поцелуи

       день проходит как-то впустую и по-дурацки. они заняли школьную скамейку недалеко от входа на футбольное поле, и донхек пытается понять, как они вообще умудрились здесь оказаться. его голова лежит у джено на коленях, и тот лениво перебирает чужие пряди, изредка наклоняясь, чтобы поцеловать в висок или в нос. донхек только щурится в ответ, игнорируя расползающееся внутри тепло, от которого улыбаться хочется сто часов подряд.        у них сейчас по расписанию идет то ли английский, то ли математика; донхёку лень даже вспоминать, что именно. в конце концов уроки у них каждый день, а вот таких моментов наедине — чтобы вокруг ни души и они в кои-то веки не заняты препирательствами — один в миллион лет (ренджун бы сейчас закатил глаза и назвал друга драмаквин, но его рядом нет, и хёк этому очень рад). джено сидит зажмурившись, подставив лицо под только-только потеплевшее солнце, и разве что не урчит довольно. хёк смотрит на него снизу вверх, верхние две пуговицы школьной рубашки снова расстегнуты, и если присмотреться, в вырезе можно увидеть поблескивающее серебро кулона (у донхёка точно такой же прячется под свитером темно-синего цвета — между прочим, нагло стащенного из шкафа джено), по тонкой линии губ, слегка растянутых в улыбке, по снова обесцвеченным прядям, и понимает, что любит джено в это мгновение больше, чем когда-либо.        если это вообще возможно, конечно.        но сказать такое — подписать себе смертный приговор на подкалывания длиной в целую жизнь, если они не расстанутся когда-нибудь лет через сорок. джено к этому времени обещал, что у них будет четыре кошки, кролик и два попугая, на что донхек насмешливо предложил им поселиться сразу в зоопарке — чего уж мелочиться (и вообще, с ролью кролика вполне может справиться старший брат джено, доён, за ним, по крайне мере, не надо будет убирать).        хотя что-то донхеку подсказывает, что черта с два они с джено расстанутся: ну кому, кроме него, будет нужен этот глупый футболист с чувством юмора как у чайника и полным отсутствием навыков в готовке. хотя тут хек, конечно, сгустил краски: пока существует джисон, готовительная гордость джено может спать спокойно (с чем она и так прекрасно справляется).        джено едва слышно фыркает, словно читая чужие мысли (с него станется), и снова наклоняется, оставляя невесомые поцелуи на щеках. донхек только что не пищит от восторга и затапливающей его изнутри нежности, а потому чуть-чуть приподнимается, ровно настолько, чтобы дотянуться до тонких губ, не дававших ему покоя с того самого момента, как джено утянул его в противоположную сторону от кабинета, бросив скривившимся джемину и ренджуну, что у них важные дела.        какие у них дела в разгар бесполезного учебного дня, только ленивый не догадался.        губы у джено такие, что целовать их можно весь день напролёт, ради приличия изредка прерываясь на еду и дораму по телевизору (хотя где донхек, а где приличие). сейчас, слава богу, можно просто целоваться и ни о чем не думать (да и как тут думать, если чужие пальцы мягко очерчивают линию скул, а затем легко скользят на шею и слегка царапают).        для донхека такие минуты на вес золота. время течет медленно-медленно, давая возможность насладиться каждым поцелуем, каждой улыбкой, сорванной с одних губ и осевшей на других. и даже говорить ничего не надо; ни одно «я тебя люблю» не сможет выразить их чувства лучше, чем порхающие по лицу поцелуи или взгляд глаза в глаза, когда видишь целый мир — и лишь для тебя одного; или сбитое дыхание, почему-то тоже общее; или громкий стук сердца, от которого все остальные звуки теряются и становятся глупыми и бессмысленными. донхека переполняет всеми этими мелочами, хочется так сидеть, и сидеть, и сидеть, на дурацкой школьной скамейке (совершенно неудобной), пока жизнь не закончится.        и он знает, что джено думает точно так же.        потому что тот обнимает сильно-сильно, не оставляя между ними даже миллиметра.       — если мы так продолжим, я пропущу тренировку, — чуть хрипло выдыхает джено донхеку куда-то в макушку.       — очень жаль, — совсем не жаль донхеку, который снова тянется поцеловать.       — мне влетит от юты, — морщит нос джено, но послушно целует.       — его тогда доён на порог вашего дома не пустит.       — но я лучший игрок, я не могу просто прогулять.       — лучший игрок у вас марк, а ты не прогуливаешь, ты… ммм… решаешь вопрос жизни и смерти.       — правда? — удивляется джено.       — конечно, — кивает донхек, поднимая на джено хитро сощуренныеглаза, — если ты меня сейчас не поцелуешь, я умру.        джено громко смеется.        и целует.