***
Бл…лин. Мелло как-то поспорил с Дживасом, что сможет выражаться без мата, поэтому просто блин. Блин, блин, блин. Бл… В общем, все уже прекрасно поняли, какое слово здесь должно быть на самом деле. Господи, ну о какой ерунде он сейчас думает! Вот, про спор вспомнил. Хотя, дело тут, конечно, не в споре, а в том, что это хоть как-то связано с Мэттом. Мэттом, который валяется на больничной койке с двумя переломанными ребрами, трещиной в кости правой руки, сотрясением мозга, кучей огнестрельных ранений и трубками зондов во рту. Но ничего, вот он сейчас сбегает, лично всадит пулю Кире в голову, изрядно отравит кое-кому радость одиночной победы фактом, что он жив, и сразу в больницу. Стараясь не срываться на бег, Мелло спешил к складу. Но, чем ближе он подходил, тем медленнее становился его шаг. Мелло одернул себя, только сейчас заметив, что нервно теребит в ладони крестик, перебирает бусины розария. Он уже буквально заставил себя спуститься вниз к подвалу, в какой-то детской и кретинской привычке пересчитывая про себя ступеньки. Глупо, конечно, но слегка успокоило. Мелло остановился у двери, оглядывая себя. Он поправил жилетку и достал из кармана куртки зеркальце. Да, вид у него не самый лучший: нездоровый румянец ярко контрастирует с меловой кожей, глаза лихорадочно блестят. Бессонные ночи дали о себе знать. «Возьми же себя в руки!» — Мелло решительно дернул на себя ручку двери. Как ни странно, когда он вошел внутрь, напряжение сразу спало. Наверное, все из-за того, как отреагировали на его появление. Сказать, что все присутствующие впали в ступор — ничего не сказать. Мелло почувствовал чуть ли не прилив сил, словно энергетический вампир, упиваясь удивлением, шоком и даже страхом людей. Он буквально злорадствовал, видя, как его осторожно изучают взглядом, пытаясь, вероятно, разглядеть трупные пятна. Комфорта добавляло и то, что любимая Беретта привычно оттягивала тонкую ткань на поясе, давая чувство защищенности. Только Ниа не поднял головы, не удостоив Мелло даже взглядом. Однако он замолк, до этого, как догадывался Кель, расхваливая свою гениальность, с помощью которой он обхитрил Киру. — Ну что, не ждали, суки? — с садистским удовольствием растягивая слова и делая паузы, мерзко-любезным тоном поинтересовался Кель. Он посмаковал последнее слово и резко выплюнул в лицо каждому, с каким-то наслаждением отмечая, что не перевелись еще емкие эмоционально окрашенные слова, не являющиеся матом. — Мелло… — беззвучно прошептала Лиднер, чувствуя, как дрожат губы. Перед глазами ярко нарисовалась картинка, где она сама недавно, уткнувшись лицом в выжженную траву возле сгоревшей церкви, рыдала, думая, что там находится тело Келя. Однако он услышал, кинул на нее быстрый взгляд, стараясь, чтобы никто не заметил в нем искры беспокойства. Чувства, особенно добрые — это слабость, и Мелло не может себе ее позволить. — Так рад всех видеть! — Губы Келя расплылись в самой омезительно-злобной улыбке, которая только могла появиться на его миловидном лице. — Но почему? — задал вопрос Миками, переводя взгляд с Мелло на своего «Бога». Тот в таком же недоумении пялился на «воскресшего». Вспомнив, «почему», Мелло почувствовал, что его пробирает на истеричный смех, поэтому прикусил губу. Но пары едких смешков и приторной ухмылки сдержать не удалось. — Фамилия. Госпожа Киеми неправильно записала мою фамилию. Мелло заметил, что Ниа, по прежнему не поднимая головы, стал быстро-быстро теребить пепельную прядку, вероятно, соображая, как можно допустить ошибку в такой простенькой немецкой фамилии — «Keehl». Кира, стараясь не нервничать, ровным голосом