chemists do it periodically on the table

Фэн Синь нёсся по пустым тёмным коридорам университета, не разбирая дороги, и глаза его застилала ярость. Чистейшая, стопроцентная ярость. Причина её была зажата в его руке — два листа А4, смятые в пальцах. Не порвались они только чудом, но Фэн Синь был уверен, что сегодняшний вечер бумага не переживёт. Он лично об этом позаботится. Не дожидаясь лифта, он взлетел по лестнице на седьмой этаж; никто его не останавливал: солнце уже практически скрылось за горизонтом, во всём университете оставались лишь вечерние группы, занимавшие аудитории на нижних этажах, а редкие студенты, попадающиеся в коридорах, шарахались от Фэн Синя, как от чумы. Но ни застывшее спокойствие безлюдных рекреаций, ни рыжеватый свет, льющийся из окон и разгоняющий темноту приглушённого освещения, ни глухая тишина не помогали ему успокоиться. Поэтому, добравшись до нужной двери, он шумно втянул носом воздух и обрушил на неё сначала кулак, а потом ногу. — Открывай! — рявкнул он, дёргая за ручку, хотя это было бессмысленно; из-под двери лился свет, простой замок был явно не заперт, а вот электронный мигал красным, показывая, что без ключ-карты войти не получится. У Фэн Синя, студента-биоинформатика, разумеется, не было карты от лаборатории коллоидной химии. Зато она была у его будущей жертвы. За дверью послышались шаги. Звякнул ключ — сначала обычный, потом пикнул электронный, и дверь приоткрылась. За ней, одетый в белый лабораторный халат и собравший волосы в пучок на затылке, стоял тот, кто был нужен Фэн Синю. Му Цин. — Фэн С…?! Он не успел даже договорить — да даже удивиться не успел, как в лицо ему в прямом смысле впихнули листы, зажатые в мёртвой хватке. — Какого хрена?! — Он попытался отпихнуть их от себя, попятился, но Фэн Синь шагнул вперёд, в лабораторию, оглушительно громко захлопнул за собой дверь и прошипел: — У меня тот же вопрос! Му Цину быстро надоело, что ему тыкают в лицо, как коту, и он врезал Фэн Синю по руке, отталкивая её от себя. Силы он не пожалел — кожу тут же обожгло, и только это позволило ему всё же отделаться от бумаги у своего носа. А заодно — взглянуть, что было на ней написано. — Это что, моя работа по биохимии? — спросил он, раздражающе вскидывая бровь. — Ты ради этого припёрся? Показать мне её? — Это наши работы по биохимии, — ответил Фэн Синь, закипая еще сильнее. — Ничего не хочешь мне сказать? — Большое спасибо, что припёрся отвлекать меня от лабораторной и принёс наши работы по биохимии, — ответил Му Цин раздражённо, выхватывая листы из руки Фэн Синя с такой силой, что они порвались бы, не отпусти он их вовремя. Хмурясь, Му Цин посмотрел сначала на свою работу, потом поменял листы местами — и застыл. Вновь посмотрел на свою. Потом снова перевёл взгляд на работу Фэн Синя, и вот тогда на его уебанском лице расцвело насмешливое выражение, которое Фэн Синь просто ненавидел. — У меня девяносто баллов. У тебя восемьдесят девять. Ты из-за этого бесишься? — спросил он, будто не знал, что высшая оценка идёт только с девяноста баллов, будто не знал, как долго Фэн Синь зубрил эту сраную биохимию, будто не знал, почему он сам получил на балл больше. — Ты списывал у меня! Конечно, я бешусь! — рявкнул Фэн Синь, и Му Цин в ответ уставился на него знакомым взглядом — тем, который всегда следовал перед… Ну, да, разумеется, Му Цин закатил глаза. — Идиот? — поинтересовался он со вздохом усталого родителя, к которому пришёл с претензиями ребёнок. Ладони Фэн Синя машинально сжались в кулаки. — Я знаю биохимию лучше тебя. Зачем мне списывать? Может, это ты у меня списывал, раз набрал меньше? Фэн Синь толкнул его в плечо. Пока что несильно, как предупреждение. — Хватит пиздеть, я видел, как ты смотрел в мои ответы! — То, что я смотрел куда-то в твою сторону, не значит, что я смотрел в твои ответы, — фыркнул Му Цин. — И всё равно ты от меня рукой закрываешься, как первоклашка. Так боишься, что я буду лучше тебя? — Не зря боюсь, видимо! — Фэн Синь обвиняюще ткнул пальцем в грустно заколыхавшийся лист. Му Цин скривился, снова закатывая глаза. — Я слишком задолбался, чтобы выслушивать твой бред, — бросил он и впихнул работы в руки Фэн Синю. — Ты что, школьник, что тебя это так волнует? Он скрестил руки на груди, расправляя плечи. Только сейчас Фэн Синь заметил круги у него под глазами, усталый взгляд и ноутбук, стоящий на столе за его спиной, обложенный целым ворохом каких-то заметок. Видимо, Му Цин успел разобраться с самой лабораторной работой и теперь оформлял по ней отчёт. Фэн Синь знал, что по коллоидной химии у Му Цина задолженность — и если на мгновение почувствовал лёгкий укол неловкости, то сейчас осталось только негодование. Праведное, причём. — Может, и школьник, тебе какое дело? — огрызнулся он, опять пихая листы Му Цину. Тот оттолкнул их. — Ты больной? — спросил он с раздражением. