Продюсеры

— Яку, — зовет Куроо. — Яку! Они все уронили. — Блять, — ругается сквозь зубы Яку. — Мало нам незаконченного контент-плана было. Что еще? — Бокуто пишет, что оператор двигал софит в студии и сломал палец на рабочей руке, — Куроо вмиг становится серьезным. — С лечением и страховкой Акааши разобрался, но ближайшие два месяца оператор не сможет работать нормально. — Ищем замену, — Яку устало зарывается рукой в волосы. — Без вариантов. Если с Кенмой еще можно самим справиться, то у Бокуто картинка динамичная, без хорошей съемки со стедикамом не обойтись. — Ну да, — усмехается Куроо и открывает дверь кофейни, пропуская Яку вперед. — А если искать оператора одному, то проще и со вторым работу сразу спихнуть. Куроо заходит следом и бросает пальто на кресло за столиком у окна. — Тебе как обычно? — Двойной. — О, да у кого-то тяжелый день! — Завянь и принеси мне кофе. — Как скажешь, мам! — Не мамкай мне тут. Пока Куроо ходит за кофе, Яку устраивается в кресле напротив. Вельветовая темно-зеленая обивка приятно щекочет пальцы, а широкая спинка приглушает звуки кофемашины, и Яку думает, что с радостью просидел бы в таком коконе до конца недели. Впрочем, дневной свет из окна в сочетании с декоративной кирпичной стеной, узорчатой плиткой на полу и деревянными столешницами наводит на мысль, что размеры кокона, в общем-то, можно увеличить до всей кофейни. Яку копошится в рюкзаке, достает зарядку для телефона и привычным движением подключает ее к розетке под столом. Четыре с лишним года практики не прошли зря, и вилка заходит сразу. Он кладет телефон на стол и откидывается обратно в кресле, не утруждая себя даже снять куртку. Куроо возвращается через несколько минут с двумя стаканами. — Ваш неебически огромный до жути пряный масала кофе, — ставит он стакан перед Яку. — Ну вот, с этим уже почти можно жить, — тянет тот, придвигаясь ближе к столу и вдыхая аромат. — И, кстати, — Куроо с заговорщическим видом вытаскивает из заднего кармана упаковку с круглыми вафлями и торжественно кладет перед собой, — Ноя передает привет. — Теперь точно можно жить, — Яку быстро достает одну и кладет на стакан, а вторую протягивает Куроо. — Будешь? — Не, забирай. — Как хочешь. Яку вздыхает, уставившись в окно. Откусывает вафлю, запивая ее кофе. Снова вздыхает, переводит взгляд на Куроо и смотрит с упреком куда-то сквозь него. — Да ладно тебе, и не такое проходили, — мягко улыбается Тецуро. — Проходили, — крутит в руке надкусанную вафлю Яку. — Прям вот в этом кафе и проходили. Монтаж, экзамен у той горгульи и две пересдачи. Там справились и тут справимся, знаю, — он задумчиво водит пальцем по задней панели телефона. — Но сколько мороки будет — пиздец. Это же опять монтажера с новым оператором знакомить. Ждать, пока они сработаются, — Яку откидывается обратно в кресло, — и без тонны правок в первых выпусках не обойдется, — недовольно тянет он. Куроо задумчиво отпивает из своего стакана, подпирает голову рукой и хмурится в ожидании продолжения. — Не смотри на меня так, ты с нашими прошлыми операторами не работал. И у тебя сливки на носу, — бурчит Яку откуда-то из глубины кресла. — Где? — Куроо проводит пальцами по носу. — Ой. Передай салфетку? Яку закатывает глаза, тянется к соседнему столику позади него и ставит перед ним целую салфетницу: — Ваша неебически огромная куча салфеток. — Но я не просил двойную порцию… — Куроо берет салфетку, вытирает нос и пальцы и поднимает глаза, встречаясь с недовольным лицом Яку. — Ладно-ладно, я тебя понял, у нас сириэс бизнес. — Я думаю, нам надо найти сразу двоих. Куроо снова становится совершенно серьезным и только вопросительно поднимает брови. — И оператора, и монтажера. — А что Акааши? — А что Акааши? — переспрашивает Яку и делает еще глоток. — Ну, нельзя же просто так взять и уволить человека. Акааши хороший юрист, но в обход закона увольнять других не станет. Да и нехорошо это. — Уволим с пособием. — А дыру в бюджете закрывать рекламными интеграциями мне, — театрально вздыхает Куроо. — Тебе буквально платят за то, чтобы ты закрывал дыры в бюджете рекламными интеграциями, — не менее театрально вздыхает Яку. — Хорошими интеграциями, — поправляет Куроо скорее из вредности, чем из необходимости, и прячет улыбку в стакане. — Я посмотрю, как ты будешь работать, если рекламу будет некуда интегрировать, — ехидно улыбается Яку. — Я посмотрю, как ты будешь работать, если тебе платить будет