***
— Отпрыск Малфоя пытался залезть тебе в трусы? — Рон крутится на моем кожаном кресле, смеясь и ошарашено прикрывая ладонью рот. — Слушай, у него есть имя, — огрызаюсь, и друг как-то странно косится на меня из-под упавшей на лоб чёлки. — Так трахни этого Скорпиуса, делов-то, — отзывается он, крутя в пальцах статуэтку феникса. — Боже мой, Рон! Он же ребёнок! — запуская пальцы в волосы, возмущённо говорю я. — Гарри, ему двадцать два года. Спешу тебе напомнить, что Колин Криви отсосал тебе в коморке для метел, когда тебе было шестнадцать, — я качаю головой. — Но сейчас мне сорок, Рон, — говорю, прислоняясь лбом к холодной стене. — Сорок два, — с ухмылкой поправляет меня он. Я демонстрирую ему средний палец. У меня нет сил на споры.***
Скорпиус ждёт меня у ворот Аврората. На нем — тонкая осенняя мантия и смешная чёрная шапка, из-под которой выбиваются светлые волосы. Мне почти больно от того, как он похож на своего отца. — Позвольте проводить Вас до дома, — говорит он, протягивая мне руку в чёрной кожаной перчатке. Я игнорирую её, коротко кивая. Он выглядит разочарованным. Уже больше недели он провожает меня домой каждый день. Мы молча идём по вымощенной серым кирпичом дороге, киваем друг другу на прощание и расходимся. Мне уже совестно. — Ты мог бы зайти на чай хоть раз, — наконец говорю я, и серые глаза лихорадочно блестят. — Да! Да, конечно, я мог бы… — лепечет он, очаровательно краснея, я улыбаюсь краешком губ и отпираю дверь, пропуская его внутрь. — Ты уж извини, у меня обычный пакетированный, — выдыхаю, со стуком ставя на стол желтую картонную коробку. — Это ничего! — Скорпиус вешает мантию на крючок, оставаясь в одной белой рубашке, застегнутой до верхних пуговиц, — Я могу принести Вам хороший индийский чай из семейных запасов… — он вдруг осекается. — Если позволите, — ставлю чайник на плиту, прикрывая глаза. Он такой вежливый. — Не люблю заваривать, — ускоряю кипение воды беспалочковым и принимаюсь заливать фильтр-пакеты горячей водой. — Я мог бы научить Вас, — усаживаясь за стол, отзывается он и укладывает подбородок на подставленные ладони. — Это ни к чему, — отвечаю, пододвигая ему большую красную кружку в горох. — У Вас большой дом, — сдувая пар, говорит он. — Вам не одиноко одному? — я вздыхаю. Опять двадцать-пять. — Я много времени провожу на работе, — опускаюсь на стул и согреваю пальцы о тёплую кружку. — Потому что дома никто не ждёт, — подмечает он. Я не буду это отрицать. — Почему Вы не женились? — прямо спрашивает Скорпиус. Говоря откровенно, мне нравится то, что он не церемонится со мной, подобно остальным. Обычно люди тупят взгляд, боясь бросить лишнее слово. Он не такой. В этом он тоже очень похож на своего отца. — Потому что мне нравится видеть в своей постели разных людей каждую неделю, — как-то слишком резко говорю я. — О, — многозначительно выдыхает он, протягивая руку к тарелке с сырными крекерами. — Я мог бы подойти на роль такого человека? — поджимаю губы. — Ты заслуживаешь большего, чем одной ночи в руках национального героя, — отвечаю, следом делая большой глоток крепкого чёрного чая. — Откуда Вы знаете, чего я заслуживаю? — его голос звенит — готов поспорить, что он злится. — Знаю — и всё, — обрубаю его я. — Вы — мой кумир, — куда-то в сторону выдыхает Скорпиус. — Нет! Не потому что вы герой магической Британии. Просто Вы… — он отодвигает кружку от себя, прикрывая глаза. — Вы другой, — с этими словами он встаёт из-за стола, обходя его и оказываясь вплотную ко мне. — Скорпиус, сядь, — отчеканиваю, а он лишь качает головой. Пальцы невесомо ложатся на мою кисть. Он подносит мою руку к губам и легко целует её. Я напоминаю себе о необходимости дышать. — У меня ещё никогда не было мужчины, — смотря мне в глаза, говорит он. — Я не хотел, чтобы кто-то… Я хотел, чтобы Вы… — его верхняя губа очаровательно дрожит. — Прекрати, — он всё ещё удерживает мою руку у своего лица, когда я говорю это. — Гарри, пожалуйста! — я