Звёзды в её глазах

Отдых в развед отряде случается довольно-таки редко. Вылазки за стену, сжигание когда-то бывших живыми товарищей, разбор документации и отчетов, но это только половина обыденных дел. Вроде это хорошо и нужно радоваться, но… Почему-то это никак не расслабляет. Возможно, из-за недавней вылазки, на которой было потеряно больше, чем половина всех кадетов, но нельзя сказать точно. У каждого свои проблемы и мысли, потому нельзя сказать, что творилось в душе у каждого выжившего. Все, кто поступает в разведку, автоматически обречены на смерть, не важно скоро или нет, всё равно рано или поздно будут убиты. Так было, есть и будет. Почему же тогда 104 кадетский корпус ведет себя, как раньше? Они, к сожалению, пережили слишком много, но видеть смерти вошло в привычку, пусть и оставляет противный осадок. На войне нельзя ни к кому привязываться, в любой момент можно лишиться всего, что имеешь. Правда, кое-что всегда оставалось неизменным и не сложно догадаться, что именно. — Совсем обнаглел, морда лошадиная?! — кричал Эрен, стоило ему получить нехилый удар в живот от Кирштейна. Эти двое снова затеяли драку в столовой, а всё потому что первый, видите ли, как-то не так обратился к нему, а второму это не понравилось. Ох, если бы не Армин, державший Микасу, то без кровопролития могло не обойтись. Забавно видеть, как эти подростки в такой напряженной атмосфере ведут себя, словно дети. И пусть они повидали слишком много, сформировав характер и внутренний стержень, они продолжали быть детьми. Хотя бы немного, но им можно почувствовать себя свободными, так?.. Наверное, если бы не капрал, то они бы и продолжили этот глупый конфликт и неизвестно, сколько бы он длился. Леви ненавидит шум так же, как и грязь, потому одним лишь взглядом заставляет двух парней остановиться. Они молча смотрят на него и получают несколько подзатыльников. Кто-то смеётся, а в наказание им тут же раздают не особо важные задания. Кого-то отправляют на перепроверку устройств пространственного маневрирования, кого-то отнести отчеты командору, кого-то посылают на стражу имущества или стены. Из-за этого Микаса Аккерман и Саша Браус оказываются на стене возле ворот, дабы наблюдать за титанами. Задание не сложное, ибо сейчас вечер и произойти ничего не должно. Как известно, титаны не бодрствуют по ночам, поэтому следить практически не за кем. Разве что, возможно, их послали туда за тем, чтобы никто не пробрался наверх и не сломал пушки для борьбы с гигантами. Девушки придвинули на данный момент пустые ящики друг к другу, дабы было где присесть и на что облокотиться. Деревянные ящики слишком старые, их следует заменить, но скажут они об этом как-нибудь позже. Закат. Невероятное зрелище. Небо переливается сотнями оттенков красного, оранжевого, жёлтого, фиолетового, синего — можно продолжать до бесконечности. Теплые лучи солнца забавно играют на лицах воинах за человечество, создавая иллюзию загорелой кожи с румянцем. Не было бы войны, они, возможно, проводили бы так почти каждый день, любуясь закатами и рассветами на вершине стены. Ветер гуляет в волосах, развевая и путая темные локоны обеих. В такие моменты хочется прижаться к кому-нибудь, обнять крепко-крепко и ни за что, ни при каких обстоятельствах не отпускать. И ведь такой человек рядом. Стоит и смотрит вдаль, устало вздыхая. Саша замирает, увидев слабую улыбку на губах подруги, хотя это сложно назвать улыбкой: просто приподнятые уголки губ, но и этого достаточно. Девушка неосознанно тянет к ней руку, соприкасаясь с чужой ладонью и сжимая в своей. К ней поворачиваются с явным непониманием, смотрят в душу, но не вырываются. Аккерман продолжает так же стоять и смотреть на картошечку, у которой в этот момент сердце готово выскочить из груди. Хочется подавить желание встать и обнять девушку, что заполнило собой всё сознание и создано мысли только о ней. И ведь Браус не раз замечала за собой такое странное поведение по отношению к ней. Взгляд очень часто задерживался на бледном лице, тут же перемещаясь то на глаза, то на губы. Обычные касания, будь то