нежные облака

Чанёль ненавидит это чувство безысходности, что разрывает изнутри. Ненавидит тот факт, что мир меркнет и окрашивается в серый, когда должен быть ярким и полным радости, полным красок. Полным приятных чувств, а не таким, где есть только отвратительная тоска и попытки вернуть все, как было. — Он так и не хочет выходить? — Чонин хлопает Чанёля по плечу и подсаживается к нему за столик. Они встречаются в любимой кофейне Джонгхёна, только сам он не приходит. Не хочет выходить на улицу уже который день. Запирается в своей комнате и не открывает. Конечно, он говорит, что работает. Пишет песни, точно самый знаменитый композитор и автор текстов. Чанёль верит в каждое слово и все же… Он, как никто другой, знает, что что-то не так. Теперь совсем не так. — Нет, не выходит, не хочет, он вообще ничего не хочет. Только иногда еду забирает, — за столик рядом с Чонином в этот момент присаживается ещё и Тэмин, у него в руках поднос на три чашки и такая же, как и у них всех, тоскливая улыбка. — Говорит, что слишком много работы, а нужно сделать в короткий срок. Чонин хмыкает, будто знает каково это. Но, в целом, чувства Чанёля и то, что он испытывает к Ким Джонгхёну — они никогда не шли в сравнение с чем-то ещё. Это была особенная любовь, особенное доверие. Но каждый раз видя, как Джонгхён закрывается в себе, не даёт Чанёлю помочь, Чонин испытывает тоску и боль за друга. — Почему вы до сих пор не поговорили, не решили этого? — Я не могу. Я боюсь, что я буду слишком резок и могу ранить своими словами. — А так он ранит тебя, — Тэмин делает глоток из своей кружки и морщится — горячо. — Я ничего не имею против, и хён всегда был замкнутым, закрытым в себе. Но неужели он не понимает, чтобы ты тоже страдаешь? — Тэмин, все не так просто, — Чонин кладет руку поверх руки Тэмина, успокаивая парня и не давая ему говорить дальше. — Джонгхён не всегда был таким, но… он сломался. Как ломаются многие. У него в жизни есть Чанёль, а еще есть работа, в которую он может уйти, отгораживаясь от реальности. Чанёль кивает, смотря в свою собственную кружку. Это все правда. Каждое слово. Джонгхён до этого был веселым, общительным, самым радостным на свете и безмерно талантливым. А потом, будто катаклизм, случилась депрессия. Он поменялся, стал закрытым, стал тем, кто он есть сейчас. Тем, кто не говорит о своих проблемах и решает их так, как никому из них не нравится. — Я понимаю, что люблю его. Даже с проблемами, даже с тем, что он может натворить. Но… мне тоже больно. Я сам чувствую себя так, будто депрессия, исходящая из той комнаты, тянет ко мне свои лапы. И в какой-то момент я отбиваться перестану. Они говорят еще долгих два часа, решая проблемы — одна за одной, будто это поможет. Будто так они придут к чему-то, что всех поставит на ноги. Тэмин уходит первым, торопясь на тренировку и говоря, что обязательно позвонит вечером — он обращается к Чанёлю, и переведя взгляд на Чонина добавляет: «Мы позвоним». Это не то чтобы добивает окончательно. Чанёль прекрасно знает про их отношения. Про то, как Чонину рядом с Тэмином хорошо, просто прекрасно. И все же — он завидует. Совсем немного. Потому что у них С Джонгхёном уже никогда не будет так. С Чонином он прощается на углу своего дома, потому что им практически по пути. Чонин после идет в балетную школу на собственные уроки, а Чанёль торопится дойти сначала до подъезда, а потом уже до двери своей квартиры. И каждый раз сердце предательски стучит, пытаясь сломать ребра, пытаясь показать и доказать что-то, о чем Чанёль пока еще не знает или просто не понимает. Квартира встречает его полной тишиной и это отвратительно. Он скидывает потертые кроссовки и бредет в сторону той самой двери, что до сих пор остается закрытой. Тихо опустившись около нее, он касается двери рукой, проводит сначала, а после тихо стучит — Чанёль надеется на ответ, но его не следует. Хотя прекрасно знает, что Джонгхён уже не спит и, скорее всего, слушает. Поэтому он начинает говорить. — Ты знаешь, я устал. До бесконечности устал жить в страхе, что ты рано или поздно просто сдашься, перестанешь бороться и никогда уже не откроешь мне эту дверь, — голос Чанёля звучит тихо, но он все равно уверен в том, что Джонгхён его слышит. — Устал от того факта, что ты закрываешься в себе и никогда не делишься проблемами, которые мы могли бы решить вместе. — Чанёль, пожалуйста… — голос