спросил: — Сколько времени прошло с тех пор, как ты записал первое имя, Миками? Тот радостно принялся считать: — Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… — Ниа, я победил тебя, — проникаясь важностью момента, торжественно произнес Кира. Первый раз при Мелло Нэйт поднял голову. Но лишь для того, чтобы улыбнуться. Причем отнюдь не по-доброму. — Сорок!!! — сорвался на визг Теру и затих. Все молчали. Казалось, было слышно биение сердец, тяжелое дыхание и мерное капанье воды с потолка. Тридцать секунд. Минута. Ничего не произошло. Мацуда убрал руки с головы, неверяще осматриваясь. — Минута… Прошла минута, а никто не умер! — Я же несколько раз сказал, что никто из нас не умрет, — с некоторым возмущением проговорил Ниа. Теперь он снова опустил голову, делая вид, что сосредоточенно изучает свои фигурки. Кель понял, что он боится. Боится встретиться с ним взглядом. И это выводило Мелло из себя. У Лайта и Миками расширились глаза. — Почему, бог?! Я выполнил все твои указания, а они не умерли! — Рестер, Джованни! Схватить его! — кивнул Ниа на Теру. Мелло молча наблюдал за происходящим. Ниа продолжал игнорировать его присутствие. — Джованни, тетрадь, — приказал Ниа, интуитивно почувствовав, что та валяется на полу. Он подхватил тетрадь и, держа ее тонкими пальцами, повернул написанным к лицу Лайта. — Смотрите, первые четыре имени — настоящие имена членов СПК, потом идут ваши имена. Единственное отсутствующее имя — это Ягами Лайт. Тот стиснул зубы. Мелло нахмурился. Казалось, морщины, проступившее на лбу, настолько глубоки, что навсегда останутся на фарфором лице блондина. — Миками назвал тебя богом, он утверждал, что выполнил твой приказ. Что это значит? — сверкнул Ниа антрацитовыми глазами. Лайт задергался, указывая рукой на Ривера: — Э-э-э… это подстроено! Ниа специально все подстроил, чтобы подставить меня! Нэйт тяжело вздохнул и снисходительно пояснил: — Тетрадь подменили, и только поэтому все мы остались живы. Лайт отбежал к стене, бешеным взглядом вперившись в альбиноса. — Это подстава! Я даже не знаю этого человека! — указал он на Миками. Моги подошел к Лайту, кладя тому руку на плечо. — Ты сказал, что победил, а это равносильно признанию. — Лайт… Почему? — Мацуда огорченно опустился на колени, не чувствуя холода бетона. Ниа опять поднял голову, но так, чтобы не смотреть на Мелло. — Ягами Лайт, L, Кира. На этот раз ты проиграл. Ты только что при свидетелях объявил себя победителем. Да, если бы все прошло согласно твоему плану, ты бы победил, а я — проиграл. Но я приказал Джованни сделать фальшивую тетрадь. Той тетради, что была у Миками, мы заменили страницы, а настоящую, — Ниа со звонким щелчком откинул прототип тетради прочь от других игрушек, — мы подменили полностью. Мелло скрестил руки на груди. Вот как у нас замечательно получается: пока Мелло рискует собой и уже считается мертвым, а Мэтт сквозь кому корчится от боли, Ниа говорит «Я». А Ниа продолжал: — Ягами Лайт, ты сам убил Такаду, поэтому не смог заметить, что Миками сделал то же самое. Вот тогда я окончательно понял, что вы изготовили для Миками фальшивую тетрадь и думали, что вам удалось нас одурачить. Михаэль разоблачил вас. Мелло вздрогнул. Он уже отвык от настоящего имени, поэтому слышать его было более чем непривычно. А для Ниа существовали два разных человека: Мелло и Михаэль. Враждебный, жестокий, бескомпромиссный — Мелло, а человечный, способный сотрудничать, добрый — Михаэль. Поэтому он остановился на последнем варианте. — Я узнал очень многое благодаря Михаэлю. Значит, это Ниа у нас главный, а Кель — лишь помощник? За-мур-ча-тель-но! — Ave* мне, — негромко