the dream fuck

      Чимин выглядит симпатично, когда спит.       Чонгук считает, это, без преувеличения, великолепнейшим мастерством, коим человек может обладать; не сравнимое ни с чем другим достояние, стоящее на вершине бесчисленных способностей Чимина; дар, ниспосланный с небес — что, откровенно говоря, совершенно несправедливо по отношению к остальному человечеству. И Чон бы с лёгкостью впал в чёрный омут зависти, если бы не был так помешан на том, как божественно выглядит его бойфренд в свете утренней зари.       Слишком красив, чтобы быть правдой, слишком идеален, чтобы быть причисленным к земным существам, слишком великолепен, и с этим нельзя не считаться.       Чимин — кусочек рая, случайно выпавший из своей небесной обители, попавший прямиком в женское лоно, рождённый жить на прогнившем куске земли, который он вынужден назвать своим домом. Ему не место на земле, любой может подтвердить жестокость этого чудовищного преступления — лишённый высокого статуса он был ниспослан на землю, вынужденный находиться среди потока никчёмных созданий, бросающих на него свои презренные взгляды. Сияние, исходящее от него, слишком сильно для мира деградировавших душ; прикосновения его слишком благочестивы для грешников, коими кишит земля; сам он определённо слишком чертовски хорош, чтобы находиться в постели Чонгука.       Чимин безумно красив, ужасно красив, настолько, что это причиняет Чонгуку физическую боль. Чон не то чтобы верующий, но из-за Чимина и не в такое поверишь, ведь тот в жизни не мог быть так удачлив, имея ангела во плоти под боком, которого ему к тому же позволено называть любовью всей его жизни. Везунчик определённо второе имя Чонгука.       Потому что с самого первого дня, Чимин был явно не из его лиги. Весь он в своём великолепии: с нежными розовыми губами, пронзительными миндалевидной формы глазами, пухлыми щёчками и медово-сияющей кожей, с божественными пропорциями фигуры и ангельской красотой, весь из себя идеальный, так резко контрастирует с обыденной внешностью простого обитателя земного мира — Чонгуком. Чонгук думает, — знает наверняка — что не заслуживает Чимина, особенно, когда тот доверяет Чонгуку настолько, что засыпает подле него каждую ночь и просыпается рядом с его обыденно-земным телом на утро. Чонгук, как может заметить любой здравомыслящий человек, в действительности был его не достоин. А вот почему:       Как-то у него в голове возникла мысль о прикосновении к спящему Чимину. И речь не просто о невинном касании или мельком украденном поцелуе, а о прикосновениях с определённой целью; с желанием отсасывать мягкий член Чимина, ощущая его вес на своём языке, с желанием покрыть его своими метками с ног до головы, да в самых видных глазу других смертных местах, с желанием поставить его в самую открытую позу и растягивать его тугую дырочку пальцами, позже заменив их своим членом — и всё это пока старший будет находиться без сознания. Чонгуку больно от этих желаний, потому что Чимин слишком идеален для Чонгука, Чонгука, который имеет такие противоестественные желания, что наверняка, в конце концов, подтолкнут Пака к разрыву их отношений.       Это можно считать грехом, не так ли? Тот факт, что Чимин, будучи идеальным созданием, предпочитает Чонгука, отказываясь от сотни столь же идеальных людей, Чимин, возвращающийся домой с бриллиантовой улыбкой от уха до уха на лице каждый божий день, Чимин, встречающий Чонгука с каждой частичкой его тела источающей любовь и привязанность, Чимин нежно поглаживающий Чонгука по голове в успокаивающей манере, когда тот пытается справиться со своими страхами, Чимин кормящий его в дни, когда Чон слишком устал, чтобы пошевелить хоть пальцем, Чимин, который выцеловывает его тревоги прочь, до тех пор пока Чонгук не начинает задыхаться, Чимин, всё также держащий его в своих руках даже по истечении нескольких часов его беспробудного сна, Чимин, даже в самые жаркие ночи, прижимающий его к себе. Чимин, Чимин, Чимин.       Чимин, безупречный и чудной красоты Чимин, выбрал Чонгука, который думает о столь отвратительных вещах, Чонгука, который хочет прикасаться к нему пока тот спит даже и не может ощущать его прикосновений, Чонгука, который обладает столь испорченными фантазиями, Чонгука, который намеренно отталкивает от себя этого замечательного мужчину, потому что всё ещё не верит в то, что Чимин всецело принадлежит ему. Чонгук грешник. Недостойный Чимина грешник.       Чон всем своим нутром убеждён в том, что Чимин, несмотря на многочисленные свои несовершенства, коими он был проклят и ниспослан на землю, предпочёл бы быть мёртвым, чем находиться здесь, окутанный сном в объятиях Чонгука, его парня, вот уже на протяжении двух лет.       Эта его фантазия пускала корни постепенно.       Изначально, это было безобидное восхищение. Чонгуку нравилось наблюдать за спящим Чимином, нравилось смотреть на то, как урчит тот, когда Чонгук мягко водит пальцами по его щеке, на то, как трепещут его ресницы, касаясь надутых румяных щёк, и то, как он дышит, было колыбельной для ушей Чонгука. Чимин не раз ловил его за «любованием», ответом старшего служила широкая улыбка, после чего он либо сам тянулся за поцелуем к Чонгуку, либо притягивал Чонгука для поцелуя (страстного, с присутствием утреннего дыхания, которое их давно уже перестало волновать).       Чимин никогда не называл его фриком, даже ловя его с поличным, и, может быть, просто чисто теоретически, если бы он так сделал, эта отвратительная фантазия не переросла бы в нечто большее.       Позже из безобидного восхищения это перешло в нечто, чему Чонгук не может дать точного названия. Он как обычно разглядывал спящего Чимина, такого спокойного и беззаботного, и… у него встал. Сначала он даже и не заметил этого, увлечённый очерчиванием кончиком пальца изгиба носа Чимина, лёгкие прикосновения никак не мешали сну старшего (к тому же Чимин спал крепким сном). Чимин зашевелился, и Чонгук опустил свой взгляд вниз, находя непристойную картину своего стоящего члена, чётко выраженного под тонкой простынёй.       Когда Чимин, проснувшись, дразнил его за крепкий утренний стояк, у Чонгука не хватило смелости разъяснить ему причину.       Последним было вожделение. Похоть в самом чистом её виде. Чонгук уже не любуется, он по-настоящему пялится, глаза его жадно исследуют изгибы обнажённого тела Чимина (под простынями их тела всегда нагие), а разум вырисовывает животрепещущие картинки того, чем бы он мог сейчас заняться со спящим. Лизать, метить, сосать, кончать, оставляя следы по всему телу, выводить узоры на его коже слюной или спермой. Это не имело значения. Чонгука накрыла дикая, непрекращающаяся ни на секунду, нужда в прикосновениях, поцелуях, сексе. Чона по-настоящему беспокоило то, что разум не переставал рисовать картинки даже тогда, когда его член становился болезненно твёрдым. Однако он отказывался так легко сдаваться.       Проблема была в том, что когда Чимин пробуждался, Чонгука захлёстывало разочарование. Разочарование позже, конечно же, выливалось во вздох облегчения от того, что яростные фантазии наконец поутихли, но, тем не менее, это пугало его до чёртиков. Ком подступал к его горлу от одной только мысли о том, что он был расстроен тем, что его партнёр… проснулся.       Как и ожидалось, интернет с этой проблемой никак не помог. Сомнофилия или Некрофилия? «Это тебе самому решать» — гласила одна из статей. Значит ему нравится трахать мёртвых людей теперь, что ли? «Сомнофилия порождает стремление к принуждению» — гласила другая статья. Разве это не считается изнасилованием? Если Чимин узнает об этом, каковы шансы того, что он не убежит сломя голову на другой конец мира, подальше от такого фрика, как Чонгук. Что о нём подумают его родители? Чонгука теперь на постоянной основе тошнило от самого себя.       Однажды Чонгука и в правду стошнило.       Они вернулись с вечеринки будучи пьяными и до боли возбуждёнными. Забытые в грязном поцелуе они буквально срывали друг с друга одежду. Чонгук был не в настроении для алкоголя, в отличие Чимина, который этим вечером был одержим желанием напиться до чёртиков, (что бывает довольно редко, принимая во внимание его нечеловеческую устойчивость к алкоголю). Так вот поэтому, когда они добрались до дома, Чимин еле держался на ногах, а Чонгук был абсолютно трезвым, то есть с трезвым сознанием и ясной памятью.       