* * *
Горячий ветер ударял в лицо беспрерывным потоком. На бешеной скорости по слегка неровной дороге неслись два скейтера, для них это была не просто гонка. Спустя долгое время они вновь смогли встать на одну линию соперничества. «— Твои уловки не сработают, Адам», — уверенно бьётся в голове навязчивая мысль. — «Давай же... Вспомни как это было раньше. Ты действительно отказался от тех беззаботных дней?» Выразительный взгляд упёрся в спину красного пиджака матадора. Всё что было до этого лишь игра, цирк. Но Каору уже знал достаточно, чтобы обойти каждый трюк. Чары страха не действовали, только разрывающая боль и надежда сопровождали его всю гонку. «— Разве мало людей ты заставил отказаться от своей мечты, чтобы угодить собственным капризам?» — руки сжались в кулаки. — «Ланга... Рэки... Мия... Это того стоило? Скажи мне, Адам...» Вечная улыбка сошла с красивого лица под маской. Адам держался впереди, но с каждой медлительной секундой его неумолимо нагонял противник. Все уловки выучены, каждый поворот чётко рассчитан, бесполезно пытаться обдурить или напугать его. «— Ты как всегда всё просчитал, да, Черри?» — поправив торчащие синие волосы, матадор тяжело вздохнул. — Никакой страсти... Где же этот адреналин в крови перед новым поворотом? Где же предвкушение новых трюков или опасности? Этого ничего не было. То к чему привык Адам во время головокружительной гонки отсутствовало напрочь. Рядом с Черри ему грозило лишь ощущение действительности. Реальность, в которой он притворяется другим человеком. Реальность, которую он ненавидит всем сердцем, улыбаясь надменно и высокомерно. «— Почему я даже не попытался к тебе прикоснуться?...» Ответ на этот вопрос и не нужен был. Взяв во власть Рэки, он почувствовал настоящее наслаждение от страха в янтарных глазах. Мальчишка в его руках мгновенно побледнел, потерял дар речи и даже дать отпор не смог. Это толкало Адама в садистское безумие. Ланга... Ах, Ланга... Избранные "Евой" всегда дарили матадору любви почти детское счастье. Таких редко можно было найти, но зато к подобным деликатесам тяжело привыкнуть, вкушая каждый раз, словно в первый. То как Ланга проникся чувством экстрима и продолжил участвовать в безумном танце, став единым со скейтом... невероятно. Это пробуждало в Адаме желание вновь и вновь соревноваться с Лангой. «— Я люблю всех своих противников». Что же не так с Черри? В этом было тяжело разобраться. Даже с Джо могло стать забавнее, но как насчёт горделивой вишни, которая упёрлась в него проницательным взглядом? Глубокий вдох. — Ну что ж... — в тоне голоса не осталось и тени от веселья. Нога встала со скейтборда, с силой ударив по нему. Доска подлетела в воздух и Адам взял её в руки, направившись прямиком на встречу к противнику. Бешеная скорость. Карла под ногами Каору громко начала пищать об опасности. Замах. И громкое столкновение оглушило обоих. Даже перед самым столкновением лицо Черри оставалось прежним: холодным и расчётливым. Страх вообще ему ведом или нет? Время замедлилось. Бешеная скорость всё ещё уносила мысли куда-то вдаль. Черри потерял равновесие от сильного удара по голове и уже точно не смог удержаться. Скейтборд на бешеной скорости вылетел из-под ног, ускорив неизбежное. Почему-то даже картина падающего противника Адаму не принесла того удовольствия. Но выражение лица у Каору таки изменилось: золотые глаза широко распахнулись, с разбитого лица брызнули капли крови. Черная тугая лента распустила длинные волосы цвета лепестков спелой вишни. Ветер принёс её под ноги матадору, сделав черту, через которую переступать было запрещено. Кем? Наверное самим Черри? Или они оба постарались. На грязном асфальте, где виднелись следы колёс скейтов и другого незначительного мусора, раскинулось чистое полотно розовой сакуры. В антиутопии этого маленького мира