Тревожная ночь Валиде

Почти могильная тишина разливалась ночью по дворцу Топ-Капы, несмотря на большое количество стражников, слуг и других людей, которые не спят ночами. Да и как можно тревожить сон султана семи морей?! Греметь под окном, когда волшебная луна светит с тёмно-синего, благословенного Аллахом, неба на эту землю. Звёзды, которые служили людям на протяжении тысяч лет, отчего-то именно в эту ночь были нестерпимо ярки. В самых роскошных покоях, когда-то принадлежавших самой Сафие-султан, металась на ложе женщина. Она была светловолоса, ещё довольно молода и невероятно красива. Это была мать правящего султана Османской империи Мехмеда IV — Турхан-султан. Захваченная когда-то в землях к северу от империи, она оказалась одной из наложниц безумного султана Ибрагима I, но первая кто смогла родить ему сына, как будущего наследника. Однажды взбешённый Ибрагим едва не убил собственного сына, когда швырнул его в фонтан. Причина ненависти — захват пиратами корабля, на котором уплывала на Крит набравшая было влияние на Ибрагима кормилица Мехмета, которая проталкивала к султану своего малолетнего сына. Но решение убрать зарвавшуюся женщину принимала не Турхан, а могущественная Кёсем-султан. Именно она отправила наглую кормилицу и её сына на Кипр. Но корабль захватили пираты. По слухам, мальчик был или убит, или умер от страха. Узнав об этом, Ибрагим и вышел из себя. Выхватив у Турхан из рук малолетнего сына, он кинул его в фонтан, но мальчик ударился о бортик. Шрам от удара остался у Мехмета навсегда. А в эту ночь Турхан металась по кровати в каком-то полусне-полуяви. Несмотря на то, что жила в лучших покоях дворца, она не очень любила Топ-Капы. Впрочем, и старый дворец, куда ссылали опостылевших наложниц и их детей, был не лучше. Турхан не нравился ни тот, ни другой. Если днём Топ-Капы был самым роскошным дворцом среди других, по нему гуляли павлины, на деревьях, окружавших дворец, пели райские птицы, в садах цвели самые изысканные и красивые цветы, а в воздухе разносился благоуханный аромат, то ночью он буквально превращался в дом призраков. В нём часто видели белёсые силуэты Сулеймана Великолепного, его любимой хасеки Хюррем-султан, старшего сына Кануни — шехзаде Мустафу в белых одеждах и с красной полосой на шее. Поговаривают, кто-то видел и рыжего султана Селима II, а то и его внука — Мехмета III, приказавшего убить за одну ночь девятнадцать братьев. Когда-то рыжеволосая красавица Александра, которую прозвали Хюррем, из южных русских земель навела шороху в мирном течении жизни гарема. Она первая, кто не захотела довольствоваться ролью обычной наложницы, как любая другая. Она захотела большего, захотела стать единственной для Сулеймана. И ей это удалось. Оглядываясь на Хюррем (или Роксолану, как её называли на Западе) того же стали добиваться наложницы её сыновей, внуков и правнуков. Турхан знала печальные истории борьбы за место подле султана, за жизнь детей (порой ночами, особенно в дождливую погоду, слышались звуки рыданий матерей по погибшим сыновьям). Покойная свекровь — грозная Кёсем-султан, которая была регентом при двух своих сыновьях: Мураде IV и Ибрагиме I, — иногда рассказывала юной Турхан историю борьбы женщин в Османской империи. Женский султанат начался именно с роковой Хюррем и Турхан была намерена продолжить традицию, но понимала, что кое-где она не справляется. Обнаглевшие янычары, которые теперь состояли не только из рабов, добытых турками, но и из самих жителей Османской империи, уже не раз поднимали бунты. Кипр находился в подвешенном состоянии, а финансы и того хуже. Надо было что-то делать, но султана, как догадывалась Турхан, больше волновал закон Фатиха, чем реальное положение дел империи. Неожиданно во сне к Турхан приблизилась фигура Кёсем-султан, которая прошептала: «Он идёт!». Турхан в ужасе распахнула глаза. Ей казалось, что по вымершему дворцу гулко стучат шаги, которые она отличит от любых других. Это шаги её сына Мехмета, шедшего убивать братьев. Турхан вскочила, накинула на себя шёлковый халат и бросилась к дверям небольшой комнаты в своих покоях, в которой жили юноши. Распахнув дверь, она подбежала к ним. — Вставайте! — кричала она, теребя юношей, спавших вместе