Чонгук вжал Чимина в кровать, и, не подготавливая себя (он был достаточно растянут с их утреннего секса) стал погружаться на колом стоящий член Чимина. Он быстро и жёстко трахал себя, звуки шлепков эхом разносились по комнате, пока Чон буквально вдавливал Чимина в матрас своим весом, с тех самых пор, как эти непонятные желания начали пробуждаться в нём, именно это сделать он и хотел. Чимин не жаловался, да он бы никогда не стал, и это только подстёгивало похоть Чонгука, только распаляло его отвратительную фантазию.       Так вот он был чересчур охвачен желанием, чтобы заметить что-либо происходящее вокруг: его бёдра горели от накопившегося напряжения, а шея в экстазе болталась свешенной максимально назад, пока он громко стонал, да так, что весь этаж наверняка слышал. Обычно он старается быть осторожным с этим, всё же жалоба на шум безумно смущающая штука, но сегодня его это абсолютно не беспокоило. Сегодня он был слишком поглощён процессом, чтобы беспокоиться о чём-либо, кроме своего собственного наслаждения. Отсюда следует то, что это заняло некоторое время у Чонгука, чтобы понять, что не так, почему его парень так неотзывчив на его действия, когда сам Чон уже находился на пике? Его вдруг забеспокоило то, что Чимин, будучи из тех, кто даёт волю своему голосу в постели чаще, чем Чонгук, был столь тихим. Поэтому он опустил взгляд, обнаруживая Чимина, находящегося без сознания.       Чимин. Без сознания. Его волосы были хаотично раскиданы по подушке, часть из них прилипла ко лбу, а другие — торчали в разные стороны. Его пухлые, обкусанные губы были слегка приоткрыты, достаточно, чтобы выдать неглубокие выдохи, глаза блаженно прикрыты, кожа поблёскивала от пота в полутьме комнаты. Грудь Чимина плавно поднималась и опускалась, дыхание было ровным, не сбитым, как у самого Чона, член его обмяк внутри Гука. Сперма Чонгука фонтаном брызжет по его груди в этот момент.       Чимин был без сознания.       Чонгук кончил, так и не прикоснувшись к себе, от одного только этого факта.       Позже Чон был найден парнем в ванной комнате в два часа ночи, согнувшийся пополам он выблёвывал, по ощущениям, все свои внутренности. Его мучила мысль о том, что он каким-то образом надругался над своим партнёром, осквернил его тело, превратившись тем самым в отвратительного монстра в своих же глазах — слишком. Это было слишком. Чонгук не смог вынести этого, ни тогда, когда он, будучи в полном шоке, с неистовой скоростью отпрянул от спящего тела Чимина, ни тогда, когда он схватил первую попавшую под руку ткань, поспешно стирая сперму с тела партнёра. Ни тогда, когда он плакал навзрыд, с сжимающимся в отвращении желудком и слюной стекающей по его подбородку. Это было невыносимо.       Он винил во всём алкоголь, когда позже отходящий от похмелья Чимин держал его в своих руках и успокаивающе гладил его по мокрым от пота волосам. Чонгук сказал, что переборщил с выпивкой. Чимин естественно ему не поверил, он был слишком чуток к манерностям своего парня, так что понял, что тот лжёт (Чонгук потирал кончик носа подушечкой указательного пальца), но решил не давить на него.       Так что да, это была проблема. Огромная такая проблема.       Прошло не так много времени, и Чимин также начал улавливать усиливающуюся внутреннюю борьбу Чонгука, что ещё сильнее усугубляло проблему. Но Чон поклялся себе и своим отношениям с Чимином: он никогда больше и пальцем не тронет своего спящего бойфренда.       Их знакомство ничем иным, кроме как волшебным сном наяву, назвать нельзя было.       Чимин прогуливался меж стеллажей круглосуточного магазина в поисках пряного рамёна, а Чонгук наворачивал круги (бегал) со своей пятилетней племянницей там же.       Трезво оценивая ситуацию, Чонгук понимал, что действовал легкомысленно, даже несмотря на отсутствие в супермаркете каких бы то ни было других смертных (по крайней мере тех, кто попал бы в его поле зрения), к тому же хихиканье его племянницы было слишком драгоценным зрелищем, чтобы он прекратил вести себя глупо. Поэтому он продолжил бежать, но не так быстро, дабы дать фору племяннице и успевать корчить ей рожицы на ходу. Они весело провели время, достойно того, чтобы отнести этот день в отсек со счастливыми воспоминаниями (один из уроков, которому его научил психолог: в человеческом разуме, как в спальне, всё должно быть разложено по местам (полкам, отсекам), чтобы прогуливаясь по комнате случайно не споткнуться о разбросанные вещи (мысли)). Так вот, в тот день всё его внимание было приковано к очаровательно хихикающей девчушке, но стоило ему только отвлечься, отвести от неё взгляд, чтобы посмотреть, куда он, собственно, бежит, как он врезается в небольшую стену из мускулов.       Чимин говорит, что он преувеличивает, каждый раз, когда Чонгук (спустя пару бокалов) описывает их встречу абсолютно (чертовски любознательным) незнакомцам, но Чонгук хранит в памяти каждую деталь их знакомства, да так, словно это произошло вчера. Каждый звук, запах, эмоция (а их было немало) — всё это бережно отобрано им и находится в отдельной папке с Очень Важными Файлами. Стоит сказать, что это большой отсек, с сотнями папками и тысячами файлами, так что Очень Важные Файлы состоят разве что из «первого» всего. Первое знакомство, первое свидание, первое держание за ручки, первый поцелуй, первый секс, первое «я люблю тебя», первое совместное кинковое открытие, первая годовщина… и тому подобное.       Это должно было убедить вас в том, что... нет, Чонгук нисколечки не преувеличивал, каждый раз копаясь в папке воспоминаний, чтобы в точности воспроизвести каждую секунду того или иного события. И в этот раз мы обойдёмся также без преувеличений.       Чонгук врезается в Чимина, сильно. Подобно тому, как грузовик врезается в пожарный гидрант, в считанные секунды заполняя улицу водой и дымом. Сильно. И тот факт, что Чимин пренебрёг тележкой, решив уместить 5 покупок в руках, никак не упрощал ситуацию, по большей части по той причине, что 5 предметов превратились в 12 (да, Чонгук сосчитал их). Ни длинных рук, ни рефлексов Человека Паука у Чимина не было, так что спасти продукты от падения ему не удалось. Так вот, когда грузовик (Чонгук) сталкивается лицом к лицу с пожарным гидрантом (Чимином и его покупками), воздух разрезают звуки грохота и всплеска, происходящих где-то внутри Чонгука — ох ну и шум от разбившейся банки с джемом тоже был… где-то на фоне.       Чон старается увернуться, задевая Чимина, который принимает верное, как ему показалось на тот момент, решение: бросает продукты на произвол судьбы в попытке схватиться за груду мешковатой одежды, покрывавшей тело его обидчика — что в принципе было заведомо провальной операцией, тем не менее Чимин старался держаться образа благородного рыцаря. Однако независимо от бескорыстных намерений старшего, спина Чонгука в следующее мгновение встретилась с липким и грязным полом. Вишенкой на торте являлось то, что стремительно падать на кафельный пол он стал именно из-за дополнительного веса Чимина, благородно решившего помочь ему ранее.       Вот как они встретились: воздух вокруг них был пропитан запахом оливкового и томатного соусов, пролитого чёрного кофе (да-да, Чимин придерживал в руках со всеми продуктами ещё и чёрный кофе, как будто он чёртов Мультимен), разлитых по полу и стремительно впитывающихся в футболку и волосы Чонгука. Спина его, на долго запомнившая это чудное столкновение, оставалась неподвижной, Чон был занят тем, что плотно прижимал к себе драгоценного Чимина, да с такой силой, будто конец света нависал над ними и от этого его действа зависела их жизнь.       Прилив адреналина наполнил его тело, глаза широко распахнулись в шоке от происходящего, а лёгкие горели от отсутствия доступа к кислороду, пока сердце отбивало чечётку. Чонгук подумал в тот момент, цитата: (Чимин каждый раз закатывает глаза пытается скрыть улыбку, слыша это) «Мне показалось я встретил чёртового ангела!».       — Ты… в порядке? — наконец подаёт голос Чимин, спустя несколько мгновений после столкновения. Их взгляды встречаются, дыхание спирает, лица в сантиметрах друг от друга. (Ни места для Иисуса*, отшучивается Чонгук, стараясь превратить столь романтичный момент во что-то более комичное для незнакомцев).       — В жизни себя лучше не чувствовал, — выдаёт Чонгук, чуть позже добавляя. — Особенно учитывая то, что я, кажись, втрескался*. Буквально.       