faith-forgotten land

      «Кас помог,» — проносятся в мыслях Дина слова Бобби. — «Кас помог. Кас помог. Кас помог.»       За окном Импалы бесконечный лес — кажется, будто кто-то создал один фрагмент и долго-долго копировал его. Дину не до этого. Он держит руки на руле и смотрит вперёд — на дорогу, которая и не думает заканчиваться. Ему кажется, что он проживает день сурка: когда-то давно, после Чистилища, он так же ехал сквозь лес, и у Дина теплится надежда, что сейчас за поворотом он опять увидит медленно бредущего Каса. Он же в Раю, верно? Однако Рай теперь устроен по-другому, и за поворотом не оказывается ничего, кроме той же дороги. И снова. И снова.       Дин крепче сжимает руль, тихо ругается себе под нос и со всей силы жмёт на тормоза, поднимая в воздух облако пыли. На уши давит тишина — настолько плотная и липкая, что кажется, будто она заполняет собой всё свободное пространство. Дин разрезает её, с тихим скрипом открывая дверь Импалы и выбираясь наружу. Он обходит машину и опирается на капот, сцепив ледяные руки в замок.       — Кас, — начинает он, и его голос срывается. — Кас. Пожалуйста. Я не знаю, где ты сейчас — с Джеком или… или просто не хочешь меня видеть, — Дин поднимает глаза кверху, — но мне нужно... мне нужно тебя увидеть. Я надеюсь, что ты меня слышишь, наверное, здесь, наверху, связь всё-таки должна быть гораздо лучше, — слабо и горько улыбается Дин. — Пожалуйста, пожалуйста, — практически шепчет он, опуская голову. — Приди ко мне.       Он ждёт несколько минут, однако на пустынной дороге так никто и не появляется. Дин оглядывается, и ему кажется, что он краем глаза замечает какое-то движение, и он поворачивается в ту сторону, но там никого не оказывается.       — Кас? — тихо зовёт Дин и на всякий случай ещё пару минут не отводит взгляд от этого места, затаив дыхание и не решаясь даже лишний раз моргнуть.       Ничего не происходит. Дин выдыхает, только сейчас замечая лёгкую испарину на лбу. Он поднимает глаза наверх и видит безоблачное голубое небо, однако несмотря на исходящий откуда-то свет, солнце найти невозможно. Дин слегка пожимает плечами — да, жарковато, но на это, скорее всего, есть свои причины. Кто знает — может, райские деревья растут только в определённом климате.       Дин забирается обратно в Импалу и бессмысленным взглядом смотрит на дорогу, решая, что делать дальше. Бобби сказал, что время в Раю идёт по-другому, а это значит, что и Сэм не заставит себя ждать. Дин надеется, что, может, Сэму удастся дозваться Каса, потому что, видимо, ему самому на глаза он показываться не хочет. Дин опускает голову на руль, рвано вдыхая и сдерживая непонятную эмоцию, скручивающую всю его сущность. Заводит машину и трогается с места. На мгновение ему в голову приходит мысль о том, чтобы закрыть глаза и вдавить педаль газа в пол, вылетев с дороги на очередном повороте, однако что-то внутри него подсказывает, что это бесполезная затея — у него всё-таки нет тела, а значит, и умереть ещё раз он не может, а покалечить душу ещё больше он не сможет — Дин чувствует, будто он сам — одна большая открытая рана, которая не перестаёт кровоточить.       Поэтому он едет и едет, через несколько минут уже переставая обращать внимание на меняющийся за окном пейзаж — только руки сами по себе крутят руль, привыкнув к проведённым в дороге годам. Не проходит много времени, как Дин оказывается на широком мосту — в подсознании скребётся мысль, что когда-то он уже видел это место, но развиться ей Дин не даёт. Он останавливается и заглушает мотор, вновь выбираясь наружу. Внизу умиротворяюще шумит река, так же, как и деревья вокруг, с чьей листвой играется ветер. Ветер тёплый, но приносит с собой затхлый запах — Дин чувствует, что знает этот запах, что он когда-то давно въелся в его сущность и так никогда и не покинул, но каждый раз, когда Дин близок к тому, чтобы дать этому запаху определение, мысль ускользает от него, словно бы дразня и испытывая. Дин соглашается сам с собой, что пока он не найдёт лучшего объяснения, то будет считать этот запах специфической чертой Рая.       Дин опирается на перила и грустно усмехается. Вокруг него — полное безмолвие и бесконечность. Дин утешает себя тем, что если для него заготовлена вечность, то у него достаточно времени, чтобы добраться до Каса или до Джека — в конце концов, они не могут избегать его до скончания времён, по той простой причине, что время никогда и не закончится.       — Кас, — ещё раз пробует Дин, надеясь услышать привычный шорох крыльев. Но встречает его всё то же безмолвие. — Сукин ты сын, — выдыхает он сквозь зубы, в отчаянии стискивая пальцами балку перил. Где-то глубоко внутри стягивается тошнотворный узел, формирующий петлю вокруг шеи.       