.
На свежем воздухе начинает кружиться голова, и Альбедо прикрывает глаза. Сверху покачивается крона дерева; умиротворенно шуршат листья, а плечо греется от рядом сидящего Кэйи. Он рассказывает про дела на винокурне, про Дилюка, с которым с утра вновь чуть не подрался, про все, что только приходит на ум. Альбедо не отвечает, усаживается удобнее и внимательно слушает. За городом совсем тихо, только изредка проезжают городские и купцы с повозками. Домой возвращаться не хочется, как и слушать сентенции и выговоры матери о ненадлежащем поведении. Очевидно, Кэйа сейчас думает о том же. Вдвоем и правда не так страшно. — Родителей снова отправляют в экспедицию, — Альбедо хрипит из-за долгого молчания. — В Снежную. Мама сказала, что в этот раз надолго. Отец Альбедо, как главный капитан следственной группы ордена, часто вынужден ездить по разным уголкам мира. А мать, являясь частью этой самой группы, обречена абсолютно на то же самое. Альбедо это не огорчает, он давно свыкся. Но все же мысль об одиночестве наводит жуткую тоску. — Здорово, — Кэйа отвечает с неподдельным восторгом. Он бы не отказался пожить один пару-тройку месяцев без вечных нравоучений отца. В голове что-то тут же щелкает, и он быстро меняется в лице. — Хочешь, буду приходить к тебе каждый день, чтобы не было скучно? — Даже если не хочу, все равно придешь. Альбедо фыркает и косится на Кэйю. Он растягивает губы в улыбке и напоминает предовольного кота. Огромного и пушистого, стоит его приласкать, он тут же громко замурлычет. Почесать тебе за ушком, а, мистер Кэйа? От подобной мысли Альбедо почти прыскает от смеха, но все же сдерживается. — Приходи, только не мешайся, — добавляет Альбедо. — и не отвлекай, когда я учусь. Они сидят до тех пор, пока не начинает смеркаться. Вечерний ветер легкой дымкой забирается под шорты и гладит бедра, заставляя поежиться. Кэйа даже застегивает последние три пуговицы на рубашке, которые вечно остаются нетронутыми (и Альбедо рад, что взгляд больше не скользит по открытой коже). Наверное, если бы можно было растянуть мгновение в бесконечность, Альбедо бы выбрал этот июльский вечер, который напоминает вчерашний и абсолютно точно будет похож на завтрашний. И дело даже не в Кэйе, нет в нем ничего необычного. Альбедо задумывается об этом все чаще — делает вывод, что все оказывается с точностью наоборот..
Альберих имеет дурную привычку игнорировать двери. Синеволосая макушка показывается в оконном проеме, тут же появляется довольное лицо. — Привет! — Интересно, — Альбедо не отводит взгляда от книги и продолжает что-то записывать. — живи я этажом выше, как бы ты вывернулся? — Я ведь будущий рыцарь, придумаю. Кэйа запрыгивает внутрь комнаты и потирает ладони. — Я тебе не Рапунцель. Заходи через дверь. Не нуди, хочется ответить, но Кэйа молча садится на хлипкий стул подле стола. Альбедо просил не отвлекать и не мешаться, Кэйа эту просьбу благополучно игнорирует, зная, что ему за это ничего не будет. Он подпирает подбородок кулаком и внимательно смотрит на парня. Альбедо как и всегда кажется собранным и серьезным; правда волосы у него торчат в разные стороны, очевидно, что он даже не умудрился расчесаться с утра и тут же сел за свои книжки. С плеч свисает огромная мятая рубашка, кажется, криво застегнутая. Видеть неопрятного, взлохмаченного Альбедо удается далеко не каждому. И Кэйе это самую малость льстит. Он наклоняет голову, глядит сквозь спадающую челку так пристально, что становится невозможно. Благо, Альберих и сам это понимает, поэтому уводит взгляд ниже, под стол и останавливается на острой покрасневшей коленке. — Что случилось? — он сводит брови. — Царапина. — Царапина сама по себе появиться не может. Альбедо перестает писать, перелистывает учебник и снова берется за ручку. — Упал, когда доставал тетради, — он оборачивается, и Кэйа, проследив за чужим взглядом, замечает самую верхнюю полку на шкафу. — В следующий раз просто можешь попросить меня. Альбедо не нравится, когда Кэйа напоминает про их очевидную разницу в росте. Он готовится съязвить, но кусает губу, когда Альберих подушечками