Конфетная обёртка

      Коламбус был неплохим парнишкой. Так считал даже Таллахасси. Вполне умный, спортивный, с хорошей реакцией и запасным планом. Его правила и мелкие пунктики на будущее очень даже помогали. Он был осторожен, хитёр и эмоции месяц за месяцом увядали. А ещё он отлично врал, проверено на опыте всех в их маленькой компании. Два года. Почти два года он смог скрывать свой пол и дальше бы скрывал, если бы не случайное стечение обстоятельств, при которых ей пришлось открыться, чтобы спасти жизнь девочкам. Разорванная рубашка, что была безбожно испорчена, она вся в крови и с дробовиком в худых руках, на которых мужчина ранее застрял своё внимание, белые, эластичные бинты, которые стягивали грудную клетку и в которых почти не было смысла, она всегда носила несколько слоёв одежды. Тяжёлое дыхание бьёт по лёгким, она смахивает отросшую чёлку с лица, волосы снова отросли. Чёткая мысль бьётся в голове. "Хочу покурить." Пару царапин и подстреленый на сквозь бок, который она зажимает левой ладонью. Всё стоят в шоке, кроме, пожалуй, Литл-рок, она подходит к девушке, пока та начинает заходится в кашле и сплёвывать кровь, оседая на разбитые колени. Девочка отрывает край футболки и прикладывает ткань к ранению, прижимая её голову к груди. — Сейчас, подожди... Мы подлатаем тебя. Вот увидишь, всё будет хорошо. С места дёргается Таллахасси и подходит к девчонкам, поднимая раненую на руки и подавляя в себе праведный гнев, сейчас не время для скандалов, а вот когда она оклемается, то можно будет и дать по шее за враньё. Она потеряла сознание от потери крови. Рана была зашита и забинтована, но девушка спала уже третий день. Таллахасси же ежедневно наблюдал за дрожащими, чёрными ресницами, за искусанными тонкими губами, за истощающимися, тонкими ручками, равномерно вздымающейся, не стянутой грудью. Он впервые заметил насколько аристократично она выглядит в свете яркого солнца, отбеляющего её и без того белоснежную кожу. Из девушек больше всего тосковала Медисон, которую они подобрали пару месяцев назад. Она достаточно сильно привязалась к ней, Коламбус научила её стрелять, драться и выживать так как она умеет. Медисон даже так уже и не бессила, она не так сильно заботилась о внешности и даже поднабралась опыта у неё, может даже мозгов. Таллахасси же никто не трогал, все видели его состояние и понимали его, всё таки они все были семьёй и тосковала по её занудству и осторожности. Через месяц, все уже отчаились. Сердце билось, грудь безизменно вздымалась, пальцы изредка подрагивали, но она не откликалась и не открывала глаз. Таллахасси ходил темнее тучи. Его первый и единственный друг, который его достаточно понимал, теперь не открывал глаз и уснул безвременным сном, будто он не в этом времени и живёт мимо него, словно оно не касается его. Даже не друг... Очень близкий его сердцу человек. Таких людей не зовут друзьями или семьёй. Для них нет шаблона. Может многие и зовут таких людей соулмейтами, но Таллахасси не верит в эту чушь. Соулмейт это тот кто как капля воды похож с тобой во взглядах и вкусах. Коламбуса он за соулмейта вообще не считал, взгляды на жизнь у них были совсем разными, Таллахасси скорее было просто комфортна его компания, ну точнее, её. А у Коламбуса волосы уже были едва ли ниже плеч, даже вроде до локтя доходили, она исхудала совсем. Кожа уже даже не чисто белая, а с болезненой зеленью. Кровь не приливала к щекам как прежде, когда она краснела от всего на свете и дрожала как осиновый лист. Кожа лица была гладкой и мягкой, выражение было расслабленым, губы не были повреждены, как и руки с затянувшимися ранками от разных металлических лезвий, которые только попадали ей под руку. Таллахасси уже и не думал ругаться с ней и кричать, он просто хотел чтобы она открыла глаза и виновато смотрела на него, пытаясь оправдаться. Он бы простил. Без всяких сомнений, простил бы. Только пусть откроет глаза и улыбнётся. По родному. Тепло и мягко. В её манере. Он снова засыпает на стуле подле её огромной кровати, уложив голову на предплечье, рядом с бедром и сжав её ладонь. Так было частенько. Мечты о сладкой и безмятежной жизни рушатся в звёздную пыль надежд. Она не знает где она и как долго тут находится, но каждый день она слышит чьи-то просьбы вернуться и она ищет. Ищет. Ищет. Ищет. И так до бесконечности. Она петляет по каменным коридорам, полу разрушенного здания и не может найти выход. Она даже не помнит кто она, но она помнит взрыв эмоций. Не своих даже, а чужих, перекрывающий её чувства. Сейчас. Уже отчаявшись найти выход, она снова слышит голос. Скорее шёпот. Отчаянный, успокаивающий, мягкий и равномерный. Она поднимается с земли и бежит дальше по