Черри выглядел как нечто правильное и отрезвляющее. И вот прошло только мгновение, а его лицо стало вновь собранным. Но взгляд... Неверие в происходящее и какая-то сломленость. В полумраке они почти сияли, маня к себе, бросая дерзкий вызов даже в таком положении За этот взгляд Адам бы отдал всё, но что понадобилось сделать, дабы заполучить желаемое от несгибаемой и горделивой вишни в цвету. — Знаешь почему я не соглашался на поединок? — облокотившись на скейт, мужчина встал с ноги на ногу, разминая их после столь стремительного бега. — Я знал, что мне будет смертельно скучно. Черные провалы глаз в маске ничего не выдавали. Тон холоден и безразличен. Это не то, как он общался со всей излюбленной публикой, с желанным Лангой, пугливым Рэки и милым Мией. Отчего ты обделил любовью этого соперника? Порванная черная маска Каору, что скрывала половину лица, мешала дышать, поэтому в ответ на это грубое высказывание ничего не последовало. Мужчина не чувствовал спины и на языке вертелся металлический вкус крови. Глухая боль в затылке отдавала острым ощущением в висках, отчего в глазах картинка виднелась расплывчато. Адам стал сгустком алого и тёмно-синего в его глазах. В момент удара в мыслях Каору что-то разлетелось на тысячи мелких прозрачных осколков. Это была надежда о трёх приятелях, которые начинали кататься на скейтах просто потому что могли. В этом не было высшего замысла, не было ранга, не было победителей или проигравших. То что увидел Адам в глазах Черри, приняв это за сломленость, оказалось разрушением надежды, веры... И некогда светлой, неопытной юношеской любви. Где-то в глубине души теплилась мысль: «—Может и он что-то чувствовал? Может тогда вспомнит?» Теперь ей было суждено остаться срубленной на корню. Адам уничтожил не Cherry Blossom, он убил человека, который готов был прийти к нему на помощь. Может, кто-то всё ещё стоял за кулисами, но Каору всегда с вызовом говорил о изменениях друга не в лучшую сторону. Он не молчал, спрашивал, пытался удержать... Когда-то в Айноске находилось его счастье, его душа, его восхищение. «— Во что ты это превратил? Своей игрой, вот так ломая людей, ты заставляешь их отказываться не просто от скейта, от собственных мечтаний и приятных воспоминаний. Ты из невинной юношеской увлечённости сотворил Ад, испытание, пытку. Адам, нет... Айноске, что ты натворил? С собой... со мной, с нами?». Нет, слёз не было, никогда. Почему-то вспомнилась та мертвая вишня, ведь среди великолепных цветущих деревьев, она не выглядела жалкой. Гордая даже в одиночестве, она всё равно расцвела и только для Каору. Никому ничего не должная, просто в один весенний день подарила взору человека свою красоту. В конце концов ту сакуру всё равно срубили. Теперь на месте гордого величия остался ровный пенёк. Ведь Черри такой же... Адам уже раз видел его падение, но тогда он не дал ему упасть на холодный и грязный асфальт. Тогда было иначе. Скрывая алые глаза под капюшоном, он без стеснения засмотрелся на шокированный и восхищённый взгляд спелых ягод физалиса. Такие редкие, но очень красивые и запоминающиеся. Однако Адам так и не понял, что это былое искреннее уважение, восхищение, заинтересованность в общем деле и были цветением его вишни. Этим предметом, на котором положено кататься и получать незабываемые ощущения, мужчина сейчас срубил горделивую вишню. Навсегда. Надежда исчезла, подобно снегу в первые солнечные дни. Превратившись в бесполезную воду, она стала преградой на пути многих прохожих. Ожидая момента исчезновения, эта лужа может лишь накапливать в себе грязь окружения. «— Я так мечтал хотя бы раз увидеть в твоих глазах ответ на свои чувства. Мне казалось, что я не ошибся». Даже страстное обращение к Ланге через экран, чтобы отвлечь публику от произошедшего, не хватало. Адам мог бы стоять так долго, глядя