Чимин фыркает на слова парня, Чонгук на этот раз вынужден с ним согласиться. Он выдал шутку не так быстро, сдержал паузу в минуту или две, пока выговаривал одного это длинное предложение (не стоит и говорить о том, как прошла остальная часть их встречи, он до жути смущён тем, что едва ли мог связать слова в предложения).       — В общем я сбил его с ног своим заиканием и мускулистыми руками. Он был в моей кровати на следующей же неделе, — давя огромную лыбу на лице, с гордостью говорит Чон незнакомцам в пабе.       — У нас по меньшей мере месяц ушёл на то, чтобы перейти хотя бы на вторую стадию, — добавляет Чимин, сочувственно улыбаясь ничего не понимающим незнакомцам. — Никто из нас не был готов к сексу, да мы и пяти секунд поцелуя сдержаться не могли без тахикардии.       — Ты это… за себя говори, — возмущённо фыркает Чонгук.       — Малыш, это ты был тем, кто не мог продержаться и пяти секунд без тахикардии. Я добавил себя, чтобы тебе было не так неловко.       И так каждый раз. Это, как думает Чонгук, и является причиной того, почему эти незнакомцы так и не перетекали в статус их друзей.       — Тебе не кажется, что мы какие-то одиночки? — спрашивает Чон, попутно расстёгивая миниатюрный серебряный чокер, обвивавший его шею, отправляя его после в шкатулку с другими драгоценностями. Чимин в это время увлечённо печатает что-то в своём ноутбуке, очки в толстой оправе низко сидели на его переносице, а пухлая нижняя губа была закушена.       Чонгук только что вернулся со школы, где он преподаёт музыку детям с особыми нуждами, а Чимин писал важное электронное письмо своему клиенту насчёт даты судебного разбирательства и того, как его подопечный должен себя вести в зале суда. Да-да, вы не ослышались, Чонгук со своей любовью к гранжу и татуировкам является учителем, а Чимин с его неземной чистотой и эфирностью является адвокатом.       — Одиночки? — переспрашивает его Чимин, не отрывая пальцев от клавиатуры и взгляда от экрана.       — Ага, типа… у нас нет друзей.       — Как это? У нас есть своя компания.       — Наших хёнов едва ли можно назвать нашей компанией. Тэхён был твоим соседом в Пусане, Намджун твой двоюродный брат, а Хосок — мой, Юнги и Сокджин так вообще случайно прознав, что мы геи предложили нам не оправдавший ожиданий четверничок, после которого мы в утешение познакомили их с остальными.       — Что ж, — клацанье по клавишам прекращается, — если посмотреть на это с такой стороны…       — Тебя это совсем не беспокоит?       — Я даже и не задумывался об этом, пока ты не поднял тему, Гук, — Чимин облокачивается об изголовье кровати, глаза его скользят по голой спине стаскивающего с себя пастельно-голубую рубашку парня. Через мгновение его ловят с поличным в зеркале комода. — Это как-то тревожит тебя?       — Немного, — Чонгук отрывает взгляд от зеркала, поддакивая. — Я всё думаю… не из-за того ли это, что я такой ужасный собственник, когда дело касается наших отношений.       — Эй, — Чимин хмурится, губы его тут же мило надуваются. — Что плохого в том, что ты по уши влюблён в меня?       — Ничего! Но, понимаешь… Быть может я перебарщиваю с этим? — бормочет Чонгук, жуя нижнюю губу, голова его свешена так, будто он был пойман на чём-то непристойном и сейчас его собираются отругать за это.       — Ты поэтому на взводе в последнее время? — спрашивает Чимин и Чонгук не краснея лжёт, кивая в ответ.       Эту проблему отчасти можно назвать причиной его состояния «на взводе», но она не является главной. Главной проблемой было то, что он развил какой-то омерзительный фетиш и временами ему хочется просто умереть от того, что он испытывает такие чувства по отношению к любви всей его жизни, но Чимину не стоит об этом знать. Чонгук абсолютно уверен в том, что чем больше он будет предаваться ненависти к самому себе, тем скорее это ощущение пройдёт (его психолог непременно упал бы в обморок, услышав это).       — Чонгук-а, пожалуйста, подойди поближе.       Чонгук послушно поднимается, на нём всё ещё кожаные штаны и ботинки, голова всё так же опущена, он не решается поднять взгляд на Чимина. Чон присаживается на самый край кровати, опускает руки на бёдра и горбит спину так, что его чёрные локоны свободно свисают, лезут в глаза.       — Ближе, пожалуйста. Чонгук стаскивает ботинки (Чимин не одобряет, когда кто-то забирается на кровать в обуви) и присаживается ближе к старшему, колени их теперь обращены друг к другу.       — Ближе, — тон Чимина звучит с каждым разом всё мягче, сам он перекладывает ноутбук, открывая доступ младшему к его излюбенному месту на бёдрах. Чонгук тяжело вздыхает и присаживается.       — Так достаточно близко? — отшучивается он.       — Ты никогда не бываешь достаточно близко, — отвечает Чимин, руки старшего окольцовывают маленькую талию Чонгука, большими пальцами он медленно водит по тазовым косточкам в успокаивающей младшего манере. Его миндалевидной формы по-детски карие глаза впиваются в блестящие круглые — Чонгука. — Не хочешь рассказать мне, что не так?       — Я ведь только что сказал, — замечает Чонгук, но сдаётся, когда Чимин поднимает бровь, как бы говоря «кого ты пытаешься обмануть». — Ты чувствуешь себя одиноко? Не могу ничего с этим поделать, но всё думаю о том, что я отгоняю всех от тебя, чтобы ты был только со мной и ни с кем больше.       — Что плохого в том, что я 24/7 нахожусь только с тобой? — абсолютно искренне не понимая проблемы, спрашивает Чимин.       — Не знаю… Тебе не становится скучно? Не хочется чего-то нового в жизни? Людей, с которыми можно просто поболтать? — Чонгук знает, что тараторит, но всё же продолжает. — Глотка свежего воздуха?       — Ты предлагаешь нам взять паузу в отношениях?       — Что? Нет, конечно нет.       — Полигамия?       — Хён, ты ведь знаешь, какой я собственник.       — Тройничок?       — Хён. Я предполагаю, что сдерживаю тебя от создания крепкой дружбы. И только дружбы.       — Аа, — Чимин кивает, как будто он наконец понял в чём проблема. — Что ж, не волнуйся. Я вполне доволен тем, что имею сейчас.       — Хён...       — Любовь моя, — терпеливо вздыхает Чимин. — Был ли я с кем-то при нашей первой встрече?       — Эм… нет?       — Знакомил ли я когда-нибудь тебя, моего прелестного, вот уже на протяжении двух лет, бойфренда с какими-то другими «друзьями», кроме как с Тэхёном и Намджуном?       — Нет…       — Это что-то говорит тебе?       — Что… — Чонгук сглатывает, глаза его в считанные секунды наполняются слезами. — Ты… с-стыдишься меня?       — Что?!       — Всё в порядке. Я понял, правда. Всё в поряд...       Бубнёж Чонгука был прерван губами Чимина, что впились в его в головокружительном поцелуе. В этом нет ни капли эротичного или провокационного, это просто-напросто чмок, имевший своей целью заткнуть Чонгука, просто-напросто пухлые губы, обхватывающие тонкие — Чонгука. И этот маленький жест сумел отогнать его внезапный прилив неуверенности в себе обратно туда, откуда он пришёл.       — Мой превосходный возлюбленный, — выдыхает Чимин прямо в губы Чонгука, пальцы его скользят вверх-вниз по обнажённой груди Чонгука, успокаивая тем самым зарождавшуюся в последнем панику. Чимин оставляет нежный поцелуй на его губах, продолжая: — Мой прелестный, прелестный малыш. Я бы носил тебя как чертовски-роскошную корону. Никогда не думай о себе так плохо.       Чонгук хнычет, пальцы его впиваются в шею Чимина, притягивая ближе к себе, ближе, чтобы очистить его сиянием пропитанный горечью кислород, забитую плохими мыслями голову, чтобы вытеснить весь негатив из себя Чимином. Иногда Чонгук чувствует себя крайне эгоистично: то, как он постоянно нуждается в напоминании от Чимина о своей ценности, то как он использует Чимина, пытаясь оставаться в здравом разуме; иногда Чонгук задумывается о том, здоровые ли это отношения (хоть и его психолог, друзья, да и сам Чимин бесчисленное множество раз твердили ему о том, что это вполне нормально — полагаться на своего партнёра во всём). Он понимает это, правда понимает, но также понимает и то, что это эгоистично.       — Чонгук-и, — Чимин оставляет мягкий поцелуй на его веках. — Мой лучший малыш, — поцелуй на его щеках. — Мой луч солнца в дождливый день.       — Чимин-и, — Чонгук наконец разражается смехом. Все уродливые мысли вытеснены из его головы и отправлены в помойку. — Прекрати.       — Ладушки, никакого флаффа? Тогда как насчёт: согреватель моего члена. Моя очеловеченная анальная секс-игрушка. Мой членос... — Чонгук бросает на него невпечатлённый поворотом разговора взгляд, чем смешит старшего ещё больше. — Хорошо, всё, я прекращаю.       — Я пиздецки благодарен.       — Гук, — со всей серьёзностью в голосе, начинает Чимин. — Причина, по которой я не знакомлю тебя с «другими» своими давними друзьями в том, что у меня их попросту нет.       — Оу… — смущённо бормочет Чонгук.       — Ты ведь знаешь, какой я: скрытный, недоверяющий людям, сдержанный в разговорах? Ну и, скажем так, эти качества не позволяют мне обзавестись большой компанией людей, которых я по праву могу назвать своими друзьями, и я чрезвычайно доволен таким расположением дел. Тебе это понятно?       — Да, — кивает Чонгук, он действительно понял. Он прекрасно помнит, как сложно было Чимину открыться ему, помнит, как много ночей они провели за разговорами о своих чувствах, вываливая все свои мысли наружу. Он хорошо знает Чимина, правда. Просто иногда глупые мысли накрывают его голову и переворачивают реальность. — Мы с тобой схожи в этом. Прости, что я сомневался...       — Нет, никаких извинений. Твои мысли и чувства важны. Это то, как работают наши отношения, так ведь? Мы выговариваем наши проблемы, потому что любим и уважаем друг друга, не смотря ни на что, — твёрдо вставил Чимин, Чонгук улыбается, хотя внутри вина давно сжирает его за то, что он скрывает истинную причину того, что мучает его разум уже который месяц. — Как насчёт того, чтобы в следующий раз, когда кто-то спросит о нашем знакомстве, внести небольшие поправки в нашу историю?       — Как мы вообще сумеем... — недоговорив, Чонгук начинает смеяться. Он всегда безудержно смеётся, когда рядом с ним Чимин.       — Мы очень даже хороши в импровизации!       — Чимин-и...       — Ты это я, я это ты! Я ведь знаю, о чём ты захочешь добавить по ходу рассказа, и я просто внесу туда свою лепту. Я хорош в этом, уж ты это знаешь, — Чимин хохочет вместе с ним, руки их плотно обвиты друг вокруг друга, тела вибрируют в новом приступе смеха. — Посмотрим, поможет ли это нам обрести парочку друзей, что думаешь на этот счёт?       Чонгук на его вопрос не отвечает. Не может, даже если пару слов так и висят невысказанными на кончике языка. Он притягивает Чимина для поцелуя, пока хихиканье того скоро перерастает в стоны, а те в свою очередь в рычание с одной стороны и хныканье — с другой.       — Есть на это время? — задыхаясь произносит он, пока Чимин оставляет россыпь поцелуев от его ключицы к острой линии челюсти.       — Время, чтобы трахнуть тебя у меня в расписании всегда найдётся.       В следующие минуты, Чонгука спустили с бёдер, поставили в коленно-локтевую, с грудью, упирающейся в матрас, задницей поднятой к верху и широко разведёнными в сторону ногами. Чимин принялся вбиваться в него так, будто завтра не наступит никогда.       — Ты моя корона, Чонгук-а, — хрипит Чимин, ложась на спину Гука и принимаясь вгонять в него член с новой силой под новым углом, долбя простату Чонгука. Чонгук едва ли в состоянии расслышать его, стоны эхом заполняют пространство комнаты, но ему всё же удаётся расслышать последнее. — Моя чёртова корона. Если бы я мог отказаться от жизни вне этой спальни, чтобы днями и ночами заниматься с тобой любовью на этой постели — я бы согласился не раздумывая.       Ответы Чонгука едва разборчивы. Но ухмылка, играющая на лице Чимина, когда тот, задавая ещё более быстрый темп, принимается играть с сосками Чонгука, даёт знать, что он и без слов понимает, что его чувства взаимны. Он не был мягок с Чонгуком в ту ночь, истинно веря в то, что жёсткий трах до беспамятства — эффективное средство в борьбе с тревогами Чона. Своего рода страстное исцеление.       Воистину, страстное исцеление, иначе никак не скажешь, потому что капли сомнения, что всё ещё оставались в голове Чонгука были вытеснены, стоило ему бурно кончить. В глазах его потемнело на пару секунд, Чонгук не был даже в состоянии как следует отблагодарить Чимина за всё сказанное и сделанное, он просто плюхнулся на кровать (ноги его давно превратились в желе и отказывались функционировать), забываясь в кольце чиминовых рук и не чувствуя нижнюю часть своего тела, как и то, что творилось в его голове.       И даже если их продолжительная ночная сессия вылилась в немного болезненное утро и опоздание на работу, они всё же молча соглашаются с тем, что оно того стоило.       Так что да, Чимин красив, когда спит, а ещё он замечательный бойфренд.       — Тогда в чём проблема? — психолог Чонгука — Доктор Чой — спрашивает, впиваясь в него пронзительным взглядом. — Ты который раз начинаешь с этих слов, а потом замолкаешь, уходишь в сторону, так и не выговаривая эту самую проблему. Это происходит уже на протяжении трёх сеансов. Я думал, мы уже прошли этап с хождением вокруг да около.       Чонгук медленно кивает в ответ, теперь он с горечью осознаёт, что не может больше скрывать истинную проблему. Доктор Чой является его врачом вот уже на протяжении трёх лет, и это в свою очередь вызывает у людей вопросы вроде: "с тобой что-то не так?"... на них Чонгук отвечает с улыбкой, скрипя зубами. С ним всё абсолютно в порядке. У него нет депрессии, он не травмирован, никаких морально-тяжёлых срывов не было в его жизни. Он обычный человек.       И будучи обычным человеком Чонгуку просто-напросто нравится ходить на сеансы к Доктору Чой один раз в месяц, для простых рассуждений о вещах, которые так или иначе волнуют его. Чимин считает, что это полезно, охотно соглашаясь посетить сеансы время от времени подобно ему. Нет ничего постыдного в походах к психологу, и как только Чонгук принял это, встречи с Доктором Чой стали средством для снятия стресса, вместо обременяющего вопросами груза.       За исключением последних трёх месяцев, в течение которых Чонгук столкнулся с ужасающей проблемой, о которой ему было слишком неловко выговориться.       — Чонгук, — повторяет Доктор Чой, показывая, что на этот раз он не собирается пускать всё на самотёк.       — Э-эм… — Чонгук съёживается от того, как ломается его голос. — Я просто… Я нахожу Чимина привлекательным, когда тот спит.       — Хорошо, и?       — Типа… он очень красив. В плане … он в-возбуждает меня, — Чонгук судорожно сглатывает. Он наконец высказал это, всё кончено. Назад пути нет. Он должен встретиться лицом к лицу с жестокой реальностью. — Его спящий вид возбуждает меня, Доктор.       — Ааа, понятно, — тон его голоса остаётся нейтральным и Чонгук от этого становится ещё более обеспокоенным. Он ожидал осуждения, но этого… не последовало. Вместо этого, психотерапевт отреагировал так, будто он сказал что-то вроде ‘микроволновки опасны и пугают меня’. — Это беспокоит тебя?       — Да! — выкрикивает Чонгук. — Конечно! Это должно меня беспокоить, так? Это так...       — Это… нездорово! Я какой-то больной.       — Чонгук, это не болезнь.       — Конечно это болезнь! Я хочу… делать странные вещи со своим бойфрендом, когда тот находится без сознания, — Чонгук думает, что его может накрыть истерика прямо здесь, в кабинете психолога, чего не случалось вот уже на протяжении года. — Как… Как это вообще может считаться чем-то… нормальным?       — Послушай, — Доктор Чой тихо вздыхает, его добрый взгляд утешающе смотрит на Чонгука. — Ты как-то сказал мне, что ты и твой бойфренд любите пробовать новые кинки в постели, это правда? — Чонгук отвечает коротким кивком, хмуря брови. — Тогда как это отличается от остальных кинков? Просто обсуди это со своим партнёром.       — Нет, вы не понимаете! — Чонгук напряжённо выдыхает. — Он ведь может возненавидеть меня за это, и тогда я потеряю его навсегда...       — Чонгук, однажды ты сказал мне, что доверяешь Чимину своей жизнью. Сейчас самое время проверить, действительно ли это так.       Острый укол страха пронзает его живот, как только слова доктора достигают его ушей, главным образом по той простой причине, что он понимал, что Доктор Чой был чертовски прав. Чонгук доверяет Чимину, обожает и любит его всем сердцем. Но каким образом Чимин сумеет здраво отреагировать на его болезненное желание, когда его самого тошнит каждый раз, когда он только допускает мысль об этом? Как может Чимин принять — уберём в сторону любовь — ту его часть, которую сам он принять никак не может?       Чонгуку не представилось возможности глубже разъяснить доктору свои страхи на этот счёт, так как время их сеанса стремительно подошло к концу (ну ещё и потому, что он бы определённо не сделал этого, даже если бы дело было не в отсутствии времени). Эта проблема была одной из тех устрашающих проблем, решить которые не удастся пока Чимин верхом на коне во всём своём великолепии, как истинный рыцарь, не прискачет спасать Чонгука от самого себя — как всегда.       