хмыкнул Мелло и обернулся к Ниа, — Успеешь рассчитаться. Блондин стянул зубами перчатку а-ля Себастьян из «Темного дворецкого»* и провел рукой по бедру, нащупывая Беретту. Пора со всем этим заканчивать. Он лично убьет Киру. Слишком долго Мелло ждал этого, чтобы отказать себе в удовольствии. — Он вел собственное расследование, но понял, что поодиночке мы не справимся, и предложил мне помощь. Вместе мы сила! Вдвоем мы сможем заменить L, и у нас это получилось! — Ниа вновь сверкнул своими антрацитовыми глазами, воодушевленно демонстрируя прототипы себя, Мелло и L. Тишина. Мелло снял Беретту с предохранителя. Ниа положил фигурки на пол: — Но если хочешь, попробуй оправдаться. А Лайт и не думал оправдываться. Да и зачем, в самом деле, когда вокруг тебя одни идиоты, которые не то что не могут, просто не хотят понять важность твоей миссии? — Все верно. Я — Кира. — Говоря это, он как можно более незаметно отвернулся, заодно пряча ухмылку. Щелчок, и из-под циферблата его наручных часов появляется изрядно помятый листочек. Естественно, Лайт поспешил записать первое имя. Однако не успел. Прозвучал выстрел. Это у Мацуды сдали нервы. А Кель по-прежнему наблюдал. Опять тишина. Именно этот момент выбрал Мелло, чтобы резко и преувеличенно громко зашелестеть оберткой шоколадной плитки. Но весь эффект испортили душераздирающие крики Киры: — Мацуда, идиот! Ты зачем стрелял?! — Он снова предпринял упрямую попытку дописать имя. А Мацуда снова выстрелил. Кира скорчился от боли, выронил листок и, поскользнувшись, свалился на пол. Под спиной противно хлюпнула, растекаясь, вязкая алая жидкость. Созерцание луж крови вызвало тошноту, и Мелло спрятал шоколадку обратно в карман, не отломив даже кусочка. Ягами червем извивался в собственной крови, выкрикивая имена своих подружек-марионеток. «Карамель? — подумал Мелло, внимательно всматриваясь в застланные обезумевшей болью глаза Лайта. Когда-то наблюдая за Мисой, он нередко слышал, что девушка сравнивала цвет глаз своего любимого с этой сладостью. — Нет, это не карамель. Коньяк. Самый дешёвый коньяк». Мелло тяжело вздохнул и убрал Беретту, так и не спустив курок. Теперь, глядя на это ничтожество со сгнившей душой и не желающего понять ошибки (которых, увы, уже не исправить), Келю стало жалко потратить на него даже одну пулю. Хотел очистить мир от гнили и не заметил, как сгнил сам. Правда грустно? Даже слишком. Так, что хочется побыстрее отсюда уйти, оставив все проблемы, связанные с Кирой, на присутствующих и, наконец, освободиться от чувства незавершенности. В конце концов, ему, Мелло, нужно спешить в больницу к другу. Но сначала надо поставить последние точки над «i», раз и навсегда дав понять, что он думает о тех, из-за кого, по большей части, он сюда пришел. Кель подошел к распростертому телу Лайта и, не удержавшись, пнул носком ботинка: — Ягами, циничная сволочь, возомнившая себя богом, ты даже не представляешь, насколько сейчас жалок. — Яда в голосе было столько, что хватило бы отравить целый город, а от презрительно-ледяного взгляда больших бирюзовых глаз, казалось, сама температура в помещении падала. Хорошо еще, что инеем ничего не покрылось, а то ведь могло бы. — И ты вовсе не так умен, как казалось. Во всяком случае, помощников выбрал ты явно не тех. Один, вон, — Мелло кивнул на Миками, — самовольничал, чем крупно тебя подставил. Аманэ — вообще дура набитая. Ну, а со мной совсем весело вышло, правда? Ха-ха, — Мелло ненатурально, пластиково улыбнулся. — Хоть бы подсказал Такаде, как моя фамилия пишется. Так, на всякий случай. — С каждым словом льдинки в его глазах