Скажу ли, как сильно я... Но нет, дыханье займется! У горы Дыханья спроси: Там растёт чернобыльник горючий, Словно сердце моё он сгорает! Фудзивара Санэката
Новость о том, что Сжигающий ядра по приказу отца отправляется на границу с Нечистой юдолью, Вэнь Чао воспринимает с большим воодушевлением. Буквально вчера вечером вернулся шпион из их клана и доложил, что Не Минцзюэ, кажется, начал догадываться о планах Верховного заклинателя, а потому недовольства со стороны народа не заставили себя долго ждать. Заклинатели из Цинхэ Не никогда не отличались покладистым нравом, а потому Вэнь Чжулю должен отсутствовать минимум неделю. При мыслях о том, что он на целую неделю (а то и больше!) останется без извечного контроля за своей спиной, Чао расплывается в блаженной улыбке: наконец-то можно будет отдохнуть как следует. Разумеется, Вэнь Чжулю ни в чем никогда не ограничивал его, о нет. У его телохранителя и близко не было таких полномочий. Однако постоянное ощущение на себе тяжёлого взгляда и немого укора на большинство действий самого Чао не могло не выводить из себя. Сжигающий ядра даже чужие приказы выполнял так, что удовольствия от их исполнения юноша испытывал крайне мало: докладывая о том, что очередной не так взглянувший в сторону Второго молодого господина Вэнь заклинатель обезврежен (непоправимо искалечен или убит), Чжулю намеренно отводил взгляд, и Чао едва ли не физически чувствовал, как тот осуждает его. Как тот брезгует находиться рядом с ним и как ему неприятно все то, что он вынужден делать. А с тех пор, как Вэнь Чжулю помимо верной тени при свете солнца сделался ночным гостем в спальне Второго молодого господина Вэнь, подобное поведение начало откровенно бесить. Сжигающий ядра и так-то не отличался особой чуткостью в постели, больше напоминая красивое, но холодное изваяние, выполняющее лишь то, что ему прикажут. В какой-то момент Вэнь Чао поймал себя на мысли, что сам выпрашивает у своего любовника ласку, подсознательно ведя себя днём так, как могло бы понравиться такому человеку, как Сжигающий ядра. Чао старался не наказывать слуг на глазах у Чжулю, пару раз побывал на стрельбище не только в качестве зрителя и даже вызвался посетить тренировку с мечом. Старания юноши не остались незамеченными: Чжулю, догадавшийся или нет о корыстных планах Чао, тем не менее в такие дни действительно бывал ласков с ним и даже проявлял некое подобие инициативы. Но мысль о том, что Сжигающий ядра просто пользуется своими привилегиями человека, которому позволено находиться в постели Второго молодого господина Вэнь, быстро привела Чао в ярость, не замедлившую найти выход сначала по отношению к служанке, приготовившей слишком горький чай. А позже досталось уже Чжулю. В тот день Вэнь Чао вёл себя особенно безобразно, а ночью попросту выгнал Вэнь Чжулю из своих покоев после того, как тот добрые полчаса ублажал Второго молодого господина Вэнь на коленях. И вот теперь ему сообщают о том, что его телохранителя не будет аж несколько дней. Чао, не удосужив себя даже тем, чтобы проводить процессию, которую возглавлял Чжулю (ещё чего, обойдётся), думает, что сразу же после вечернего приёма пищи непременно отправится хорошенько повеселиться в весенний дом. Но что-то идёт не так, и Вэнь Чао, чувствуя неприятную тяжесть в голове как после длительного пребывания на солнцепёке, вместо данного самому себе обещания наверстать упущенное, засыпает почти сразу же, как касается головой подушки, на задворках сознания отмечая, что она все ещё хранит запах Чжулю.***
Недомогание Чао длится пару дней, и всё это время он то и дело изводит своими капризами слуг и вернувшуюся Ван Линцзяо, видимо прочуявшую, что отсутствие Сжигающего ядра может пойти на пользу их... отношениям. Девушка изо всех старается угодить ему, то и дело подавая разные явства, порываясь сделать целебный отвар и норовя забраться к Чао в постель, чтобы "согреть молодого господина, заболевшего явно от переохлаждения". Вэнь Чао не идиот и уже прекрасно понимает, куда всё это клонит и зачем его бывшая любовница это делает, а потому раздражается ещё больше. – Какая же дура... — оставшись, наконец, один, Чао как будто бы немного успокаивается. Тишина внезапно кажется приятной, а в комнате все ещё тает успокаивающий запах другого человека. Вэнь Чао гонит от себя навязчивые мысли, что будь здесь Чжулю, то он непременно заставил бы того всю ночь гладить его по голове. – Вернётся скоро, ещё успеет надоесть, — бубнит юноша и засыпает, накрывшись одеялом чуть ли не с головой.***
