*
… Молодой мужчина с алеющей ссадиной на лбу, в рубашке без нескольких пуговиц, в мятых бежевых штанах и коричневых пыльных сапогах, вертел пострадавшей частью тела по сторонам. От труднообъяснимого зрелища его охватила оторопь, переходящая в сомнение. Оказался он в просторном помещении, через стеклянные стены которого проникал солнечный свет, освещающий находящиеся в глиняных горшках растения — огромные вьющиеся, каких-то тропических видов и несколько сортов табака, взлелеянных чьими-то заботливыми руками. Всё указывало на настоящую оранжерею, как называлась бы подобная комната, если бы её пристроили к респектабельной усадьбе, например, в пригороде Лондона. Мелоун пришёл в себя сразу сидящим в кресле из брусьев и натянутой на них кожи раптора. Руки его свободно могли дотянуться до глиняной чашки с какой-то дымящейся пряной жидкостью и до горки свежеиспечённого песочного печенья. Он принюхался, стараясь уловить аромат, который согласно процессу диффузии, как заметил бы Челленджер, должен был распространится во все уголки строения. Вдали от англо-американской цивилизации молодой поклонник классической выпечки уже с трудом мог вспомнить и запах, и вкус песочного теста, а в данный момент любых запахов отчего-то не ощущал вовсе. Напротив удобно расположился чудо-кондитер и садовод-энтузиаст — мистер Артур Саммерли, учёная степень которого по ботанике лишь развила врождённую способность восхищаться творениями Главного Садовника нашего мира. Да, это был он, собственною персоной профессор сравнительной анатомии Королевского Зоологического общества! Добродушный улыбчивый старик с мягким голосом и безупречными манерами, о которых позволял себе забыть лишь в пылу научного спора. Почти год как пропавший без вести, что в таком месте, как Плато, подразумевало — погибший. От преждевременной утраты коего Мелоуну по-прежнему было больно, будто время, игнорируя исцеляющие свойства свои, назло ковыряло в сердце ногтем. Если чему-то журналист и научился на Плато, то не удивляться загадкам и парадоксам, а смиренно принимать дары поразительнейшего места на планете. Он успокаивал себя тем, что в антинаучном бардаке, день ото дня творящемся в Затерянном мире, есть какой-то высший смысл, пока недоступный пониманию даже репортёра «Дэйли — газетт». — Вы помните, милейший, выступление нашего друга Джорджа в зале Королевского Зоологического общества? — решился на первый контакт и весьма безобидный вопрос Саммерли. — Слово в слово, профессор! — Нэд слышал свой голос далёким эхом. «Какой же это — мой голос, если я и рта не раскрывал?!» — тут же подумал он. — Юноша, могли бы Вы грезить не так эмоционально, от Ваших переживаний нарушается связь между нашими подсознаниями… — То есть, я сплю?! Всё время? — облегчённо выдохнул Мелоун, в голову которого уже закрадывались худшие опасения, такие как воздействие на разум, безумие, кома, или… Самое очевидное. — Смерть из-за разбитого о камни черепа, перелома костей и внутреннего кровотечения? — подхватил его мысль Саммерли. — О, нет, дорогой друг, Вы не приземлились, и если мы не перейдем к сути, то застрянете вне времени так же, как и я. Мозг молодого мужчины немедленно заинтересовался насущной проблемой. На удивление — спокойно, то есть испытания на Плато закалили психику Мелоуна. — Не дух и не галлюцинация, хотя Челленжер, пытаясь объяснить моё появление, пару часов назад обозвал меня «погодной аномалией». По предварительным наблюдениям — полезной, — услышал Мелоун шутливый ответ на вереницу своих размышлений. Следующая реплика болтливой «аномалии» была более чем странной: — До смерти в междумирье лишь я, а Вам, юноша, судьбою отсыпана целая пригоршня счастливых шансов выбираться с наименьшими потерями из всевозможных передряг, — и Саммерли спустил очки на нос, чтобы собеседник не пропустил его выразительного подмигивания. — При всем уважении, профессор, во всё это, — журналист указал на столик с лакомством, хотя ввиду имел всю окружавшую его странность, — верится с трудом! Скорее всего, наш разговор — продолжение моего сна с самого начала похода за Вашим призраком по джунглям. Одного из тех снов, в котором я в одиночку спасаю коллег по экспедиции, побеждаю целое племя или нахожу… Путь домой. Недавно мне такое виделось, и я не смог понять, что сплю, до того момента, пока мои товарищи не умерли у меня на глазах, а в критический момент не восстали из мертвых с оружием наизготовку.