становились все толще. И как можно улыбаться, пусть даже фальшиво, когда глаза такие злые и холодные? Выражение лица, доступное только Келю. Ниа теребил в руках одну из своих игрушек, остальные же лежали рядом на полу. И без того большие глаза Мелло расширились, когда он разглядел эти фигурки повнимательнее. Вот они: Кира, Миса, Такада, L. Даже Нэйт есть. А сам он держал в руках… Мелло подумал, что это уже слишком. Фигурка была облачена в черное, кисти рук скрывали перчатки, а волосы цвета зрелой пшеницы складывались в аккуратное каре. Даже розарий на шее висел! Но все портила омерзительно-злая ухмылка, делившая лицо как бы на две половинки, и лоскуток розовой ткани, изображавший ожог. Рука Мелло рефлекторно дернулась, поправляя специально не стриженую челку в левой части лица. Он сильно комплексовал по поводу ожога и даже выработал привычку при разговоре с людьми поворачиваться таким ракурсом, чтобы обезображенную кожу было видно как можно меньше. — Красивые, правда? — нагло поинтересовался Ниа, положив фигурку на пол к остальным. Мелло подошел и демонстративно пнул именно эту игрушку. Кукла, жалобно пискнув резиновым основанием, отлетела прочь и попала прямо в лужу крови. — У меня ухмылка не такая, — процедил Кель сквозь зубы. Халл показалось, что его глаза — голубые и наглые, как у сиамского кота — полыхнули алым. Мелло почувствовал, как в внутри все закипает, а пластиковая улыбка будто примерзла к губам. Он схватил Ривера за воротник рубашки, запрокидывая ему голову так, чтобы посмотреть прямо в антрацитовые глаза. Спектакль под названием «Невозмутимый герр Кель» дал сбой. Агенты кинулись к ним, но Ниа жестом приказал им остановиться. — Да ты сам как кукла, — чеканя каждое слово, медленно произнес Мелло. Хорошо еще, голос контролировать он пока мог. — Бесчувственная, бессердечная. У такого, как ты, даже настоящих слез быть не может, ведь у кукол они только нарисованные. Кель поразился собственным словам. С каких это пор он выражается литературными тропами и фигурами? А с таких, когда ему Мэтт посоветовал обратиться к психиатру. В шутку, конечно. Но почему-то не смешно. Мелло резко отпустил воротник Ниа, позволяя ему мешком упасть на холодный бетон. Пепельноволосый опять низко опустил голову и отодвинул фигурки в сторону. Ниа не хотелось, чтобы даже куклы сейчас видели его лицо. Мелло в последний раз оглядел присутствующих. Все, больше ему здесь делать нечего. С Лайтом разберутся и без него. И как бы Кель не относился предвзято к Ниа, Ривер просто не сможет отколоть такую глупость — дать уйти Кире. — Lebe wohl*, господа. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. — Кель развернулся и, эффектно клацнув каблуками, не менее эффектно хлопнул тяжелой входной дверью. Пластиковая улыбка сломалась. Лишь когда холодный ноябрьский ветер подул прямо в лицо, Мелло почувствовал, как оно горит. Но еще сильнее горело, ударяясь о ребра и отрекошечивая к спине, сердце. Оно то подпрыгивало к горлу, то камнем ухало вниз. Каждый его стук отдавался резкой болью в висках. Черт, почему ему так плохо? Простудился? Мелло усмехнулся своим мыслям. Как будто он не понимает, что дело вовсе не в простуде. Но ведь гораздо легче придумать какое-нибудь оправдание, пусть даже самое нелепое, и обмануть самого себя, чем думать о том, что разъедает тебя хуже любой болезни. Ничего вокруг себя не замечая, Мелло двинулся на красный и чуть не угодил под машину. Водитель, не сбавляя скорости, проорал что-то в окно. Сознание Мелло не зафиксировало что именно, но смысл был понятен. Ругательства, особенно матерные, всегда понятны. «Entschuldung*», — пролепетал