, когда папа и мама были рядом, без криков и угроз. Она сидит на подоконнике и бесцельно качает ногой в кеде, когда рядом раздаётся: — Чего домой не идёшь? Уроки давно кончились. Яна едва не подскакивает на месте и вскидывает резко голову, чтобы увидеть Илью Олеговича, который с ожиданием во взгляде смотрит на неё. Он кажется таким человечным и нормальным, даже красивым в свете школьной рекреации, что Яна выдает, как на духу: — Родители разводиться собираются и имущество не могут поделить. Не хочу слышать это, — она старается, очень-очень, изо всех сил, чтобы голос звучал безразлично. Ей, честно кажется, что получается. Илья вместо жалости и набора банальностей, вроде "Всё будет хорошо" (да нихера подобного) и "Родители всё равно тебя любят" (сейчас в этом есть большие сомнения), играет с ключами и кивает в сторону своего кабинета: — Поможешь мне самостоятельные пятиклассников проверить? Сердце вдруг делает кульбит, а улыбка возникает на лице сама собой. — Есть, сэр! Он улыбается ей в ответ — но его улыбка выходит такой, будто он сам ей удивляется.***
Она достаёт сигу, едва выйдя за школьные ворота. На дворе та самая томная и ясная середина апреля, когда есть одно лишь ощущение обновления и новых надежд. Яна щелкает зажигалкой пару раз и делает затяг, поднимая голову к солнцу. Становится плевать на то, что отец не ночует дома третий день, а мать уже давно заезженной пластинкой задает безликий вопрос "Как в школе?", не слушая ответа. Всего чуть-чуть. Осталось немного и... Яна толком не знает, что тогда изменится, но ждёт этого. Илья молча поднимает брови, когда они сталкиваются взглядами. — Будешь читать нотации? — Нет. Попрошу прикурить, можно? Он в тёмной куртке и джинсах, с сигаретой в руках, совершенно не похож на учителя. Им обоим влетит, если их засекут с сигаретами возле школы, поэтому они медленно отходят от ворот. Яна, не скрываясь разглядывает его, понимая, что её ни к кому так неосознанно не тянуло. — Ты на учителя не похож, — говорит она, когда они останавливаются у детской площадки. Илья снова делает удивленно-выжидающее лицо, и Яна продолжает:— Ты реально хотел всегда в школе работать? Ей хочется знать и понять, ей хочется, чтобы искренне и по-настоящему. Есть сильное внутреннее чувство, что такое возможно только с ним, и что он появился совсем не просто так. — Не-а. Мать хотела, чтобы я человеком стал, вот и отучился на истфаке. Потом армия. Подрабатывал тут и там, пока здесь место не предложили. — А кем ты сам хотел быть? Он ведёт плечами и признаётся: — Сам не знаю. Они похожи больше, чем казалось сначала.***
Его взгляды красноречивее всего, что он говорит, любого статуса и оправданий. Так долго он не смотрит ни на кого, и даже Ритка замечает его повышенное к ней внимание: — Мне кажется, он постоянно на тебя пялится. — Да ну брось, он же старый, — фыркает Яна, а сама ловит взгляд Ильи с другого конца коридора. Рядом с ним эта занудная химичка Ольга Алексеевна, и она так восторженно хлопает ресницами и трогает Илью за руку, что Яне становится смешно. Илья уводит взгляд, но всё равно его возвращает, а Яна, ожидая этого, усмехается, глядя в его лицо. Он совсем не умеет скрытничать. Она приходит в кабинет истории после уроков (у неё, кстати, за последний ответ у доски заслуженная пять) и без разрешения садится прямо на парту, швырнув рюкзак на пол. — Чем обязан? — Илья откладывает ручку и ухмыляется. Молодой и зелёный, какой из него педагог? — Мне, между прочим, в июле будет восемнадцать. — И что теперь? — Ничего, просто говорю, что закон ты почти не нарушаешь. — О чём ты, Миронова? — О том, что ты меня хочешь. Мама всегда говорила, что она не думает, когда говорит. Ей бы научиться благоразумию и сдержанности, быть такой же холодной сукой и держать спину прямо. Лицо Ильи мрачнеет; его реакция — прямое доказательство того, что Яна попала в самую точку. Он обороняется и отрицает, и, наверное, она могла бы понять, если бы её так сильно не крыло. — Бред не неси.***