нечем, — ехидно улыбается Куроо в ответ. — Тему не переводи, — перебивает Яку. — Написал всем нашим, пока молчат, — серьезно говорит Куроо, проверяя на всякий случай мессенджер еще раз. — Предложения? — Съемки Бокуто послезавтра, а у Кенмы стрим в четверг. Так что фриланс, — Яку вздыхает. — Плохая идея, но пока это все. Если есть предложения получше, я слушаю, — добавляет он и доедает вафлю. — Тебе буквально платят за… — Даже не начинай. — Ладно, ладно, — добродушно смеется Куроо. — Кроме шуток, я тоже не вижу других вариантов. Надо сказать Акааши, чтобы все проверил и обсудил с бухгалтером. — Сделаешь? Я пока посмотрю, что там с операторами. И монтажерами. — Ага. Куроо набирает номер Акааши и коротко обрисовывает ситуацию. Они разговаривают несколько минут, за которые Куроо успевает сделать два круга до барной стойки и обратно, купить сэндвич и даже открыть. — Ну? — отрывается от скроллинга объявлений Яку. — Акааши все уладит. Ждет отмашки. — Ты как будто человека убить задумал, а не уволить. — Для тебя — что угодно, — подмигивает Куроо, делает глоток кофе и морщится. Остыл. — И я тебя люблю, а теперь давай ближе к делу. — Как найдем обоих, тех можно увольнять, — Куроо залпом допивает остывший кофе. — Это мое условие. Чтобы случайно не оказаться в еще большей жопе, — заканчивает он. — Ну, знаешь ли… Какой бы ни была жопа… — описывает глазами круг Яку. — У нее всегда есть дырка. Но в такой дырке ты оказаться не хочешь, поверь. Яку несколько секунд молчит, с сомнением глядя на наклейку с QR-кодом на столе. — Ладно, ты прав, — наконец, подает голос он. — Так где искать будем? — Я уже, — салютует телефоном Яку. — Варианты? — Ничего приличного, — вздыхает Яку и тоже допивает свой кофе. — А из неприличного? — играет бровями Куроо. — Завянь. — Извини? Не для тебя моя роза цвела! — И спасибо ей за это. — Фу, как грубо. Яку быстро тыкает несколько раз в экран телефона и показывает Куроо варианты, кого можно нанять. Минут десять они листают биржи фрилансеров и сайты с портфолио, переговариваясь и иногда с выражением читая вполголоса особо странные строчки из резюме. Оба увлекаются и чуть не подскакивают, когда на плечо каждого приземляется по руке. — Яку! Куроо! Давно не виделись! — Ага, целых пятнадцать минут назад, когда я покупал сэндвич. Я даже скучать начал, — усмехается Куроо. — Ноя! Спасибо, — Яку машет фантиком от вафель. — И привет. — Ерунда, — улыбается Нишиноя. — Ты бы свое лицо видел, когда пришел. Во-о-от такое! Жуть, — он старательно нахмурился, помогая руками, а потом спрашивает уже серьезно. — Яку. Что-то случилось? Яку тяжело вздыхает, разминая рукой лоб и виски, обреченно смотрит на телефон, будто там может каким-то чудом всплыть уведомление типа «Поздравляем, вы получили безвозмездное благословение Сатаны в качестве демо-версии продажи души дьяволу, все ваши проблемы решены, кстати, вот вам команда из двух человек, которые прекрасно работают вместе». — Наш оператор сломал палец, — недовольно выдыхает Яку, с упреком глядя на телефон. — Оу. — На рабочей руке, — добавляет Куроо, выпучив глаза для пущего эффекта. — А вот это уже совсем неприятно, — хмурится Нишиноя. — А я о чем. — Нашли замену? — Есть пара вариантов. Но надо решить все до завтра. Нишиноя не глядя берет соседний стул и придвигает его спинкой к торцу столика, где сидят Куроо с Яку. Он садится задом наперед, облокотившись на спинку, и довольно улыбается, выжидающе смотря то на одного, то на другого. — Ноя, если у тебя есть, что сказать — а я вижу, что есть — не молчи! — не выдерживает Яку. — Ну, ходят тут к нам по средам двое… Вы не пересекались, но они из того же универа. — Тут буквально все из того же универа, Ноя. Он через дорогу, — Яку нетерпеливо крутит в руках стаканчик. — Говори уже. — Да там один из наших, но он академ брал. Оператор. И друг его, то ли сценарист, то ли критик. — Яку, мы точно хотим с ними работать? — присвистнув, драматически наклоняется вперед Куроо. — Что тебе опять не так? — Яку, один из них критик, понимаешь? — Куроо жестикулирует так, будто пытается донести что-то настолько очевидное, что для этого до сих пор не придумали слов. — Ну и что? — Критик, Яку. Критик! — Или сценарист. — Или критик! — не унимается Куроо. Нишиноя тихо смеется, глядя на них. Проще подождать, чем пытаться их разнять. Тем более, за столько лет знакомства он понял, что даже в такие моменты Куроо с Яку весело. — Мне напомнить