На четвёртый день отсутствия Чжулю Чао окончательно приходит в себя: проснувшись без ставшей уже привычной головной боли юноша чувствует небывалый прилив сил, которых хватает ровно на то, чтобы провести весь день в кабаке, а после в компании слуг направиться в публичный дом. Вэнь Чао здесь знают, а потому сразу же, как только заклинатель переступает порог, на шею ему кидаются местные красавицы. — Молодой господин вернулся! Мы по вам очень скучали, - голоса льются патокой, и Вэнь Чао, усмехаясь про себя причине его долгого "отсутствия", обнимает девиц в ответ, по старой привычке кладя руки сразу на грудь и бедра. — Молодой господин такой нетерпеливый, - наигранная скромность, такая лживая, а потому почти смешная. Чао с удивлением отмечает, что раньше как-то не обращал на это внимания. Наверное, он просто выпивал больше?.. Однако даже напившись до состояния, в котором интонации в чьём угодно голосе различить просто невозможно, Вэнь Чао все ещё не чувствует того приятного чувства расслабления, которое привычно находил в этом месте: здесь, в обществе продажных женщин, можно было легко купить чью-то любовь и ласку. Чао был лишён всего этого за пределами публичных домов, а потому платил щедро — и его любили за это. "Интересно, а Вэнь Чжулю можно купить? Как дорого он стоит", — мысли лезут в голову одна за другой и Чао не в силах остановить их поток. Но этого и не требуется: юношу отвлекают настойчивые женские руки, порывающиеся снять с него нижние одежды. Когда с него стянули верхние, Вэнь Чао и не помнит. – Что ты делаешь? Вопрос, очевидно, глупый и по тому, как на него смотрит одна из девушек, Чао понимает, что та не в меньшем недоумении. – Убирайся. – Но, молодой господин... – Я сказал убирайся! Звучит громче и несдержаннее, чем ему бы хотелось, но Чао уже все равно. У него всё равно не стоит, а выпить он больше не выпьет, так смысл находиться в этом месте дальше? Придерживаемый под руки слугами, юноша всё же возвращается обратно во дворец, оставив в весеннем доме всё золото, которое только имел при себе. "Пусть подавятся." По возвращению Чао первым делом идёт не в собственные покои, а в комнату Чжулю. Он успокаивает себя тем, что мертвецки пьян, а потому это невсерьёз, и самым наглым образом выволакивает из шкафа одно из нижних ханьфу Вэнь Чжулю. Лишь затем, чтобы кинуть его на постель, а потом зарыться в него лицом самому, задохнувшись в запахе ЕГО тела. Вэнь Чао твердит себе, что это всё, потому что он очень пьян и у него несколько дней ни с кем не было, а потому, не задумываясь, дрожащими пальцами наспех развязывает завязки на штанах и стонет в голос, едва только обхватывает себя. Дурманящий запах обволакивает с ног до головы, и Чао хочется раствориться в нём, стать с ним одним целым. Удовольствие почти невыносимо, и юноша понимает, что кончил, только когда чувствует прохладную влагу на своих пальцах. Выпитый алкоголь все ещё даёт о себе знать — по крайней мере, Чао надеется, что так сильно ведёт голову от него. В конце концов, он ничего особенного не сделал: ну, подрочил он на ханьфу своего любовника, что же в этом такого? Вэнь Чжулю трахает его каждую ночь, уж ничего нового точно не произошло. Однако чувство, что он сделал что-то не так, не покидает Вэнь Чао. Внутренний голос противно твердит: "Ты был в борделе. Ты был с женщинами. С красивыми женщинами, готовыми на всё. И ты ушёл оттуда в комнату своего слуги. И встало у тебя на него, а не на них". Перед тем как заснуть окончательно, Чао думает о том, что если отец узнает об этом, он убьёт их обоих.***
