***
В эту ночь ему впервые за несколько лет снится Афганистан. Снова. Он сжимается, окаменевает в постели, вдавливается в матрас. Голосовые связки точно стискивает ледяной рукой, он задыхается, хватает воздух ртом, не в силах пошевельнуться. На периферии сознания вертится неуместная мысль о том, что сценаристам всех популярных телешоу никогда не снились ночные кошмары — ты вряд ли подскочишь в постели от собственного вопля, нервно озираясь по сторонам, а будешь лежать, медленно приходя в себя от холодного ужаса. Возвращаясь в еще больший кошмар. И прекрасно осознавая при этом, что снова проснуться уже не получится. А еще — что сон, возможно, был чуточку лучше конкретной реальности. Это страшнее всего, пожалуй. Ко всему привыкают. Время — это всего лишь переменная. До недавних пор Джон был в этом убежден. Теперь — сомневается. Он сжимает свои мелко подрагивающие пальцы другой ладонью, на миг представляя, как пожал бы их, успокаивая его, тот. Это делает только хуже, разумеется, и Джон со стоном поднимается с постели. Холодный кафель обжигает ступни, и он наслаждается мимолетным ощущением этого онемения. Джон опять совершает ту же ошибку. Выяснил же, что когда задумываешься о произошедшем, становится только хуже. Надо жить дальше. Не задумываться не получалось. Жить — тоже. Потому что этот набор механических действий сложно было назвать жизнью. Скорее, существованием. Каждый шаг — это маленький полет, с безопасным приземлением на твердую почву. Когда под ногами пустота — это падение. Джон падает каждый раз, снова и снова. Он тоже не умеет летать. Тело работает на автомате, обслуживая его каждый новый день по бессменному маршруту. Отчасти Джон испытывает подобие благодарности, потому что в мозгах пусто, абсолютный вакуум, и он не способен был бы отвечать еще и за повседневные ритуалы. Кофе он пьет каждое утро, сидя у большого зеркала на кухне. Ополаскивает кружку, кисловато пахнущую вчерашней заваркой — напрягает память в попытках вспомнить, зачем он вообще его сюда повесил. Ах, да. Когда видишь свои гламурные мешки под глазами и полностью поседевшие виски, хоть как-то возвращаешься к счастливой реальности. Один из его пунктов в списке «Как не сойти с ума (или по-крайней мере, отдалить этот момент)». Он составил его вместе с очередным психотерапевтом, а дома зачеркнул все пункты, предложенные ею. Она идиотка. И абсолютно ничего не понимает. Джон не уверен, что понимает сам. Но ему плевать. Он одним глотком допивает дешевый кофе и резко встает из-за стола. Последний, мимолетный взгляд в зеркало — и Джон застывает на месте. В зазеркальном мире его двойник не один. За спиной стоит кто-то другой. — Черт, — глухо бормочет Джон, на миг прикрывая глаза. В следующую секунду жизнь возвращается в привычный темп. То есть, все хреново. За исключением одного, пожалуй. Джон ощущает спокойствие. Не это дурманящую, навязчивую пустоту, которую, кажется, разрушить может только пуля, а… какое-то подобие надежды. Что-то случится. К добру или к худу — Бог весть. Во всяком случае, уж точно лучше, чем ничего. Он ставит, наконец, кружку в раковину и уходит из кухни, вымеряя шаг по кафельным плиткам. Зеркало, разумеется, совершенно обычное.***
Каждый раз, проходя мимо зеркала, Джон ощущает на себе чей-то изучающий взгляд. Сколько бы он не оглядывался, он ничего не замечает. Джон переносит зеркало к своей постели и ставит на тумбочку. Ему так почему- то спокойнее. Наверное.***
Джон все же напивается, напивается до чертей. Один является точно — из зеркала на Джона глядят светлые, холодные глаза. Добро пожаловать в Ваш персональный ад. Разве стоит удивляться тому, что он его видит в алкогольном забвении?.. Джон мертво и пьяно усмехается. Возникает непреодолимое желание запустить бутылкой прямо в своего зеркального двойника. Но он медлит, и бутылка разбивается об стену, вдребезги. В зеркале он опять один.***