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я пошёл и попросил исправить мне оценку? — Да ничего я не хочу! — взвился Фэн Синь, вопреки своим словам снова пытаясь впихнуть работы ему в руки. — Тогда нахрена ты здесь?! — Признай, что списывал! Бесишь! — Это я тебя бешу?! Я?! — «Я»?! «Я»?! — передразнил Фэн Синь, демонстративно закатывая глаза, и в этот раз Му Цин втолкнул работы ему в грудь, причём так сильно, что он сделал шаг назад. И, разумеется, разозлился только сильнее. Он толкнул Му Цина в плечо, уже забыв про работы, получил такой же тычок в ответ, толкнул снова, и мгновение спустя они уже вовсю пихались, попутно переругиваясь. — Тебе что, пять лет?! — прошипел Му Цин, залепляя Фэн Синю работами в лицо. Тот отбил его руку. — Чего ты пристал к моему возрасту! Первоклашка, школьник, пятилетка! Что, завидуешь, что я старше? — На месяц! И какая разница, если ты так себя ведешь! Припёрся ругаться из-за оценки! — Которую ты не заслужил! — А кто заслужил, ты?! Раз ты такой умный, чего сам на сто баллов не написал?! — В следующий раз напишу! — Ха, посмотрим! Ребёнок! — Закрой свой еблет, пока этот ребёнок что-нибудь с тобой не сделал! — О, и что же ты сделаешь? — Му Цин ядовито поглядел на него, кривя губы. — Пойдёшь жаловаться профессору, что я якобы у тебя списал? Не выдержав, Фэн Синь снова толкнул его — в этот раз с такой силой, что Му Цин, не устояв, впечатался спиной в стену у двери, а Фэн Синь шагнул практически вплотную, шлёпнув ладонью с работами прямо у головы. Он хотел выплюнуть ему в лицо что-нибудь в меру злобное, но Му Цин тихо зашипел, морщась от удара, и это заставило Фэн Синя помедлить. А потом — осознать, в какой позе они оказались. Несмотря на рост, одинаковый до последнего миллиметра, из-за толчка Му Цин стоял неровно, поэтому Фэн Синь слегка нависал над ним, сверху вниз глядя в усталые злые глаза с красными прожилками. Потом взгляд скользнул ниже — на тёмные синяки, на тонкие губы, вечно покусанные и потрескавшиеся, на смазанное пятнышко синей ручки на бледной коже. На то, как дёрнулся его кадык, и на то, как пальцы автоматически потянулись заправлять за ухо прядь чёрных волос, выбившуюся из неаккуратного пучка. Фэн Синь сглотнул. Му Цин недовольно кривился, между бровей его засела глубокая складка — но смотрел он прямо на него. Безотрывно. В его тёмных глазах Фэн Синь видел своё отражение. А потом Му Цин потянулся и вслепую нашарил ключ, до сих пор торчащий из замка, и провернул его с тихим щелчком. — Бесишь меня, — прошептал он, и в следующую секунду листы с работами летели на пол, а Фэн Синь обхватывал его лицо ладонями и глубоко целовал. На языке защипал металлический привкус, стоило чуть прикусить губу Му Цина, а тот в ответ болезненно дёрнул его за волосы и укусил за язык, да так, что Фэн Синь замычал ему в рот и резко отстранился. — Мудак, — бросил он, ладонями сжимая щёки, отчего губы Му Цина забавно вытянулись. Тот недовольно дёрнул головой, попытался оторвать от себя руку, но Фэн Синь ему не позволил — просто склонился и поцеловал снова. Как же Му Цин его бесил. Мелочный, вспыльчивый, язвительный и вечно всем недовольный гордец, который с самого детства вызывал желание задушить его голыми руками, от которого кровь кипела и пульс шумно колотился в ушах, который заставлял орать до боли в горле, с которым они попадали в медпункты из-за драк практически каждый месяц — и без которого жизнь казалась скучной и серой рутиной. — Ты самый хуёвый парень на свете, — выдохнул он, отрываясь от шероховатых губ. Они покраснели, влажно блестели, и Му Цин недовольно провел пальцем по нижней, стирая кровь с трещинки. — Это ты припёрся обвинять меня в списывании! — кусаче выплюнул он, но на светлой коже скул уже показались красные пятна, и Фэн Синь решил заткнуть его самым действенным способом. В этот раз, когда он поцеловал его, Му Цин запустил пальцы ему в волосы. Короткие ногти прошлись от основания шеи до резинки, стягивающей их в хвост, пальцы обернулись вокруг неё кольцом и стащили, бесцеремонно, но не болезненно, а потом зарылись в самую гущу волос, массируя кожу. Довольно замычав, Фэн Синь погладил большим пальцем скулу Му Цина, и тот ощутимо дёрнулся и разорвал поцелуй. — Не делай так! — прошипел он, весь красный — смущённый. Фэн Синю самому захотелось закатить