Особое «Прощай»

      «Шиноби — лишь инструмент. Без чувств, без эмоций. Лишь оружие для достижения целей, оружие для защиты деревни, страны, даже мира, если понадобится».       Если что-то Итачи и приобрел за сравнительно небольшой срок службы в Анбу, так это постоянные размышления об этом высказывании. Ничто не задело его подростковое сознание сильнее, чем попытки доказать правдивость или оспорить данную мысль. Эта фраза породила короткое, но столь меткое «Деревня или клан?». Еще одно дуновение ветра — и гений клана Учиха отвлекся от обдумывания всего, что ему предстоит сделать и чего будет лучше избежать. По спине пробежался табун мурашек, заставивший Итачи вздрогнуть. От холода ли он поежился? Не от того ли, что воображение в ярких красках нарисовало то, что еще не произошло?       Ночная мгла давно опустилась на Коноху. Где-то вдалеке шумел очередной фестиваль, однако Итачи не мог не отметить, что сегодня он был тише, чем вчера. Есть ли какой-то плюс в том, что его клан выселили на окраину деревни? Определенно да: можно прийти домой с миссии и как следует выспаться, не думая о том, что чуткий сон шиноби будет нарушен ночными гуляниями. Однако этот плюс слишком мал, чтобы заставить всех Учих передумать.              Его родители привыкли почти ко всему, что изменилось со вступлением Итачи в ряды Анбу. Одной из этих вещей было позднее возвращение домой или отсутствие вовсе. Старшему сыну Фугаку порой даже казалось, что его перестали ждать. «Приходи на собрание,» — то и дело всплывало у него в голове. Это было главное условие. Вплоть до «делай, что хочешь, только клан превыше всего».       Если бы от тяжести моральной ноши, что столь стремительно легла на 13-летнего шиноби, могли болеть плечи, то у Итачи они бы непременно болели, скорее даже кровоточили. Ненадолго отпустив все мысли, словно разрешая им покинуть его голову, Учиха, казалось, стал одним целым с ветром и в пару прыжков оказался на крыше дома, соседнего с тем, что знаком ему с детства. Итачи снял маску Анбу и аккуратно положил ее рядом с собой, ведь меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы ее сдуло ветром или она издала характерный звук.       Во всей ситуации была маленькая прелесть: на улице не было никого. Несмотря на душевную боль и тяжесть приказа, что он обязан исполнить, Учиха улыбнулся, когда заметил в окне кухни теплый свет. Наблюдение за домом Изуми, пускай это и не имело особого смысла ночью, — единственное, что могло отвлечь Итачи от мыслей о самоубийстве Шисуи и паршивости дел в целом. «Если я — единственный, кто может спасти деревню такой ценой…»       Предложение, что даже в голове Итачи звучало каким-то надрывным голосом, оборвалось, стоило входной двери в доме Изуми скрипнуть. Как и стоило ожидать, Учиха вышла на крыльцо. Ветер заиграл в ее и без того непослушных волосах, Итачи не мог не заметить эту милую деталь. Недолго думая, он бесшумно спрыгнул с крыши в поросший кустами цветник. Укрытие что надо: и хозяева дома отсутствуют, и за Изуми понаблюдать в самый раз. «Но почему она до сих пор не спит?» — пронеслось в голове старшего брата Саске. Да и одежда, в которой она наверняка намеревалась прогуляться, явно не соответствовала погоде. Сплошные странности. Впрочем, Итачи слишком увлекся.       — Ты, наверное, не думал, что мне в голову взбредет активировать шаринган. Выходи, Итачи, — хихикнула Изуми, подходя к кустам. Итачи едва слышно глубоко вздохнул. Он позволял себе быть слишком наивным только рядом с ней. Вот он и был наивен — разве можно спрятаться от Учихи в кустах?       — Как я мог забыть, что ты узнаёшь мою чакру настолько мастерски, — как можно спокойнее старался произнести Итачи, выбираясь из цветника. Он чувствовал, что со временем его умение скрывать за сталью в голосе все, о чем он думает и переживает, только совершенствовалось. Однако развитие данного навыка каждый раз словно сходило на нет, стоило лишь Изуми посмотреть Итачи в глаза.       — Ты не собирался заходить, хотя видел, что у меня горит свет, — безошибочно определила Изуми, немного возмущенно скрестив руки на груди. — Ты так редко заходишь…       Очередное дуновение ветра заставило скрипнуть калитку соседнего дома. Почти полная Луна неохотно показалась из-за тучи, осветив лицо Изуми до мелочей. Учиха заправила прядь волос за ухо, а затем прижалась к Итачи, обнимая его. Она до сих пор терялась в догадках, любит ли Итачи «обнимашки» и просто не показывает этого, или же ему они не по душе. Впрочем, сейчас эти предположения беспокоили ее меньше обычного.       — Пойдем в дом, — кивающим жестом пригласила она. — Расскажешь о последней миссии за чашкой чая. Я только вчера его купила, ты же любишь мятный?       Итачи коротко кивнул, так и не вспомнив об оставленной на крыше соседнего дома маске Анбу.       