тебе наш монтажерский курс с горгульей? Или, может, предыдущие полгода? Хочешь еще помонтировать? — вопрос Яку скорее риторический, и Куроо это прекрасно знает. В школе при физтехе был гребаный ад, но монтажерский курс необъяснимым образом умудрился оказаться еще хуже. — Не хочу, — бурчит Куроо, силясь прогнать воспоминания об универе. — Но Яку! Критик! — оживает он, сумев вырваться из пучины флэшбэков. — Завянь. — А вот и завяну, если у нас в команде будет работать критик! — не унимается Куроо. — Ноя! Скажи ему! — Народ, расслабьтесь! — примирительно поднимает руки Нишиноя. — Они еще студенты. Над столом повисает тишина и даже музыка в кофейне замолкает, пока включается следующая песня. Нишиноя смотрит на Куроо и Яку по очереди, пытаясь понять, получилось ли спасти ситуацию. Яку смотрит на Куроо с лицом родителя, сводившего ребенка на прививку, которая и правда оказалась совсем безобидной. Куроо смотрит на Нишиною немигающим взглядом, пока не начинает ржать, заметив периферийным зрением, как Сугавара дурачится и моет витрину под Киллер Квин, которая заиграла следующей. — Ладно, Сугавара бесподобен, но что будем делать с вариантом Нишинои? — подает голос Яку. — Критик-студент. Боже, — Куроо блуждает взглядом по залу кофейни. — Господи, помилуй. Сатана, дай мне сил. — Судя по всему, он вообще не уверен, что хочет работать по профессии, — добавляет Нишиноя, энергично жуя ореховый батончик. Откуда вообще он его достал? — Куроо, это наш шанс. Куроо недоверчиво смотрит на Яку и переводит взгляд на пританцовывающего у витрины Сугавару как на единственное светлое пятно в его жизни. — Почему ты так в них уверен, Нишиноя? — подает голос Куроо, кажется, почти смирившись. — Они давние друзья и больше года работают вместе. Я видел их работы, крутые! Один из них учится в нашем универе, а другой вообще левый чел, но, похоже, в какой-то момент угорел по монтажу. С тех пор и помогает. — Ладно, тебе я верю, — вздыхает Куроо. — Скинь посмотреть, что делают? — Ща, — бодро достает из фартука телефон Нишиноя. Яку смотрит в одну точку, нахмурившись. — Ну что теперь? — недовольно тянет Куроо. — Он студент и, возможно, — Яку выделяет последнее слово, — будущий сценарист. И он не хочет работать по профессии. — И что же тебя смущает? — ехидно спрашивает Куроо. Вот только что Яку был во всем уверен, а стоило ему, Куроо, согласиться, как начал сомневаться. Он специально, да? — Кроме того, что он, возможно, критик, конечно же. — Самоучка, — хмурится Яку. — Да ну брось, Яку. Это не проблема, вспомни нас, — Куроо еле-еле согласился попробовать, а сейчас его пытаются отговорить. Немыслимо! — Да, но у нас нет сейчас времени его доучивать, в случае… — Яку отвлекается на звук уведомления. — Спасибо, Юу. Пришло. — Без проблем, дружище, — Нишиноя показывает большой палец и улыбается самой широкой из улыбок. — Если что, говорите, что от меня. Был рад поболтать, но работа не ждет, — он хлопает руками по коленям, бодро ставит стул на место и убегает за стойку, где успела скопиться небольшая очередь. — Удачи, — машет рукой Яку. — Кстати, Асахи привет! И Спасибо тебе! — Куроо улыбается Нишиное и поворачивается к Яку. — Ну, погнали в офис? — А работы ребят от Нои? — Давай вместе с остальными кандидатами посмотрим? — Разумно. — Вот и отлично, пойдем! — вскакивает Куроо из-за стола. — Кстати, обед с тебя! — Эй! — Яку наматывает шарф. — С какого перепугу? — А с такого, — ржет Куроо. — Твой неебически огромный и до жути пряный масала кофе покупал я. — Жмот, — Яку тычет Куроо локтем под ребра. — Попрошу! — возражает Куроо с поучительным видом. — Не жмот, а бережливый, — и выходит из кофейни с самодовольной улыбкой. Яку идет следом. *** Куроо потягивается, разминая плечи. За окном офиса уже темно, и вереница из фар и стоп-сигналов медленно ползет от перекрестка к перекрестку. Мягкий приглушенный свет торшера делает помещение еще меньше похожим на рабочее, а Яку, устроившийся рядом на диване вместе с ноутбуком, и вовсе заставляет думать, что они сейчас не в пижонском бизнес-центре, а где-нибудь в общаге, сидят, забравшись с ногами на кровать, пока соседи травят тараканов. Еще каких-то полгода назад засиживаться здесь допоздна было нормальным делом. Но, к счастью, они быстро справились с делегированием. Теперь пребывание в офисе поздно вечером вызывает только приятное чувство ностальгии, от которого веет скорее романтикой дедлайнов, чем реальным