на одной кровати. Один из них, которого назвали в честь Сулеймана Великолепного, открыл серые глаза и в ужасе уставился на Турхан. — Нет, нет! — Турхан поняла его взгляд. — Вы должны спрятаться. Вон туда. Турхан ткнула пальцем в сторону тяжелых штор. Там была дверь в одну из потайных комнат дворца. Конечно, сын мог знать о комнате, но Турхан надеялась задержать его. За дверями её покоев уже раздавались голоса. Сам Мехмет крикнул: — Валиде, откройте дверь, иначе я прикажу выломать её! — Быстрее! — не хуже змеи шипела Турхан, выталкивая из кровати нерасторопных сыновей других наложниц Ибрагима. Да, в отличии от европейских монархов, которые переженились между собой по нескольку раз, султаны Османской империи предпочитали улучшать своё продолжение рода с помощью красивейших наложниц и не менее красивых рабов. Вот и сын Салихи Дилашуб-султан, Сулейман, был красив, тонок в кости, но постоянно всего боялся. Что не удивительно, если вспомнить незавидную судьбу братьев любого правящего султана. Его брат Ахмед, которого родила Хатидже Муаззез-султан, эффектная смуглянка с большущими карими глазами, был схож с отцом внешне, но у него не было горящего безумного взора покойного султана. Сулейман, наконец, сообразил, что от него и брата хочет Валиде-султан и, схватив того за руку, потащил в сторону потайной двери. В комнату сунулся обеспокоенный евнух. — Госпожа, султан в гневе. — Брысь отсюда! — по-русски рявкнула Валиде. Евнух исчез. Турхан вздохнула, запахнула халат и величественно выплыла из комнаты, закрыла дверь на ключ, взглядом приказав евнуху открыть двери в свои покои, которые, судя по звукам снаружи, собрались ломать. Тот повиновался. Молодой султан влетел в покои матери, едва не сбив евнуха с ног. Первое, что ему бросилось в глаза — это его Валиде, которая восседала на диване в расшитом золотом изумрудного цвета халате и простоволосая. Мать была полна достоинства и сурово смотрела на сына. — Где они, валиде? — грозно спросил Мехмет, стараясь не отводить глаза. Он хмурил брови, изо всех сил стараясь походить не на отца, нет, но хотя бы на деда Ахмеда I или на дядю Мурада IV. Турхан с трудом удержалась от усмешки. Она сейчас не в том положении, чтобы командовать сыном, но с другой стороны — она сделает всё, чтобы не допустить казни Ахмета и Сулеймана. Её сын не должен начинать правление со смерти братьев — не в этот раз. У Кёсем-султан подобное получилось лишь отчасти — Мурад всё равно казнил Баязида, Касыма и Сулеймана. Ибрагиму же Кёсем выторговала жизнь, но у него повредился рассудок. Да, Турхан не хотела в отцы своему ребёнку Ибрагима Безумного, но так сложилась судьба. Значит, надо направить мысли сына в иное русло. — Почему султан врывается в покои матери посреди ночи? — сухо поинтересовалась Турхан, незаметно пряча ключ в карман. — Валиде, не стоит разжигать пламя моего гнева, подобно ветру. Я знаю, что мои братья у вас в покоях. Турхан выпрямилась, её изумрудные глаза с гневом смотрели на сына. Мехмет слегка стушевался. — Мой сын, грозный лев, султан семи морей считает, что я прячу его братьев, обречённых на смерть по закону Фатиха? — Мы уверены в этом, — Мехмет нервно сжимает в руках саблю. Он ещё путал «мы» и «я», особенно когда нервничал. Турхан одним движением бровей дала понять, что обнажённое оружие в её покоях не самая лучшая идея. Султан, помявшись, спрятал саблю в ножны. Позади него маячили несколько стражников и двое людей в чёрном одеянии, чьи лица всегда скрыты. Турхан понимала, что в случае чего двух бестолковых юношей удавят у неё на глазах. — Валиде, мы всё равно их найдём, — говорит Мехмет, подходя ближе. — Неужели мой храбрый сын думает, что я прячу их под своим ложем? — усмехается Турхан. — А может они под полами моего халата? В этот момент неловкий евнух роняет на пол кувшин и тот бьётся. Турхан невольно смотрит на дверь, ведущую в другие покои. Сын перехватывает взгляд и победно ухмыляется — он нашёл своих братьев. — Нет, Мехмет! — Турхан встаёт и её золотистые с рыжиной косы, падают на грудь. — Ты не посмеешь убить несчастных на моих глазах. — Мы их заберём, — отрезал Мехмет. — Закон Фатиха ясно дает понять, что никто не смеет покушаться на власть султана. Никто, даже родные