на разбитое и сломленное тело противника, но удовольствия не чувствовалось. Приторного, сладострастного привкуса победы не было. Эти янтарные, ядовитые глаза отравляли своей упертостью. Даже лёжа на земле, в пыли, без своего навороченного скейтборда, Черри смотрел размытым взглядом прямо в провалы маски противника. Он ничего не произнес, но взгляд так и кричал: «— Больше ты не увидишь от меня того, чего так желаешь». Скука лишь отговорка. Просто Адам осознавал, что Каору сильнее. Он не поддастся его страсти. Одним взглядом способный потушить это пламя в душе, он заставил матадора испытывать к себе ненависть. Но она не была всепожирающей. В конце концов он действительно любил каждого, с кем соревновался на скейтборде. Будто уговаривая, словно невзначай намекая на второй шанс, Адам думал: «— Будь бы ты чуточку податливее. Будь бы ты чуточку смиреннее. Будь бы ты чуточку открытее. Я бы...Поддайся, если придёшь ко мне в следующий раз. Никогда не поздно», — алый глаз показался из тьмы маски. Они молчали, просто глядя друг на друга. Один пытался избавиться от остатков чувств и воспоминаний, а другой размышлял о том, чему никогда не бывать. «— Я в кои-то веки, счастлив, что не стал твоей "Евой". Твоя страсть это лишь твой эгоизм. С таким же успехом можно ребенку подарить игрушку, он о ней забудет через время и найдёт новую». «— Наша страсть была бы нескончаема». «— Мне жаль, если ты думаешь, будто в этом мире есть слово "бесконечность"». «— Ты просто никогда чего-то страстно не желал, поэтому и не понимаешь». «— Может быть, но я знаю кое-что другое. Ты несчастлив, Айноске. Разве твой "бесконечный" поиск тебе дал что-то кроме разочарования?» «— Да что ты знаешь...» «— Прости, Айноске. Мне жаль. Мне жаль, что мы не вытащили тебя раньше. Мне жаль, что не смогли выполнить долг настоящих друзей. Мне жаль тебя бесконечно, но это будут последние мысли в память о нашей дружбе, о моих чувствах к тебе... Когда-нибудь ты перегоришь. Твой Эдем сгорит и тебе придется спуститься вниз, на землю. Тогда ты поймёшь, что остался совсем один... Совсем». Пришло время уходить. Адам отшатнулся, в груди сердце стало замирать. Взгляд поверженного противника источал ту же горделивость, опасность, но... после долгих минут молчания на радужке глаз появилось сожаление. Презирать, ненавидеть и сожалеть. Бесконечно трепетно любить и сильно раниться от этого. «— В нужный момент рядом уже не окажется меня или Джо. Это будем не мы. Лично я сдаюсь, Адам. Для меня ты закрыл уже все пути. Раньше я считал тебя частью нашего Рая, но ты отказался от этого». Удаляясь с места происшествия, под загробное молчание окружающих, Адам будто сам проиграл. Не было аплодисментов, восторженных криков или восхищённых взглядов. Данная победа ознаменовалась пустотой. Где-то среди деревьев леса, который окружал место для гонок, Адам таки остановился. Он был в своих мыслях и не заметил, как ушёл слишком далеко. — Выиграл я, но ты выглядел словно победитель, даже лёжа подле моих ног! — прорычал матадор, сорвав с себя маску. Он это делал ради встречи с Лангой. Только ради этого. Больше его ничего не интересовало. Однако почему взгляд тех двух ярких диковинных камней всё ещё душил. — Так смело взглядом говорить мне о падении Эдема, да кто ты такой... Матадор ударил рукой в ствол ближайшего дерева, надеясь выплеснуть слепую злость на самого себя, на непонимание того, что происходит. Не помогало. Не будь в окружении камер и того любопытного общества, что наблюдало за ними... Черри бы точно не поздоровилось. В голове мужчина уже представил: «Он потянул на себя травмированную во время падения руку. Поверженный всё равно конечностей уже не чувствовал, поэтому, не поскупившись на силу, он сдавил кисть, ожидая недовольного стона или слабого сопротивления. Этот человек должен ответить