состоянием, когда все в огне, включая их задницы и системный блок, который грозит отрубиться от перегрева из-за рендера очередного видео. Словно в подтверждение последней мысли, Куроо неспешно и со вкусом пьет свой кофе, который к вечеру из обычного «по-венски» превратился в «наконец-то айриш с нормальным виски». За остаток дня они с Яку умудрились закончить контент-план на месяц, согласовать его не только с Кенмой, который всегда сам заранее делает добрую половину работы, но и с порой чересчур педантичным насчет содержания своих видео Бокуто, а потом еще несколько часов смотрели и обсуждали портфолио всех кандидатов в операторы и монтажеры. После такого сложно не выпить. Свободных в ближайший четверг, адекватных и достаточно умелых оказалось немного. Тех, кто мог бы взять на себя и монтаж — еще меньше. Если из них убрать всех, кто не подходит по стилистике или просто не нравится, остается полтора человека. Буквально. Оператор и критик. То есть монтажер. То есть два человека, а не полтора. Куроо ехидно улыбается. В уме он может называть критиком кого угодно когда угодно, и противный Яку ничего не услышит. Он переводит взгляд на устроившуюся на плече светлую голову, просто на всякий случай желая убедиться, что противный Яку совершенно точно не слышит его мысли. Противный Яку сидит, привалившись к плечу Куроо и лениво закрывает ненужные вкладки с резюме и портфолио кандидатов к ним на работу. Он недовольно сопит, вытягивая затекшую ногу, и отпивает из чашки с какао, пытаясь поймать ртом побольше зефирок. Каждый раз Куроо не знает, ему хочется смеяться или умиляться от такой картины, зато точно знает, что лучше всего в этом случае молчать. Злой Яку — больная жопа. Потому что этот мелкий — Куроо снова ехидно улыбается своим мыслям — не достает своим ужасно твердым коленом выше, а подзатыльники — это другое, вы не понимаете. Вообще, они через столько прошли вместе, что Куроо уже составил в голове карту, как у остеопатов, только не с акупунктурой, а с местами, куда, с какой силой и как долго прикладывает к нему конечности Яку в зависимости от того, что хочет сказать. Как ни странно, но дрались и били друг друга всерьез они всего раз. Дело было перед вступительными, длилось недолго, не понравилось никому и с тех пор они больше так не делают. Но с тех же пор безобидные тычки и пинки стали для них особым проявлением дружбы, доверия и в принципе еще одним способом коммуникации. Куроо уверен, что сейчас Яку устал, эмоционально измотан, расслаблен и почти спокоен. Для полного умиротворения не хватает только окончательного решения проблемы с оператором и пары часов на диване в ночном офисе с геймпадом в руках и каким-нибудь вторым Ведьмаком на проекторе вместо телека. И, конечно же, споров, чей путь лучше — Йорвета или Роше. Куроо думает, что он обожает Яку. И каждый раз приходит в неописуемый восторг, когда за полсекунды тот переходит от режима киборга-убийцы в режим сопящего мелкого с чашкой какао, которого обижают разбежавшиеся к краям чашки зефирки и затекшая нога. Да он пиздец как любит Яку. Всеми фибрами своей черной, как его юмор, души. Ноу хомо. Куроо зевает, вытаскивая руку из-под Яку, а другой стараясь не разлить свой кофе. Яку копошится рядом, усаживаясь прямо, и продолжает пить из своей чашки. — Ладно, смотреть на тебя больно. Давай позовем этого оператора от Нои с его критиком, — Куроо забирает свободной рукой ноутбук у Яку и ставит его на столик рядом с подлокотником дивана. Господи, помилуй. — Монтажером. Он придет к нам как монтажер. Сатана, дай сил. — Ладно, монтажера, — миролюбиво соглашается Куроо. — Но если в душе он критик… — Куроо, если в душе он критик, я его первый нахуй пошлю и из своего кармана выходное пособие оплачу в довесок, — решительно сверкает глазами Яку и утыкается в чашку с какао. — Рад, что в этом мы сходимся. — Потому что не вынесу твоего нытья, а если уйду с работы, ты увяжешься за мной и продолжишь ныть. И когда я сдохну от твоего нытья, а тебе дадут слово на моих похоронах, ты снова заведешь эту гребанную пластинку про критика, — Яку залпом допивает остатки и смотрит на дно чашки с упреком. — Они опять это делают. Дай ложку. — Только я решил, что ты стал добрым и заботливым, — драматично вздыхает Куроо и протягивает прибор. — Я не добрый. Это просто моя работа. — Да я вообще только про «послать нахуй» хотел сказать! — Сейчас туда отправишься ты. — И я тебя люблю, — шлет