братья. Вспомни, как поступили мои предки, да простит их Аллах? Турхан вихрем метнулась к двери и встала, расставив руки. — Султан войдет в эти двери только убив свою валиде, — твёрдо сказала Турхан, уповая на благоразумие сына. Но сердце внутри колотилось, как бешенное. Казалось, что оно вот-вот вырвется наружу. Султан смутился, но попытался увести мать подальше. — Валиде, не стоит искушать судьбу, — тихо говорит он, подавая знак своим людям. Турхан ящерицей выскользнула из рук стражников, попытавшихся её удержать. Она разъярённой фурией вновь рванула к двери и прошипела: — Никто, даже вы, мой султан, не посмеет ослушаться свою Валиде. — Валиде! — так же шипит султан, не обращая внимания на своих стражников. — Не доводите до греха. Сказано это было так же по-русски. А что? Селим Рыжий знал язык своей матери Хюррем и не считал позором иногда им блеснуть. Тогда почему этого должен стесняться Мехмет IV? Валиде никогда не забывала откуда её привезли в Турцию, не спросив, хочет ли она такой судьбы. Тем временем, Турхан жарко шептала на родном языке: — Нет, мой сын не пойдет проторенной дорогой своих славных предков, да простит их Всевышний. Он не начнёт свой путь правления с убийства братьев. Вспомни, лев мой, как закончили свои жизни Сулейман Кануни, его сын Селим и даже твой дядя Мурад Четвёртый? Они остались одни наедине со своими грехами. Им снились убитые ими братья и сыновья. Снились или не снились, Турхан точно не знала. Никто не расскажет о страхах покойных правителей. Только слухи, да шёпот по углам дворца. Однако умоляющих слов матери было достаточно, чтобы Мехмет слегка смутился. Он привык, что мать чаще всего оказывается права. По-крайне мере, в вопросах совести. Да, он знал про слухи о гибели бабки великой Кёсем-султан. Поговаривали, что его мать приложила к этому руку. Но один раз спросив об этом, Мехмет получил твёрдый ответ: «Если бы я не закрыла глаза на заговор против Кёсем-султан — ты сейчас не сидел бы на престоле великого наследия Османа. Тут был бы сын Рабии-хатун». Вот именно об этом сейчас и хотел напомнить своей валиде султан Мехмед IV. Он сделал знак слугам и палачам и те вышли прочь. Гневным шёпотом Мехмед напомнил матери о смерти Кёсем-султан и о том, чьего сына планировалось посадить на трон вместо него, если б Кёсем удалось осуществить своё решение. Зрачки Турхан сузились и она резко ответила: — Я помню о том, о чём хотелось бы забыть, но у меня один сын, так же как и у других наложниц Ибрагима Безумного. — И внезапная смерть сына от любимой жены моего отца в старом дворце тоже воля Аллаха? — вкрадчиво уточнился султан. — Именно так, воля всемогущего Аллаха, — сурово отрезала Турхан, давая понять, что подобного разговора больше не потерпит. — Не забывай, именно Кёсем велела удушить твоего отца, своего сына. Ты стал султаном по праву старшинства. Но вспомни бедного султана Османа Челеби. Вспомни его судьбу и то, как он начал своё правление, убив брата Мехмета. Так говорят в этих стенах. Не будем омрачать судьбу моего сына подобными деяниями, пусть так и завещал сам Фатих. Султан ещё долго ворчал, но Турхан оставалась непреклонна. Пришлось Мехмету смириться с решением матери и забыть о казни братьев. Много лет спустя, когда султана Мехмета свергли во время очередного бунта янычар, его не убили, как когда-то Османа Челиби, его просто отстранили от власти, оставляя возможность гулять по саду и заниматься любимым делом. На престоле Османской империи поочерёдно побывали братья Мехмета, которых он когда-то хотел убить. Сулейман II и Ахмед II, в отличие от своих матерей, помнили кто их спас и в знак благодарности о покойной Валиде-султан не позволяли уничтожить сыновей Мехмета. Это было дальновидным решением — ни у кого из них не было сыновей, несмотря на наложниц, выбранных матерями. Под конец жизни, вспоминая свою любимую наложницу Эметулах Рабию-хатун, которую с детьми сослали в Старый дворец, Мехмет видел в ней мать. Что неудивительно, потому что именно Турхан выбирала её для сына. Она не ошиблась. Рабия оказалась достойной продолжательницей наследия Женского султаната, но делала это не столь явно, как её могущественные предшественницы. Она дважды была Валиде-султан, как и Кёсем.