…она посветила на меня сиреневым глазом, и я понял, что это Большая Волосатая, та, что живет под кроватями, где скапливается много пыли, а по ночам выворачивает половицы в поисках плесени. Я попросил ее предсказать мне судьбу, но она не стала этого делать. "Нет страшнее участи, чем знать о том, что будет завтра", — сказала она и подарила мне в утешение свой клык… «Дом, в котором...», Ночь Сказок
Логи аплодируют ей. «Дом, в котором...» — о Стёклах
— Да там аномалий, как грязи... — Зато хабара — бери не хочу. Двое сидят у ночного костра. Угли мерцают алым, их свет чуть пульсирует, словно это не костёр, а живое горячее сердце. Вокруг перешёптывается лес. — Жадность фраера того... — молодой сталкер с рябыми щеками подкладывает в пламя ветку. Искры взлетают и гаснут. — Нет в тебе, Лэри, огня. Всё тебе боязно... Лицо второго скрыто капюшоном, а голос и вовсе мальчишески-звонкий. Оба умолкают, прислушиваясь. Невдалеке закряхтела сонная ворона. Хрустнул сучок в подлеске. Ветер. — Не след бы здесь ночевать. Осинник. — Ну лезь в трясину тогда и ночуй. — Говорят, тут в болотах Контролёр лютый. К нему прямо сами идут. Некоторые даже не доходят, вязнут... — Вот и сиди. Лэри осуждающе качает головой: «Стёкла, Стёкла...» Раньше, когда девок в Зоне, считай, и не было, жилось проще. А теперь вот она расселась — как у себя дома. Кто знает, что у неё за плечами. Стреляет неважнецки, зато дерётся, как чёрт, и чуйка у неё. Раньше ходила с небольшим отрядом — крысили по чужим угодьям. Схлестнулись с группировкой «Псов», окопавшихся на бывшей военной базе. Выжила. С тех пор — одиночка. Ветер блуждает в подлеске, стряхивая дождевые капли. Свет костра скользит по капюшону и по острому подбородку, как масляный. — Стёкл, а может, это... — тянется рукой к её колену, нагревшемуся от костра. — Одурел? Пока мы это, нас уже того. Рука отдёргивается обратно.* * *
— Слева! Твари несутся из темноты, белея клыками. То ли шерсть, то ли тени — от них несёт подвальной плесенью, гнилыми половицами, под которыми они рождаются и, выламывая их, текут в лес. Лапы бьют по груди, опрокидывая, — сверкает лезвие в руке Стёкол, пропадает в клубящейся массе. Звериный визг. Одна мшистая груда отшатывается в темноту, оставляя вязкий след на земле, и рассеивается. Мохнатые уши и огоньки глаз — в прицеле у Лэри. Сквозь пасти просвечивает лунный блик. — Не стреляй! Они фантомы. Над поляной повисает тишь. Фантомные твари окружают дымным колыхающимся кольцом. Стоят, поводя ушами. — Большая Волосатая, это ты? В голове — шелестящее эхо: «Я. Испугались?» Большая сидит на поваленном дереве, важная, обвив лапы голым хвостом. Глаза поблёскивают сиреневым. Стёкла осторожно встаёт и подходит, протягивает руку ладонью вверх. — Будет ли мне удача? «Нет страшнее участи, чем знать это». Фантомы растворяются, и вот уже нет ничего — только туман над изгибом ручья. Тварь спрыгивает со ствола и, шурша, скользит в лес. На ободранной коре остаётся белеющий клык. Лэри прячет его в карман.* * *
Над заброшенным карьером — вечернее солнце. Двое стоят на холме — все в грязи, пошатываясь, открытые ветрам. Песок кажется золотым, как тот шар, что лежит вдалеке под склоном и тускло поблёскивает боками. Брошена последняя гайка перед спуском с холма. Старая, выдохшаяся аномалия — россыпь камешков на тропе — приняла гайку в себя, задрожав зыбким маревом. Остался лишь отпечаток, как застывший круг. Но впереди ржавая пустота притаилась в тени ковша экскаватора. О ней знает лишь Стёкла. — Добрались? Добрались, да? — Лэри глядит слезящимися от солнца глазами. — Добрались, — она устало садится наземь. — Теперь вылечится твоя Спица. А я... Он не слушает и спешит вниз, оскальзываясь на песке тощими ногами. Вокруг экскаватора на земле — чёрные кляксы. Безымянные выкупные крысы. Ржавые отмычки, которые когда-то звенели голосами. Каждая — чьё-то желание. Может, Стервятника: хотел вернуть брата, а получил лишь власть над стаей. Есть среди них и желание Стёкол. В тот раз её выкупной крысой был Хохотун... Одна из клякс вдруг перестаёт быть безымянной. Стёкла вскакивает на ноги: — Остановись! А Лэри прёт вперёд, не оборачиваясь. — Стой, дурак! Нет дороги! — Те чо — жалко? — бросает через плечо. Слова звенят. — Жадина... Счастья хватит на всех. — Ещё шаг — и стреляю. Шагает. Заляпанная куртка, прицел дрожит. Близорукой — да в Зону?.. Выстрел. Сколько им отмерено счастья, не знает никто. Но удача разливается над холмом тихими солнечными лучами. Лэри, матерясь, катается в пыли, зажимая бедро. Хищная пустота впереди молчит от досады. Шар под склоном блестит. Как нетронутое спелое яблоко.* * *
— Э-э, очкастая, проснись, — громкий Ложий шёпот в ухо. — Кто ж спит в Ночь Сказок? — Да ты и спишь. Дай-ка «Хвойного». Вокруг — шелест одеял, голосов, апельсинной и яблочной кожуры. Горьковатый дым и переплетающиеся стебли историй. А на чьей-то шее покачивается маленький белый клык.