Она видит больше, чем должна, больше, чем хотела, больше, чем нужно. И больно ей сильнее, чем, она думала, может быть. Ольга и Илья в классе химии — и его руки на её талии, а её рот у его рта, и это неправильно. Эта картинка остаётся на сетчатке глаза, как глупый скример. Яна сваливает с последнего урока, попросив Ритку её прикрыть, и пишет Глебу (он когда-то предлагал ей встречаться и бухать, сейчас она выбирает второе.) Это, безусловно, плохое решение, принятое на эмоциях. Но на следующий день Яна замазывает синяки консилером, надевает тяжелые ботинки с юбкой и собирает всю боль как оружие. Башка болит, а рот сушит, но она умудряется выдавить усмешку, когда встречает Илью в коридоре. — С химичкой мутишь? Он выглядит сбитым с толку. Яна не может считать его эмоций (это похмелье или её собственная путаница?) — Это ты с кем-то мутишь, а я... Не твоё дело. — Ну, я то с Максом из параллели мучу, он поинтереснее этой воблы будет. И она даже не врёт — у них с Максом и правда отношения типа friends with benefits, и он был её первым, хотя как парень — он тот ещё мудак. Но Илья этого не знает, и Яне нравится, как кривится его лицо на минуту, прежде чем он берёт себя в руки.***
— Серьёзно? Макс сказал, что ты ему двойку за контрольную влепил. Приревновал всё-таки? Ей смешно от того, какой он ребёнок. И эта его реакция дурацкая абсолютно, хотя у неё в животе и было щекотно, когда Макс жаловался на испорченные оценки. Громов с его амбициями стать самым крутым адвокатом просто не мог облажаться в истории. Её действительно забавляет то, как Илья нарочито холодно отвечает: — Он не выучил материал, получил два, всё логично. Готовиться надо было лучше. Яна опять с разбегу прыгает с утёса (образно, разумеется) и нагло усмехается, подойдя на шаг ближе любой допустимой дистанции между ними: — Хочешь, я за него отработаю? Илья чеканит: — Вон из моего кабинета, Миронова. Она даже не обижается на него за это.***
> какого чёрта ты отца моего вызвал??? > ответь Звонок раздаётся через три минуты. Яна не засекала время специально, просто тупо пялилась на облачко сообщения, ожидая, когда появятся две синих галочки. Ей хочется плакать и крушить всё, Илья лезет туда, куда его не просят и, плевать, что он учитель, а у неё не хватает сил приходить к нему на уроки. Видеть его и то, как он демонстративно и с усилием старается избегать её взглядом, выше её сил. Она же знает, причем абсолютно точно, что у него к ней далеко не то безразличие, которое он так старательно показывает. Телефон мигает входящим в час сорок три. — Ты на часы смотрела? — Ответь мне. Зачем ты отца позвал? Он мне сейчас такой разнос устроил, пиздец. — Ты на моих уроках перестала появляться, у тебя в четверти три еле-еле выходит. — Меня три вполне устраивает. — А меня — нет. Ты можешь лучше. — Лекции будешь мне читать? — Буду, если надо. И прекрати в школу с бодуна приходить, другие учителя замечать начинают. — Ух, какой строгий. — Яна. Я серьёзно. Я твой учитель, и в первую очередь мне нужно, чтобы ты появлялась на уроках. "Учительская карта". Забавно. И бесит. Яна делает долгий вдох. Желание скандалить уходит, когда она слышит его голос. Она бы хотела злиться дольше, но вместо этого тянет: — Ладно, если ты так просишь. На другом конце — ответный вздох. И всё же улыбка: — Всё. Иди спать, Миронова, завтра история первым уроком. Яна хмыкает, а после гудков падает на кровать и печатает: > спокойной ночи, Илья Олегович ❤***
Ей перевалило за семнадцать — число кажется большим, громоздким, хотя по сути оно крохотное и значит так мало, — а внутри фейерверки в сердце грохочут так впервые. И биение стрянет в горле, у Яны что-то вроде горячки. Она устало трёт виски и кладет голову на руки, что лежат на парте. Солнце пляшет по волосам и припекает макушку, и май плавит мозг. Ей уже вот-вот восемнадцать, а впечатление — что за эти полгода прожита целая жизнь. У родителей бракоразводный процесс, а у Яны первая, самая настоящая любовь, кажется, пробивает виски. Лучше бы, как раньше, влюбленности и полупьяные поцелуи на вписках вместо этого тупого желания серьёзности и постоянства, понимания и принятия. Человек нужен человеку, а ей раньше это было неясно. Её путает всё на свете, но больше всего — поведение Ильи, который то холодно, то горячо. Яна делает попытку за попыткой, от того, что не может замереть на месте. Сдаёт конспект последней и смотрит на Илью сверху вниз, немного щурясь от бьющих в окно желтых лучей. — Будешь моей парой на выпускной? — Я твой учитель, — повторяет он (и сколько раз он уже сказал это самому себе?) — Через месяц уже не будешь. Там нечёткая линия горизонта и пугающая мысль о том, что их пути могут разойтись. Яна всматривается в его серо-голубые и, наконец, кладет двойной листок поверх всех остальных.***