воздушный поцелуй Куроо. — Пошел нахуй, — кривится Яку. — Ну, я тебя сейчас тоже пошлю. И что, обнимемся и вместе пойдем? — Куроо трясется от беззвучного смеха и чуть не проливает остатки кофе. — Ага, вместе с критиком, — смеется Яку в ответ, вылавливает последнюю зефирку и с победным видом ставит на пол пустую чашку, после чего откидывается обратно на спинку дивана, подобрав под себя ноги. — Иу, прямо так, втроем? — А то ты только со мной нахуй хочешь ходить. — С тобой — хоть на край света, — Куроо закидывает руку Яку на плечо и доверительно заглядывает в глаза. — Избавь меня от этой участи, прошу. *** Ровно в десять сорок пять Цукишима выходит из метро к девятому выходу. О встрече его предупредили в третьем часу ночи, так что нормально поспать в свой случайный, спасибо заболевшему преподу, выходной ему не удалось. На другой стороне улицы он замечает Ямагучи, который машет ему рукой. — Напомни, почему мне надо тащиться туда с тобой, еще и в такую рань? — говорит вместо приветствия Цукишима и недовольно морщится от солнечных лучей, пробивающихся сквозь шевелящиеся на ветру деревья. — Цуки! — возмущается Ямагучи. — М? — Я же говорил! Они хотят нанять нас обоих, — Ямагучи упрямо смотрит снизу вверх. — Это наш шанс! Порыв ветра разносит собранные в кучу листья по бульвару. Ямагучи ежится, а Цукишима заматывает шарф так, что от дыхания запотевают очки. Он тянет голову выше, окидывает взглядом оживленную пешеходную улицу и переступает с ноги на ногу. — Я помню. Но зачем мне быть там, если моя работа удаленная? — недовольно хмурится Цукишима. — И мне еще писать диплом. — Да ладно, Цуки, это же ты! — тянет Ямагучи. — Уж кто-кто, а ты точно быстро справишься. Цукишима недоверчиво смотрит в ответ. Где-то справа верещат дети и гавкает мелкая собака. — Такси будет через две минуты. Надо дойти до дороги, — Ямагучи убирает телефон в карман. — Ты сам говорил, что по профессии работать не хочешь, — продолжает он. — Представляешь, если мы им понравимся, и нас возьмут на постоянку? — Ямагучи, — вздыхает Цукишима. — Их оператор всего лишь сломал палец. Когда он поправится, нас быстро попросят с этой работы. И куда приедет такси? — Фу таким быть, — дуется Ямагучи и машет рукой в сторону конца улицы по левую сторону от выхода из метро. — Нам туда. — Я просто реалист, — снисходительно смотрит в ответ Цукишима. — А я просто хочу хорошую работу, — передразнивает Ямагучи, перекидывает кофр с камерой на другое плечо и идет вперед. Цукишима задумчиво разглядывает здания на другой стороне улицы. Они лавируют между надоедливыми промоутерами с листовками, минуют уличных музыкантов у фонтана и несколько кофеен со столиками на улице. Кто вообще захочет завтракать, сидя снаружи? Пусть солнце светит обманчиво ярко, но в середине октября уже совсем не греет, а холодный ветер со стороны реки согреться никак не помогает. Впрочем, в этом есть своя красота. Одеться потеплее, замотаться сразу в два пледа, предложенных официантом, и сидеть за дальним столиком. Жевать свой круассан с ветчиной, вдыхать свежий осенний воздух вперемешку с запахом мокрой земли и особенно жутко сверкать глазами в сторону слишком шумных детей, валяющихся в горах опавших листьев. А потом заказать еще один капучино и долго греть руки о чашку, бросив попытки почитать что-то по учебе, и просто наслаждаться внезапным выходным. Именно. Выходным. Или учебой. Но никак не днем-когда-надо-было-сдать-монтаж-еще-вчера. Цукишима вздыхает. — Я не уверен, что стоит тратить на это время, — устало трет переносицу Цукишима. — Не на тебя или нашу работу. На монтаж всерьез, — он закидывает голову назад и вздыхает. — Я не знаю. — Опять ты за свое, — мягко улыбается Ямагучи. — Много же ты думаешь. — Много, — соглашается Цукишима. — Зато умный, а не как этот рыжий с актерского. — Может, стоит думать поменьше? И просто попробовать? Сам же сказал, это всего на два месяца. Зато ты точно поймешь, если тебе это не понравится. — И почему много думаю тут я, а самым умным оказываешься ты? — косится на Ямагучи Цукишима. — Потому что я тебя знаю тыщу лет, — по-доброму передразнивает Ямагучи. — Давай помогу, — Цукишима тепло улыбается в ответ и тянется за сумкой Ямагучи. — Да не, справлюсь. — Ты устал. — Цуки. Это моя работа, — серьезно говорит Ямагучи. — И мой выбор. Так что носить рюкзаки с объективами и техникой тоже мне. — Какой же ты все-таки упрямый. — Учусь у лучших, — смеется