* — С возрастом забываешь, какое богатое воображение бывает в молодости… Часто Вы, Нэ-э-эдди, просыпаетесь героем, держа Веронику за руку? — седой джентльмен и не пытался быть тактичным, копаясь в чужой памяти. — Похоже, что о моих приключениях на Плато, Вы знаете куда больше, чем помню я сам! — краснея и выдавая себя с головой, выкрикнул Мелоун с эмоцией а-ля «не суйте нос в мои грешные мысли». — А Вы… Вы… Способны на куда большее, чем себе позволяете! — твёрдо заявил Саммерли. — Особенно, если начнёте слушать свои инстинкты и своё сердце. — После падения в реку Вы стали философом совсем, как лорд Рокстон… — После сотрясения мозга, Вы рассчетливее мисс Кру… — Если в новом бытие Вам не хватает пререканий, увы, я не так компетентен во взаимодействии с аномалиями, как Челленджер. — Вы удивитесь, каким экспертом станете по части аномалий — и временных, и даже из потусторонних миров! — Саммерли интриговал, неспешно набивая трубку табаком, растертым практически в черную пыль. «Запах табака, надеюсь, я почувствую?» — подумал Мелоун не в тему разговора, забывая, что субъект напротив как-то перехватывает его мысленные колебания от полного недоверия до осознанного принятия. — Это чувственное переживание пройдёт мимо Вас, — тут же отреагировал Саммерли. — Из-за разных реальностей. Если проще, Вы видите и слышите меня в искажённом виде, воспринимая больше разумом, чем глазами и на слух. Но не сможете меня обнять, или, например, попробовать великолепную сласть по рецепту моей бабки. Я кажусь Вам призрачным, как и окружающее меня, вот как крепкий дымок из моей старенькой трубки. — Допустим, что Вы следили за мной отсюда, — движения Нэда стали более раскованными, он понемногу осваивался в прихожей чужой реальности. — За всеми нами, и события прошедшего года промелькнули перед Вашими глазами, как картинки при перелистывании книги. Но что за намёки, будто бы Вы знаете моё будущее? — У меня где-то, — профессор вернул очки поближе к переносице и начал оглядываться, — есть записи и о будущем, если осмелитесь их прочесть. — К чему лишние усилия! Просто скажите, вернусь ли я, вернётся ли экспедиция Челленджера в Лондон? — Вы, такой недоверчивый и рациональный, просто так, без доказательств, поверите словам фантома? — Саммерли улыбался с хитрецой в глазах. — Нашей компании всего-то предстоит очередная проверка на местности согласно услышанным от Вас ориентирам. И если эти грёзы — не злая шутка моего воображения, тогда по возвращении в Лондон, уверен, что вместе со мной и Челленджер, мы незамедлительно организуем ещё одну экспедицию к чуду из чудес — высохшему водопаду в центре Плато, где вход в параллельный мир, в котором застрял наш друг! — Хитрый план, юноша, чтобы я выдал Вам весь путеводный лист. Проявляется профессиональная привычка? — А Вам нравится притворяться всезнайкой? — парировал журналист. — Разве это — не любимая игра многоуважаемого Джорджа? — Сейчас около меня Вы, а не он! — Мелоун начал раздражаться. — Справедливое замечание! — Саммерли стал серьёзен. — Дорогой Нэд, простите меня. Нынешней историей, собственно как и путешествием на Плато, Вы обязаны моему эгоизму не меньше, чем капиталовложениям мисс Кру. Я признаю свою вину в том, что сознательно вызвал сюда именно Вас, — седой мужчина говорил, пряча глаза. — Дело в том, что здесь, ВНИЗУ, некому выговориться, хотя потребность в моей душе назрела давно. Я всё откладывал и