глаза, но нечеловеческим усилием он сдержался, просто фыркнул и спросил: — Как? Не быть с тобой нежным? — Неж… — Му Цин практически задохнулся. — Ты не нежный, ты… ты… снисходительный! Теперь поперхнулся Фэн Синь. — Какой я?! Что тебе опять не нравится, а как мне тебя целовать? Попутно выбивая зубы? Сначала ему показалось, что Му Цин сейчас что-то ответит — но нет. Пальцы в волосах сжались, а потом его с силой дёрнули вперёд — и они действительно столкнулись зубами, но лишь на секунду, а потом Му Цин нагло, почти что демонстративно запихнул язык ему в рот. Фэн Синь в ответ царапнул его скулу — резкая противоположность поглаживанию, — и несколько секунд они просто боролись за власть, кусаясь, толкаясь носами и пытаясь то оттащить друг друга от себя, то, наоборот, прижать ближе. А потом Му Цин медленно и ощутимо провёл ногтями Фэн Синю по затылку и выше, и под накрывшей его волной мурашек тот наконец-то расслабился. Этого было достаточно, чтобы горячие губы Му Цина перестали давить, чтобы он тихо вздохнул и постепенно перехватил поцелуй, направляя его, делая глубже и медленней. Один поцелуй стал двумя, тремя, целой цепочкой, влажной, всё с тем же металлическим привкусом, с тихими вздохами в промежутках. Пальцы Му Цина всё ещё путались у него в волосах, перебирали пряди, гладили — а сколько было криков про нежность, — и машинально большой палец снова скользнул по тёплой коже щеки. Но в этот раз Фэн Синь успел замаскировать его под другое движение и всей ладонью провёл вверх и вбок, к пучку волос на затылке. Распустить его было непросто — волосы там запутались, Му Цин прижимался головой к стене, и пришлось отстраняться. — Дай мне, — негромко пробормотал Фэн Синь ему в губы перед тем, как коснуться их снова. Несколько секунд недовольного сопения — и волосы Му Цина рассыпались по его плечам. Они были короче, чем у Фэн Синя, немного темнее, но всегда восхитительно пахли чем-то кисло-сладким. Шампунем, скорее всего, но сколько бы раз Фэн Синь ни шарился среди баночек в его ванной, никогда не находил ничего с похожим запахом. Он был уверен, что Му Цин просто свой шампунь прячет. На языке уже вертелись колкости, но он сдержался и вместо этого зарылся носом в волосы за ухом, глубоко втягивая воздух и медленно выдыхая. Му Цин в его руках ощутимо дёрнулся. — Что ты делаешь? — спросил он, но сипло, слабо. Ему нравилось. Ему вообще нравилось, когда с ним нежничали, когда трогали, когда целовали в висок или в кончик уха — все эти мелочи, вся ласка; но он был слишком гордым, чтобы это признать, особенно когда ласковым с ним был Фэн Синь. Ничего, Фэн Синь готов был потерпеть ребячество, чтобы посмотреть, как его злейший враг — лучший друг — любимый человек, как так вышло? — тает в его руках. — Заткнись, — посоветовал он и не дал Му Цину ответить, потому что поцеловал за ухом. А потом в челюсть и под ней, горячо выдыхая, прижимаясь к коже раскрытым ртом и спускаясь ниже, к вороту халата, отталкивая его подбородком и носом, чтобы двинуться дальше и лизнуть ключицу, а затем легонько сомкнуть на ней зубы. — Мы в лаборатории, — прошипел Му Цин, впиваясь пальцами в его волосы, но не пытаясь оттолкнуть. Фэн Синь ухмыльнулся — и это не прошло незамеченным, потому что Му Цин врезал ему по спине открытой ладонью. — Мы в лаборатории, идиот, куда ты полез! Он ударил второй раз, и вот это уже было больно. Фэн Синь взвился, хватая Му Цина за запястье. — Да что тебе вечно не нравится?! — Он прижал его руку к стене высоко над головой, и автоматически Му Цин вскинул на неё глаза, оголяя слегка покрасневшую шею. Это… подало Фэн Синю отличную идею. — Никуда не лезть, значит? — спросил он, и Му Цин вскрикнул, когда в кожу под самой его челюстью впились зубы. Фэн Синь не стал долго кусать его — зубы быстро сменились языком и губами, но и отстраняться он не стал, несмотря на шумные дрожащие вздохи Му Цина и свободную руку, которой он отчаянно колотил Фэн Синя по спине. — Какой же ты мудак! Не смей оставлять мне засос, я убью тебя, Фэн Синь, я убью тебя, клянусь! — зашипел он, но не попытался опустить голову, только запрокинул её ещё сильнее, а когда ладонь Фэн Синя забралась по прижатой к стене руке выше — переплёл с ним пальцы. Фэн Синь отстранился. Му Цин, откидывая голову, смотрел на него из-под полуопущенных ресниц и тяжело дышал, растрёпанный ещё сильнее, чем раньше, с алыми губами и румянцем на щеках. На его шее выделялось красное пятно, на котором уже виднелись багровые точки будущего засоса. Если раньше Фэн Синь даже не думал заходить дальше поцелуев, сейчас он, сглотнув, осознал, что