Ямагучи. — Ямагучи? — с напускным недовольством в голосе переспрашивает Цукишима. — Тебе бы, говорю, да побольше энтузиазма, — улыбается тот. — А то, того гляди, настоящим кинокритиком станешь. Или вообще… театральным. Цукишима тяжело вздыхает и закатывает глаза. — Ямагучи, я сценарист. — А глаза закатываешь как самый настоящий критик, — смеется Ямагучи. — Откуда вас знаешь, вы там все одной большой кучей учитесь, — ехидно добавляет он и ускоряет шаг. — Приехал! Белый Киа Рио двести пятьдесят семь. Цукишима кивает, ускоряется следом и продолжает, усмехнувшись: — Я еще не так отчаялся, чтобы стать критиком. — Еще, — выделяет слово Ямагучи, поднимая брови. — Еще не. — Ты за кого меня держишь? — возмущается Цукишима. — За того, кто слишком много думает, — снова по-доброму смеется Тадаши. — Ну да. Ты сам-то знаешь, что будешь делать после выпуска. — Не все так просто, — мягко возражает Ямагучи. — Мало понять, что мне нравится держать в руках камеру — есть же разные направления. А еще при этом всем надо умудряться зарабатывать на жизнь. — А что, шуга дэдди уже не вариант? — ухмыляется Цукишима, блеснув стеклами очков. Ямагучи пытается смотреть с упреком, но не выдерживает и смеется: — Я лучше сам, спасибо, — он поправляет ремень от кофра. — Таксист должен быть где-то здесь. Цукишима оглядывается и молча указывает рукой в сторону белой машины. Ямагучи резво подбегает к машине, грузит оборудование в багажник, от помощи отказывается и, замерев на момент, бросает: — Будешь так много думать, и шуга дэдди понадобится тебе. Цукишима, не прекращая смотреть Ямагучи в лицо, выжидая драматическую паузу, даже по его мнению достойную кинокритика, показательно тяжело вздыхает и цитирует с почти гамлетовским надрывом: — Карету мне, карету! — и молча садится в такси. Ямагучи смеется, запрыгивает в такси с другой стороны, закрывая дверь, и кивает водителю, что можно ехать. — То есть ты не отрицаешь, что твое горе — от ума? — Ямагучи, — помягчевшим голосом говорит Цукишима. — Именно сегодня утром все мое горе — от тебя. — Да брось, Цуки, ты всегда мог отказаться, — слегка толкает его в плечо Ямагучи. Цукишима прочищает горло и смотрит недовольно. — Понял, молчу, — смеется Ямагучи. Цукишима улыбается уголком губ в ответ, надевает наушники и отворачивается к окну. Синт рок, особенно в сочетании с голосом Дэвида Гаана, будто был создан для поездок в машине. Деревья, заборы, машины в соседнем ряду — все вдруг начинает двигаться под грув, и даже в поворот их машина входит идеально: точно на моменте барабанного брейка и протяжной ноты финальной фразы куплета. Ямагучи на соседнем сиденье оживленно копошится в телефоне, нетерпеливо поглядывает в окно и разве что не подпрыгивает на месте от нетерпения. Цукишима наблюдает за ним примерно минуту, и расслабляется, словно сдаваясь неизбежному. Ямагучи не дурак и на что попало с таким энтузиазмом соглашаться не будет. И даже если диплом сам себя не напишет, работа после выпуска сама себя не найдет, сотня баксов все еще остается сотней баксов. Цукишима иронически усмехается своим же мыслям: и где те высокие идеалы, о которых предстоит ему писать в своем сценарии на диплом? «Впрочем, деньги лишними не будут в любом случае», — думает он и смиряется со своей участью падкого на сотню баксов не слишком богатого студента журфака окончательно. В конце концов, от него не ждут ничего сверхъестественного. Достаточно просто хорошо делать свою работу. Это он может. А за нереальным монтажом и творческими изысками пусть идут еще к кому-нибудь: ему творческих изысков и в дипломе будет достаточно. Как бы ни хотелось это признавать, но даже хорошо, что он едет на встречу к тем парням вместе с Ямагучи. Возможность прояснить все детали при первой же встрече, раз Цукишима точно решил согласиться на эту работу, отличная, и было бы глупо этим не воспользоваться. Цукишима со вздохом разминает шею и отворачивается от окна, вытаскивая один наушник. Музыка останавливается. — Как они вообще нас нашли? — А? — отрывается от своего телефона Ямагучи. — Это Ноя нас посоветовал. — Хм. — Они из моего универа, но на два года старше. — Вы знакомы? — Нет, только видел их мельком, а потом они выпустились. — Обычно в такие компании, как куда нас позвали, попадают только по знакомству. — Ну… Вообще можно сказать, что мы почти знакомы, — неловко чешет затылок Ямагучи. — Та кофейня через дорогу от моего универа, помнишь? Мы все