***

             — Ты всегда немногословен, — перебивая звуки легкого бурления воды в чайнике, вдруг сказала Изуми, — но сегодня молчаливей обычного.       Итачи нехотя отвернулся, пытаясь скрыться от проницательного взгляда девушки. Оба сидели за столом напротив друг друга, Изуми — ближе к плите, Итачи — ближе к окну, которое так и напрашивалось на то, чтобы его занавесить. Словно прочитав его мысли, Учиха слегка задернула штору, а затем выключила свет и зажгла пару ярких свечей, предварительно налив обоим мятный чай. Изуми доверяла Итачи как себе самой, только вот напрягло ее, что старший брат Саске предпочел оставить все снаряжение при себе, а не в прихожей, как он это делал обычно.       Избавление от яркого света делало обстановку намного уютней. На часах тикало что-то около трех ночи. Вопрос о том, по какой причине каждый из них не спал, повис где-то в воздухе, не решаясь прозвучать.       — Я как чувствовала, что рано ложиться не стоит, — усмехнулась Изуми, не оставляя попыток разговорить Итачи. Его взгляд был направлен в пол, а пальцы рук непроизвольно сплелись под подбородком. Создавалось впечатление, что молодой шиноби полностью игнорирует Изуми, но она знала: это не так.       — Что-то случилось, Итачи? — сочувственно спросила она, накрыв своей рукой руку старшего из братьев Учиха. Итачи совсем опустил голову. Было понятно — свои истинные чувства он скрывать больше не мог. — Я… Слышала про Шисуи. Ты, наверное…       — Я не убивал его, — стараясь сделать это как можно спокойнее, произнес Итачи, но вышло, как говорится, «так себе». Он даже не заметил, как перебил Изуми. Меньше всего ему хотелось слышать обвинения от нее. — Не убивал.       — Даже если бы все мыслимые и немыслимые улики указывали на тебя, я бы никогда в это не поверила, Итачи. Шисуи был твоим лучшим другом, ты не мог так с ним поступить, — печально произнесла девушка. — Мне так жаль…       Мотнув головой в попытках отогнать все мысли прочь и подступающие слезы, Итачи сделал глоток ароматного чая. На душе лишь немного становилось теплее, и все же теплота эта исчезала, когда он вспоминал, зачем пришел сюда.       — А если бы это был не Шисуи, а другой Учиха? — внезапно как для Изуми, так и для себя самого спросил Итачи, поставив белоснежную кружку на стол. Девушка удивленно моргнула. — Думаешь, смог бы?       — Я… Я не знаю, что сказать, — приглушенно ответила Изуми, легонько стукнув ложкой о стенку своей такой же белоснежной кружки. — Расскажи, откуда в твоей голове взялись подобные рассуждения, — мягко попросила она, предвкушая не самый приятный разговор. Господи, насколько же отличались сегодняшние посиделки от всех предыдущих… Раньше в каждой из них присутствовала роскошь, какой не сыщешь во всем мире шиноби — улыбка Итачи. Сегодня же Изуми не поймала ни одной. Интуиция неприятно кольнула ее куда-то в сердце; Изуми видела больше, чем любой шаринган, казалось, она смотрела даже сквозь Мангекё Итачи, что так явно светился в темноте. «Почему он его активировал?..»       Учиха обратил полный боли и необъяснимой силы взгляд на нее. Девушка едва заметно вздрогнула. Хотелось ли ей убежать? Возможно. Хотелось ли остаться несмотря ни на что, хотелось ли ей верить Итачи? Больше всего на свете. Нутро изнывало, внутренний голос шептал спасаться бегством, однако она продолжала сидеть перед ним. Хотелось, отчасти, как в старые добрые времена — поесть данго у озера и не думать ни о чем… Что могло произойти с Итачи после смерти Шисуи, что он решил прийти к ней? По спине Изуми пробежал холодок, сумев добраться даже до затылка.       — Изуми… — то, как он произнес ее имя, заставило бы девушку непременно пошатнуться, не сиди она за столом. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Ты единственная, кому я могу все рассказать, — Итачи за раз допил свой чай и встал из-за стола, а когда заметил, что к своему чаю Изуми так и не притронулась, он кивнул ей, чтобы она прихватила кружку с собой. Итачи взял Учиху за руку и повел в комнату. На диване беседы обычно выходили ничуть не хуже, чем на кухне.       — Мне казалось, что для разговора со мной тебе не нужен шаринган. И он теперь… Мангекё. Ты видел смерть Шисуи… — сдерживая слезы и покорно следуя за Итачи в темноту комнаты, говорила Изуми, заставляя брата Саске уронить слезу, пока она не видит.              Свечи остались гореть на кухне, лунный свет лениво проникал в окно комнаты. Пожалуй, этих незатейливых источников света хватит для предстоящего разговора. Изуми пристроилась рядом с Итачи, он приобнял ее, развеяв все ее сомнения по поводу объятий. Учиха смотрел в одну точку, не решаясь начать. Ему было тяжело так, как не было сейчас никому. Пока все в Конохе спят, ему предстояло озвучить то, на что не поворачивался язык, не поднималась рука и что мозг не хотел осознавать. Вот она какая — предпоследняя ночь в деревне. Назад дороги нет. Он уже договорился с Мадарой. Он убеждал себя в том, что сможет убить всех без колебаний, но… Саске будет жить. Ради него он решился собственными руками закончить историю клана, запачкать руки в крови собратьев. В голове промелькнули образы тех, кого предстоит лишить жизни, и слезы выступили сами собой при мысли об Изуми и родителях. Родителей убьет в последнюю очередь, а Изуми… Он непременно оставил бы ее Мадаре, если бы не решился избавить ее от кровопролитного зрелища.       Он глубоко вздохнул и прочистил горло, прежде чем отрывисто произнес: «Верхушка деревни приказала мне убить всех Учих.»       