откладывал, а потом стрела застряла в моём животе. Помню падение в бурлящий поток и парализующий душу страх смерти. Осознал я себя таким… И в эпицентре собственных воспоминаний… Мелоун нутром чуял, хотя подобные ощущения считал свойственными авантюристам, вроде Маргарит и лорда Рокстона, что-то не так было и с профессором, и с другой реальностью, но разум отказывался задавать стоящие вопросы. Артур знал об этой внутренней борьбе, иначе как объяснить его дальнейшие слова, как не намёком на истинно происходящее? — Несколько раз ко мне в разум проникали странные личности из места под названием Авалон. Не приучены они вытирать ноги, когда заходят в гости! — Саммерли неожиданно замолчал. Фигура его засверкала синим и исчезла, лишь пустое кресло покачивалось перед глазами Мелоуна. В светлую голову тут же пролезла гаденькая мысль, за какие такие грехи уготовано ему, хорошему же человеку, наказание вечным одиночеством, к тому же без самого необходимого — карандаша и бумаги, как призрачный профессор появился вновь, только трубка у него во рту успела погаснуть. — Это авалонцы отвлекают меня от попыток связаться с теми, кто мне так дорог — моими друзьями из Дома-на-дереве, — пояснил своё исчезновение Саммерли. — Если бы Вы знали, как они надоели мне за этот год! Мол, изменять судьбу даровано единицам, и прочая торжественная чепуха. Мой любимый оппонент Джордж Челленджер в своих заблуждениях гораздо ближе к истине, чем они! Одно знаю точно: я пока не умер, ибо колени мои ноют, спина разгибается с трудом, а место раны до сих пор чешется. — Они удерживают вас силой? — сообразил спросить Мелоун. — В том, что в Совете Авалона нет моих друзей, я успел убедиться, но и врагами их не назовёшь, — Саммерли вёл рассказ спокойным мягким голосом, каким старики обыкновенно вспоминают о былых временах. — Они напомнили мне коллег из Королевского Зоологического общества, что подбили меня принять участие в этой экспедиции. Сидят позади, шепчут на ухо советы, провоцируют мои порывы, а чуть я решусь на настоящее приключение, так умывают руки. Они исцелили мою рану, но предупредили: стоит мне покинуть стены комнаты-оранжереи, как я истеку кровью. — Чем же Я в этой ситуации могу Вам помочь? — Помните, как Вы, очертя голову, впервые кинулись в неизвестность? Что Вы тогда сказали? — Меня зовут Эдуард Дан Мелоун из «Дейли-газетт». Я был военным корреспондентом и, даю слово, что буду совершенно беспристрастным свидетелем. — Вот-вот, сейчас требуется именно это: быть свидетелем моей исповеди. Наберитесь терпения, дорогой друг, и давайте прогуляемся в джунглях моей памяти, как знать, может и для Вас в этом будет толк…**
…Вернулся Мэлоун с того света как-то внезапно. Воронкообразная пустота, в которую он свалился, выплюнула его обратно на вершину скалы через семь секунд. Такого краткого отсутствия хватило Джорджу Челленджеру, Джону Рокстону и Маргарит Кру, чтобы в полной мере осознать, что жизнь Нэда Мэлоуна, в их мыслях оборвавшаяся глупо и зря, была дороже и важнее, чем им представлялось в повседневной рутине в Доме-на-дереве. Друзья радостно кинулись к Нэду обниматься и, перебивая друг друга, говорили, говорили. О том, что Мэлоун — чертов везунчик, родившийся в рубашке. О том, что ссадины украшают настоящего мужчину. Или о том, что стоило бы незамедлительно приготовить мазь для лечения вывиха ноги. А Вероника Лейтон глядела на него лучистыми глазами с такой нескрываемой нежностью, что герой дня серьезно задумался о странном течении времени. За семь секунд его шансы на личное счастье выросли. Непропорционально выросли, если учитывать, что внимания этой девушки Нэд Мелоун добивался почти два года. Для полного счастья мужчине осталось дойти на своих двоих до Дома-на-дереве и в уединении, тайком от остальных жильцов, записать в дневник пережитое ВНИЗУ и мысленно поблагодарить настоящего друга, профессора Артура Саммерли, за эти судьбоносные секунды…