***
На следующее утро Ята сидит за барной стойкой и пытается выпросить у Кусанаги бокал с каким-нибудь крепким напитком. Тот, пристально следя за своими запасами, пытается разузнать причину такого необычного поведения Мисаки, ведь тот имел желание выпить лишь когда происходило что-то серьезное. И всегда это «что-то» неизменно касалось предателя Фушими Сарухико. В первый и последний раз рыжий напился до состояния нестояния именно в день, когда брюнет покинул их ряды. После того случая Кусанаги зарекся больше не давать подростку ни грамма. — Ята, что-то случилось? — обеспокоенно спрашивал Изумо, протирая очередной стакан от пыли. Тот только махнул рукой, запивая свои негативные мысли яблочным соком. И тут, будто невзначай, Изумо достает из ниоткуда какой-то конверт и передает Мисаки. Получатель вопросительно взглянул на бармена. — Тебе сегодня рано утром пришло от неизвестного отправителя. Неуверенно подвигая к себе прямоугольный лист бумаги, Мисаки берет его в руки. Оглядев конверт с двух сторон, он убеждается в том, что тот снаружи пуст. Но когда парень уже собрался неаккуратно убрать посылку в карман, то случайно заметил одну вещь. Маленький, едва заметный кружочек в самом углу, выведенный красными чернилами. Воспоминания нахлынули разом. Так делал только один человек. Фушими всегда ставил такую «метку» на письмах, адресованных Яте. Это был их своеобразный ритуал. Во времена школьных каникул, когда двух прежде лучших друзей разделяли сотни километров, они писали друг другу письма. Со всеми своими мыслями, эмоциями, переживаниями и событиями. «Дружба на расстоянии» – так однажды пошутил Сарухико, явно намекая на что-то, чего Ята так и не понял. Дрожащими пальцами Мисаки открывает конверт и вытаскивает ровно сложенный белый лист, незамедлительно разворачивает половинки и принимается вчитываться в аккуратный почерк.Дорогой Мисаки, Я буду ждать тебя на пересечении улиц Тавакура и Сидзё сегодня в пять часов вечера. Не опаздывай. P.S. Не забывай, ты проиграл.
Разорвав письмо на мелкие кусочки, а потом с наслаждением скомкав, Мисаки встает с барного стула и быстро выбрасывает всю эту получившуюся кашу в мусорное ведро. Предупредив Кусанаги, что не знает, во сколько вернется, рыжий хомровец выходит из бара.***
Подходя к назначенному месту встречи, Мисаки все больше волновался, но уверенно ступал вперед, говоря себе, что бояться нечего. Фушими же не такой тиран, чтобы устраивать очередную бойню и кровавый пир на самом видном месте. Никто из них никогда не позволял себе драться при людях, особенно при детях. Фушими увидел парнишку издалека и внимательно следил за его передвижениями. Когда же рыжий подошел, он ехидно оскалился и сказал: — Ты опоздал, Миса-а-ки. Но да ладно, выигрыш я возьму с процентами. — Заткнись, идиот! Я сделаю только то, что положено проигравшему, но не больше! Ята только хотел подойти и ощутимо стукнуть по голове Синего кулаком, но тот оказался проворнее, разворачиваясь и хватая его за локоть. Металлическим голосом, не терпящим возражений, он произнес: — Пойдем. Небольшая часть пути прошла в молчании. Но спустя какое-то время Мисаки не стерпел гложущее его любопытство и в итоге спросил, куда они идут. — В одно очень страшное место. — Не затуманивай мне мозги, глупая обезьяна, говори нормально! — Миса-а-аки, лучше не зли меня, а то найдешь себе новые проблемы на одно место. — Я и так с одной проблемой пытаюсь разобраться постоянно. — С какой же? — предугадывая ответ, тихо говорит Сарухико, с предупреждением глядя на Красного. — Одна дурацкая макака! — Мисаки, я вот тебе удивляюсь. Ты что, больше других «оскорблений» не знаешь? Или ты все такой же маленький мальчик, который выразиться по-грубому не может? — За это ответишь! — как обычно вспылил Ятагарасу и подставил подножку Фушими, от чего тот спотыкается, но удерживается на земле в вертикальном положении. — Ну все, достал. Скипетровец ловит подавшегося назад Мисаки и, вставая позади и захватывая шею, начинает тереть его макушку косточками пальцев, причиняя не боль, но дискомфорт. Когда тот принялся отбиваться, Фушими еще немного его мучает, а затем отталкивает от себя, говоря: — Давай быстрее. Дальше дорога продолжилась, но ни один из них не преминул воспользоваться возможностью насолить друг другу или слабо ударить. Ята все так же не догадывался, куда они направляются, пока не прошел мимо старого торгового центра, в котором он с Фушими часто проводил время за игровыми автоматами, хотя это и