Голова раскалывается от похмелья. Тусклый свет бьет в глаза, а уши закладывает от малейшего шороха. Как и ожидалось, черную дыру в груди не удалось залить алкоголем. Джон с трудом фокусирует взгляд на зеркале и хрипло шепчет: — Ну же. Я знаю, что ты там. И он действительно там. Черт возьми, абсолютно живой. Это гребаная пытка. В кухне тишина. Шерлок из зеркала глядит ему в лицо, печально улыбается. Джон смотрит на свое отражение рядом с ним — абсолютно зеленый, в глазах пусто. Жмурится до боли, до радужных всполохов под веками. — Хватит, — стонет, и Шерлок делает стремительный шаг назад, в темноту. Черная, точно из картона вырезанная фигура скрывается в Зазеркалье. «Карточный домик рушится,» — думает Джон, опуская голову на стол и прислоняясь лбом к холодной столешнице. — «Нам покажут королеву?» И до крови кусает губы.***
Когда к нему возвращается осознание происходящего, Джон ощущает липкий, оглушительный, леденящий ужас. Он не пытается задавать никаких вопросов — все равно он не получит на них ответы. Ему страшно. Безумно страшно. Но он, превознемогая спазмы ужаса, вглядывается в зеркало и с убийственной ясностью видит в отражении за собой Шерлока. Тот улыбается все той же грустной улыбкой и осторожно кладет зеркальному двойнику Джона руку на плечо. Настоящий Джон вздрагивает от этого фантомного, призрачного прикосновения и ощупывает свое плечо. Разумеется, нет там никакой успокаивающей ладони, и нет никакого Шерлока рядом. Нет никакого Шерлока.***
Все, что происходит — абсолютное безумие, и Джон чувствует, что начинает к этому привыкать. Он знает, что увидит в зеркале Шерлока за спиной у своего отражения. Примириться с этим нереально, разумеется, но он уже не леденеет внутри, когда Шерлок с тоской во взгляде смотрит на него из-за стеклянного барьера. Джон не хочет разбираться в ситуации. Вникать в происходящее. Копаться во всем этом дерьме. Исправлять что-либо. Но он говорит с Шерлоком. Хоть тот и не может его слышать. — Я снова снимаю эту квартирку. Да, та самая, из которой ты меня тогда вытащил. Все такое же — серые стены, вытяжки повсюду, даже матрас такой же жесткий. Довольно забавно, согласись? Все нашло конец тому же, где и началось. Ты меня реально вытащил тогда. Стал путеводной нитью, гребаным ориентиром. Сейчас все куда хуже. А еще хреновей осознавать тот факт, что повторения истории уже не будет. Чисто физически оно невозможно. Сам знаешь, почему. Я не всплыву уже, а тебя нет. Вот и все. Иногда Джону кажется, что Шерлок в зеркале все же слышит его.***
Катарсис. Нервный срыв, истерика — называйте, как хотите, суть останется одна. Это первый раз за все два месяца, когда Джон не выдержал. Слишком долго копилось. Давно пора. Добила чертова SMS. «Джон. Все хорошо?» Да он и так дергается от каждого сообщения, готовый вмиг сорваться с места и следовать за фигурой в черном пальто. Хоть на край света. На один только миг ему под-дых ударяет безумная, внезапная надежда. А в следующую секунду он читает подпись. «МХ» Джон оседает в кресло и съеживается в нем. В мгновение ока внутри него свалялись в один грязный снежный ком боль, отчаянье, вся оставшаяся надежда. Ком перебил горло, вылетел наружу. И Джон вдруг почувствовал опустошение. Абсолютный вакуум. Чпок. Джон откинулся в кресле и расплылся по спинке. Сил поддерживать равновесие не было. В зеркале Шерлок уткнулся лбом в его волосы.***