пальцев касается саднящей кожи. Больно и немного смущает, Альбедо дергает ногой. — Зная тебя, навряд ли ты ее чем-нибудь обработал. — Прекращай со мной нянчиться, — Альбедо наконец закрывает книгу и все свое внимание вместе с недовольством устремляет на Кэйю. — мне не десять. К слову, моя самостоятельность побольше твоей будет. Альберих тянет понимающее «о», кивает, будто бы соглашаясь, а сам встает на поиски каких-нибудь лечебных мазей. Долго искать не приходится, все-таки в гостях у Альбедо он бывает нередко (точно так же как и родители последнего в научных экспедициях). Кэйа бренчит какими-то банками со снадобьями, тканевыми мешочками, пахнущими травами, и еще много чем, пока не находит тюбик, отдаленно напоминающий мазь. Альбедо убирает книги с мятыми листами, параллельно спрашивает, как прошла утренняя тренировка с Дилюком. Ему особо это не интересно, но заткнуть тишину болтовней Кэйи все же лучше, чем просто наблюдать за тем, как тот обрабатывает его «боевое ранение». Мазь холодная и щиплет кожу. И пахнет, кстати, отвратительно и еще чуточку хуже, чем просто отвратительно. Кэйа касается острой коленки легко, едва ли не нежно, размазывая вязкую субстанцию. — Теперь-то ты спас мою жизнь, — издевается Альбедо и выхватывает тюбик из рук Кэйи. — Иногда можно не выпендриваться, — подмечает тот и ведет ладонью выше по теплой ноге. — И просто сказать мне спасибо. Альбедо хлопает ресницами, опускает голову и мямлит что-то неразборчивое. Говорить словами через рот у Альбедо всегда не очень получалось. А Кэйа говорит много. Часто не по делу. Говорит, что он ел на завтрак, что делал вчера, неделю, месяц назад. Он говорит, что лето будет очень жарким, что рубашки, которые отец заставляет его надевать в церковь, раздражают. Кэйа говорит так много, но о себе — почти ничего. И Альбедо кажется это занимательным и забавным. Не ему его учить, что и как говорить..
Кэйа тянет Альбедо на озеро, то, что ближе всего к городу. Он снимает обувь, бежит по сочной зеленой траве, и Альбедо кажется, что Кэйа сумасшедший. Он пахнет летом, свободой и счастьем. И страшно, что без него все это ощущается так призрачно. Кэйа — детство, которое никогда не кончится. А если даже кончится — не страшно. Ведь они с Альбедо вдвоем. Вместе не так страшно. Альберих стягивает с себя рубашку и падает рядом, блаженно вздыхая. — Не хочу домой, — он тянет немного грустно и приоткрывает свой единственный глаз. — Хочу остаться здесь навсегда. И чтобы детство длилось вечно. Никаких тренировок, никаких посвящений в рыцари. Никаких проблем и забот. Взрослеть горько и страшно — хоть порознь, хоть вместе. — Я тоже, — Альбедо смотрит на Кэйю и вздыхает. Тоже хочу остаться здесь, думает он. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. С тобой. Навсегда, если бы это было возможно. Эта мысль лежит в голове очень правильно, но волнует сердце до безобразия, ведь правильна она только там, внутри черепной коробки. Кэйа щелкает пальцами перед носом, заставляя Альбедо вздрогнуть. — Вставай, я кое-что придумал. Он улыбается, ловко поднимается, перекидывая рубашку, запачканную зеленью, через плечо. Альбедо послушно идет следом, гипнотизируя взглядом свое измученное колено. На улице давно за полночь, и не хочется думать, как сильно отхватит Кэйа по возвращению домой. Альберих резко останавливается. — Жди тут. Он подкрадывается к одиноко стоящему дому. За ним дома начинают появляться чаще, издалека даже можно разглядеть мондштадтские ветряные мельницы. Альбедо наблюдает, как Кэйа забирается на огромное дерево возле дома. К слову, это частная собственность и очевидное нарушение закона. Будущие рыцари так вести себя не должны, и Альбедо почти кричит это вслух. Его останавливает боязнь разбудить жителей, если они вообще тут есть. Через пару секунд свет в окнах загорается, слышится звонкий собачий лай и потом, чуть погодя, громкое «А ну стоять!». Альбедо не успевает заметить, как Кэйа перепрыгивает через забор и со всех ног мчится к нему. Он крепко прижимает рубашку к груди, в которую явно что-то положил. — Чего застыл, беги!.