Сжигающий ядра и впрямь задерживается в Нечистой юдоли. И всё это время Вэнь Чао занимается ровно тем, чем привык заниматься до появления в его жизни такого человека, как Вэнь Чжулю. Кроме одного. Каждую ночь Чао, в ставшее привычным для них обоих время, пробирается в чужие покои. Достаёт ханьфу Вэнь Чжулю, заворачиваясь в него так, чтобы не чувствовать никаких других запахов, кроме запаха тела Чжулю – и дрочит до потери пульса, не заботясь даже тем, чтобы наложить заклинание, блокирующее звуки. Обычно, это всегда делал Чжулю, но теперь его нет, и Чао всё равно. Понимает Вэнь Чао, что банально скучает, когда проходит обещанная неделя. Прибытия Сжигающего ядра с отрядом уже вовсю дожидаются, но гонцов всё нет, как и вестей от Чжулю. Вэнь Жохань хмурит брови, по дворцу ползут неприятные слухи, а Чао... начинает оставаться на ночь в покоях своего любовника. Засыпать без Вэнь Чжулю в последнее время удавалось... не очень хорошо, а засыпать с мыслями о том, что его в принципе здесь нет, и он неизвестно где (и в порядке ли) — ещё хуже. Вэнь Чао чувствует неприятный липкий страх, начинающий зарождается где-то глубоко внутри и распространяющийся по всему телу тем быстрее, чем дальше тянутся дни. К концу второй недели Вэнь Чао понимает, что не просто скучает. А потому, когда в начале уже третьей Вэнь Чжулю всё же объявляется в Безночном городе с заметно поредевшим отрядом, Чао чувствует как узел тревоги и страха в груди распускается. Он вернулся. Он живой. Он, вроде как, даже не ранен. Вэнь Чао стоит невероятных усилий держать себя в руках, пока Чжулю в главном зале докладывает отцу о том, что произошло за это время. Кажется, он говорит о том, что беспорядки на время удалось устранить, но могут вспыхнуть новые и более массовые. Чао честно пытается слушать, но получается из ряд вон плохо. Вэнь Чжулю краток, а потому речь свою заканчивает довольно быстро. Однако вместо того, чтобы после опустить глаза в пол, как он делает обычно, тот поднимает их и сталкивается взглядом с Вэнь Чао. Они замирают так на долгие несколько секунд, пока голос отца не заставляет Чжулю вновь перевести всё своё внимание на главу клана. А Чао практически молится о том, чтобы просто стоять и молчать. За прошедшие две недели Вэнь Чао несколько раз представлял, как встретит Чжулю: и все мысли сводились к тому, чтобы просто приказать трахнуть его. Не зря же он терпел все эти дни?! Но как только Вэнь Чжулю заходит в покои Чао, юноша чувствует, как былая прыть и возбуждение сходят на нет, уступая место чему-то другому, что он сам объяснить не в силах. — Молодой господин... — Замолчи. Чао сокращает расстояние между ними на ватных негнущихся ногах и отчаянно не хочет поднимать взгляд на Чжулю вновь. Он подходит вплотную и, уцепившись руками за грубую ткань ханьфу, порывисто утыкается носом в чужой изгиб шеи. Вдыхает так глубоко, как только может и замирает напряжённой струной, чувствуя, как заполошенно бьётся сердце где-то в горле. И медленно выдыхает горячий воздух, когда чувствует, как сильные руки ложатся ему на поясницу, сжимая его тело сильнее, чем обыкновенно. "Он тоже скучал."***
Вэнь Чао чувствует горячее важное прикосновение губ к своему виску, словно сквозь сон. Разморённое ласками, тело отказывается подчиняться, но Чао, промычав что-то в ответ, всё же разлепляет глаза, сталкиваюсь взглядом с чёрными внимательными омутами напротив. – Молодому господину что-то нужно? Вы хотите пить? Вэнь Чао не может сдержать кривой ухмылки. Небеса, какой же он, оказывается... – Хочу, – и целует влажно, глубоко, сразу сплетая свой язык с чужим, не встречая никакого сопротивления. Чао хочет целоваться с Чжулю так всю ночь, однако им приходится оторваться друг от друга из-за недостатка воздуха. Он очень хочет просто обнять Вэнь Чжулю и наконец-то провалиться в сон, но, следуя какому-то внезапному порыву, идущему прямиком от сердца, обхватывает внезапно дрожащими пальцами чужое лицо и говорит то, что вертится у него на языке последние несколько дней, проговаривая каждое слово: – Я хочу всегда засыпать, глядя на твоё лицо.