уже не уверен. Му Цин явно увидел это в его взгляде и весь подобрался, ощерился, как дикий кот, загнанный в ловушку. Он всегда стеснялся секса — сильнее, чем его стеснялся Фэн Синь, по крайней мере; они ни разу не занимались им нигде, кроме кровати — даже с дивана Му Цин всегда утаскивал его в спальню. У стены в университетской лаборатории — резкий скачок. Они выдохнули одновременно и заговорили тоже одновременно. — Да ничего я с тобой не сделаю, извращенец… — Хотя бы на столе, а не у двери… Фэн Синь не сразу осознал, что услышал, а потом у него раскрылся рот. От удивления не хватило сил даже удержать руку Му Цина — а уж тот вырывался так, словно его кипятком обожгли. И румянец его запылал точно так же, и оттолкнул он Фэн Синя от себя с такой силой, что пришлось отступить на шаг. Му Цин, одёрнув ворот халата, пропихнулся мимо него, втягивая голову в плечи и что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Ему было стыдно. Невыносимо стыдно, наверное. Это включило Фэн Синю мозг. Он схватил Му Цина за ворот халата, дёрнул его назад, и, когда прижал к стене в этот раз, поцелуй вышел жарким и кусачим. Фэн Синь даже не стал злиться из-за силы, с которой впились в его затылок ногти Му Цина. Возможно, потому что тот закинул ногу ему на бедро, и думать о чём-то другом стало очень сложно. Фэн Синь схватил его за бедро, заставляя поднять ногу повыше, машинально потёрся о Му Цина всем телом — тот подался вперёд, судорожно выдыхая. Хотелось поднять его на руки полностью, прижать к стене, а может и оттрахать на весу, но Му Цин был тяжелым засранцем, худым, но мускулистым — с самого детства занимался боевыми искусствами, и Фэн Синь сомневался, что удержит его. Но когда Му Цин спешно вцепился пальцами в пуговицы своего халата, пытаясь побыстрее расстегнуть их, Фэн Синь застонал в голос, и попробовать захотелось гораздо сильнее. — Тише! — Му Цин зажал ему рот ладонью, быстро оглядываясь, как будто кто-то мог войти в запертую на два замка лабораторию. — За собой следи, — огрызнулся Фэн Синь, помогая расстегивать халат. Под ним оказалась простая тёмная футболка, за ворот которой он тут же подтянул к себе недовольного Му Цина, чтобы коротко и грубовато поцеловать. — Это ты кричишь так, что соседи стучат. Му Цин укусил его, и Фэн Синь охнул. Услышав это, Му Цин самодовольно ухмыльнулся, потому что был, видимо, конченым мудаком, пусть и смущённым. — Я не понимаю, как у меня на тебя встаёт, — честно прорычал Фэн Синь. Глянув вниз, Му Цин парировал: — Ну, видимо, как-то. Халат упал с его рук в кучу на пол, но Му Цин даже не обратил на это внимания — толкнул Фэн Синя в грудь по направлению к столу, и глаза у него нехорошо сверкнули, хотя уши алели так, что на них отчётливо просматривались венки. — Шевелись, — резко сказал он, явно скрывая нервы. — Универ через два часа закрывается, а мне ещё здесь убираться. — Я помогу, — предложил Фэн Синь, потому что мозг у него снова не работал, полностью зациклившись на одном только Му Цине. Тот закатил глаза, качая головой. — Нужна мне твоя помощь, — фыркнул он надменно. Но многострадальную губу прикусил. Иногда — где-то глубоко, глубоко в душе, на самом её дне — в Фэн Сине пробуждалось желание сграбастать Му Цина в объятия и не выпускать его, пока с него не спадёт вся спесь, вся напускная колючесть, пока он не отбросит всю неуверенность в себе и не станет тем собой, каким бывает тихими вечерами или ранним утром, когда Фэн Синь ночует у него и поднимается на пары значительно раньше, когда в тусклых рассветных сумерках щурится на него из-под одеяла сонными затуманенными глазами и позволяет поцеловать себя в лоб, а потом снова засыпает. И сейчас это желание подняло свою голову, потому что Му Цин за бравадой, за толчками скрывал неуверенность. Это не злило, но Фэн Синь знал: если даст понять, что заметил — Му Цин снова вспылит. Поэтому он фыркнул; насмешливо склонил голову. — И кто тут ребёнок? — Да пошёл ты, — моментально ответил Му Цин, скалясь, но плечи его чуточку расслабились. Когда ноги Фэн Синя упёрлись в стол, он обернулся и закрыл ноутбук, потом, подумав, переложил его на стул и туда же спихнул ворох заметок. Похлопал по столешнице. — Садись. — Сам садись, — бросил Му Цин, и в этот раз Фэн Синь всё же закатил глаза, но так, чтобы было понятно: он делает это не из собственного желания, а передразнивая Му Цина. Но всё равно сел на край и развёл ноги, позволяя встать между ними. В этот раз поцелуй вышел мягким. Му Цин ткнулся ему в губы немного неуклюже, но всё равно захватил инициативу, а его прохладные ладони коснулись