Он так просидел до вечера, до темноты, пока ноги от холода не занемели. Резким движением поднялся, взял со стола телефон и негнущимися пальцами набрал ответ: «Все в порядке, Майкрофт». Ткнул в окошечко «отправить». Не с первого раза попал. На свое гнездо для зарядного устройства теперь он даже смотреть боялся. Гарри обзавидуется. Дождался надписи «отправлено». И швырнул телефон в зеркало. По поверхности пробежали трещины. Шерлок в ужасе отшатнулся. Вскинул вперед бледные, узкие ладони, напоминающие белых птиц. А потом взглянул в лицо Джона, опустил руки и как-то ссутулился. Джона лихорадило. В комнате вдруг стало еще холоднее. Он быстро шагнул к зеркалу. В глазах Шерлока больше не было страха. Была боль. Зеркало — это не печальное напоминание. Это гниющая рана, мешок с костями, демон с дороги жизни. — Давай, Шерлок, — голос не дрожит. — Посмотри на это. На меня. Что ты сделал со мной? Дави пальцы, я и так уже вишу над обрывом. Ну же, улыбнись своей ублюдской скорбной улыбочкой, по плечу постучи! Добей уж окончательно, из жалости. Объясни мне, почему я все еще жив, если ты мертв? Ты же у нас гений. Все знаешь, — и Джон наотмашь врезал кулаком по зеркалу. Осколки впились в ладонь. Боли он не чувствовал. Ему доставляло какое-то горькое, тлетворное удовольствие видеть, как по гладкой поверхности зеркала расползаются трещины, похожие на водные круги. Осколки были повсюду. Они душили. Заполняли его. Он ими захлебывался. Он их ненавидел. — Сволочь! — новая трещина. Шерлок стоит на оставшемся, нерасколотом куске, точно на льдине. Зеркало льет кровавые слезы, искажая, преломляя, уничтожая реальность. Из трещин течет цианид, и Джон задыхается от этого запаха. Он останавливается, смотрит на багровые разводы на стекле, и на всхлипе выдыхает, прислоняясь лбом к раме: — Ты мне нужен. А Шерлок, беззвучно ступая туфлями по осколкам, выводит тонким пальцем на другой стороне стекла маленькое сердечко кровью. Поворачивается и уходит. А последний уцелевший осколок падает на пол и разбивается вдребезги.***
Ночь Джон проводит, сидя на полу в спальне и выкладывая из окровавленных зеркальных осколков слово «Вернись». Вернись. Сотвори для меня чудо. Выживи. Шерлок.***
Наутро Джон сгребает все осколки в мусоропровод и отправляется в магазин. Он приносит домой новое зеркало, вешает его на стену и почему-то завешивает простыней.***
Джон снова стоит у зеркала и вглядывается в него. В отражении он один. Джон всматривается до рези в глазах, с досадой проводит ладонью в шрамах по лицу. Зовет настойчиво, но осторожно: — Шерлок? Он один в зеркале. Джон прикрывает глаза и медленно, разборчиво произносит: — Если ты не можешь вернуться ко мне, то забери с собой меня. И рисует улыбчивый смайлик маркером на стекле.***
В этот день Джона точно тянет к зеркалу. Он жадно вглядывается в зеркальную гладь, ожидая, что Шерлок снова шагнет к нему из темноты. Видит Бог, это лучше, чем ничего. Никакого Шерлока там нет, но Джон продолжает стоять у зеркала, точно завороженный, не в силах пошевельнуться. Рассматривая черты лица, рисунок на свитере, он ощущает себя точно на прицеле, как кролик рядом с удавом. А потом слышит шаги у себя за спиной. И его вдруг накрывает удивительное спокойствие. Он расслабляет плечи и выпрямляет спину, все еще не оборачиваясь. Джон видит, что в отражении он один. Но он знает, кто сзади. Шерлок берет его руку, переплетается с ним пальцами. Другую руку кладет на плечо, носом утыкается за ухо. Нос и пальцы ледяные. Опять за преступником без шарфа бегал. Обморозил себе все небось, — думает Джон с теплой усмешкой. — Я дома, Джон, — шепчет Шерлок на выдохе. — Добро пожаловать, — Джон сжимает его пальцы. — Ты не отражаешься в зеркале. Почему? — Ты знаешь, — отвечает знакомый голос. — Нам уже пора. — Куда? — кудри щекочут шею, и Джон улыбается. — В Игру, Джон, — Шерлок еле слышно вздыхает. — Ты со мной? — О Боже, да! — и Джон поворачивается.***
Зеркало отражает пустую комнату. На столе раскрытый ноутбук. Экран высвечивает всего несколько строк. «Блог Джона Х. Ватсона. Удалено».