Чимин определённо знает, что с Чонгуком что-то не так.       То, как Чимин ходит на цыпочках перед ним, задерживается рядом, когда Чонгук поглощён занятием, хищно наблюдает за каждым его движением. Чонгук знает, что Чимин знает, что что-то не так. Эти кошки-мышки растягиваются на целую неделю, пока Чимин всё же не решает расставить точки над «i».       — Эй, не хочешь заказать чего покушать? — кричит Чимин из гостиной, пока Чонгук блуждает по интернету в поиске вдохновения для нового тату (в то же время секретно считывая статью о сомнофилии в открытой инкогнито вкладке).       — Мы ужинали час назад... — в недоумении говорит Чонгук, одновременно пытаясь угомонить бешено бьющееся сердце, рука его рефлекторно сжимает крышку ноутбука — готовая в любую секунду захлопнуть его, на случай если Чимин окажется в пределах 5 футов от него.       — Небольшой перекус никогда не повредит.       У Чонгука неприятно сжимается желудок от мысли о еде.       — А… нет, спасибо. Можешь заказать для себя, если ты голоден, — сухо отвечает Чонгук, несчастье от мысли о еде так и выражено на его лице.       — Ты никогда не отказывался от еды, — пробормотал Чимин спустя несколько мгновений, когда Чонгук уже снова с головой погрузился в статью.       Он даже не заметил замешательства Чимина, полностью сосредоточенный на словах перед глазами: «Порнография и Сомнофилия схожи тем фактом, что они ничего не требуют от «потребителя». Сомнофил пассивный наблюдатель, он ничего не делает и поэтому утверждает, что его не в чем винить.» Все тревоги Чонгука тут же вспыхнули, статья спровоцировала его, Чонгук ведь…совсем не такой. Чонгуку нравится наблюдать за спящим Чимином! И временами он настолько красив, что Чонгук возбуждается! То, что говорят в статье вообще не имеет смысла!       А потом случается это:       — Почему ты читаешь о Сомнофилии и Синдроме спящей красавицы?       Голос Чимина разрезает тишину комнаты, как это бывает, когда стеклянный стакан разбивается о мраморный пол, ужасным эхом отражаясь от стен.       — А-а? — жалобно бормочет Чонгук. Его сердце по ощущениям останавливается в груди, конечности превращаются в камень, а руки мёртвой хваткой вцепляются в основание ноутбука. Чимин склоняется над его плечом, стоя позади кресла, на котором уселся Чонгук, рука его небрежно покоится на шее парня. Чимин принимается вслух зачитывать текст с экрана, громко и прямиком в чонгуково ухо. Чонгук чувствует, как душа покидает его тело в этот самый момент.       Он захлопывает ноутбук и вскакивает с кресла, бесцеремонно падая на пол прямо на глазах Чимина. Те, раскрытые от шока, с минуту наблюдают за ним, позже выдавая громкое «ох боже мой», что громким эхом отражается в стенках разума Чонгука, на мгновение заглушая боль в его пострадавшей заднице.       — Чонгук?!       Чонгук сбегает, крепко прижимая ноутбук к груди, снова поскальзывается на ковре гостиной и захлопывает дверь спальни, закрывая позже комнату на замок. Звуки неистово бьющегося сердца эхом отражаются в горле, ушах и голове одновременно. Ноутбук впивается в рёбра. Мир вокруг него замирает в этот момент. Чимин принимается стучать в дверь так отчаянно, будто по ту сторону двери кто-то только что умер.       — Чонгук! Что происходит? — кричит Чимин. — Открой дверь, Чонгук! Ты пугаешь меня!       Чонгук захныкал, сползая по двери на холодный пол в полном отчаянии. Во-первых, потому что его секрет был раскрыт наихудшим способом из возможных. Во-вторых, Чимин был напуган (как он и ожидал), несмотря на тот факт, что он скорее боялся за него, чем был напуган им. Солёные дорожки следуют по его лицу, стекают по щекам, скапливаясь в уголке рта, ноутбук всё также вдавливается в его тело, оставляя вмятины, совсем не волнующие его сейчас. В голове ворох мыслей, которым никогда не следовало давать и шанса на существование.       Он всё узнал.       Он боится тебя.       Он больше никогда не будет спать с тобой в одной постели.       Он никогда больше не позволит тебе прикасаться к себе.       Никогда больше не позволит тебе любить его.       Никогда не будет любить тебя.       — Чонгук, пожалуйста, открой дверь. Пожалуйста, малыш.       Он ненавидит тебя.       Ты отвратителен ему.       Он никогда больше не доверится тебе.       — Гук, — Чимин звучит сломленным и страдающим. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… поговори со мной, любовь моя.       Он ненавидит тебя.       — Пожалуйста, Чонгук. Я люблю тебя несмотря ни на что. Пожалуйста, впусти меня.       Он никогда больше не будет любить тебя.       Они уже проходили через такое, несколько раз. Чонгука иглами пронзают негативные мысли снова и снова, а Чимин залатывает раны от них аккуратно, подбираясь к нему с похвалой и признаниями. Чонгук знает, что голоса в его голове выдают сплошное враньё, ведь Чимин убьёт ради него, умрёт ради него, жить будет также ради него. Тем не менее, это не так легко — рационализироваться с самим собой, когда его негативная сторона устрашающе нависает у руля.       Однако после нескольких мгновений глубокие вдохи, слабая борьба с жестокими мыслями и Чиминовы непрерывные заверения с другой стороны, делают своё дело, и по ту сторону двери наконец раздаётся щелчок. Чонгук находит стоящего на коленях перед самой дверью Чимина. Слёзы наполняют его красивые глаза и расширяются, превращаясь в милые полумесяцы, как только он поднимает взгляд на Чонгука, на его лице расплывается улыбка. Он немедля раскрывает свои руки для Чонгука. Уродливые мысли в голове последнего всё такие же громкие, но тот всё же заползает в объятия к Чимину, начиная плакать.       — С-сделай так, чтобы они заткнулись, хён, — всхлипывает Чонгук, уткнувшись в грудь Чимина. — Они не з-затыкаются.       — Я с тобой, — бормочет Чимин в ответ, оставляя парочку поцелуев на макушке Чонгука и успокаивая его поглаживаниями по спине. Его хаотичное сердцебиение гулом отдаётся в ушах Чонгука, постепенно замедляясь и принимая свой обыденный ритм, успокаивая тем самым и чонгуково разбушевавшееся. — Я всегда буду с тобой, Чонгук. Всегда.       Они перемещаются на кровать, когда Чимин требует (тихо бормочет в волосы Чонгука просьбу) объяснений.       Чонгук тяжело вздыхает, собирается с мыслями и наконец вываливает всё накопившееся. С самого начала до настоящего момента, он выдавал всё слегка бессвязно, будто бы находясь в большой спешке, извинения мелькали в каждом его предложении. Чимин терпеливо выслушивает его, на протяжении всего монолога, держа руки Чонгука в своих, мягко поглаживая татуированные костяшки парня большим пальцем. Лицо Чимина оставалось нейтральным. Чонгук ничего не приукрашивал, стараясь также не преуменьшать свои истинные чувства. Он вывалил всё как оно было: его сожаления, непомерное чувство вины, обещая напоследок сделать всё возможное, чтобы вылечить себя от этого.       — Чонгук, — качает головой Чимин, на лице его покоится ласковая улыбка. Чонгук наконец поднимает на него глаза. — Тебе не от чего себя лечить.       — Я… я не понимаю, — шепчет Чонгук с красными от пролитых слёз щеками.       — Помнишь, как я однажды говорил с тобой на тему ролевой игры адвокат-клиент? — ненавязчиво спрашивает Чимин, Чонгук кивает в ответ. — Боже, я чувствовал себя фриком, пока не заговорил с тобой об этом. Я думал, что ты возненавидишь меня за эту фантазию или вроде того.       — Нет-нет, — принимается возражать Чонгук. — Это ведь всего лишь фантазия, ты совсем не такой в реальной жизни.       — Именно, — Чимин ринулся вперёд, оставляя на лбу Чонгука один, два, пять, если быть точным, поцелуев. — Именно, Гук. Это просто фантазия. Я не из тех, кто трахает своих клиентов, но я захотел воплотить эту фантазию с тобой. Я люблю тебя, люблю свою работу, добавляем к этому немного похоти и вуаля, появляется фантазия.       — Из-за… меня?       — Через три месяца после начала наших отношений, — начинает разъяснять Чимин, бережно прижимая его руку к своему сердцу. — Ты пришёл в офис. Помнишь? Соврал моему секретарю, что ты отчаянно нуждаешься в моей помощи.       — Я был сильно возбуждён.       — Это я чертовски хорошо помню, — смеётся Чимин, получив в ответ мокрый смешок от Чонгука. — Мы занялись сексом прямо на моём столе, и, о боги… этот секс определённо заслуживает место в моём списке топ 10 лучших сексов в моей жизни. Фантазия пришла ко мне… внезапно. Ты был так глубоко во мне, а потом эта мысль просто стрельнула в голове: каково это быть трахнутым своим клиентом, взявшимся из ниоткуда в середине рабочего дня, использовавшим меня для своего удовольствия и ушедшего восвояси потом. Я так бурно в жизни не кончал, ещё и заставил тебя потом всё это слизать, помнишь?       — Такое сложно забыть, — Чонгук хрипло выдохнул, его член заинтересованно дёрнулся от воспоминаний о том жарком дне. Ничего из этого не было запланированным. Чонгук просто-напросто впервые пришёл в офис Чимина, спешно двинулся к его кабинету, закрыл за собой дверь и ринулся к ничего неподозревающему Чимину, который изумлённо следил за действиями своего парня. Чон нагнул его прямо так, без лишних «привет, как дела». — Я также кончил от одних только этих мыслей, но когда ты позже упомянул об этом, мне показалось, что эта фантазия была у тебя в голове всё время нашего секса…       — Она возникла из-за тебя, — ухмыльнулся Чимин. — Больше скажу, мне не особо претила идея открытия всяких сторон секса, до того как ты не ворвался в мою жизнь, такой ненасытный, да ещё и с большим членом и подтянутой попкой.       — Хён, — Чонгук покраснел до самой груди.       — Теперь ты понял? Иметь такие фантазии вполне нормально.       — Да, но… Это ведь не одно и тоже? Мы оба были в сознании во время...       — Чонгук-а, — настойчиво прерывает его Чимин. — Я пытаюсь донести до тебя то, что это всего лишь фантазия и какая бы фантазия у тебя ни была, это нормально, вполне нормально желать прикоснуться ко мне, даже когда я сплю.       — Оу, — глупо отвечает Чонгук, на что Чимин только хихикает, забираясь на бёдра парня.       — В этом нет ничего страшного, — спокойно говорит Чимин, прикусывая нижнюю губу Чонгука. — И в этом тоже, — говорит он, а затем хватает руки Чона и кладёт их на свою задницу. — И это, — говорит он, вплотную прижимаясь к наполовину вставшему члену Чонгука. — Всё, чего тебе, чёрт возьми, хочется — нормально. Даже если я без сознания. Ничего страшного.       — Чимин…       — Я безмерно люблю тебя, и моё доверие к тебе больше, чем позволение прикасаться к моему спящему телу, уж поверь. Это что-то да должно значить для тебя, Гук. Так что да, можешь трахать меня, когда я сплю. Использовать моё бессознательное тело, чтобы кончить. Меть меня так, чтобы весь мир видел. Мне всё равно. Я весь твой.       — Чимин. Боже, Чимин. Ты весь принадлежишь мне, — шепчет Чонгук, губы его впиваются в яремную вену парня (его слабость). — Я люблю тебя. Мой. Мой. Мой.       — Так же как и ты мой. Во всех отношениях, — стонет над ним Чимин, руками зарываясь в волосы Чонгука, в попытке притянуть парня ближе к своему телу. — Весь только твой.       В ту ночь Чонгук привязывает Чимина к изголовью кровати, используя для этого свой любимый шёлковый галстук. Что необычно для Чимина — отдавать контроль в руки Чонгука — он всегда жадно пытается быть ведущим в постели — особенно по той причине, что Чонгук априори сабмиссив в их паре. Но иногда, бывают ночи, когда Чимин чувствует себя особенно уязвимо и нуждается в том, чтобы Чонгук позаботился о нём. В такие ночи Чимин добровольно отдаёт пульт управления Чонгуку. И когда в эту ночь Чимин предлагает лёгкий бондаж, Чонгук вскакивает, бросаясь к шкафу, в считанные секунды выуживая из него бирюзовый галстук Чимина.       — Чёрт, Чонгук, — в энный раз чертыхается он, когда Чонгук вновь выпускает его член изо рта, отказывая его оргазму вот уже четвёртый раз подряд. — Пожалуйста, пожалуйста... Я больше не могу терпеть.       — Тише, хён.       — Гук, прошу тебя…       — Будь хорошим мальчиком для меня, — шепчет Чонгук, губы его покрытые слюной, смешавшейся с предэякулятом, мелькают перед красным лицом надутого в раздражении Чимина. Чон высовывает язык, по кошачьи лизнув уголок губ старшего, который громко скулит от его мучительных действий. — Ты ведь можешь быть хорошим для меня, да?       — Б-больно, — вскрикивает Чимин, когда Чонгук легонько-дразня дрочит, водит по головке, вводя указательный палец в уретру после каждого подъёма ладони. — Позволь мне к-кончить, пожалуйста!       Несмотря на то, что Чонгук наслаждается временем, когда он в постели у руля, стоит заметить, что он намного слабее к отчаянным мольбам Чимина, чего нельзя сказать о последнем по отношению к Чонгуку. Теряя последние крупицы самообладания, он ругается под нос, перед тем как встать, схватить Чимина за талию и без промедлений оседлать член парня, вводя его в сморщенное отверстие одним резким движением.       Чимин вскрикивает под ним, зажатый в кольце тугих стенок Чонгука с ни на секунду не прекращающейся нуждой наконец кончить. Он инстинктивно вскидывает бёдра, успешно выбивая тем самым Чонгука из ритма, однако тот быстро возвращает дело в свои руки, прижав бёдра Чимина к кровати своим весом, он принимается (с шипением) насаживать себя на член парня.       Чонгук сейчас — зрелище действительно достойное внимания: вьющиеся чёрные локоны красиво обрамляют его точёные скулы, глаза прикрыты в эйфории, прикушенная губа подавляет громкие стоны, грудь слегка подпрыгивает в такт бёдрам, а пресс напрягается каждый раз, когда головка Чимина проезжается по простате. Поистине достойное зрелище, лишающее Чимина дара речи.       — С-сейчас... Нет! — кричит Чимин, когда парень замедляет темп, вновь разрушая его оргазм. — Нет, нет, нет- Чонгук, Гук! Я был так близок к…       — Ещё совсем чуть-чуть, — выдыхает Чонгук сверху, покачивая бёдрами в мучительно медленном темпе, перед тем как нагнуться, заглушая возражения Чимина нежным поцелуем. — Ещё чуть-чуть, хён. Сможешь сделать это для меня, да?       Чимин неохотно кивает, в глазах его плещутся непролитые слёзы, руки болят от напряжения и тугой повязки, кожа вдоль и поперёк покрыта потом. Он мысленно клянётся отомстить за эту пытку в следующий раз, даже несмотря на то, что специально сам попросил Чонгука об этом.       Целую мучительную (наполненную поцелуями и успокаивающими похвалами, нашёптанными в ушко Чимина) минуту спустя, Чонгук возвращается на свой трон, возобновляя скачки на излюбленном члене. Только на этот раз он слегка отводит корпус назад, опуская руки на колени Чимина, спина его выгнута под болезненно-невозможным углом, голова откинута назад в экстазе, стоны безостановочно слетают с губ. Его бёдра слегка раздуваются, когда он оборачивает их вокруг талии Чимина, дырочка сжимается каждый раз, как Чимин попадает по комочку нервов.       Вскоре Чимин кончает с громким гортанным стоном, бёдра Чона тем не менее продолжают покачиваться на его опадающем члене, доводя его до сверхчувствительности. Сам Чонгук кончает только тогда, когда скулёж Чимина становится чересчур громким, с глубоким стоном, после наконец не падая на грудь бойфренда.       — Ты в порядке? — неразборчиво бормочет он, спустя несколько мгновений, наполненных звуками их сбитого дыхания, отражающегося от стен. Чон приподнимается, развязывая галстук и начиная нежно поглаживать его покрасневшие запястья.       — Да, а ты?       — Лучше, чем когда-либо. А теперь спи.       — Но...       — Спи.       Чимин, лишённый энергии, оставляет протесты, и Чонгук, не желающий шевелить хоть пальцем, засыпают бок о бок с засыхающей спермой и покрытые потом. Чимин правда позже (через добрых десять минут, когда Чонгук уже очаровательно сопит), аккуратно поднимается, стараясь не потревожить сон любимого, и направляется в ванную за мокрыми полотенцами, которыми он позже осторожно оттирает Чонгука и себя.       Утром, заметив это, Чонгук отблагодарит его грязным и страстным поцелуем.       Чонгуку потребовалось время (три дня, если быть точным), чтобы наконец открыть для себя свой новоприобретённый кинк.       Это было субботнее утро, прошлым вечером они с Чимином отужинали с их компанией, немного выпили и вернулись домой, а сегодня собирались отоспаться. Однако Чонгук не спал, он пялился.       Чон проснулся чертовски рано для субботы, чувствуя бурлящее раздражение, когда цифровые часы, стоявшие на прикроватном комоде, показали ему 8 утра.       