за свой вызов в глазах. За ту стужу, которую вызывает в груди Адама. Поднимая безвольное тело наверх, он схватился за вторую руку, сомкнув их длинные пальцы в крепкий замок. С удовольствием глядя на опрокинутую голову с длинными, прямыми волосами, которые подобно водопаду скрыли окровавленное лицо Черри, он произнёс слова в похвалу неотразимости этого человека. Невозможно было оставаться равнодушным к подобной привлекательности. От одного взгляда на распущенные волосы и стеклянные глаза в горле пересыхало. Сорвав неожиданно раздражающую маску с лица, залюбовался едва приоткрытыми разбитыми губами. Склонившись достаточно низко, Адам втянул запах роз и кислой вишни. На губах вновь воскресла улыбка, почти пьяная, как после бокала крепкого вина, а глаза стали переливаться всеми оттенками алого». Он бы обязательно подождал пока глаза Черри опустеют и заставил бы смотреть на себя, властно взяв за острый подбородок. При желании мог запустить в волосы руку и провести по всей длине, ощутив нежный шёлк, проходящий между пальцев, Адам бы сошёл с ума. Но почему-то даже близко не приблизился к нему. Ничего не сделал из того, что представало в голове. Возможно во всём виноваты наблюдатели... или та черная лента с волос, ставшая чертой? Черри просто бы даже в таком состоянии не подпустил к себе. Никогда не подпускал ближе, чем стоило. Взгляды, ненавязчивые прикосновения, слова поддержки... И когда глаза цвета выдержанного бордового вина обжигали желанием, Каору сразу уходил на попятную. Без страха, без нервности, просто отступал, будто так и надо. Адам засмеялся. Смех из верхушек деревьев вырывался прямо в открытое ночное небо. — Я знаю, ты змей. Искушал меня и продолжаешь это делать, но я уже понял, что желаемого от тебя мне не получить. «— Не потому что ты не можешь мне этого дать, а потому что не хотел мне этого давать. Если бы возжелал, то я бы не отпустил... И тебе об этом известно. В таком случае, кому достанется твоя страсть?». Словно раненый зверь, он оскалился, чувствуя удавку на шее. Ослабив галстук, расстегнув первые несколько пуговиц рубашки, Адам провёл рукой по шее, тяжело дыша. Яд из тех глаз никуда не девался, а проникал глубже, в мысли, в слова, в желание. — Ничего... — Адам достал сигарету и дрожащими руками нащупал зажигалку. Когда спасительный дым попал в лёгкие, стало проще дышать. — Я преодолел соблазн. Я останусь в своём Эдеме... С моей Евой... Вместе с серым занавесом из мыслей исчезал образ поверженного Черри. Спустя время стало уже возможно дышать, духота отступила и на губы вернулась прежняя лукавая улыбка. «— Всё в прошлом. И ты, и я. То что происходит сейчас лишь отголоски несуществующей мечты, но почему-то я окунаюсь в неё с настоящим мазохистским наслаждением».* * *
Первым на скейтборд встал Джо, сорвавшись с места на всех парах. Девушки, что окружали его ласковыми словами и нежными объятиями, остались далеко позади. Кто как ни он знал, что происходило между Черри и Адамом. Всеми фибрами мелкой душонки мужчина чувствовал, как плавится лёд здравомыслия матадора. Он увидел, как его руки сжались в кулаки, будто переламывая кости противника. Вот он на месте происшествия, вокруг небольшая толпа наблюдателей, подоспевшая раньше, но Джо это не волновало. Он растолкал зевак и присел возле едва живого Черри. Ему было больно смотреть на шелковистые редкие волосы, испачканные в крови и грязи. В гонках на скейтбордах не было правил поведения, поэтому такой поступок с противником не подлежал наказанию. Коджиро всё равно не понимал: «— Как он мог так ударить тебя?» Возможно Каору был последним кто верил в Айноске. На мужчине не осталось живого места. Меньше всего хотелось причинять ему боль, поэтому со всей осторожностью, на которую способен, Джо приподнял Черри, придерживая рукой спину приятеля. Тонкие брови