поднимаюсь из-за стола, и он вцепляется в мою рубашку, повисая на мне, словно боксёрская груша. — Нет, — шепчу рвано в сторону. Я не могу себя контролировать. Ещё мгновение, ещё секунда — и моё тело предательски капитулирует. Скорпиус пахнет, как он. Пахнет, как Драко. — Я ничего не прошу. Ничего, Гарри. Я не прошу давать мне обещаний, не прошу отношений, не прошу любви. Одна ночь, только одна ночь, — умоляет он, перехватывая мой взгляд. — Одна ночь? — спрашиваю его, сердце отбивает стаккато в груди. — Клянусь. Я клянусь! — со слезами на глазах отвечает он, и моё сердце падает в пятки. Я ненавижу себя за то, что сдался. В гостиной темно — взмахиваю ладонью, зажигая свечи на столе. Они едва-едва освещают огромный зал, но сейчас этого более, чем достаточно. — Не целуй меня. Только не целуй, — говорю ему я, распахивая в стороны хлопковую белую рубашку. Толкаю его в сторону старого рояля. Скорпиус опирается ладонями на его крышку, когда я опускаюсь на колени, расправляясь с кожаным ремнём. Он что-то лепечет, но его голос тонет в звенящей тишине гостиной. Его ноги путаются в штанинах брюк — он отчаянно пытается стряхнуть их в сторону, и я помогаю с улыбкой, коротко касаясь губами острого колена. Он вздрагивает. Мурашки прошивают молочно-белую кожу. Я вдумчиво смотрю на него снизу-вверх — за грудиной начинает невыносимо ныть. Национальный герой предпочитает блондинов по одной простой причине — он со школы влюблён в отца человека, который вскидывает бёдра ему навстречу, толкаясь раскрасневшейся головкой в горячую тесноту рта. Был влюблён. Любить больше некого. Я чувствую, что глаза противно жжёт, когда холодные пальцы зарываются в мои волосы, сжимая их на затылке. Вскидываю взгляд и проклинаю себя за то, что представляю на этом рояле его отца. Белые пряди падают на высокий лоб, придавая поразительное сходство с Драко. Я задыхаюсь. Свечи отбрасывают маслянистые тени на его бледную молочную кожу, подсвечивая. Малфои ангельски красивы. Все до одного. Головка его члена бьется о мое небо, Скорпиус извивается всем телом, отчаянно выстанывая моё имя. Я закрываю глаза и слышу Драко. Мне стыдно. Смертельно. Катастрофически. Но по крайней мере мне хватило совести на то, чтобы отсосать ему, а не трахнуть, развернув спиной к себе и вцепившись пальцами в белоснежные волосы. Я бы никогда себе этого не простил. Оглаживаю ладонями бледные узкие бёдра. Скорпиус выгибается навстречу моим прикосновениям. Он отчаянно отзывчив. Это очаровательно. Это сводит меня с ума. Я впускаю его в самое горло. — Гарри! Господи-господи, Гарри! — скулит он, а я стараюсь глотнуть воздуха между жадными толчками во влажную глубину. Его кожа пахнет сандалом. Скорпиус абсолютно гипнотический, и в эту секунду я искренне не понимаю, что он нашёл во мне. Он мог бы заполучить любого парня, любую девушку, но его сердце выбрало человека почти в два раза старше него. Но как известно, сердцу не прикажешь. Я знаю это, как никто другой. Именно поэтому я не женат. Потому что никто не мог подобраться к моему сердцу так близко, как сделал это Драко. — Гарри, я… Я… — Скорпиус вцепляется в мои плечи, почти падает спиной на рояль, не прекращая наполнять комнату своими стонами. Они длинные и тягучие, как липовый мёд. Не вымученные театральные вздохи, а звуки настоящего, ничем не прикрытого удовольствия. Мне стоит больших усилий игнорировать собственное болезненное возбуждение, нарастающее в хлопковых штанах. Я знаю — мы оба этого хотим. Но я не могу. Не могу. Слёзы скапливаются в уголках глаз — то ли рефлекторно, то ли от ненависти к самому себе. Это уже давно не важно. Я не могу оторвать взгляда от лица Скорпиуса, когда он пачкает мои губы, отчаянно заливаясь краской. Полные губы блестят, лилейные волосы взъерошены, грудь опускается и вздымается с сумасшедшей скоростью, жилка на шее истерически пульсирует. Это самое прекрасное, что я видел в своей жизни. — Гарри… — он съезжает на