Он перевалился на бок, тут же охая от тянущей боли в пояснице, когда воспоминания прошедшей ночи, в которую Чимин практически разрушил его задницу, нахлынули на него: секс был чертовски грубый, Чимин вбивался в него в бешенном темпе, пока Чонгук выдавливал из себя мольбы о большем и большем, чувствуя, как теряет рассудок. Чимин не давал ему кончить. Нет, он не замедлял темп, наоборот, сохранял его таким же жёстким, вытаскивая член всякий раз, когда бёдра Чонгука начинали слегка трястись — предвещая о подступающем оргазме, и ждал с минуту, перед тем, как вернуться к тому, с чего они начали. Несмотря на это Чонгук воспроизводит картинки прошедшей ночи с небольшой улыбкой: то, как Чимин мучил его, заставляя ходить по краю целый час, то, как бурно он кончил, когда Чимин прекратил дразнить его, то, как искусно Чимин использовал его, превратив Чона в умоляюще-заикающееся месиво, и так снова и снова, только в чиминово удовольствие. Чонгук действительно чувствует себя самым везучим сукиным сыном этой планеты.       Он оборачивается, встречаясь с видом мирно посапывающего создания подле него. Лицо его вжато в подушку, надутые щёки и пухлые губы слегка покраснели, привычного тихого храпа не было — Чимин еле слышно выдыхал через нос. Иногда его сильно шокирует эта способность парня превращаться из демона возносящего Чона до луны и обратно в мирно сопящего ангела.       Пак Чимин слишком красив. Так чертовски красив, что аж больно. Так идеален, так привлекателен, так невероятно подходящ кровати Чонгука. Чонгук не колеблясь ни секунды ринулся вперёд, оставляя на румяной щеке парня нежный поцелуй, тепло улыбаясь тому, как молочно-мягкая кожа Чимина приятно ощущалась на его губах, момент настолько трогательный, что Чонгук чувствует трепет в груди, как в самый первый раз.       Он ничего не мог с собой поделать; им двигало желание влюбляться в Чимина снова и снова каждый божий день, удовольствие, которое он испытывает от падения в любовную пропасть с каждым разом ощущается всё острее. Пак Чимин обернул его вокруг своего крошечного мизинца, и Чонгук с гордостью может заявить, что это величайшее достижение его ничтожной жизни.       Любить Чимина было честью. Быть любимым в ответ также сильно — если не больше — привилегия.       Грудь Чона жжёт, горит в обожании, когда его рука скользит по обнажённому телу Чимина, прикосновение его ладони и лёгкие касания кончиков пальцев, которые мягко ведут по поверхности медовой кожи, запах Чимина — всё это дурманит разум. Чонгук продолжает восхищаться мягкостью кожи под рукой ещё какое-то время, где-то на третьем круге к процессу подключается его рот.       Чонгук пробует кожу парня на вкус: бережно облизывает расслабленные мускулы, оставляя после себя мокрые дорожки, а позже возвращается обновляя их снова и снова. Чимин однажды предположил, что, возможно, у Чонгука оральная фиксация, на что тот, конечно же, тогда отмахнулся, рассмеявшись, но сейчас неохотно думает, что Чимин был прав тогда. Как всегда.       Достаточно скоро, с его разумом затуманенным похотью и обожанием, Чонгук придвигается к телу Чимина, седлая его спину. Сам Чон сгибается над парнем, его язык уже с интересом блуждает по спине Чимина, руки безостановочно скользят по телу старшего от самой его шеи, а потом также неторопливо до сочных ягодиц. Кто знает, сколько времени он провёл за ощупыванием, массированием и разминанием этих пышных булочек, являющихся его любимой частью тела Чимина.       Несмотря на то, что Чимин спит крепким сном, он проделывает всё это чрезвычайно аккуратно, не прикладывая слишком много сил, чтобы ненароком не разбудить возлюбленного. Во-первых, потому что Чимин усердно работал всю неделю и заслужил здоровый крепкий сон хотя бы на выходных. Во-вторых, Чонгук был так чертовски заведён, что не хотел разрушать сбывающуюся на глазах мечту.       Это сложное желание — испытывать влечение к кому-то, кто находится в своём наиболее уязвимом состоянии; испытывать желание доставить удовольствие телу, которое едва ли может ответить тебе тем же или развеять твои мысли о том, что всё это сон наяву; получать удовольствие от доставления удовольсвия бессознательному телу. Это сложно, но Чонгук научился любить это желание, которое сам он и породил, а старший только потворствует ему в этом деле.       Постепенно, долгие ленивые лизания превращаются в мягкие посасывания, нежные укусы и более мягкое покусывание, красные пятна, окрашиваемые солнечным светом от первых лучей пробивающегося сквозь оставленную занавесками щель солнца, россыпью расцветают по спине старшего (Чимин ненавидит солнечный свет, пропускаемый через щель занавесок по утрам, но что уж там… красота требует жертв).       Чонгуку требуется некоторое время, чтобы вернуть себе самообладание, но он всё также заглушает желания, казалось бы, только распалившиеся от облизывания тела Чимина. Боже, как же божественно выглядит его фигура на фоне оранжевого оттенка в комнате, так поразительно контрастирует, но в тоже время идеально вписывается в общую атмосферу. Точно так, как он вписывается в жизнь Чонгука, как последний кусок пазла, который незаметен с расстояния, но идеально смотрится, как только вы подойдёте поближе. Весь он принадлежит Чонгуку и только Чонгуку.       Через какое-то время челюсть Чона затекает от продолжительной оральной активности, что заставляет его с сожалением отступить от нового круга, но только после того, как он вдоволь насладится зрелищем: часть накопившейся слюны, аккуратно собирается прямо в ямке у копчика парня.       Чонгук отстраняется, любуясь своим шедевром: Чимин лежал на животе, руки его были вытянуты и скрещены под подушкой, а спина покрыта синяками, которые совсем скоро сменят свой оттенок на уродливые вариации фиолетового.       Великолепный шедевр, из-за взора на который у Чонгука гордо встал. Его красный член, судя по всему, отчаянно желает находиться в чём-то, скорее ком-то.       Следующим на очереди была растяжка, к тому моменту Чонгук уже не колебался, ведь зашёл для этого слишком далеко, — поддерживать свой мучительно-улиточный темп сейчас никакого желания не было. Он капнул смазкой на пальцы, согрел её, прежде чем скользнуть ими в сморщенное колечко, начиная вгонять пальцы в темпе, достаточном для того, чтобы остаться незамеченным сонным сознанием Чимина, но в то же время недостаточно медленным, чтобы свести Чонгука с ума. Чон собирался только лишь растянуть ими Чимина достаточно хорошо для своего члена, наблюдая за тем, как аккуратно исчезают его длинные пальцы меж тугих мокрых стенок, как дважды сжимается сфинктер вокруг его пальца. Эта цель была достигнута в считанные минуты.       Три пальца спустя, Чимин впервые за всё время съёживается, когда Чонгук случайно задевает его простату. Чонгук вмиг замирает на месте. Его пальцы всё также глубоко находились в Чимине, а тёплые стенки приятно их сжимали. Член Чонгука легонько тёрся об икры Чимина, пока Чон (в прямом смысле слова) пускал слюни на зад Чимина. Он вновь застывает, когда Чимин двигается ближе к изголовью кровати, через мгновение со вздохом опускаясь обратно на подушку. Какое-то время спустя (поняв, что Чимин заснул), он осторожно вытаскивает пальцы и обильно выливает смазки на свой член.       Чонгуку пришлось прикусить левую ладонь, чтобы заглушить хныканья, когда он надрачивал себе. Возбуждение было слишком сильным и стремилось к освобождению, тем не менее он поклялся себе не кончать, пока не будет глубоко по самые яйца в своём парне.       Чон пожалел о своих словах в следующую же секунду. Во-первых, Чонгук просто-напросто привык быть громким в постели (Чимин не позволял ему заглушать свои стоны), не настолько громким, как его партнёр, конечно же, но всё же. Поэтому ему потребовалось собрать всю силу в кулак, и, сцепив зубы, ввести головку в Чимина. Во-вторых, Чимин был до боли тугой, настолько, что Чонгуку действительно было больно от того, как сильно сжимались стенки вокруг его члена. Это имело место быть, конечно же, потому что прошло больше месяца с тех пор, как Чонгук последний раз получал привилегию хорошенько трахнуть Чимина, будучи большую часть времени отчаянным месивом, только и желающим, что заполучить отменный трах от своего бойфренда. Не то чтобы позиции их особо волновали, главное было в том, что на пике были они вместе, остальное вовсе неважно (но Чонгук всё же сделал мысленную заметку, почаще трахать Чимина). Его круглая, полная и божественная попка этого более чем заслуживала.       Хотя, он был бесконечно благодарен тесноте его стеночек в этот момент, это его как-никак заземляло.       