недовольно нахмурились и тот начал что-то мычать. Однако голову таки прислонил к обнаженной груди. На мгновение Джо забыл как дышать. Каору редко позволял вообще к себе подойти достаточно близко, не то что прикоснуться. — Ну вот, теперь ударить Адама по лицу не просто принцип. При виде него моя челюсть отныне станет скрипеть подобно старой тележке, — усмехнулся Коджиро, сняв куртку с пояса и накинув её на плечи Черри. — Фу... — скривился пришедший в себя Каору. — Что уже не так? — Твоя куртка воняет женскими духами, отвратительно. Их так много, что я аж проснулся, — проворчал недовольный мужчина. На подобные претензии Джо ничего не ответил. Он просто поднялся на ноги, крепко держа важную ношу на руках. Подумаешь ворчливый, зато честный, пусть и обзывает гориллой, но это значит и то, что Каору уделяет этому внимание. Телосложением он всегда проигрывал Коджиро, лёжа на пляже под зонтиком со своими непозволительно стройными и бледными ногами, Черри всегда невольно приковывал к себе чужой взгляд. Ему это льстило. Глядя на этого чудика, Джо мог про себя только посмеяться: «— Либо Адам сумасшедший, либо я, потому что мне бы в голову не пришло даже кулак поднять на его лицо». Возможно Коджиро видел нечто иное в Каору. Он же не искал страсти или чего-то неземного, его привлекали красивые женщины, популярность и спокойная жизнь. Но Джо готов был это всё бросить, если рядом находился Каору. С недавних пор Черри начал носить очки, но это чтобы избежать прямого зрительного контакта. Цвет глаз скрывался за отражением стекла и так он чувствовал себя намного спокойнее. Однако на гонках ему не требовалось сдерживать свой нрав и удивительный талант "убивать взглядом". Странная способность, но Джо это чертовски нравилось. Когда, слегка приоткрыв веер и прислонив его к губам, Каору смотрел надменно. Для кого-то это внушает авторитет, но не для Коджиро, который почти на голову выше четырехглазой селёдки. Прижимая расслабленное тело к себе, Джо чувствовал горячее дыхание на шее, это вызывало мурашки по всему телу. Разве можно так нежно и внимательно относиться к каждому действию человека? Наверное если так же нежно любишь. Потому что страсти срок довольно краток. Подобно спичке. Сколько бы про себя Джо ни отрицал, а Каору всегда его интересовал. Эти перепалки, словно мальчишеские забавы, чтобы перевести тему от серьезного разговора. Пусть будет пока так, всё равно они всегда находятся рядом, чтобы рассказать о своих чувствах. Рано или поздно травмы заживут. Конечно же душа останется со шрамами, но преобразуется так, чтобы жить дальше. Ей не нужно лекарство, ведь эти ошибки учат жить. Просто не все в силах пройти данный этап существования. Черри обязательно сможет снова встать на скейтборд. Он вновь поднимет голову гордо и высоко, чтобы смотреть вперёд без сожаления. Матч-реванш тут даже был ни к чему. Убедившись в своей ошибке, в потере друга, Каору сделал выводы. Просчитает. Подумает и отпустит. Вот тогда Адаму действительно придется столкнуться не с искусителем, а с ядовитым врагом, который с безразличным просчётом и умом, может обогнать любого. Но меньше всего Коджиро хотелось видеть, как Каору тратит свою жизнь на возвращение того, кто не желает быть спасённым. До него наконец дошло, что на Адама ему уже глубоко плевать. Может так было всегда и водился он лишь рядом из-за Каору... Когда золотые глаза вновь лениво откроются после оздоровительного сна, первое что сделает Джо, это подарит невесомый поцелуй. Склоняясь перед чужой гордостью и невероятным умом, мужчина был готов идти рядом с Каору не как друг, а как тот человек, который желает видеть цветение сакуры больше всего... «Главное терпеливо ждать, демонстрируя честность своих намерений и в конце концов то самое "чуточку" появится в избытке, скрываемое годами под маской грубости».