Поймай меня, если получится

      Положив две красные гвоздики на могилу Леши Коланькова, Инга не смогла сдержаться и все-таки пустила скупую слезу. Коланьков не был хорошим учеником по ее предмету, но ей было по-человечески его жалко.       Ульяна же просто сидела на коленях перед надгробием и невидящим взглядом смотрела на фото погибшего подростка. Слезы, подгоняемые апрельским ветерком, выкатывались из ее глаз и падали на светлое, пудрового оттенка пальто. Вместе с этим солнце нагревало одну сторону Ульяниного лица, создавая ложное впечатление поднявшейся температуры тела, и хоть и немного, но высушивало соленые капли.       За то время, что Ульяны не было в Петербурге, произошло довольно много неприятного. В том числе умер и один из подававших надежды ее учеников. Ульяна не знала, как к этому относиться. Ведь это она, можно сказать, запустила охоту на наркоторговцев. А Леша случайно застукал ее за подслушиванием и честно пообещал никому ничего не рассказывать. И это стоило ему жизни.       Вдруг Ульяна всхлипнула, и Инга положила руку ей на плечо.       — Не вини себя, Ульян. Леша просто оказался не в том месте и не в то время.       Шапошникова кивнула, но крупные соленые капли продолжали скатываться по ее лицу. Ей казалось, что вся влага в глазах уже должна была иссякнуть, но нет, сейчас Ульяна снова чувствовала себя неспособной остановить слезы.       Когда Ульяна попрощалась с Любой и Германом и вместе с Кузьминым поехала к нему, она то и дело напоминала себе, что все закончилось. Едва они вошли в квартиру, Кузя сделал Ульяне предложение. Это было очень приятной неожиданностью, но, вопреки ощущаемой радости, Ульяна вдруг разрыдалась. Кузьмин сначала испугался, что она против или, чего хуже, хочет с ним расстаться, но когда Ульяна была в силах выдавить из себя хоть что-то в свое оправдание, она сказала, что просто перенервничала из-за всего произошедшего.       — Но я согласна выйти за тебя замуж, — тихо произнесла Шапошникова, и по ее лицу вновь покатились слезы. — Правда. Мне просто нужно отдохнуть.       Кузьмин понимающе кивнул и уже в который раз обнял ее. Он не представлял, каково было Ульяне внезапно оказаться в чужом месте, в полной изоляции, да еще и с чужими людьми, от которых ей пришлось в какой-то степени зависеть. Конечно, ее подругу Любу нельзя было назвать совсем чужой, но с ней Ульяна все же была не так близка, как с ним, с Кузей. Поэтому сейчас он хотел оказать ту поддержку, которая так была нужна Ульяне в ту непростую неделю.       Вскоре Шапошникова более или менее успокоилась и спустя некоторое время за чашкой чая подробно рассказала все, что он пропустил. Кузьмин слушал ее очень внимательно, после чего в свою очередь так же подробно рассказал, что произошло с ним во время ее отъезда.       Ульяна удивленно качала головой, слушая про знакомство Кузи с Ингой, удивлялась откровенности Неустроевой с Кузьминым на второй день их знакомства, смеялась над рассказом о падении Вовы Березовского из восьмого «А» во время утренней пробежки. Внезапная неровность на асфальте, из-за которой упал Березовский, выступила этакой мгновенной кармой, постигшей Вову, когда он решил подшутить над Ингой. Когда Кузьмин рассказывал про второе нападение на Ингу и их разговор в больнице, Ульяна округлила глаза и реагировала в основном междометиями.       Когда они все друг другу рассказали, повисло молчание. Каждый переваривал услышанное от другого. Затем Ульяна вдруг заговорила:       — Инга классная, правда?       Кузьмин согласился.       — Только судьба у нее нелегкая.       — Есть такое. Но что-то мне подсказывает, — хитро улыбнулась Шапошникова, — что в этот раз ей наконец повезло. Да и возвращение в Оренбург явно откладывается на неопределенное время.       Кузя снова согласился. Уже во время общего сбора в кабинете убойного отдела он заметил, что Красавченко все время бросал на Ингу заинтересованные взгляды. А та — неожиданно! — реагировала на это легкой улыбкой. После того, как все закончилось, и Володя с Ульяной собирались уже уходить, Кузьмин заметил, что Красавченко подошел к Инге и начал разговор.       Сначала Неустроева отвечала односложно, потом ее реплики наполнились доброй иронией, а уже на выходе из кабинета Инга негромко смеялась над какой-то шуткой Димы, строящейся на игре слов в немецком языке. Когда Красавченко и Неустроева удалялись, Кузьмин услышал, как Инга рассказывает Диме шутку на эту же тему. Перед тем, как скрыться за поворотом, новоиспеченная парочка взорвалась смехом.       