Родители тупо не знают, что с ней делать и вбрасывают информацию про обучение в Италии; у Яны, разумеется, никто не спрашивает мнения, потому что возиться с ней, совершенно ненужной и бесполезной, желания нет у них обоих. Она могла бы поплакать, но вместо этого скуривает косяк с рук Макса, сидя на его же коленях в чьей-то хате. Так становится немного легче, можно позволить себе бунт и прокричать, что она подросток, ей можно. — Буду скучать по тебе, малышка, — Макс жмётся к её волосам и пьяно улыбается. Яна фыркает, пальцами проходится по его скулам и челюсти. Он красивый, и почему она не могла полюбить его, а? Но Макс хороший друг, может, к лучшему, что они не чувствуют ничего больше. — Я не собираюсь сваливать. На хер Италию. Поступлю здесь. — Ну, ты подумай. А так дело твоё, конечно.***
Илья не начинает встречаться с Ольгой официально, хотя та липнет к нему и постоянно ошивается рядом. Яне не то, чтобы пофиг, но она устала реагировать. Мама научила не унижаться, хоть за это спасибо. Она зависает в школе, пока не выгоняет охранник, а после сидит там же на школьном дворе, по-турецки подобрав под себя ноги и залипая в телефон. У Ритки курсы при универе, у Макса — тусовки с парнями, а у Яны нет желания отрываться и бухать, хотя она могла бы. Но принципиально не делает. Забавный принцип, если так подумать. Илья выходит из школы самым последним. Она не ждала и это скорее совпадение, которое будет сложно оправдать. Он обеспокоенно смотрит на неё (а мог бы притвориться, что она невидимка, он же умеет). — Ты в порядке? Яна лениво склоняет голову вбок. — Тебе же всё равно. — Нет, мне не всё равно. Сложно понять, что между строк. Он сам ведь не знает. Путает их обоих. — Да не парься, Илья Олегович, всё со мной норм. — Давай провожу тебя. Темно уже. — Как-то не по-учительски, — и всё же она уже встает и отряхивает коленки, цепляет с земли рюкзак. Они идут долгой дорогой, и вместо сигарет у них в этот раз мороженое, будто между ними нет этой дурацкой социальной границы. Илья рассказывает про младшего брата и армию, Яна впитывает, вслушиваясь в каждую интонацию. Яне стоило бы притормозить, но она поднимается на мыски у подъезда и касается губами его щеки, чувствуя, как Илья замирает. — Спасибо. — Спокойной ночи, Миронова.***
Выпускной подкрадывается сразу за экзаменами, и Яна чувствует себя фальшивкой, когда стоит в коротком блестящем платье под вспышками камер. Тянет блевать и курить, когда родители делают вид, что вчера не желали друг другу гнить в канаве. От их псевдо-любви тошно, но Яна принимает от отца цветы и скупую похвалу от матери (надо же, закончила школу без справки, вот так умница). Она в стремной красной ленте с годом выпуска, прячется от всех за школой, пока в актовом зале проходит стандартный концерт с типичными выпускными песнями и речами учителей, которые повторяются из года в год. Яна тянет сигарету так, будто хочет срастись с ней. — Тебе очень идёт, красивое платье. Илья при рубашке и брюках, даже выбрит ровно. Самый настоящий препод. Яна хмыкает. — Спасибо. — Сбежала? — Пока ещё нет, — она тушит окурок и придавливает его каблуком серебристых туфель. Выпрямляется, глядя на Илью; странно смотреть на него, когда они больше не в статусе учитель-ученица. А вот кто они друг другу теперь вопрос открытый. — Потанцуешь со мной? — Прям сейчас? — Ага. Яна достаёт из клатча мобильный, быстро находит песню и ставит на плей. На губах Ильи всё-таки рисуется улыбка, и он подыгрывает. Берёт ладонь Яны в свою ладонь, а другой рукой накрывает её талию. Яну накрывает всю, но в целом ей легко. Будто груз падает с плеч. Они качаются и топчутся на одном месте под фонящую песню из айфоновских динамиков; Яна думает, что давно ещё не ощущала себя настолько в безопасности.***
В её День Рождения они идут вдвоем в Парк Горького и Илья впервые берёт её за руку. После месяца переписки и невинных прогулок, бесстыдного флирта с её стороны и пары его почти-срывов, Илья поздравляет её с совершеннолетием. В Москве жаркий солнечный июль, когда Яна целует его, а после улыбается прямо в губы: — Теперь же можно? Илья закатывает глаза и тянет её на себя. — Ты меня убиваешь, Миронова. Нет. Убивать его в её планы совсем не входит. Он же единственный, кому она нужна, и кто нужен ей.