Без названия

— Ты, Артемка, главное, не переживай... Ганза нам помогать согласилась, и союз с Рижской и Алексеевской официально утвержден. А то, что станция разрушена, так ничего, восстановим! Чайную фабрику снова откроем, поставки наладим... Тогда и караваны к нам потянутся, и патроны, — Сухой говорил быстро, ласково и успокаивающе поглаживал Артема по голове. — Все у нас наладится. Все у нас хорошо будет. Ты эту гадость черную уничтожил, так мы теперь со всем справимся! Артем лежал на кровати в маленькой комнатке, служившей некогда одним из служебных помещений Проспекта мира, а его отчим сидел рядом, с отчаянием в глазах глядя на своего воспитанника, пытаясь словами и прикосновениями вызвать у того хоть какую-то реакцию. Одновременно он старался осмыслить, сколь многое произошло за последние сутки: почти полное уничтожение обороны ВДНХ, прорыв черных к станции, возвращение Артема и почти сразу прощание с ним, затем новая волна наступления, а через несколько часов чудовищный грохот со стороны Ботанического сада, который мог означать только успех операции, о которой рассказал перед уходом Артем. Сухой сам был на рубеже, когда все это случилось. Он помнил, как услышал жуткий, разрывающий барабанные перепонки вой перед взрывом первой ракеты, огласивший, казалось бы, все метро, а потом стены тоннелей затряслись так, что по-хорошему должны были рухнуть, завалив своими обломками жалкую кучку оставшихся на станции защитников. Однако стены, по крайней мере, на ближних подступах к станции, выдержали, а поток "черных", прежде казавшийся неиссякаемым, вдруг прекратился. Люди просидели за баррикадами еще много часов, напряженно прислушиваясь и ожидая новых нападений, не в силах поверить, что долгая истощающая война с мутантами так внезапно закончилась. Много после к ним прибежал запыхавшийся гонец с Проспекта мира, потребовавший, чтобы Сухой, в последние дни оставшийся на станции за главного, срочно проследовал за ним на то ли совет, то ли собрание, посвященный ситуации на ВДНХ. Прибыв на граничащую с Ганзой станцию, он узнал, что подрыв тоннелей отменяется и Ганза готова выделить гуманитарную помощь. А человек, назвавшийся Ульманом, подтвердил полное уничтожение угрозы. Тогда же он буквально с рук на руки передал Артема отчиму, попросив присмотреть за парнем до тех пор, пока не вернется обратно с указаниями от вышестоящего руководства. Напоследок бросил несколько слов о том, как пацан зачем-то сорвал противогаз, когда они были наверху, начал нести откровенную чушь да почти сразу грохнулся в обморок, чем вовсе не обрадовал Ульмана, тащившего его обратно до метро на своем горбу. Сухой ничего из этой речи не слышал — он полностью был занят заботой об Артеме. Правда, очнулся тот не скоро. А очнувшись ничего не сказал, скользнув пустым взглядом по сидевшему напротив мужчине. И сколько Сухой не пробовал разговорить его, не вымолвил ни слова. Поэтому, оставив бесполезные вопросы, Сухой просто продолжал тихонько разговаривать с ним. Он чувствовал, что должен утешить и приободрить Артема, как не раз делал это, когда тот был совсем еще ребенком, но постепенно внутри у него укреплялось осознание некой страшной перемены, произошедшей в мальчике за недели отсутствия. — ...вот увидишь! Заживем как раньше, будешь помогать мне, связи с соседями укрепим, девчонку тебе красивую сыщем, — стараясь придать больше уверенности своему голосу, говорил и говорил Сухой. — Ты же героем станешь, Артемка. Благодаря тебе такую заразу извели! Сколько мы справится не могли, а? А ты смог! Нет больше "черных", всех их уничтожили... — Всех уничтожили, — вдруг эхом отозвался Артем, неподвижно и молча глядевший до этого в потолок. — Всех. Сухой осекся и замолчал.Что-то случилось там наверху. Но вот что именно? Тревога за Артема сильнее сжала его грудь. — Ничего-ничего, — прошептал он, продолжая гладить приемного сына по волосам. — Все хорошо будет.