По наблюдениям Кузьмина и Шапошниковой, с того дня Инга и Дима регулярно общались. А Инга перестала говорить о возвращении на родину. Только из-за этого или нет — не было известно наверняка, но Ульяна и Володя радовались за друзей, которые, даже несмотря на значительную разницу в возрасте, сумели найти общий язык.       Кузьмина же все-таки повысили до старшего лейтенанта. Как признался сам Голованов, он давно размышлял над этим, но Инга, которая заходила на следующий день после их последнего сбора и просила повысить Кузьмина за то, что тот был полицейским не только в рабочее время, но и вне его, окончательно убедила подполковника Голованова в том, что Кузьмин достоин такого поощрения.       Кузя же понял, что сподвигло начальника на такой шаг, и в вечер того дня, когда он официально получил звание старлея, он и Ульяна пришли к причине всего этого. С «Медовиком», естественно.       — Ульяна, твой жених, кажется, хочет, чтобы я растолстела, — с обычной насмешливой улыбкой заметила Инга, усаживая гостей за стол. — Уже третий торт мне приносит.       Шапошникова засмеялась. Кузя ей рассказал, как начал было подозревать Ингу в убийстве Лены Каракиной и как потом приходил извиняться, а чтобы задобрить Ингу, принес торт, случайно оказавшийся ее любимым. Когда Кузьмин отлучился вымыть руки, Неустроева шепнула подруге:       — Береги его. Такие парни на дороге не валяются.       — Естественно, — согласилась Ульяна и расхохоталась. — Они в полиции служат.       Инга оценила остроумие Шапошниковой и принялась нарезать торт. Кузьмину Неустроева сказала то же самое касательно Ульяны. Володя пообещал выполнить ее просьбу.       В школе Ульяну встретили неожиданно тепло, хоть и удивились ее неожиданному воскрешению. Она вкратце все объяснила преподавателям, но на шепот и пересуды учеников в коридорах не обращала внимания. Ей просто было радостно видеть знакомые лица и снова заниматься любимым делом.       Несмотря на то, что Ульяна все же решила уволиться из школы, сейчас ей нужно было вести уроки. Девятый «А» стоял у нее первым. Когда Илья Пономарев — как всегда с опозданием — зашел в понедельник в кабинет математики, он в изумлении застыл. На него смотрели лучившиеся спокойной радостью глаза его любимой учительницы.       — Ульяна Александровна?.. — шокировано прошептал Пономарев, и все засмеялись. Ни для кого, в принципе, уже не было секретом, что у Ильи к Ульяне Александровне особое отношение. Шапошникова улыбнулась:       — И я рада тебя видеть, Илья. Почему ты снова опаздываешь?       — Да проспал опять. — Он продолжал ошарашенно смотреть на нее, что немного веселило Ульяну. — Извините за опоздание.       Ульяна махнула рукой, дескать, проходи, и Илья, не отрывая взгляда от воскресшей математички, прошел на свое место. Когда урок закончился, и все ученики вышли, Пономарев набрался смелости, подошел к Ульяне и спросил:       — А почему нам сказали, что вы… погибли?       — Долгая история, — пожала плечами Ульяна, давая понять, что не намерена развивать эту тему. Илья хотел сначала настоять, чтобы она рассказала, но потом решил сделать кое-что другое.       — Ульяна Александровна, — заговорил он негромко, смущенно, но с таким видом, будто это дело государственной важности, — мне нужно признаться. Это я подкладывал вам записки с угрозами в ящик стола и в почтовый ящик. А Леха… Ну, Коланьков… Он присылал вам угрозы на электронную почту.       Услышав это, Ульяна молча вскинула брови. На самом деле она предполагала, что это может быть либо Пономарев, либо Ася Светлова, но она не понимала, почему каждый из них мог так поступать. А тут еще и Леша… Когда Ульяна спросила Илью про причину такого поведения, тот покраснел и шепотом сказал:       — Я не знал, как к вам подступиться. Вы просто… Вы просто так жестко ответили тогда. Я подумал, вы просто не в настроении были…       — Илья, — прервала его Ульяна и уверенно посмотрела ему в глаза, — пожалуйста, пойми, что мы не можем быть вместе. Совсем. Ты хороший парень: умный, добрый, с обостренным чувством справедливости. И я очень хорошо к тебе отношусь…       — Но любите все равно его?       Он, в принципе, мог и не спрашивать — и так все было ясно. Ульяна кивнула и добавила:       — В твоем классе, да и в параллельном тоже, учится много хороших девочек. И на класс младше тоже. Обрати внимание на них. Они-то точно тебе больше подходят по всем параметрам.       — А кто, по-вашему, мне больше всех подойдет? — внезапно спросил Илья. — Вы ничего такого не подумайте, просто… Вы же учитель. Вы наверняка замечаете больше, чем ученики. Может, за кого-то заступиться нужно?       Ульяна растерялась. С одной стороны, ей льстило, что Илья не постеснялся обратиться за советом именно к ней. Но с другой — она боялась, что ошибется в своих предположениях, и Пономарев потом будет во всем винить ее. Однако, поколебавшись немного, Ульяна все же произнесла:       — Я не должна бы этого делать, конечно, но раз уж ты обратился ко мне за советом… Вику Соломатину знаешь? Из восьмого «Б»? Можешь попробовать с ней наладить контакт. И заступиться за нее заодно. Я заметила, что в последнее время ее начал задирать некий Скворцов из параллельного класса. — Шапошникова слегка улыбнулась. — Уверена, Вика оценит твой душевный порыв и с удовольствием будет с тобой общаться.       Илья почувствовал те искренность и честность, с которыми Ульяна Александровна дала ответ, и просиял. Его доверие к ней было оправдано.       — Спасибо, Ульяна Александровна.       Он уже направился к выходу, когда она ответила:       — Тебе спасибо за доверие.       Илья развернулся и с благодарностью добавил:       — Вы самая лучшая учительница, которая у меня когда-либо была.       Так прошел май. Наступило неожиданно жаркое для Петербурга лето. Ася Светлова все-таки сдержала свое обещание и перевелась в другую школу с начала следующего учебного года. Перед тем, как забрать документы, она пришла к Ульяне, которая также заканчивала дела перед увольнением, и извинилась. Шапошникова ответила, что все нормально, и это действительно было так — она совсем не злилась на Асю. Светлова объяснила свое поведение тем, что отец заставляет ее зубрить математику и поступать на экономический, а ей этот предмет и эта специальность совсем не нравятся.       Сама Ася предпочла бы заниматься фотографией. Она даже колледж уже выбрала. Но отец все равно стоял на своем. Когда девочка спросила, есть ли какие-то способы все-таки понять ненавистную математику для тех, кому не дано, Ульяна как всегда искренне ответила:       — Просто поверь, что ты можешь заниматься чем хочешь. Хоть математикой, хоть литературой. Если тебе что-то нравится — делай это. Если хочешь добиться успеха в чем-то — практикуйся. Нет никакого «дано» или «не дано». Есть только желание, дисциплина и упорный труд. Может, ты не будешь лучшей в математике, но ты точно будешь знать и уметь больше, чем талантливые, но ленивые математики. — Ульяна ласково улыбнулась. — Границы только в твоей голове, Ася. На самом деле ты можешь все.       Растроганная такой теплотой со стороны учительницы, которую Светлова не любила больше всего, Ася подняла полные слез глаза.       — Спасибо, Ульяна Александровна. И… Простите меня еще раз, пожалуйста.       — Успехов тебе, Ася. Пусть все сложится так, как ты хочешь.       Светлова хотела было уйти, но вдруг спросила:       — А где мне вас найти, если что, Ульяна Александровна? Вы же вроде тоже уходите.       — Я вам в начале года давала свой номер, — напомнила Шапошникова. — Можешь мне писать в случае чего, но только в рабочие часы, хорошо?       Ася кивнула и направилась к выходу. Ульяна вновь увлеклась бумагами и потому не услышала очередное «спасибо», произнесенное почти беззвучно.       Когда наступил сентябрь, и листья начали стремительно желтеть, у Ульяны и Кузи началась новая жизнь. Теперь они были мужем и женой и жили вместе. Новая квартира, которую они сняли, была больше, светлее и уютнее, чем обе их однушки вместе взятые. Кроме того, хозяева недавно сделали ремонт, поэтому жить в этой квартире было сплошным удовольствием. Соседи тоже были адекватными, воспитанными, всегда здоровались и даже сами пришли знакомиться с новыми жильцами. Кузьмин и Шапошникова по достоинству оценили живущих с ними по соседству людей, хоть кто-то из них и был ярым футбольным болельщиком в пятничные вечера.       Ульяна устроилась на новую работу. Теперь она занимала должность аналитика в банке. Работа ей нравилась и была более прибыльной, чем преподавание в государственной школе, однако отказываться от репетиторства Ульяна не стала. Преподавание было для нее своего рода отдушиной. Учебу Шапошникова тоже не забрасывала — после недельного отсутствия в апреле она быстро догнала группу, написала пропущенные контрольные и теперь уже даже ушла вперед благодаря лекциям, которыми с ней делилась учившаяся на дневном отделении Люба Колосова.       Теперь Ульяна точно была уверена: все хорошо. А будет еще лучше.