края футболки Фэн Синя. Тот охнул в поцелуй, когда они наконец пробрались под неё, и на секунду обернулся на окно, за которым стояла полная темнота. Но они были высоко, домов поблизости не было, да и стол стоял от окна достаточно далеко… ох, да плевать, пускай их хоть весь город увидит — ему всё равно. Он позволил Му Цину гладить его по животу и рёбрам, по бокам — он не пытался стянуть футболку, только задирал её, чтобы было удобнее, и Фэн Синь снова зарылся носом ему в волосы, тоже запуская под одежду ладонь. Трогать Му Цина за спину было восхитительно; он был чувствительным, и мышцы под пальцами ощутимо сокращались и перекатывались, особенно на лопатках. Фэн Синь провёл по ним ногтями, приоткрывая глаза, и наткнулся на взгляд Му Цина. Тот, смутившись, что его застукали, передёрнул плечами. — Сними, — буркнул он. Фэн Синь вскинул бровь, не понимая, про чью конкретно футболку он говорил — руки Му Цина до сих пор бродили по его животу, — но ответ был одинаковым. — Не надо. Долго одеваться будем, если кто-то придёт. Он сам не заметил, каким низким тоном это сказал, зато заметил расширившиеся зрачки Му Цина и мурашки, пробежавшие по его телу. Ему было стыдно… и всё равно это заводило? — Что, нравится трахаться в публичных местах? — не выдержал он. Му Цин поджал губы, щёки его, румянец с которых немного сошёл, запылали сильнее, но в этот раз он не отдёрнулся и не взъярился. Вместо этого колено его целенаправленно упёрлось в пах Фэн Синя, и тот подавился слюной. — Может, нравится. Мне ещё кого-то найти, или трахнешь меня сам? — Он надавил сильнее, не больно, просто ощутимо, и добавил: — Что-то я не вижу, чтобы ты был против. …Ох, какой же иногда он был сукой. Невыносимой сукой. Фэн Синь дёрнул его на себя и горячо выдохнул в лицо: — У тебя же есть презервативы? Му Цин отстранился было — затем, видимо, не выдержав напора своей сучьей сущности, наклонился и укусил Фэн Синя за губу, и только потом отошёл и нашарил на полу рюкзак. Покопался в нём и кинул на стол открытую упаковку презервативов и почти закончившийся тюбик смазки. Уши у него пылали. — Что? — бросил он с вызовом. — Я после лабы собирался к тебе. Фэн Синь не стал говорить, что тогда стоило бы зайти в аптеку, а не тащить остатки, потому что Му Цин и так смотрел исподлобья, словно предлагал попробовать спиздануть что-то глупое. Цокнув языком, Фэн Синь просто заглянул в коробочку — презервативов оставалось три штуки. Ну, хоть что-то. Он высыпал их на стол, чтобы потом не пришлось возиться, и критически оглядел Му Цина. Тот ощерился. — Чего тебе? — Господи, я собираюсь заняться с тобой сексом, можно мне на тебя посмотреть?! — не выдержал Фэн Синь, спрыгивая со стола. — Иди сюда! Он схватил его за руку, дёрнул и, пользуясь элементом неожиданности, развернул его, чтобы уложить грудью на стол. Для этого пришлось упереть ему ладонь между лопаток, поэтому Фэн Синь не упустил момент, когда спина Му Цина напряглась. Нет, не так — он напрягся всем телом. А потом, и секунды не прошло, попытался подняться. — Ни за что! — прошипел он разъярённо, оборачиваясь. Глаза его сверкали от смеси злости и стыда. — Я не стану… вот так! — Предлагаешь на спину лечь? — в тон ему ответил Фэн Синь, не давая развернуться. — Твоя дурная башка на стол не поместится! — Я лягу вдоль! — Ты слишком длинный, полудурок! — Кто бы говорил, мы с тобой одного роста! — Вчера ты заявлял, что выше меня на полсантиметра! — Может, из-за давления твоей бесконечной тупости я уменьшаюсь! Фэн Синь страдальчески застонал — возможно, из-за самого Му Цина, но скорее из-за собственного члена, который на этого идиота вставал. Иногда Фэн Синь сомневался в своей адекватности. — Му Цин, — сказал он. — Я тебя люблю. Ты можешь заткнуться? Это подействовало на него, как вылитое на голову ведро воды. — Пошёл ты, — пробормотал он. Но вырываться перестал, просто сложил руки на столе и уткнулся в них лбом, пытаясь втянуть голову как можно глубже в плечи. Он мог стесняться сколько угодно — Фэн Синь знал, что очень скоро Му Цин расслабится достаточно, чтобы обо всём позабыть. А пока он провёл ладонью по его спине, медленно, сверху вниз; остановился на пояснице, задрал немного футболку и опустился на колени. Поцеловал открытую кожу, мельком чувствуя под губами мурашки, и потянулся руками к ширинке Му Цина. Тот, не поднимая головы, выглянул из-за рук. — Ты же не станешь?.. — спросил он с сомнением, и Фэн Синь догадался, о чём он. Фыркнул. — Потерпишь до дома. Мне тут даже рот прополоскать будет нечем. — От его слов Му Цин вспыхнул и вновь спрятал лицо в предплечьях, только