коридорам, намереваясь выйти отсюда и наконец получается. Она просыпается. Её глаза неровно дёргаются, она сжимает свою ладонь и чью-то и наконец открыв веки, смотрит в балдахин, воспоминания штормом взрываются в её разуме и восстанавливаются, давая проморгатся, избежав перегрузки мозга. Она сильнее сжимает ладонь, впиваясь ногтями в кожу и зажмуривая глаза, а потом переводит взгляд на свою ладонь, ощущая тепло и видит Таллахасси, с бессонной синевой под глазами и потрёпанным видом. Она сверкает своими глазами в свете закатного солнца, наблюдая как мужчина сонно дёргается и глубоко вздыхает, часто моргая, сгоняя остатки сна. Он поднимает голову и смотрит в её серо-голубые глаза, пытаясь осмыслить происходящее и когда это происходит, он подскакивает на месте, ощущая бурю эмоций. Она же лишь усмехается и улыбнувшись смотрит в ответ, так мягко и тепло. — Привет. Он с шумом выдыхает и не знает что делать или говорить, поэтому сухо и тихо отвечает. — Привет... Голос хрипит, ноги подкашиваются и он садится обратно, поглаживая её руку, думая что же сказать. — Как ты себя чувствуешь? Голос совсем хриплый после сна, непозволительно низкий, это слишком будоражит юную кровь и кожа покрывается мурашками. — Тело болит и голова раскалывается, но в целом сгодится. Она усмехается и будто что-то вспомнив дёргается и отягивает край футболки, смотря на бинты, пропитанные кровью. — Ранение было сквозным, мы наложили швы, правда она пару раз открывалась, но почти уже зажила. Тихо говорит он, видя её встревоженный взгляд. Она поднимает голову и смотрит на него, едва ли совладая с дрожащими, сиплым голосом. — Спасибо, Таллахасси. Она улыбается и медленно тянет его имя, будто пробуя на вкус, а у него перехватывает дыхание и сбивается к чертям собачьим. — Ты нас не мало удивил.. Удивила... Он путается, всё таки привычки, неловко трёт шею и смотрит в пол. Она же стыдливо отводит взгляд и заикаясь выдыхает. — П-прост-тите м-меня... Её глаза слезятся, она правда не хотела обмана, но выбора просто не было. Девушка, в апокалипсис, ещё и одна, а потом появился он, но дела сути не меняло и это как-то вышло из внимания. — Это, конечно, обидно и нечестно, но допрос я не собираюсь устраивать, если ты захочешь, то расскажешь. Он потирает тыльную стороны ладони и смотрит ей в заплаканные глаза, полные доверия и надежды на прощение. Он поднимается и вытирает её мокрые щёки, потом целует в лоб. — Отдыхай, тебе нужен покой, а я скажу остальным что ты в порядке. Он поднимается и уже собирается уйти, но его хватают за край рукава длинной кофты и заставляют остановится. Он оборачивается и вопросительно смотрит на неё, она неловко бегает глазами по мебели и тихо шепчет под покрасневший нос. — Не уходи... Пожалуйста... Он терпеливо вздыхает и думает что он первым сломает когда выйдет из этой ловушки, пропахнувшей цитрусом и мятной жвачкой с лавандой, та ещё смесь но так она пахла, что ж поделать то. Она мнётся, как и он, сердце ухает и бешено рвётся когда он приседает на край просторной кровати и гладит её волосы. Его сердце пускается в бешеный танец когда он видит её алеющие щёки и блестящие глаза. Он думает как разрядить обстановку, но его мысли снова занимает она. Он хочет знать каждую частичку её тела и мыслей, он хочет знать почему это с ним происходит и почему именно она, та которую он считал парнем, который кажется тоже ему вполне приглянулся. Она кладёт свою руку на его и смотрит ему в глаза, так наивно и детски, что невольно сам улыбаешься в ответ. И Таллахасси чувствует как в груди образовывается пропасть, сердце падает, как и разум, полностью отлючаясь и уходя на задний план, оставляя голое желание и детскую похоть. Он наклоняется, завороженно смотря ей в глаза и не смея оторваться и разорвать зрительный контакт, она тоже смотрит в упор. И вот он в паре сантиметров от её красного личика с фарфоровой кожей. Ему хочется коснуться давно желанного, ему хочется нарушить запрет, который он мысленно дал себе, когда подобрал её, ему хочется. До безумия хочется. Она неровно дышит через раз, сердце стучит в висках, она не знает что делать и когда он наклоняется мурашки табуном бегут по молочной коже, а в мыслях взрывается фонтан желаний и эмоций, в перемешку с адреналином. Она обхватывает его шею и тянет на себя, отрываясь на миг от поверхности и снова падая на подушки, не разрыва прикосновение. Поцелуй спокойный, нежный, неторопливый и долгожданный. Отстраняются они через пару минут, когда кислород заканчивается под напором чувств. Таллахасси что-то неловко говорит и покидает комнату, оставив Коламбуса отдыхать и размышлять над тем что теперь будет, но она искренне счастлива, прямо как и Таллахасси.