Он держался прямо и устойчиво, одной рукой мёртвой хваткой впившись в изголовье, другой — вцепившись в собственное бедро. Ноги его примагнитились к основанию задницы Чимина, бёдра расположились по бокам и сгибались у икр, придавливая тем самым Чимина к матрасу, член по самые яйца сидит в Чимине.       Вот оно, настало, Чонгук начал забываться в удовольствии, поскольку мучившие его несколько месяцев фантазии наконец оживали. Чон едва сдерживался, не сходя с ума только благодаря мысли о том, как мелодично бы звучали сейчас задыхающиеся стоны Чимина, которые тот издаёт, только тогда, когда находится в позиции сабмиссива.       В нём проснулось животное желание мучить Чимина, бессознательного и игнорирующего то, как беспощадно используют его тело. В руках Чонгука он ничто иное, как тряпичная кукла, которую Чон мог крутить и вертеть, как ему вздумается.       Чонгук остаётся неподвижным в течение нескольких мгновений, в основном пытаясь сдержать себя, а не для того, чтобы убедиться в том, что он не разбудил Чимина своими действиями, но как только пульсация его члена становится невыносимой, он негромко скрипит зубами, начиная задыхаться.       Его костяшки побелели на фоне тёмного изголовья вишнёвого дерева, бедра покалывали от того, как сильно впивались в них ногти, но Чонгук был сосредоточен только лишь на ощущении того, как плотно скользит его член между стенками бессознательного Чимина. Господи, Чонгуку очень и очень сильно повезло.       Напряжение в груди росло, низ живота приятно тянуло, в какой-то ускользнувший из его внимания момент Чонгук всё же стонет, громче, чем хотелось бы. Не в состоянии больше держать себя ровно он валится на спину Чимина, который следом начинает ёрзать, придавленный весом крупного тела. Чонгук жалобно скулит в его шею в ту же секунду.       — Гук? — прохрипел Чимин, не открывая глаз, один только его низкий голос послал искры удовольствия по спине Чона, член его заинтересованно дёрнулся внутри.       — Чёрт, Чимин, — простонал Чонгук, когда он наконец-таки мог по-настоящему толкнуться в Чимина. Чимин захныкал под ним, мышцы спины его невероятно напряглись под грудью Гука. Но Чон забылся в похоти. Он приподнимает Чимина за талию над матрасом, обнимая его плечи поперёк свободной рукой. Спина парня выгнулась в форме полумесяца, прям, как Чонгук и любит, тогда как голова безвольно болталась. — Чёрт, детка, так хорош для меня.       Чимин, который был едва ли в сознании, схватил руку, обвивавшую его плечи и грудную клетку, прерывисто застонал, когда Чонгук начал безжалостно толкаться в него, задавая довольно жёсткий темп, неумолимый в своей мощи, пугающий своей резкостью. Он обнимал Чимина так крепко, что тот едва мог дышать, в то время как его член продолжал грубо вбиваться в обмякшее тело.       — Чимин, Ч-Чимин, только посмотри на себя, детка — Чонгук застонал, бёдра рвано толкались в парня, с точностью попадая по его простате, дыхание обоих было сбито, но Чонгук всё же решил уткнуться лицом в шею Чимина. — Так чертовски хорошо принимаешь меня, детка. Был с-создан для того, чтобы я трахал тебя так. Проснулся трахнутым, глубоко насаженным на мой член.       Чимин был не в состоянии ответить. Его разум не был в состоянии делать что-то кроме того, чтобы регистрировать резкость, с которой Чонгук вгонял свой член в него, сгибая его напополам всё сильнее и сильнее. Он только и мог, что хныкать и стонать, так ужасно возбуждён он был от неудобной позы. Член его был вжат в шёлковую простынь, пока Чонгук терзал его шею, нашёптывая грязную похвалу.       Он почувствовал, как бёдра Чонгука шлёпались о его задницу, слабо полагаясь на слух, выдававший ему самые разные стоны. У него хватило энергии раскрыть тяжёлые веки, но впереди он не обнаружил ничего, кроме плоского вишнёвого дерева, то бишь изголовья кровати. Тело его продолжало жадно принимать всё то, что давал ему Чонгук.       Это так чертовски горячо: Чимин не мог даже увидеть насилия над своим телом, не мог даже дотянуться, чтобы остановить своего любовника в случае чего, не мог вымолвить ни слова, ни выдать крика — так хорошо он себя чувствовал. Ему жарко, как в самом настоящем адовом котле, что его разум по ощущениям отключался при каждом грубом толчке по его простате и включался в ожидании следующего толчка. Он чувствовал, как его разум постепенно уплывает, тело его, придавленное весом Чонгука, было доведено до предела, отказывалось нормально функционировать. Он не в состоянии двинуться ни на дюйм без вмешательства Чонгука и это — бессловесное выражение воли Чона: «Ты принимаешь только то, что Я тебе даю». Боже, это так чертовски горячо.       Одним очень точным толчком головка члена Чонгука прижалась прямиком к растраханной простате Чимина, Чонгук трижды без пауз толкнулся прямиком туда, заставляя своего парня раскрыть рот в крике и кончить будучи нетронутым. Он закричал так сильно, что почувствовал, как неприятный ком забился у него в горле, ногти впились в руку Чона, все его едва ли осознающие реальность происходящего чувства снова впали в беспамятство. Чонгук был всё также безжалостен над ним, его член был по-прежнему твёрдым и продолжал грубо толкаться в него, Чимин был безумно сверхчувствительным, когда вновь отключился. Это было чертовски горячо, чтобы вынести.       — Чёрт! Т-ты такой- Блять, детка, вот так вот… да, — бессвязно бормотал Чонгук, когда Чимин начал сжиматься вокруг него, его рука вновь вцепилась в бедро парня, а губы впились в пульсирующую яремную вену. — Так чертовски благодарен за это тебе… Такой хороший для меня… Чимин! Блять!       Чонгук кончил так сильно, что увидел мелькающие белые пятна — звёзды перед глазами создавали разительный контраст с той чернотой, которой был затуманен его разум всё время, пока он вытрахивал душу из спящего Чимина. Он с силой вжимается в парня, слыша через проходящий шум в ушах звуки хлюпающей глубоко в Чимине смазки, смешанной с его спермой, и медленно выскальзывает из любимого, тихо поскуливающего от его действий, только тогда замечая, что тот давно заснул крепким сном.       Чонгук разбудил Чимина сексом и затрахал его до такой степени, что тот вновь уснул.       Чёрт, кажется у Чонгука опять встал.       Чимин пришёл в себя далеко за полдень, наконец избавившись от навязчивого тумана в голове.       Он сцепил руки на затылке, укладываясь на спину, которая слегка щипала, тупая боль также пристутствовала и в его пояснице, несколько синяков красиво расцвели на груди — всё это заставило его задуматься, в каком же состоянии находится его спина. Он застонал от боли, мысленно проклиная человеческую физиологию за то, какая она хрупкая… За этими мыслями он протянул руки рядом, выискивая Чонгука, но обнаружил разве что пустоту.       Однако как раз, когда он собирался встать, он обнаружил, что его ноги придавлены чем-то.       Вернее кем-то. И этим кем-то был его без пяти минут пропавший возлюбленный.       Чонгук мирно сопел, удобно уложив голову на бедро Чимина недалеко от его обмякшего члена. Несколько картинок, сохранившихся в сознании с раннего утра мелькнули в голове Чимина. Он вспомнил то, как член Чонгука находился глубоко в нём, то, как тёрся о его грудную клетку, прижимался к его щеке. Картинки смазаны, как если бы это был какой-то дикий мокрый сон, но все признаки о реальности произошедшего на лицо: опухшие губы Чонгука, липкость его кожи, тянущая боль в пояснице.       Чимин понимает, что принять прошлой ночью снотворное было очень даже хорошим решением.       Нежная улыбка появляется на его лице, когда он ласково гладит Чонгука по голове. Сейчас он чувствует себя настолько влюблённым, что недоумевает, что он такого мог сделать в прошлой жизни, чтобы заслужить такого замечательного человека, чтобы быть достойным привилегии называть Чонгука своим.       — Чимин? — хрипит Чон, зашевелившийся в ногах парня.       — Детка. Похоже, для тебя утро выдалось нелёгким.       Красный румянец тут же заливает щёки парня, когда он слышит это от своего любимого. Чонгук поднимает голову с выражением лица вора пойманного с поличным на месте преступления. С минуту он стонет от смущения и зарывается лицом в бедро Чимина, скрываясь там от пронзительного взгляда бойфренда.       — Замолчи.       Чимин, смеясь, наклоняется ближе к парню, зарывается в его волосы и шепчет прямо тому в ухо «я люблю тебя.» Чонгук свободной рукой приобнимает его за талию, шепча в ответ: «я люблю тебя сильнее.»