пробормотал что-то неразборчивое, но явно недовольное. Когда Фэн Синь стащил с него джинсы с бельём, спуская их до колен, ноги у него задрожали. Короткой, мелкой дрожью — может, от холода, но Фэн Синь в этом сомневался. Он не видел лица Му Цина, но догадывался, что стыд никуда не пропал. К счастью, он знал, что с этим делать. Он поцеловал мягкую кожу на обратной стороне колена, потянулся вверх, не закрывая рот, но и не целуя — просто проводя по коже влажными губами, иногда чуть-чуть прихватывая её, но совсем слабо, на доли секунды, просто чтобы Му Цин не забывал, что его ждёт — чтобы никогда не знал, когда лёгкий щипок сменится настоящим укусом. С ними Фэн Синь не спешил — сначала перешёл на поцелуи и только потом, сместившись к внутренней стороне бедра, втянул кожу между зубами. Крепкие ноги Му Цина напряглись моментально, он издал непонятный задушенный звук, а его член заметно дёрнулся. При виде него пришлось сглатывать слюну: хотелось отодвинуть Му Цина от стола, сесть перед ним и отсосать в такой позе, чтобы ему только и оставалось, что цепляться за столешницу, кусать руки и растекаться по столу от удовольствия. Эта картина встала перед глазами так живо, что Фэн Синь горячо выдохнул, слегка надавливая на свой член. Надо… надо было запомнить эту идею. Дальше он двигался уже с языком. Кусался, вылизывал кожу, оставляя отпечатки зубов и влажные следы на ягодицах и бёдрах, и постепенно по ногам Му Цина пробежала уже знакомая дрожь, мелкая и неконтролируемая, а сверху донеслись его сдавленные вздохи. Хотелось… хотелось заставить его стонать от одних только поцелуев. Хотелось стащить с него штаны полностью, раздвинуть ему ноги и пройтись языком между ягодиц, вылизать так, чтобы он кончил только от этого, чтобы позволил сделать уже что угодно, в любой позе, без возражений. Но Фэн Синь просто нашарил лубрикант и выдавил немного, чтобы посмотреть, сколько его вообще осталось. Недостаточно; он выругался сквозь зубы, нашёл коробку из-под презервативов, проверил её и выдохнул: они тоже были со смазкой. Не идеально, но сойдёт. Ему не нужно было просить Му Цина, чтобы предупредил, если будет неприятно — тот готов был в любой момент лягнуться и нарычать за малейшее неаккуратное движение, поэтому Фэн Синь просто натянул презерватив на два пальца, добавил смазки из тюбика и хрипло выдохнул: — Расслабься. Даже через презерватив внутри Му Цин был горячим. Фэн Синь вжался в его ногу лицом, тяжело выдыхая от одной только мысли, что скоро он окажется в нём не пальцами. Машинально лизнул бедро, прижался к нему губами, толкнулся глубже, пока что плавно и медленно, и Му Цин застонал. Совсем глухо, сдавленно, но он всегда так начинал. Фэн Синь не шутил: Му Цин действительно был очень, очень громким. И чем дольше Фэн Синь его растягивал, тем очевиднее короткие вздохи переходили в длинные и громкие, потом в сдавленные возгласы, потом — в возгласы, которые стали мычанием, потому что он, видимо, закусил руку. А когда Фэн Синь, не выдержав, всё же дёрнул штаны ниже и вжался лицом между ног, проводя языком по члену, Му Цин вскрикнул болезненно, и ладонь его хлопнула по столу. — Блядь, — выплюнул он, завозился, а когда Фэн Синь привстал посмотреть — показал ему отпечаток зубов на своём предплечье. — Доволен? — спросил он злобно, и в ответ Фэн Синь толкнулся в него пальцами глубоко и точно, и глаза Му Цина закатились против его воли. Он рухнул грудью на стол. — Теперь доволен, — ухмыльнулся Фэн Синь. Больше он на колени не опускался; присел на край стола, чтобы видеть, как дёргаются плечи Му Цина, когда в нём исчезают пальцы, как он закрывает глаза, как мотает головой, как прогибается в спине забыв, что на него смотрят, — Фэн Синь склонился бы к нему, поцеловал в затылок, шею, лопатки, но боялся, что не удержит равновесия. Оставалось только смотреть. Но он готов был смотреть на Му Цина вечно. Тот состоял из микровыражений; проявлял свои эмоции — настоящие эмоции, те, которые прятал под бесконечным раздражением и мелочностью, — через подергивание плеч, или дрожь в пальцах, или короткие взгляды куда-то вбок. И сейчас, хотя Му Цин молчал, кусая губы и глуша стоны, Фэн Синь видел, как отпускает его напряжение. Как изгиб расслабившейся спины становится ярче выраженным, как ладонь откидывает с лица волосы, попутно впиваясь в них пальцами, как бедра начинают едва заметно подаваться навстречу пальцам, сначала двум, а потом трём. Фэн Синь не сдерживался: вбивался в него пальцами быстро, ровно, глубоко, сам не замечая, с какой силой кусает губу. Только когда Му Цин, повернувшийся к нему