— Боже мой, ты просто сказочный идиот, — Альбедо смотрит на кучу закатников, все так же лежащих в рубашке. — Зачем ты их своровал? Кэйа смеется и пожимает плечами. — Для тебя. — О! Мне стоит сказать спасибо? Альбедо держится еще пару секунд, наблюдая за хихикающим Кэей, не выдерживает и начинает смеяться тоже. — Я подумал, это романтично. — М-м, — тянет парень. — Ладно. Кэйа разваливается на хлипком диване. — Можно сегодня остаться у тебя? Отец меня на порог не пустит. Дилюк и подавно. — Можно. Кэйа пару раз ночевал у него ранее. Всегда это было жутко смущающим, поэтому Альбедо находил причины в лице матери, чтобы не пускать его к себе. Он почти не врал, потому что мать Альбедо была категорически против их общения. «Не водись с ним» и «он тебя испортит». Альбедо на это только закатывал глаза и думал, что это он скорее испортит Кэйю, чем он его. Теперь родителей нет дома, как и у Альбедо нет ни одной причины, чтобы отправить Кэйю домой, кроме разве что ужасной паники, засевшей в груди. Паника возникает не из-за самой ситуации, а по большей части именно тогда, когда Кэйа неизвестно откуда достает бутыль с вином (которую, видимо, принес еще утром). «Технически я не крал, это ведь и мой дом тоже», — оправдывается он и облизывает губы. Тебе восемнадцать, сходи в бар, мысленно воет Альбедо. Ему, честно, нет особого резона смотреть, как его друг (?) напивается. Обычного Кэйю терпеть сложно, пьяного — задача непосильная. — Ты не будешь пить в моем доме. — Я — нет, а вот мы… — Тем более. Кэйа фыркает и пробегается взглядом по комнате в поисках чего-нибудь, куда можно налить вино. Не найдя ничего подобного, он сильно не расстраивается и делает глоток прямо из бутыли. — Я что, пустой звук для тебя? Альбедо сердится: у него забавно раздуваются ноздри и краснеют щеки. Вообще-то Кэйа находит это милым, но сказать об этом сейчас он не осмелится, иначе живым на утро он отсюда не выйдет. — Совсем нет, — он хлопает ладонью рядом с собой, приглашая Альбедо сесть. — Просто когда еще подвернется такой случай? — Напиться у меня дома? — Альбедо хмыкает. И садится рядом. — Ага. Альбедо не умеет отказывать Кэйе Альбериху. Он понимает это, когда голова наливается свинцом от алкоголя. Покладистый, такой вот как расплавленный пластилин, из которого Альберих лепит все, что ему угодно. Взгляд у Кэйи хитрый, а привычная улыбка теперь кажется донельзя притворной. Он сидит на полу, смотрит исподлобья, оперевшись на ножку стола. — Кажется, вино попалось слишком крепким, — мурлычет парень. Альбедо не отвечает, поправляет съехавшую с плеча рубашку и прикрывает глаза. — Мне кажется, я умираю. Кэйа хохочет, подползает ближе и аккуратно укладывает подбородок на колено Альбедо. Тот не реагируют. Перед глазами летают вертолеты, и он не знает, как ему сесть, чтобы голова так сильно не кружилась. В конце концов Альбедо фокусирует взгляд на изумрудном глазе, смотрящем на него в упор. — Расскажи что-нибудь. Кэйа делает задумчивый взгляд. — А что ты хочешь узнать? — Тебя. Хочу…больше узнать тебя. Альберих устраивается поудобнее. Он водит ладонью по чужой