***

      В один день Кузьмин проснулся от бьющих в окно лучей осеннего солнца. Несмотря на середину октября, в Петербурге было еще тепло, небо было красивого ярко-синего цвета, без единого облачка, а воздух был свежайшим.       Открыв один глаз, Кузьмин увидел стоящий на прикроватном столике букет георгинов — подарок Ульяне на День учителя от ее учеников из девятого «А», в этом году ставшего десятым. Несмотря на то, что официально Ульяна уже не работала учителем, бывшие подопечные не забывали ее и с удовольствием поддерживали контакт.       Лежавший на том же столике телефон радостно запиликал, напоминая о дне рождения некой Иры — видимо, той самой школьной подруги Ульяны. С кухни доносились аппетитные ароматы и Ульянин голос. Она будто… пела?       Прислушавшись, Кузьмин понял, что был прав: Ульяна действительно что-то негромко напевала. Зачарованный запахами и голосом, он пошел на кухню.       — Едем до ма-а-а-ая, — напевала Ульяна, пока жарила блинчики. — Где площадь Сенна-а-ая…*       Кузьмин пришел как раз вовремя — Шапошникова уже подходила к припеву. Услышав шаги, она с удивлением обернулась, тем не менее продолжая песню:       — А ты…       — Я, — подхватил песню Кузьмин, хватая сковородку с уже почти подгоревшим блинчиком и скидывая тот в тарелку. И уже хором пара запела:       — Все получи-и-илось…       Через несколько минут они уже во все горло, совершенно не боясь разбудить соседей в это прекрасное выходное утро, пели свою любимую песню:       — Секунды в ладо-о-онях следят за глаза-а-ами. Кто там за на-а-ами, кто танцует за на-а-ами?..       Подойдя к Ульяне и обняв ее сзади за шею, Кузьмин пропел:       — Любовь не пропа-а-ала, любовь не пропа-а-ала…       — … Немного уста-а-ала, — продолжала Ульяна, крепче прижимаясь к нему. — Но не пропа-а-ала…       Когда они закончили импровизированный концерт, Ульяна засмеялась и похлопала. Кузьмин сделал то же самое, затем сказал:       — А ты неплохо поешь.       — Да ну, — отмахнулась Ульяна. — Я слышу, как я фальшивлю. Но это, — хитро улыбнулась Шапошникова, — не мешает мне наслаждаться утренним пением моих любимых песен.       — Это самое главное, — улыбнулся в ответ Кузьмин. — Соседи не ругались, когда ты жила еще в той квартире?       — Да нет, я негромко обычно пела. Здешние тоже не возмущаются пока. Но если что — я с ними разберусь. Значит, они могут громко за «Зенит» болеть, когда я ложусь уставшая после подготовки к урокам, а я не могу петь с чуть меньшей громкостью?       — Ты права. — Кузьмин прижался к ней и уткнулся в ее затылок. После некоторого молчания он добавил:       — Но ты реально классно поешь. Хоть и фальшивишь немного.       — Володя! — с притворным возмущением воскликнула Ульяна. Кузьмин озадаченно посмотрел на нее и принялся оправдываться:       — Ну, Ульян, ты сама это признаешь…       — Да я пошутила, — вдруг засмеялась Шапошникова. — Видел бы ты свое лицо… Но хотя бы ради приличия ты мог сказать, что я попадаю в ноты, а фальшь мне только кажется.       — Ну да, а ты бы потом обвинила меня в обмане, — притворился раздосадованным Кузьмин. Ульяна притянула его к себе и поцеловала.       — Ну не ругайся, Володенька. Я надеялась, что ты уже привык к моим несмешным шуточкам, но, видимо, нет. — Она ласково погладила его по щеке. — Ты такой чувствительный.       — У тебя самые лучшие шуточки, — прошептал Кузьмин, целуя ее в ответ. — Я серьезно.       Пока они спорили, смешные у Ульяны шутки или все-таки нет, на столе остывали блины, а ласковое осеннее солнце, уже не жаркое, но еще не холодное, за окном поднималось все выше и выше…