пол, наспех натягивая белье — его руки всё ещё дрожат. — Гарри, а ты… — я заставляю его замолчать, накрывая ладонью полные губы. Скорпиус послушно приоткрывает их, обхватывая мои пальцы и блаженно прикрывая очерченные длинными ресницами грозовые глаза. Я вспыхиваю и одёргиваю руку, как ошпаренный. — Завтра в девять. Не опаздывай, — поднимаясь на ноги, отчеканиваю, призывая с полки пачку сигарет. — Я никуда не уйду, — раздаётся его голос из-за моей спины, когда я щелкаю зажигалкой. — Ты обещал мне ночь. Я буду ночевать с тобой. Спать с тобой, — задыхаюсь от такого нахальства. Змеёныш. Весь в отца. — Вот как? — выдыхаю дым в сторону, сощуриваясь. Он сбрасывает рубашку на пол. Брюки — следом. Мне стоит больших усилий не отвернуться, когда очередь доходит до белья. — Я сплю обнаженным, — переступая через свои белые боксеры, говорит он. — И я хочу ещё, — стараюсь сдержать улыбку, затягиваясь. — Надо было обговорить с тобой условия, а? — притягивая его к себе за талию, спрашиваю я. — Никогда не пытайся обыграть Малфоев, — отзывается Скорпиус, прогибаясь в пояснице. Он гибкий и складный, как девчонка. — Дуэль, в которой ты безоружен, — говорю с улыбкой, заставляя исчезнуть сигарету при помощи беспалочковой. Кожа Скорпиуса на ощупь, словно бархат. Я провожу ладонью по его спине, и он льнет ко мне всем телом, обвивая руками шею и вжимаясь носом в её изгиб. Я не знаю, как смогу пережить эту ночь.***
— Доброе утро, Гарри, — слышится тихий голос, и я кое-как разлепляю глаза, потирая их костяшками пальцев. Скорпиус расположился на письменном столе в моей старой школьной футболке с изображением льва. Я качаю головой, но не могу не улыбнуться. Не знаю, где он её достал. — Я сделал тебе завтрак, — он кивает в сторону прикроватной тумбы, на которой расположилась тарелка с двумя аккуратными треугольниками сэндвичей из поджаренного белого хлеба и чашка ароматного чёрного кофе. — Скорпиус… — начинаю я, и он выставляет ладонь вперёд, заставляя меня замолчать. — Я знаю, Гарри. Знаю. Я всего лишь хотел убедиться, что ты не проспишь работу. Я уже ухожу, — он спрыгивает со стола и подходит к кровати, сверкая обнаженными бёдрами. Тёплые губы невесомо касаются моей щеки. Я обхватываю его руку, останавливая. — Спасибо. За завтрак. За ночь, — говорю ему я, и он криво улыбается в ответ. — Я никогда не забуду её, Гарри. Но не посмею напомнить тебе об этом, — он запечатывает мои губы целомудренным поцелуем и исчезает в дверях. Я не уверен, что хочу его отпускать.***
В моих руках — две белые розы. Я впервые на Кенсал-Грин. Я впервые нашёл в себе силы прийти к нему. Меня не пустят в семейный склеп. Я прислоняюсь затылком к безжизненному камню, прикрывая глаза и тщетно пытаясь сглотнуть ком в горле. Острые шипы роз колют кожу моих ладоней. Только это связывает меня с реальностью. — Прости меня, Драко. Ради Бога, прости, — отшатываюсь назад и съезжаю на землю, замолкая — всех слов в мире вдруг оказывается недостаточно. Мне тяжело дышать — так тяжело, словно лёгкие вот-вот вспыхнут огнём, что куда страшнее Адского Пламени. Горло саднит так сильно, словно я наглотался раскалённых углей. — Гарри? — слышится тихий голос, я вздрагиваю, утирая лицо рукавом мантии, — Гарри, хочешь мы войдём внутрь? — Скорпиус гремит связкой ключей, подавая мне руку. — Нет, я… Я уже ухожу, — встаю на ноги, опираясь на холодный камень. — Окажи мне честь. Мне всегда сложно приходить к родителям одному, — вежливо просит он. Внутри сыро и холодно — по спине бегут мурашки. Скорпиус зажигает свечи обычной механической зажигалкой. Магия здесь не работает. Мы садимся на каменную скамью, Скорпиус аккуратно берет мою руку в свою, сплетая пальцы, и укладывает голову на мое плечо. — Спасибо тебе за Гарри, папа, — в пустоту шепчет он, прикрывая глаза. Свечи вспыхивают ярче и гаснут — моё сердце разбивается на миллионы осколков. Это похоже на пощёчину. Не уверен, что однажды он сможет меня простить. Thé End.