было, казалось, совсем недавно. Мисаки стало интересно, а не к себе ли в гости предатель ведет его? Хотя да, если умирать, то лучше в квартире, нежели гнить на улице. Но если на улице уж точно кто-то найдет и, вполне возможно, достойно похоронит, то еще неизвестно, что с его хладным телом сделает сам Фушими. Встряхнув головой, Мисаки отогнал эти мысли, все же действительно считая, что бывший друг, а ныне враг не станет лишать его жизни. Ну не верилось ему и все тут. Подходя к давно знакомому многоэтажному зданию, Ята нервно усмехнулся: — Что, чай пить будем? — Почти угадал, Мисаки. Когда оба поднялись на нужный этаж и открыли квартиру, Сарухико пропустил вперед гостя, а потом зашел сам, как можно незаметнее закрывая дверь на защелку, пока Ята отвлекся на осматривание прихожей. — Почти ничего не изменилось… — с толикой грусти почти шепотом произносит Мисаки, а потом, словно очнувшись, оборачивается лицом к Фушими и громко говорит: — Давай сразу со всем покончим, и я пойду домой. Ничего не говоря, Фушими убирает руки в карманы и следует на кухню. — Будешь какао? — Я ненавижу молоко. — А если его сделаю я? — По тому рецепту? — с ожиданием глядя на хозяина квартиры, говорит Ята, намекая на особый способ приготовления, которым всегда пользовался Фушими, если рыжий приходил к нему. Молоко совсем не казалось молоком, да и вкуснее напитка Мисаки в жизни не пробовал. Так было раньше. Мисаки сел за стол и принялся ждать. Десять минут прошли в тишине, которую прерывали лишь звуки готовки. Когда перед Ятой поставили чашку с дымящимся напитком, он вдохнул приятный запах и поблагодарил. — Что? — ошарашенно пробормотал Фушими. — Что? — не понял Ята. — Ты сказал «спасибо»? Как давно я не слышал от тебя этого слова, — брюнет рассмеялся и достал из кухонного шкафа бутылку с янтарной жидкостью, добавляя ее в свою полупустую чашку с кофе. Мисаки сморщился. Как можно пить кофе с молоком, да еще и с виски? — У нас стоп-игра, Мисаки. — В каком смысле? Фушими сел напротив Яты и взглянул ему в глаза. Тот сначала не отвел взгляда, но, увидев какие-то непонятные ему плещущиеся эмоции в голубых глазах, поспешил отвернуться. — Так чего ты хочешь? Проигнорировав вопрос, Синий глотнул напитка из своей чашки. Не хотелось нарушать это временное спокойствие. Мисаки больше ничего не говорил, лишь пил какао и задумчиво пилил взглядом поверхность стола. Обняв обеими ладонями горячую чашку, Мисаки прикрыл глаза. Он вдруг вспомнил, как впервые оказался в этой квартире, как впервые пришел сюда ночевать, надеясь на поддержку и утешение после ссоры с родителями, как впервые прыгал от радости, видя в руках Сару рождественский подарок для него. Тут же, в этой кухне Мисаки пришла идея стать хомровцем, что он, не преминув, и предложил Фушими. Он вспомнил, как сам, ведомый каким-то странным наплывом чувств, впервые поцеловал Фушими в губы, крепко жмурясь, отрываясь, а затем сбегая отсюда, чтобы потом неделю не выходить из дома, боясь осуждения и ненависти. А спустя некоторое время узнать об уходе из Хомры этого предателя, реветь от бессилия в подушку и клясться себе покончить с этим уродом. — Почему ты ушел, Сару? Потрясенно взглянув на Мисаки, который спросил таким голосом, что захотелось уйти, только бы не слышать этих интонаций, Фушими удивился вдвойне, услышав старое обращение. Привстав со стула, Фушими протянул руку к Яте, сдергивая с того эту противную шапку, которая скрывает его чудесные волосы, и сел обратно. Парень недовольно нахохлился, однако быстро успокоился. — Ответь! Отставив уже пустую чашку, Фушими глубоко вздохнул. Мисаки все равно придется исполнять его желание, что окончательно все испортит – он был готов к этому. И тогда почему бы не сказать все на чистоту перед финалом? — Ладно, расскажу, — с минуту он молчал, но все же начал. — Ты когда-нибудь ревновал, Мисаки? Скажи мне. Нет? А я ревновал. Долго, ужасно долго, — отвернувшись к окну, продолжил. — Тебя я ревновал, Мисаки! Не перебивай меня, — произнес он, еле сдерживаясь и видя, как из рыжего сейчас польются новые вопросы. — И ты догадываешься к кому? К этому придурку Микото, возле которого ты постоянно вился, мгновенно забывая обо мне, как он появлялся в поле твоего зрения. Ты был словно кошка, ластящаяся к ноге хозяина и просящая ласки. Мне было противно видеть это. Потом мне все это надоело, и я решил уйти. — Я не верю… И тогда Сарухико срывается. Хватая Яту за ворот рубашки, он поднимает его со стула и ведет за собой в сторону комнаты. Войдя