голени, медленно убаюкивая Альбедо. — Расскажи что-нибудь такое, кому никогда не говорил. Кэйа молчит секунд тридцать, трется щекой об мраморную кожу и вздыхает. — Может быть, это прозвучит очень глупо, но я думаю, что взрослеть очень страшно. Любой скажет: «Ну и что тут такого? Все со временем к этому придут». Альбедо перестает дышать. Будто одного вздоха хватит для того, чтобы Кэйа вновь замолчал. — И все же. Мне не нравится, как чувство беззаботности медленно от меня ускользает, как эта легкость сходит на нет. Мне страшно, потому что вместе с ними уходит вся радость. Мне страшно, что я смотрю на то, как высшая точка моего счастья близится к линии горизонта. И совсем скоро за ней скроется. Это глупо? Бояться времени? Скажи, Альбедо. — Это не глупо, — он качает головой. — Вовсе нет. — Разве будучи таким жалким трусом можно мечтать о том, чтобы стать рыцарем, защищающем собственную страну? Альбедо тянется рукой к синеволосой макушке и зарывается пальцами в пушистых волосах. Кэйа закрывает глаза. И правда — самый настоящий кот. Ручной и очень теплый. — Но знаешь, с тобой мне так радостно, Альбедо. Не бросай меня, пожалуйста. Альбедо расплывается, в груди щемит так сильно и отчаянно рвется наружу. — Тогда и ты меня не бросай, ладно? Кэйа не отвечает, только чмокает легко острую коленку и улыбается, когда Альбедо вздрагивает. Он целует еще и еще, влажными губами прижимается к грубой коже, подушечками пальцев надавливая на кожу и оставляя за собой красные линии-разводы. Альбедо сильнее сжимает чужие волосы на макушке. — Погоди, — шепчет он. — Нельзя? — Кэйа останавливается и поднимает голову. Он раздвигает чужие ноги, заглядывает в блестящие глаза напротив. Скажи уже хоть что-нибудь. — Можно, просто, — Альбедо чувствует, как щеки горят теперь не только от алкоголя. — это странно. — Странно? — Кэйа подползает еще ближе, наклоняется вперед и достает губами открытые ключицы. — Очень странно, — на выдохе. Он хватается пальцами за голые плечи Кэйи, сжимает с такой силой, что тот судорожно выдыхает. — Ты знаешь, — Альбедо скользит одной рукой к шее, оглаживает ее пальцами. — что здесь находится сонная артерия. Стоит мне ее пережать с нужной силой, и тебя вырубит. Кэйа замирает, моргает пару раз. — Ты угрожаешь мне, что ли? — Нет, просто прочел в учебнике недавно, — парень широко улыбается. Кэйа хмыкает, убирает руку Альбедо со своей шеи и пересчитывает фаланги поцелуями. Альбедо неосознанно толкается вперед, и Альберих чувствует, насколько тот напряжен и возбужден одновременно. — Тише, — он сжимает дрожащее бедро. — Хочешь, чтобы я помог? Альбедо душно и жарко. Алкоголь прилично отступил, и голову дурманит только хриплый голос с руками, которые, кажется, касаются каждого сантиметра его тела. Теплая ладонь накрывает разгоряченную плоть сквозь шорты, и Альбедо надеется отключиться прямо сейчас, чтобы перестать сгорать от стыда. Он почти не пил. Да и Кэйа навряд ли настолько пьян, чтобы не осознавать то, что он сейчас делает. От этого неловко становится вдвойне. — Да или нет? — Боже мой, да прекрати уже спрашивать, делай, что хочешь..