лицом и заметивший это, болезненно врезал ему по боку, а Фэн Синь с недовольным вскриком раскрыл рот, он ощутил покалывание, там где раньше были зубы. Му Цин смотрел на него влажными, блестящими глазами и выглядел открыто, как бывало только в такие моменты. Фэн Синь хотел поцеловать его. — Если не можешь терпеть — давай уже, — сипло сказал Му Цин. Снова отвернулся, прогибаясь в спине сильнее и расставляя ноги так широко, как только мог. Фэн Синь сам не понял, когда успел спрыгнуть со стола и натянуть на себя презерватив, выкинув предыдущий, потому что в следующий осознанный миг уже медленно входил в Му Цина, узкого и — да, безумно горячего. Не выдержав, он навалился на него всем телом, вжимаясь лбом в лопатки и судорожно выдыхая. Горло свело спазмом, но это и хорошо — так он хотя бы не застонал. Му Цин зажимал себе рот рукой. Запрокидывал голову. Навалившись сильнее, Фэн Синь поцеловал его в затылок, и из горла Му Цина вырвался жалобный звук. — Глубоко, — кое-как выдавил он из себя, почти незаметно дёргая бёдрами. — Какого хрена у тебя такой б… большой член? — Последнее он уже практически всхлипнул, судорожно, сквозь зубы, потому что именно в этот момент Фэн Синь снова в него толкнулся. — Ты ещё пожалуйся, — бросил тот, обхватывая узкие бёдра ладонями и медленно выходя — а потом вновь толкаясь, не сильно, на пробу. Но все жалобы, которые у Му Цина несомненно были, превратились в один только короткий хриплый звук. Больше они не говорили. Только во время секса Му Цин и умел затыкаться, слишком занятый тем, чтобы кусать губы и не давать себе стонать — потому что хотел быть тише, но, скорее, чтобы не дать Фэн Синю услышать, как ему хорошо. А Фэн Синь… ему было достаточно сведённых лопаток, запрокинутой головы и губ, иногда раскрывающихся в немых стонах. Достаточно жара его тела, запаха его волос, когда он наклонялся ниже к Му Цину, достаточно видеть, как волоски на его руках встают дыбом от мурашек, бегающих по коже. Он забыл, что должен сдерживаться. Забыл обо всём — даже где они находятся, и вскоре вбивался в него, небыстро, но ритмично, не останавливаясь, входя на всю глубину. В тишине лаборатории эхом разлетались шлепки, частое дыхание, приглушённые стоны, которые становились всё громче и открытее с каждым новым толчком, с каждым новым движением. Фэн Синь хотел прижаться к Му Цину — или прижать его к себе, но тот впивался пальцами в столешницу, утыкался в неё лбом, и никакие закушенные губы его уже не сдерживали. — Тише, — выдохнул Фэн Синь, целуя его в затылок, в макушку, за ухом. — Тише, Му Цин, тш-ш-ш. — Он с трудом оторвал ладонь от его бедра и закрыл ему рот, заставляя ещё дальше запрокинуть голову. В таком положении было видно, как дрожат длинные ресницы Му Цина, как блестят глаза, какое красное у него лицо; по всему телу пробежала дрожь от горячего влажного дыхания, вырывающегося из его распахнутого рта и щекочущего ладонь, и ровный ритм поддерживать внезапно стало невероятно сложно. По груди и позвоночнику расползлось тепло, скапливающееся внизу живота, губы кололо от поверхностных частых вздохов, и хотелось стащить Му Цина на пол, чтобы прижать его к себе, поцеловать алые губы, услышать, как он стонет что-то невыносимо раздражающее, невыносимо прекрасное, как и он сам. — Я скоро… кончу, — выдохнул он, предупреждая, и толкнулся особо сильно. Ноги Му Цина дёрнулись, он резко поднялся на цыпочки, опустился на полную стопу и рванул голову из хватки Фэн Синя. — Дай мне!.. Дай пере… перевернуться, — простонал он, приподнимаясь на руках и выгибаясь в спине. — Фэн Синь, я… стой… с-сволочь… Он захлебнулся мучительным стоном, и Фэн Синь не столько сжалился, сколько желание поцеловать его стало слишком невыносимым. Он вышел из него, стащил штанину прямо через кроссовок, оставляя джинсы болтаться на одной лодыжке, резко перевернул, толкнул обратно на стол и поцеловал, вцепляясь рукой в волосы, жадно и глубоко — и Му Цин ответил тем же, обнимая его руками и ногами, притягивая к себе; ему, наверное, было неудобно так сидеть, но он сам этого хотел, а Фэн Синь уже не мог спорить, просто снова толкнулся в него со шлепком, ощутил, как ногти царапают плечи через футболку. — Ещё, — приказным тоном выдохнул Му Цин. Он держался за него мёртвой хваткой, как будто все мускулы разом отказались подчиняться, оставив его в таком положении, и Фэн Синь был уверен, что действительно сможет оттрахать его на весу, просто потому что сам Му Цин не отпустит. Но пока что он просто воспользовался позой — прошёлся языком по открытой шее, по уху, прикусил мочку и цепочкой мелких