в спальню, Фушими бросает оторопевшего парня на кровать и тихо, почти шипя, говорит: — Это только на словах все так просто и беспечно. Но на душе у меня было паршиво, Миса-а-аки. Он не спеша приближается к постели, а затем резко забирается на нее, садясь на бедра Мисаки и нависая сверху. — Эй, ты чего себе позволяешь?! — Позволяю себе свое же желание. — Ч-чего?.. — закончить он не успевает, успешно заткнутый жалящим поцелуем. Сарухико пытается сдержать буйствующего Мисаки, держа его за запястья и крепко прижимая их к спинке кровати над головой. — Нет, отпусти! Отпусти, идиот! Фушими!!! Эти крики лишь больше раззадоривают Синего. Он с упоением срывает одежду с яростно сопротивляющегося Ятагарасу, царапая ногтями нежную кожу в кровь и сжимая так сильно, что на следующий день точно проявятся синяки. Когда руки добираются до нижнего белья, Мисаки начинает чуть ли не хныкать. Его голос сильно дрожал и прерывался частыми вздохами-всхлипами. — Нет, Сару, перестань... Прошу… — Если ты не успокоишься, я тебя свяжу и изнасилую. После этого Мисаки притих. Разделавшись с последним элементом одежды, Фушими стянул оставшееся и с себя, но ни разу не отрывая взгляда от смущенно жмущегося и трясущегося то ли от холода, то ли от страха Мисаки. Накрыв своим телом парнишку, Фушими приподнял лицо за подбородок, дождался, пока тот поднимет на него свой взгляд, и после чего сказал: — Не бойся… Я ведь не причиню тебе вреда, мой милый Мисаки. — Н-но… — Тш-ш-ш… Все будет хорошо. Я обещаю. — Сару… Не захотев выслушивать что-либо еще, Фушими наклоняется ниже и слабо проводит языком по тонкой шее. Слышит судорожный выдох, когда сначала прикусывает и следом целует ключицу. Наслаждается проявившимися мурашками на коже, когда проводит ладонью от грудной клетки к низу живота. Довольно хмыкает, когда ощущает в руке уже налившийся силой член и обхватывает его ладонью, начиная двигать рукой вверх-вниз и одновременно с тем оставляя маленькие красные метки везде, докуда мог дотянуться, словно помечая, что это тело принадлежит ему. — Сару, не н-надо… Мисаки стесняется, лицо горит, а руки дрожат и пытаются скрыть всего себя, но получается слишком смешно. Он как ребенок, которого заставили раздеться перед взрослым. Сарухико улыбается, не наиграно, по-настоящему, чувствуя триумф и радость, наконец-то держа в руках такое желанное тело. Когда времени ласк приходит конец, Сарухико достает из-под подушки спрятанный лубрикант, выдавливает часть на ладонь и обильно смазывает им свой член. Подтянув Мисаки на себя, он разводит в стороны ягодицы и наносит оставшийся крем на сжатое колечко мышц. Водрузив тонкие ноги Яты себе на плечи, Сару осторожно проникает одним пальцем внутрь. Ятагарасу вздрагивает, пытается отодвинуться, но, поймав взгляд Фушими, стушевывается. Вот проникает второй и тут же третий пальцы, орудуя внутри будто ножницы, раздвигая жаркие стенки. Но когда Фушими наконец надавливает подушечками пальцев на маленький бугорок, с губ Мисаки срывается сладострастный стон, а сам Сарухико, будучи больше не в силах сдерживаться, плавно, но быстро проникает в любимое тело под аккомпанемент криков в смеси с ругательствами. Но скоро недовольство и боль перестали преследовать Мисаки, и он, поддавшись, расслабился и отдался воле течения. Сильные и крепкие руки. Нежные и бережные объятия. Резкие и страстные толчки. Ответные движения, стоны наслаждения, крики восторга, хрип вместо слов. Шумное дыхание и быстрый стук сердца. В последние разы Сарухико подается вперед, стараясь войти еще глубже, чувствуя восхищение от узко сжимающих его стенок, а потом склоняется над тихо ноющим от ожидания высвобождения Мисаки и, толкаясь снова, изливается внутрь, в ту же секунду кусая Яту за сосок и ощущая на своем животе теплое семя. — Если ты меня снова бросишь, я тебя не прощу. И клянусь, сначала надеру тебе задницу, а потом убью. — А силенок хватит? — смеется Фушими. — На тебя найду, — договаривает Ята и невесомо, словно касание лепестка, целует его в щеку. Когда Мисаки засыпает, трогательно умостившись на плече любовника, Сару гладит его по голове, треплет волосы, проводит тыльной стороной пальцев по щеке. «Ты всегда напоминал мне феникса. Такой же яркий, светлый, быстрый. Рыжий феникс. А ведь красный огонь очень тебе подходит, ты знаешь? Он – словно олицетворение тебя, часть тебя. Но ведь так и есть, несомненно. Такой же неудержимый и самостоятельный, безрассудный и нетерпеливый. Притягательный. Мой Мисаки». — Мой феникс…