***

             За этим разговором время бежало с неимоверной скоростью. Чай в кружке Изуми давно остыл, а часы перекатили свои стрелки за пять. Скоро рассвет.       — Значит, завтра ночью… — тихо подытожила Изуми, утыкаясь носом в плечо Итачи. Страх от незнания будущих поступков агента Анбу, страх, который еще на кухне имел место быть, исчез сам собой. Если Изуми и была опустошена внутри, если уж и была поражена способностью Данзо-самы и Третьего пожертвовать кланом Учих и жизнью Итачи, то она не подавала виду. Она понимала, что брату Саске было тяжелее в сотню, если не в тысячу раз.       — Обстоятельства против меня, — после долгого молчания сказал Итачи. — Переворот не остановить. Я бы не хотел, чтобы ты была его частью… Как и не хочу, чтобы ты видела завтрашнюю резню.       Изуми понимающе посмотрела ему в глаза. Его Мангекё был более завораживающим, чем привыкли описывать в книгах. С самого начала разговора она поняла, что он пришел убить ее. Своеобразный акт милосердия… Господи, какой же бред. Насколько жесток этот мир! «Нам всего по 13 лет. Хотя о чем это я… С моей смертью все мучения закончатся, а его только начнутся. Вернее, продолжатся. Итачи…» — отчаянно твердил внутренний голос. Изуми с превеликим удовольствием спасла бы Итачи от этой участи, если бы могла. Спасла бы, как сейчас пытается он.       — Я бы хотел, чтобы ты встретила еще тысячу рассветов, а не только этот, — с дрожью в голосе произнес Учиха. Бросив быстрый взгляд на поднимающееся солнце, он достал из кармана бутылек с прозрачной жидкостью и вылил содержимое в кружку Изуми. Она все поняла без слов. — Я…       — Не надо, Итачи… — она приложила палец к его губам. Девушка силилась скрыть дрожь в той руке, что держала белоснежную кружку, однако хотелось жить. «Зная Итачи, предположу, что яд безвкусный и причинит минимальную боль…»       Брат Саске положил свою руку поверх руки Изуми, той, что сжимала кружку. Дрожь немного унялась. В Итачи боролось два желания — закончить все побыстрее и в то же время запомнить каждый момент. Потому что это последний визит. Он больше не увидит ее огромных, темных глаз, не увидит ее шаринган, не потренируется ни с ней, ни с Шисуи… Как же это все паршиво.       — Если бы только можно было… — слова застревали в горле Итачи. Изуми, плюнув на неуместность, быстро поцеловала его в губы, оставив на его щеках мокрый след от своих слез. Сдерживаться теперь не было смысла вообще. Ни одному, ни второму. Девушка отстранилась и взяла кружку в обе руки.       — Знаешь, — она всхлипнула и печально улыбнулась. На ее лице заиграл первый луч рассвета. — Я вообще-то планировала умереть с тобой в один день. Но я рада, что встречу свою смерть рядом с тобой. Пускай это немного не в стиле шиноби… — Изуми залпом выпила содержимое кружки, а затем вновь придвинулась к Итачи, мысленно отметив, что была права насчет яда: он оказался безвкусным. Он был лишь мятным из-за чая, что давно остыл.       