в нее ходили. Эти так вообще там пар провели больше, чем в аудиториях, если верить Асахи. — Асахи? — Ну, высокий такой. Второй бариста, — машет рукой в воздухе Ямагучи, показывая рост. — Но ниже тебя, конечно. Цукишима сосредоточенно хмурится, пытаясь вспомнить. — Который тихий. И чуть не пролил твой капуч с соленой карамелью. — А. — Именно, — Ямагучи разглядывает здания за окном и обращается к водителю. — О, приехали. Остановите здесь, пожалуйста. — У тебя еще техника. Иди вперед, я заплачу, — говорит Цукишима, надевая наушник обратно. — Как скажешь. *** — Куроо, еще хоть слово про критика, и я тебе врежу. Яку стоит в лифте, сложив руки на груди, и сверлит Куроо взглядом через зеркало. Тот стоит лицом к стеклянной стене, навалившись руками на поручень, и очень старательно делает вид, что не замечает угрожающие интонации. Какое небо голубое. Дома красивые. Речка вдали. Кто такой Яку? Куроо вообще один в лифте едет, вы что. Пять минут назад Яку сказал, что их будущий оператор и кри… монтажер скоро будут, и Куроо пришлось оторваться от невероятно увлекательных ругательств со школьниками в Фортнайте, отложить свитч и героически пойти работать работу. То есть, знакомиться с их будущим оператором и критиком. То есть монтажером. — Куроо, мать твою, я с тобой разговариваю, вообще-то, — бухтит Яку и расцепляет руки. — А? — с уж очень отрешенным лицом разворачивается Куроо к нему. — Извини, не заметил, ты такой мале… — С огнем играешь, Тецуро, — Яку смотрит на панель с индикатором этажей. — Мы на восьмом, и если ты думаешь, что семь этажей — это мало, чтобы я прибил тебя прямо здесь и вышел из лифта один, то ты ошибаешься. — Ладно-ладно, — примирительно поднимает руки Куроо. — Сдаюсь. Никаких критиков. Только монтажеры! — он ехидно улыбается. — Монтажеры-критики. — Куроо, блять! Куроо опасливо бросает взгляд на экранчик над дверьми. Пятый этаж. Лифт останавливается и заходят двое в строгой одежде. На их фоне Куроо с Яку выглядят совсем не солидно. С другой стороны, из всех них в суд ходит только Акааши, а куда еще ходить в настолько формальном костюме (даже не в кроссовках, а в лаковых, блин, ботинках!) — непонятно. Куроо поворачивается к Яку: — Ну вот он придет, и я сам все спрошу! Яку недоверчиво смотрит исподлобья. — И если окажется не критиком, я умолкну навеки! — Куроо делает пафосный жест рукой, но останавливается на середине, заметив оглянувшегося на него мужчину в лакированных ботинках. — Простите, — бормочет он себе под нос, чем вызывает смешок Яку. Оставшиеся этажи они проезжают в тишине. Яку в своей идеально белой удлиненной футболке с небольшими разрезами по бокам, песочного цвета брюках и с завязанным на плечах темно-бежевым свитером почти не выделяется на фоне их соседей с пятого, если не брать в расчет его огромные кроссовки с кучей деталей и вырвиглазно-красными шнурками. Но кроссовки в зеркальные двери не видно, и Яку успешно мимикрирует под нормального. А вот девушка, судя по тому, с каким недоумением разглядывает в отражении Куроо, работает в том пафосном офисе на пятом совсем недавно и еще не успела привыкнуть, что на десятом тут местный филиал недели (не такой уж и) ужасной моды. Куроо с гордым видом ерошит пятерней волосы и широко улыбается даме в зеркало, когда лифт издает звонок на первом и выпускает пассажиров. — И вот надо было тебе паясничать? — по-дружески отвешивает подзатыльник Яку на подходе к ресепшену. — Прекрасная дама с отличным вкусом обратила на меня внимание, как я мог не отблагодарить ее? — Не льсти себе, на ее лице был ужас, — ехидно ухмыляется Яку. — Хотя, в таком случае, у дамы и правда есть вкус. Куроо ускоряет шаг и проходит через турникет первым, а потом останавливается и с выражением глубочайшего оскорбления на лице поправляет свою черную футболку с Эйси Диси. Повыше закатывает рукава коричневого клетчатого пиджака с красной подкладкой. Отряхивает несуществующие пылинки с костюмных брюк. Он хотел было покрепче завязать шнурки на кедах, но Яку успел его догнать и грозной тенью нависает рядом. — Да нормально ты одет, сворачивай спектакль, — бурчит Яку, бросив взгляд на часы. — Между прочим, я очень старался одеться поприличнее. — Ага, и на костюмных брюках, надетых, как задумано, твои идеи закончились. — Эй, это на целую одну вещь больше, чем обычно! Яку замечает кого-то сквозь большие окна слева от стойки администратора, машет рукой и бежит навстречу веснушчатому