Альбедо открывает глаза, когда полуденное солнце лениво просачивается сквозь полупрозрачные шторы. Он жмурится. В горле сухо, но голова совсем не болит. Выпил он не так много, чтобы умирать от похмелья. Альбедо крутится по сторонам в поисках Кэйи, но того рядом не обнаруживается. Только на столе грустно лежат все те же нетронутые закатники. Вспоминать о том, что было ночью, Альбедо не рискует. во всяком случае всеми силами пытается не брать в голову все те открывшиеся ему чересчур откровенные виды. Сегодня воскресенье, наконец понимает он. Наверняка Кэйа пошел в церковь — несмотря на вечные возмущения, он никогда не пропускал воскресную молитву хотя бы из-за уважения к отцу и его вере. Не то чтобы он не верил сам. Трудно найти человека, совершенно не верующего. Но Кэйа считал, что молиться можно и дома, бог от этого навряд ли оскорбится. Альбедо кажется, что прямо сейчас ему жизненно необходимо лицезреть Кэйю, иначе он просто умрет от ожидания. Он быстро натягивает чистую рубашку, собирает волосы в хвост и выбегает из дома..
В церкви все так же душно и пахнет ладаном. Альбедо почти сразу замечает семью Рагнвиндров, сидящих в первых рядах. Он подкрадывается тихо и садится аккурат за Кэйей. Тот сидит в рубашке, немного мятой, с зеленым пятном на спине. Значит, он не был дома. И мог бы в таком случае дождаться, пока Альбедо проснется. Кэйа едва заметно вздрагивает, когда Альбедо наклоняется вперед и облизывает пересохшие губы. — Да или нет? — шепотом. — Ты знаешь, где я буду ждать. Альбедо встает, крадется мимо длинных рядов со скамьями и старается не ловить недовольные взгляды. Он ныряет в узкий проход и через пару секунд прижимается к стене под лестницей, куда Кэйа отводит его чаще всего. Здесь прохладно, почти хорошо, и было бы еще лучше, если бы Кэйа пришел прямо сейчас. И он приходит. Трудно было бы предположить иначе. — И тебе привет, — он говорит без привычной улыбки. — Что такое? — Альбедо хмурится и складывает руки на груди. — Получил от отца? — Пустяки. — Тогда…не хочешь рассказать? Кэйа мнется. Он смущен, и Альбедо это кажется очень милым. — Вчера я поступил как-то не сильно по-рыцарски, — он хмыкает. — некрасиво вышло. — О, — парень удивленно протягивает. — так ты волнуешься об этом? — А ты…нет? — Я бы тут не стоял, если бы твое поведение показалось мне нерыцарским. Альбедо сдерживает улыбку и опускает голову. На самом деле он смущен до ужаса, почти готов умереть. Но если он об этом не скажет — никто не скажет. Альбедо нравится, что с Кэей легко и просто, усложнять ему хочется меньше всего. — В таком случае разрешишь мне совершить прямо сейчас самое ужасное богохульство? Кэйа не дожидается ответа, наклоняется, поддевая пальцами подбородок Альбедо, и мягко целует. В животе все скручивает, и ноги трясутся, когда он отвечает. Неумело, осторожно. Кэйа улыбается, чмокает в уголок губ, в щеку и после — в кончик носа. Альбедо думает, что целоваться в церкви — и правда самое ужасное богохульство. Но его предупреждали, поздно об этом рассуждать. — Я думал, ты не захочешь меня видеть. — Может, стоит больше говорить и меньше думать? Кэйа поднимает бровь. Иронично слышать это от Альбедо, который предпочитает отмалчиваться почти что всегда. — Скажи, Альбедо, — Кэйа шепчет и вместе с этим заправляет за ухо светлую прядку, выбившуюся из хвоста. — да или нет? — Ты действительно до сих пор не понял?