Десять оттенков рыжего

      Чтобы добраться до «общины», надо встать рано-рано, в час, когда двор наполнялся утренним птичьим гомоном, выпить с отцом по кружке крепкого кофе «смолоком» и «скорицей», устроиться на заднем сидении, обложившись подушками, и, несмотря на кофе, уснуть еще часа на два, проснувшись, перебраться на переднее сидение, чтобы затем еще ехать почти восемь часов, вдыхая через открытое окно запах пыльного асфальта, дым отцовских сигарет, аромат выжженной солнцем травы, кумар бензинных паров, кисловатый дух деревушек, и придорожных стоянок, прислушиваясь к шуму мотора, шороху шин и грохоту проезжающих машин.       Примерно за час до прибытия запах асфальта исчезал вместе с асфальтом, окна приходилось закручивать до упора, потому что машина мгновенно наполнялась пылью и песком, летящим из-под колес. В отличие от отца, к тому моменту изрядно вымотанного дорогой, сквозь зубы ругавшегося на каждую выбоину, его всегда веселил последний отрезок пути — непредсказуемостью тряски и предвкушением скорого приезда. Главное язык не прикусить. Мальчик с нетерпением ждал момента, когда машина резко сбавляла ход, выруливая на стоянку, и замирал от наслаждения, прислушиваясь к неспешному потрескиванию гравия под шинами. Приехали. — Вот и вы! Утрясло, ага? Ну, привет, пацан! — знакомый веселый голос, теплое рукопожатие сильной, жилистой и немного шершавой руки, ладонь ворошит волосы. Отцовские протезы скрипят в его объятиях. Рыжий. Мальчик знал, что зрячие зачем-то напридумывали какую-то прорву цветов и оттенков, которые сами не всегда различали между собой, а в жизни пользовались весьма ограниченной палитрой. Когда-то он спросил отца, почему Рыжего так прозвали? Что такое «рыжий», отец объяснил так — это цвет благородной меди и ценной бронзы. Это цвет огня, который может согреть, а может и обжечь. Огонь может выжечь все старое и больное. Огонь это страсть, дающая искру новой жизни, но безудержный огонь способен безжалостно испепелить все вокруг. Это цвет золота и ржавчины — того, что никогда не подвержено коррозии и того, что стачивает твёрдые металлы в пыль. Рыжий — цвет абрикоса, с нежной кожицей и большой твердой косточкой внутри. Цвет осенней тыквы, способной хранить теплый цвет лета всю зиму. Рыжий — хитрый лисий хвост и гулящая соседская кошка. А еще рыжий — это апельсин, брызги от которого весело щекочут ноздри и раздражают кожу вокруг рта. Так несколько лет назад отец объяснял ему «цвета».       Живой Рыжий ни абрикосами, ни апельсинами не пах. От него пахло горьковатым потом, табаком, деревенским солнцем, лошадьми и иногда резким спиртовым запахом. Когда он впервые присел перед Слепым для приветствия и позволил прикоснуться к своей голове, от жестких дредов поднялся запах костра, нагретого металла и земли.       Познакомившись с его детьми, мальчик понял, что запах и характер никак не связаны с цветом волос. Из восьми детей Рыжего такой же медной шевелюрой, как и отец, обладали пятеро. Но все пахли по-разному. Даже Близнецы друг от друга отличались. А Рыжая вовсе пахла по-особенному, и с каждым годом ее запах менялся.       Больше всего мальчик любил запах их матери. Ее каштановые волосы пахли кожицей от персика, сухой травой, мучной пылью, от ее тела иногда исходил волнами легкий рыбный запах и кислого молока, почему-то особенно его волновавший. В общине Слепой получал немыслимую в городе свободу и даже своего рода привилегии, о которых не всегда и догадывался. Всякий раз, приезжая сюда, он испытывал смесь будоражащего предвкушения приключений и новых открытий, страха неизвестности и безотчетного беспокойства от встречи с людьми, которых давно не видел. Собственно, именно такие чувства он испытывал всякий раз, пожимая руку Рыжему. Впереди были два месяца каникул, два месяца игр, драк, другой — не городской жизни.       Слепому шел четырнадцатый год.