Мелло, прекрасно осознавая, что его не услышат. А Мэтт однажды во время их очередной ссоры обронил: «Михаэль Кель всегда прав, Михаэль Кель никогда не извиняется — не умеет». Да все он умеет, просто не видит в этом смысла. Горький ком подступил к горлу, перекрывая и без того сбитое дыхание, глаза заволокла мутная пленка. Сморгнув, Мелло понял, что это были слезы. Слезы? Нет, этого не может быть. Михаэль Кель никогда не плачет. Ложь. Вот только кого он пытается обмануть? Вероятно самого себя. Это раньше он чуть ли не гордился, вспоминая, что в последний раз плакал в четырнадцать, когда директор приюта сообщил о смерти L. Этот день навсегда отпечатался в памяти Мелло. Не было ни криков, ни истерики. Только слезы лились непослушным ручьем, прокладывая соленые дорожки на щеках. Тактичный Мэтт куда-то ушел, решив, что Мелло будет лучше одному. Мальчик сидел, прижав к груди коленки, и всхлипывал, предпринимая тщетные попытки успокоиться. Наконец, на силу взяв себя в руки и прийдя в более-менеее человеческий вид, Мелло решил заглянуть в игровую. Ниа сегодня там точно нет, просто хотелось убедиться. А зачем, Кель объяснить не мог. Мелло четко представил себе пепельноволосого мальчика, сжавшегося в комочек и уткнувшегося заплаканным лицом в колени. Забился он в какой-нибудь угол, такой беззащитный и жалкий. Да, так и должно быть. Чем ближе юный герр Кель подходил к игровой, тем ярче и живее представлялась эта картинка. Первым, кого Мелло увидел в комнате, был… Ниа. Он по своему обыкновению сидел в дальнем углу, разве что любимый дзен-паззл* не собирал. Взгляд, устремленный в пустоту, был бессмысленным и стеклянным. Но ни влажного блеска в как всегда бесстрастных глазах, ни опухших и покрасневших век Мелло не увидел. «Бесчувственная кукла», — прошипел блондин и выбежал из игровой. Злость алой пеленой застлала глаза, закрывая обзор. Злость на самого себя. Нет, Ниа не кукла, он просто сильнее. Даже смерть L не сломала его, не заставила плакать. А Мелло, получается, оказался слабее. Опять он проиграл, опять он второй! Подгоняемый мощным ударом по самолюбию, Кель бросился собирать вещи. А теперь? Да он плачет почти каждый день. Смотря на бесчувственное тело Мэтта на больничной койке, Мелло не может сдержать слез. Они не успевают высыхать, и Кель прижимается своей влажной теплой щекой к мертвенно-холодной ладони друга. Совесть и острое чувство вины разъедают сердце словно кислота. Совесть? Мэтт вытащил его буквально на руках из огня при взрыве базы, Мэтт взломал кучу сайтов по указаниям Мелло, Мэтт согласился помочь в похищении Такады, Мэтт всегда был рядом, а Кель отправил его на верную гибель. Разве после всего этого у такой мрази, как он, может быть совесть? Бл…лять. Да, именно блять, потому что он прекрасно понимал, что Мэтт не оторвется от погони: охраны было слишком много. Так почему же он не придумал другой план? Гений, называется. Мелло хмыкнул. Лучше, чем нецензурная брань, его чувства сейчас ничто не передаст. Ты выиграл, Мэтти. Ну, а сейчас почему он плачет? Просто все это напоминает Келю события шестилетней давности. Ривер все-таки был бесчувственной куклой, и сейчас ей является. А Мелло… Опять он проиграл, опять он второй. Так Мелло и ушел, не увидев, как по щекам Ниа катятся слезы. Настоящие. Нерисованные.***