пареньку с зелеными волосами. Паренек оказывается оператором. Он немного неловко, но с явным интересом говорит с Яку, перебирает пальцами подол утепленной джинсовки и тепло улыбается, когда Яку представляет его Куроо. Входные двери открываются, впуская холодный воздух. Ямагучи оставляет край куртки в покое, натягивает пониже рукава толстовки и ежится. Яку смеется, хлопает Ямагучи по плечу и обещает горячий чай и теплый офис на десятом этаже. Куроо едва успевает подумать, что прийти, вроде, должно было двое, как к ним размеренным шагом направляется от дверей еще один человек. Высокий, почти исчезающе худой в своем огромном пальто, со светящимися в утреннем солнце светлыми волосами, замотанный в огромный мягкий шарф, с хмурым взглядом за невесомой оправой и тонкими губами, сложившимися в удивительно недовольную ухмылку. Чего там Яку говорил? Что он точно не критик? Ну-ну. Тонкие пальцы ловким движением снимают эйрподсы и щелкают кейсом, после чего левая рука исчезает в кармане, а взгляд поднимается и резко меняется с угрюмого на упрямый. Тонкие губы слегка дергаются и плавно расходятся в вежливой сдержанной улыбке. Восхитительно. — Цукишима, — говорит он. — Кей. Монтажер, — и протягивает свободную ладонь для рукопожатия. — А, — тянет на автомате Куроо в ответ и продолжает после небольшой паузы. — Привет, — улыбается. — На ты? На вы? — вдруг оживает он и встречается глазами с Цукишимой, протягивая руку в ответ. — Я Куроо. Тецуро. Вроде как продюсер этого балагана и… Ай, Яку! За что? — Куроо отворачивается и сверлит взглядом Яку несколько секунд, не отпуская руку. — В общем, приятно познакомиться и все такое, — возвращается он к Цукишиме, жмет руку и, наконец, отпускает. Ну и ледяные же ладони у этого Цукишимы. Цукишима коротко переглядывается с Ямагучи и кивает в знак приветствия, после чего пожимает руку Яку. — Ну, раз все в сборе, пойдемте наверх? — Яку с деловым видом кивает администратору, чтобы тот пропустил гостей. — Спасибо, — бросает Куроо следом. — Дамы вперед, — обращается он уже к Яку с отвратительной галантностью, за что (справедливо) получает коленом под задницу, но только смеется в ответ и все же проходит к лифтам последним. — Цукишима, — Куроо делает паузу, неуверенный, как обращаться. Неужели ответить на вопрос «На вы? На ты?» было так сложно? В итоге Куроо шлет все к чертям и продолжает, как удобно ему. Этот Цукишима сам напросился. — Ты же учился монтажу сам. А по профессии тогда кто? Критик? — Куроо обводит взглядом кнопки лифтов. Все нажаты. Цукишима отрывается от разглядывания аквариума в стене и вопросительно смотрит в ответ. — Да не критик он, сколько можно! — Яку тычет локтем Куроо под бок. — Заткнись и дай мне нормально познакомиться с человеком, — шипит в ответ Куроо. — Нормально, — закатывает глаза Яку. — Как же. — Но к нам, э-э-э… Вы? Ты? Пришли как монтажер, — продолжает Куроо, пихнув Яку локтем в ответ. — Сценарист, — Цукишима указывает взглядом на приехавший лифт. — Совершенно точно не критик. — Ухмыляется он и заходит внутрь кабины. — Тогда сработаемся! — облегченно смеется Куроо и идет следом. Они поднимаются на предпоследний этаж в тишине. Ямагучи смотрит по сторонам сквозь стеклянные стенки лифта. Он окидывает взглядом вид на удаляющиеся крыши машин на парковке и думает, что ощущения похожи на башню падения в Диснейленде, а Яку и правда классный. Цукишима стоит сбоку у самых дверей и разглядывает отражения своих будущих, если так вообще можно сказать, начальников. Всерьез назвать их начальством язык не поворачивается — этот дуэт скорее напоминает ему парочку друзей из ситкома. Один слишком похож на летающего кота из древнего как сам интернет мема, а другого очень хочется поздравить с тем, что он одет, как черт. А черти, как известно, расческами не пользуются. Цукишима усмехается своим мыслям, но быстро придает лицу нейтральное выражение, заметив на себе ответный взгляд. Его и так выдернул сюда с пар Ямагучи, еще не хватало задержаться дольше нужного из-за чрезмерно общительного — так и быть, назовем его так — начальства. В том, что начальство чрезмерно общительное, он не сомневается: кому вообще может быть дело до его специальности в неоконченном универе? Раздается тихий звонок, и двери лифта открываются. Компания выходит на этаж, Яку кивает охраннику, и их пропускают. Цукишиме показалось, или на этом этаже после открытия дверей в лифте заиграл имперский марш?