Учиха опустила голову на грудь Итачи. В голове вертелось множество вещей, которые следовало бы обсудить, но она чувствовала, что времени не так уж и много.       — Итачи… Сколько мне осталось? — она подняла взгляд на единственного, кому за всю свою недолгую жизнь отдала сердце и душу. Слезы текли по его щекам, до нескромного беззвучно.       — Пять минут, — пересилив себя, ответил Итачи.       — Я даже не могу понять, много это или мало… Ты не думал, что я воспользуюсь этим временем и побегу искать противоядие или, еще чего хуже, подниму на уши всю деревню? — с долькой сарказма спросила Изуми, выдавив из себя усмешку. — Ты настолько доверял мне…       Из уголка губ девушки полилась струйка крови. Через пару минут еще одна, и еще… «Внутреннее кровотечение, значит… Самый милосердный из всех способов».       — Изуми, я никогда не говорил, но я, я… Я любил тебя. Всегда буду, — он всхлипнул последний раз и вытер слезы. Учиха улыбнулась.       — Спасибо, что зашел… В последний раз… — ей было уже тяжело говорить. — Про мои чувства ты не раз слышал, но я тоже… Люблю тебя.       Полоса рассвета становилась все шире, тучи разбегались. Ночное небо пряталось куда-то за головы хокаге, не иначе. Скоро закипит жизнь в деревне. Времени было мало у обоих.       — Так значит, ты умрешь от рук Саске… — вдруг вспомнила она об этой детали недавнего разговора. — Он наверняка возьмет твои глаза себе. Твои глаза, они… Увидят будущее…       Последние 60 секунд.       Итачи сильнее прижал к себе Изуми, словно это могло спасти ее от смерти. Сердце то и дело пропускало удары, времени старший из братьев Учиха давно не чувствовал, а потому не знал, какая секунда окажется финальной.       — Не торопись поддаваться младшему братишке, поживи за нас двоих, — Изуми машинально прикоснулась ладонью ко рту, а потом перехватила этой же рукой кружку. Держать ее становилось все тяжелее. Она уже не была белоснежной, какой была там, на кухне… Силы покидали Изуми.       — И все-таки я буду ждать тебя… Столько, сколько потребуется…       Она обмякла в руках Итачи. Он шепнул ей: «Прощай» и поцеловал в лоб. Сердце больно кольнуло. Окрасившаяся в кровавый красный, кружка бесцеремонно упала на пол. Вот и всё.       

***

             Запереть входную дверь. Пустой бутылек взять с собой. Погасить свечи, которые почти догорели до последней капли воска. Вымыть кружку, что стояла на столе. Открыть кухонное окно и выпрыгнуть из дома через него. Забрать маску Анбу с соседней крыши и надеть ее. Следов не осталось. Хотя это не играло особой роли — завтра ночью его следы будут везде.       Это было его особое «прощай». Чести умереть от рук Итачи раньше назначенного часа не удостоился больше никто.