Когда они подходили к кладбищу, дождь хлынул словно из ведра. Мелло зябко поежился, обхватывая руками свои узенькие плечи. Привычная жилетка грела плохо. Да как «плохо»? Она совсем не грела, а кожаная куртка лишь противно липла к телу, добавляя дискомфорта. Но после этих безумных дней и ночей, когда они поставили последние точки над «i» в деле Киры и проведенных в больнице, где находился Мэтт, стоя одной ногой в гробу, сил не хватало даже на то, чтобы разозлиться. Мэтт тяжело вздохнул, заведомо уверенный, что Мелло чисто из своей глупой гордости и упрямства откажется, и все же снял с себя безрукавку. — Ты совсем замерз в этой куртке. Давай поменяемся. — Но… — Слушай, ты можешь хоть раз в жизни молча принять то, что кто-то о тебе, придурке таком, заботится? — вспыхнул Мэтт и гораздо спокойнее добавил, — У меня водолазка, мне не холодно. Кель протянул ему свою куртку и, кутаясь в мягкую, нагретую теплом тела безрукавку, грустно улыбнулся. И почему он еще нужен Мэтту, если Мелло отправлял его на верную гибель? Как такое можно простить? Кель представил себя на месте Дживаса. Нет, он бы не смог. Никогда бы не смог. — Эй, ты о чем задумался? Мелло оторвал взгляд от асфальта и повернулся к другу. От увиденного он вдруг рассмеялся. Куртка была Мэтту маловата, и он лишь накинул ее на плечи черным плащом, «открывая взору существо, похожее на Зорро, но…, но без шляпки»*. — Мелс, ты чего? — удивленно хлопнул ресницами Мэтт, рефлекторно отходя на шажок в сторону. — О-ой… — Мелло согнулся пополам в нездоровом, истеричном смехе: расшатанные нервы давали о себе знать. — Ты бы себя ви-идел!.. Моя бедная курточка… Мэтт нахмурился. — Знаешь, моя безрукавка с твоей коротенькой жилеткой тоже смотрится ужасно, но я же молчу! — Почему? — совсем по-детски глупо спросил Мелло. — Не хочу, чтобы ты щеголял здесь голой поясницей. Еще простудишься, возись потом с тобой, — раздраженно повел плечом Мэтт. Кель снова улыбнулся. Он знал, что за внешней злостью друг прячет настоящее беспокойство. Безлюдное кладбище встретило их тишиной. Как и положено, мертвой. Мелло вдруг стало как-то не по себе. В груди противно заныло. Он неосознанно прижался к Мэтту, стараясь смотреть сквозь кресты и надгробья. Тошно становилось от одной лишь мысли, что совсем недавно его друг был на полпути к тому, чтобы занять здесь место. Да и он, Мелло, к великой радости многих, совсем недавно считался мертвым. Кель был уверен, что, будь у Киры свободное время, он бы с удовольствием сходил сюда, чтобы сплясать и на могиле Лавлиэта, и Мэтта, и его, Мелло. Наконец, промокнув до последней нитки и вдоволь нащурившись на пелену дождя, они заметили нужную могилу. Мелло прибавил шаг и вдруг… остановился. У надгробия стояла худенькая бледная фигурка в непонятной, напоминающей пижаму, одежде, слегка дрожа от холода и промозглой сырости. Ее губы едва заметно шевелились, что-то шепча. Сквозь шум дождя и расстояние невозможно было расслышать что именно, но это определенно было что-то хорошее, доброе — по выражению лица видно. Черт, ну почему ему всегда так не везет?! Почему Ниа решил помянуть Лавлиэта именно сегодня и именно сейчас?! Злой рок, не иначе. Раньше бы Мелло еще увереннее зашагал вперед, прямо к ненавистному альбиносу, доказывая себе, что он не слабак и не отступит перед врагом (хоть врагом он, по сути, и не являлся). Но теперь он просто устал. Он уже наступил на горло собственного самолюбия и гордости, готовый повернуть на сто восемьдесят градусов — видеть Нэйта как обычно не хотелось, ведь из их встречи ничего хорошего выйти не могло по определению. Однако, Мэтт его не поймет. Поэтому он все равно зашагал вперед. Ниа вздрогнул от неожиданности, когда к нему приблизились две весьма знакомые личности, но даже не обернулся. Он лишь смахнул непрошеную слезинку, еще больше ежась от холода. А Мелло, не особо осознавая, что делает, стянул с себя безрукавку и накинул ему на плечи.