из-за двери тихий и слабый. Будто Джонгхён отдает все силы только на то, чтобы выговорить пару слов. Чтобы сказать одно единственное слово, которое решит все раз и навсегда. — Нет, молчи. Сейчас я хочу сказать. Ты не представляешь, как мне тяжело. Тяжело думать о том, что ты можешь не справиться со всем. Я не видел тебя уже несколько дней, потому что ты заперся здесь, не хочешь выходить, плохо питаешься. А я всего лишь хочу провести с тобой немного времени, помочь тебе, решить хоть несколько твоих проблем, поддержать тебя. Чанёль слышит, как Джонгхён прислоняется спиной к двери и спускается по ней вниз, садиться точно так же, как сейчас сидит сам Чанёль. И это могло бы быть отличной сценой из фильма. Но это реальность. Отвратительная, которую уже никак нельзя исправить. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Джонгхён спрашивает это просто и легко, но у Чанёля сжимается сердце от боли. — Выйди. Просто выйди оттуда хотя бы на сегодня. Давай выйдем на улицу, пойдем в парк и будем смотреть на закат. Только ты и я. — И еще тысяча людей, что будут кричать и визжать, развлекаться, когда я… — Я знаю место, там вообще не будет людей. Только сегодня, ты и я. Наступают долгие минуты молчания. Они тянутся так, будто время порвалось и застыло на одном месте. Будто так было все то время, что они разговаривали и совсем не заметили маленькой подставы от вселенной. А затем замок на двери щелкает, и она открывается. Время снова ускоряет свой бег, сшивает вселенную воедино нитками красного цвета — нитками судьбы. — Хорошо, — говорит Джонгхён и выходит. Уго потрепанный и усталый вид, но он все равно соглашается на то, чтобы выйти с Чанёлем, глотнуть немного воздуха. Улица встречает их легкой летней прохладой, которая в парке становится только ощутимее. Джонгхён идет рядом с Чанёлем молча, будто боясь нарушить хрупкий мир, который установился между ними прямо сейчас. Чанёль молчит потому, что у него больше нет слов. Они кончились давно, при попытках вернуть Джонгхёна в реальность — такую, какая она есть. Поляна в глубине парка, на которую они проходят, и правда оказывается необитаемой. Всего лишь маленький островок зелени, окруженный кустами и деверьями — будто необитаемый остров, на который ты попал случайно. Чанёль проходится по поляне и падает на землю, растягиваясь в полный рост, жестом он предлагает парню проделать то же самое. — Как ты нашел это место? — голос у Джонгхёна такой же тихий и потерянный, как и в квартире. — Мне было плохо, когда ты первый раз ушел в себя, я винил себя и поэтому пошел прогуляться, — Чанёль смотрит на небо, не проплывающие облака и отголоски розового заката. Приятного и красивого. — А потом я оказался тут. И мне понравилось, это место подарило мне покой. Может и сейчас для тебя сделает то же. И снова долгие минуты молчания, в которые они разделяют собственное спокойствие и собственные проблемы, о которых так и не говорят. Чанёль — потому что не хочет ранить сильнее. Джонгхён — потому что привык молчать. Привык делать только то, на что хватает собственных сил. А сейчас сил хватает только на то, чтобы смотреть на небо и не чувствовать себя так, как чувствовал в запертой комнате, когда хотелось только кричать и кричать. Ломать вещи и самого себя. Это его проблема и он знает, как решить ее. Но знает еще и то, что это может причинить боль всем — каждому из его друзей и самому близкому человеку в том числе. Но сейчас он не готов. — Облака… я смотрю на них и чувствую свободу. Свободу этого мира, но не свою собственную. Нежные облака плывут по собственному течению, а нам не дано понять, куда они так спешат. Или наоборот — совсем не торопятся. Я бы хотел быть таким же -просто плыть в потоке и ни на что не обращать внимания. Но, Чанёль, пойти… возможно, мне было суждено сломаться. А люди починке не подлежат, мы не техника. — Не говори ерунды. Чанёль вздыхает и поворачивается к Джонгхёну. Эти минуты покоя, минуты тихого единения оказываются самыми ценными. Оказываются такими нужными. Он протягивает руку и сжимает пальцы Джонгхёна, пытаясь выразить в этом жесте все: любовь, тоску, единение, которое они, возможно, давно уже потеряли. И все же… — Я не оставлю тебя. — Знаю, — но Джонгхён знает и другое — скорее это он оставит Чанёля, чем Чанёль — его. Отвратительная правда, которую Чанёль пока не должен узнать.