спарринг, задание, тренировка или же обычные повседневные действия всегда пускали дрожь по всему телу да и длились дольше положенного. Возможно, Саша и правда влюбилась в неё. Отрицать бессмысленно, ибо это слишком очевидно. Может, поэтому она всячески пыталась привлечь её внимание? — Микаса… — тихо, одними лишь губами, шепчет Саша, не отводя взгляда. Она жутко боится сказать что-то ещё. Боится больше, чем то, что её может заживо съесть титан. И не в силах отвести взгляда, продолжает разглядывать бледное личико снизу вверх. На лице подруги непонимание, но та терпеливо ждёт дальнейших действий со стороны Браус. Они смотрят друг на друга довольно-таки долго, ибо солнце успевает опуститься за горизонт, скрываясь от мира сего. Сумерки опустились на землю несколько минут назад, но нельзя сказать, чтобы тьма была непроглядной, совсем наоборот. Глаза Микасы светились. Так показалось старшей, потому она не могла и слова вымолвить. Серые, почти что чёрные глаза с отблеском стали завораживали. Смотреть бы в них вечно, держать за руку и перебирать тёмные локоны… Тайные мечты, что перешли в желания, отображаются на лице в виде смущения. Глаза Аккерман кажутся холодными, нет — ледяными, но это не так. По крайней мере, для Саши. И дрожь проходит по всему телу от одного лишь взгляда. В её глазах отражаются звёзды. Те самые звёзды, что были рассыпаны по всему небу, сейчас ярко сияли в глазах напротив. Глубокие и незабываемые, заставляли погрузиться в них всем телом и душой, забывая обо всём окружающем мире: о титанах, стенах. Мысли то и дело возвращались к девушка напротив, прогоняя все, что хоть как-то не было связано с ней. Преодолев себя (но не смущение), девушка встаёт со старого ящика, берёт в обе руки её руку и со всей нежностью улыбается. Возможно, она об этом пожалеет, но не сейчас, по крайней мере, не сегодня. Она решила и она сделает это, чего бы её действие ни стоило. — Я люблю тебя, Микаса, — прикрыв глаза, с улыбкой и смущением произносит она, а после добавляет, — Могу я поцеловать тебя? Может, стоило промолчать, отшутиться или сделать что-то ещё, но не говорить этого? Она уверена, что стоящая напротив неё девушка в замешательстве; что её оттолкнут, пнут или как-то оскорбят; что с ней прекратят общение. Но этого не приходит. Вместо этого поверх её рук опускается ещё одна, заставляя открыть глаза и посмотреть на бледное лицо. И, выполнив эти действия, она замирает, приоткрыв рот от удивления. На лице Аккерман улыбка. Настоящая, нежная, с нотками счастья. У Браус выступают слёзы, она закусывает губу, чтобы не расплакаться перед любимой. Та же, вопреки всем ожиданиям, убирает руку, что лежала поверх рук девушки и тянется к её лицу, ненавязчиво прикасаясь. Гладит щёку и большим пальцем вытирает выступившие слёзы. Не дав сказать ни слова, приближается и соприкасается с чужими губами. Поцелуй длится недолго, но и немало, просто обычное касание, вызвавшее спектр эмоций внутри обеих. И отстраняться не хочется. Разница в росте небольшая, всего лишь каких-то два сантиметра, но девушка обнимает Микасу, зарываясь пальцами в темные локоны, и привстает на носочки, прижимаясь ближе. Ей отвечают тем же: кладут ладони на щёки, медленно поглаживая нежную кожу, и тянут к себе. Хочется продлить этот момент, чтобы он никогда не заканчивался. Румянец на щеках обеих, неумелые и неуверенные движения губами, прикосновения друг к другу создают бурю внутри каждой. Не отпускать, никогда и ни за что! Ближе, ближе! Но все эти действия и эмоции не выходят за рамки, оставляя поцелуй таким же нежным, трепетным и каким-то даже невинным. Говорят, первый поцелуй самый важный и самый лучший, и это правда. Как только они с нескрываемой неохотой отстраняются друг от друга, с восторгом бегают глазами по лицу, не смея отвести взгляда. — Я тоже люблю тебя, Саша, — отвечают ей и тянут руки, заключая в крепких объятиях. Даже во время войны можно найти свою любовь, обрести счастье, почувствовать свободу. Главное — оглядеться вокруг себя, ибо то самое солнышко, что будет готово согреть и помочь в любую секунду, может быть совсем-совсем рядом.