укусов поднялся по раковине, а потом зарылся во влажные волосы у виска носом. Он растворялся в моменте, в этом запахе, в теле Му Цина, который с таким отчаянием цеплялся за него, дёргал за футболку и иногда за волосы, что-то всхлипывал, отрывисто и хрипло, пытался подаваться бедрами вверх, хотя получалось плохо. Фэн Синь не хотел его отпускать. Ни сейчас, никогда — каким бы мудаком он ни был, он был его мудаком. Он коротко ухмыльнулся собственным мыслям, и Му Цин повернул к нему голову. — Что смешного, — прошипел он уязвлённо, а Фэн Синь смог только широко улыбнуться в ответ. — Му Цин, — позвал он, привлекая внимание. А потом абсолютно счастливо добавил, снова ткнувшись лбом ему в висок: — Люблю. Очень. Дрожь прошла по всему телу Му Цина. Она началась в кончиках пальцев его ног и закончилась в плечах, и он весь сжался, так замечательно сжался, что вбиваться в него стало практически больно — но в самом приятном смысле. Он мотал головой, будто отрицал что-то — то ли признание Фэн Синя, то ли ещё что-то, но Фэн Синю было плевать; он верил в то, что видел, а видел он только удовольствие, написанное на его лице. Му Цин жмурился — и от осознания того, что так он прячет непроизвольно закатывающиеся глаза, в груди плеснуло огнём. — Я тебя… — начал он снова, но в этот раз Му Цин не дал продолжить. — Да! — выдохнул он громко, сквозь силу. — Я!.. Ф-ф… — он закусил губу, ещё раз дёрнул головой, а потом изо всех сил вжался лбом ему в плечо и простонал, открыто и чисто: — Тоже!.. …Фэн Синь никогда и никому бы не рассказал, что кончил от признания в любви, но так оно и было. Он впился зубами в футболку Му Цина, ощущая, как скрипит ткань, и толкнулся в него в последний раз, на мгновение забываясь во вспышке света перед глазами, в том, как замирает тело Му Цина в его руках, как оно содрогается и как расслабляется после. Только тогда его хватка разжалась, и он просто обмяк в объятиях Фэн Синя, пытаясь отдышаться. Фэн Синь краем сознания зарегистрировал, как рука скользит между их телами и как сдавленно ругается Му Цин, сглатывая вязкую слюну. — Мм? — низко протянул он. Говорить пока не получалось. — Футболку испачкал, — отозвался Му Цин тихо, без гнева в голосе, и только тогда Фэн Синь вспомнил, что забыл отдать Му Цину третий презерватив. Ну, тот сам был виноват — никто не заставлял его быть таким горячим. — Отдам свою, — вместо этого сказал он, откашлявшись. Му Цин вяло хлопнул его по плечу. — И пойдёшь домой голым? — В его голос постепенно возвращалось привычная колкость. — У меня в рюкзаке толстовка. Надену её. Отпустишь меня уже, может? Устало прикрыв глаза, Фэн Синь в последний раз поцеловал этого гондона в висок и разжал объятия, а потом отошёл, натягивая штаны и поправляя футболку. Му Цин, ругаясь себе под нос, наклонился, развязывая шнурки кроссовок, чтобы одеться, и Фэн Синь коротко ухмыльнулся, пользуясь тем, что его не видят. — Из-за тебя мне весь вечер теперь отчет по лабе доделывать, — услышал он недовольное ворчание, а потом Му Цин повысил голос, на мгновение вскидывая голову. — Не стой столбом, помоги убраться! Но обнажённые стройные ноги всё ещё изредка подрагивали, и это сводило на нет убийственную ауру, излучаемую взглядом. — Только не еби мозг, — попросил Фэн Синь беззлобно, действительно убираясь — вот и стоило раньше вопить, что никакая помощь от него не нужна? Он забросил использованные презервативы в пустую коробку, спрятал всё в рюкзак Му Цина, попутно достав из него толстовку и прицельно метнув её ему в голову, а потом повернулся к двери. Там белой кучкой всё ещё лежал лабораторный халат, а за ним — два одиноких листа бумаги, на одном из которых виднелась крупная «89». И тогда Фэн Синь вспомнил, зачем он вообще приходил. Он подошёл к работам, быстро обернулся на Му Цина, который собирал свои заметки, проверил, точно ли тот не смотрит, а потом подхватил листы, бесшумно сложил пополам, запихнул в стоящую у двери мусорную корзину — и, как ни в чём не бывало подняв с пола халат, вернулся к Му Цину. — Хочешь, закажем сегодня доставку? — спросил он, укладывая халат на стол. Му Цин поднял на него подозрительный взгляд, посмотрел несколько секунд — и фыркнул. — А потом поможешь закончить отчёт. Вас на биоинформатике же учат составлять диаграммы в Экселе? Закинув на плечо рюкзак, он прошёл мимо Фэн Синя с гордо поднятой головой. Тот проводил взглядом его неровную походку, сдерживая язвительное замечание. А когда Му Цин отпер и открыл дверь — потянулся следом. Как и всегда. Потому что вопреки всему — Фэн Синь любил своего мудака. Даже если он списывал.