Но вдруг дышать становится чуточку легче — Дин понимает, что что-то поменялось. И понимает, почему.       — Не ждал тебя так рано, Сэмми, — произносит он, оборачиваясь и видя брата. Он раскрывает руки и крепко обнимает его. — Я даже не успел соскучиться, — приглушённо бормочет Дин в его плечо, и обнимает его ещё крепче, когда чувствует, что Сэм собирается отстраниться. — Ещё немного, — то ли просит, то ли умоляет он.       Хоть Дин и понимает, что по его меркам прошло не больше часа после того момента, когда он в последний раз видел Сэма, однако по ощущениям прошло несколько десятков лет: Дин не до конца осознаёт, как это работает, но знает, что чувствует себя так, будто годами был лишён чего-то очень важного, поэтому он намерен заменить ощущение всепоглощающей пустоты теплом объятий, и неважно, сколько ещё времени по меркам Рая он так простоит.       Дин на пару секунд закрывает глаза, но этого хватает, чтобы перед его глазами сверкнула яркая молния, осветившая нечто алое, переходящее в насыщенный красный и тошнотворный бурый. Дин резко дёргается, будто просыпаясь от кошмара, и открывает глаза, однако вместо того, чтобы увидеть Сэма на мосту и окружающий их лес, он упирается взглядом в накрытый стол и упавший пустой бокал. Отголосок боли в колене подсказывает, что причиной падения бокала было не мини-землетрясение. Сэм, сидящий напротив, поднимает брови в немом вопросе, однако Дин не успевает ничего сказать — перед ним и Сэмом опускаются тарелки с едой, и Дин чувствует прикосновение к своему плечу, когда поворачивает голову.       — Мам? — практически беззвучно шепчет он. Мэри легко улыбается и проводит по его волосам.       — Кто же ещё, глупый, — кратко отвечает она, поднимая опрокинутый бокал. Дин вновь не успевает ничего сказать, как в комнату заходит Джон с бутылкой вина.       — Нашёл, — просто говорит он, протягивая бутылку Мэри и усаживаясь за стол рядом с Сэмом. Дин непонимающим взглядом скользит между ними двумя, пока Мэри разливает вино по бокалам. Джон одаряет его таким же вопросительным взглядом, каким на него незадолго до этого посмотрел Сэм, и Дин качает головой, усмехаясь и про себя думая, что между этими двумя на самом деле гораздо больше общего, чем они думают.       — Дин, ты в порядке? — спрашивает Мэри, усаживаясь рядом с ним за стол.       — Да, я, — запинается Дин, — я, просто, наверное, всё ещё привыкаю к этому, — отвечает он, не уточняя, к чему именно он привыкает. Однако, кажется, его ответом все достаточно удовлетворены, потому что в следующие мгновения Джон поднимает бокал и произносит:       — За долгожданное воссоединение!       — За воссоединение, — бормочет Дин, внезапно ощущая себя так, будто на его плечи свалилась вся тяжесть этого мира.       Ужин проходит в относительном спокойствии. Дин немногословно отвечает на вопросы, но в основном предпочитает отмалчиваться. Еда его тоже не особо привлекает, потому что после первого укуса он понимает, что аппетитный на вид стейк с гарниром на вкус оказывается похожим на застоявшиеся склизкие макароны, остатки которых он доедал за Сэмом в далёком детстве, а вино, несмотря на внешний вид и запах — на вкус точь-в-точь как его первое пиво, которое он недавно пил рядом с Бобби, сидя с ним у Дома у дороги. Дин усмехается — видимо, один определённый ангел так до конца и не понял концепцию вкуса.       Дин не особо прислушивается к разговору, больше занятый гонением горошка по тарелке, поэтому, когда все одновременно замолкают, он неловко поднимает взгляд.       — А? — тупо спрашивает он.       — Мы хотим узнать, как прошла твоя жизнь, — мягко говорит Мэри.       Вот оно. Дин поднимается из-за стола, подхватывает бокал с недопитым вином, чтобы чем-то занять руки, и произносит:       — Я не хочу говорить об этом, — и ловит взгляд Сэма, направляясь в другую комнату, надеясь, что там будет дверь на улицу или хотя бы во двор.       Ему везёт, и в следующую минуту он оказывается снаружи дома. На улице практически ночь — и Дин не очень понимает, как здесь работает освещение, потому что на небе нет ни Луны, ни звёзд — однако их свет всё равно пронизывает всё вокруг.       Дин слышит чужие шаги за спиной и, не оборачиваясь, спрашивает:       — Как мы оказались здесь?       Сэм становится рядом с ним.       — Ты имеешь в виду…       — Я имею в виду этот дом, а не Рай в целом, — огрызается Дин и почти сразу чувствует себя неловко. — Прости, — быстро добавляет он.       — Ты какой-то странный, — отвечает Сэм, и, даже не глядя на него, Дин может услышать по его интонации, что он хмурится. — Мы вдвоём приехали сюда на Импале, — и в доказательство своих слов он указывает рукой влево, на скрывшуюся за деревом машину. — Что происходит?       — Я не знаю, — честно отвечает Дин. — Наверное, я до сих пор не могу смириться с тем, что я… — он замирает на полуслове. Сэм кладёт руку ему на плечо.       — Подумай об этом с другой стороны. Больше никакой охоты. Никаких опасностей. Заслуженный...       — Тебе не кажется, что всё это не по-настоящему? — перебивает его Дин. — Что всё это — какая-то картонка? Пародия? Я имею в виду, — он переводит взгляд на бокал с вином в своей руке, — даже еда тут на вкус, как бумага, — произносит он и выливает вино на траву под ногами.       — Мне кажется, что ты слишком всё анализируешь, — прямо отвечает Сэм, убирая руку с плеча Дина. — У нас наконец-то появился шанс жить без постоянно нависшего над головой апокалипсиса, и ты ещё не привык к тому, что больше не нужно никуда бежать и что-то делать.       — Бобби сказал, что Кас помог Джеку обустроить Рай, но этот ублюдок даже не появился, чтобы встретить меня, — с горечью произносит Дин.       — Что? — запинается Сэм.       — Он приходил к тебе? — Дин резко поворачивается к Сэму, и тот от неожиданности делает шаг назад.       — Нет, я думаю, у него и так дел полно, — в примирительном жесте поднимает руки Сэм.       — Ты можешь… — вздыхает Дин, — ты можешь позвать его? Помолиться ему? — На секунду Дину кажется, что какая-то непонятная эмоция мелькает в глазах Сэма, но она быстро исчезает, и Дин решает списать это на непонятное освещение и полумрак.       — Эм, ладно, — Сэм выглядит слегка сбитым с толку, но покорно произносит имя Каса несколько раз. Ничего не происходит, но Дину почему-то кажется, что вокруг стало на несколько градусов теплее.       — Если он не ответил на твои молитвы, глупо было думать, что он придёт на мой зов, — пожимает плечами Сэм после неловкого молчания. — Это у вас с ним глубокая… — начинает Сэм, но осекается под взглядом Дина.       — Ты прав, — лишённым жизни голосом отвечает Дин, чувствуя, как плечи сами по себе опускаются от бессилия. Но в следующую секунду он берёт себя в руки и пихает Сэма в бок: — Ну, рассказывай, как ты провёл свою жизнь? Я весь во внимании.       Сэм, отчего-то запинаясь и нервничая, начинает описывать всё то, что произошло с момента смерти Дина, и с его каждым новым предложением чувство неправильности, поселившееся глубоко внутри Дина, обретает форму и разрастается ещё больше. К тому моменту, как Сэм заканчивает говорить, Дин чувствует себя таким уставшим, каким не чувствовал себя никогда.       — Почему, — вздыхает Дин, — почему не Эйлин? — тихо спрашивает он. — Вы двое буквально созданы друг для друга.       — Оу, мы, ну, можно сказать, не сошлись характерами, и взаимно решили разойтись, — натянуто улыбается Сэм.       — Не сошлись характерами, — тупо повторяет Дин. — Не сошлись характерами? Какого хрена, Сэм?! Я знаю тебя дольше, чем ты знаешь себя сам, я видел, как ты смотрел на Эйлин и как она смотрела на тебя, и ни в одной жизни, даже в загробной, я не приму то, что ты просто так отказался от человека, о котором заботился!       — Ты опять это делаешь, — раздражаясь, говорит Сэм. — Почему ты хотя бы на секунду не можешь допустить мысль о том, что я могу жить так, как захочу сам? Да, я заботился об Эйлин, но это не означает, что я не могу заботиться ни о ком другом!       — О, значит, ты волновался о своей жене, да? — сквозь зубы спрашивает Дин. — Ты, видимо, настолько её любишь, что даже не можешь назвать её имени, настолько оно свято, а? По крайней мере, Эйлин не позволила бы тебе назвать своего сына Дином, — качает он головой.       — Знаешь что, — холодно и бесстрастно обрывает его Сэм. — Я прожил без тебя больше сорока лет. Ты говоришь, что знаешь меня, но, поверь, я изменился за это время. Я прожил долгую жизнь. Счастливую жизнь, — с напором говорит Сэм, и Дин вздрагивает от этих слов, как от пощёчины. — Ты не можешь судить меня за те выборы, которые я наконец-то сделал сам, и особенно за те выборы, которые я сделал, когда тебя не было рядом. Так что нет, Дин. Ты меня не знаешь, — заканчивает Сэм и, разворачиваясь, заходит в дом.       Дин, тяжело дыша, быстрым шагом идёт к Импале, в гневе отбрасывая бокал в сторону, однако тот даже не разбивается, что ещё сильнее выводит Дина из себя, из-за чего он резко захлопывает за собой дверь машины, заставляя стёкла опасно вздрогнуть. Дин хватается руками за руль, нуждаясь в заземлении, и сильно зажмуривается, рвано вздыхая и сдерживая подступающие слёзы.       — Прости меня, — срывающимся голосом говорит он, сам не понимая, у кого просит прощения. — Пожалуйста, прости меня, — повторяет Дин, и срывается. У него перехватывает дыхание, когда из горла вырываются первые всхлипы, и он чувствует, как узел в груди затягивается всё сильнее и сильнее. Дин прижимает ладони к лицу, с силой давя на глаза и пытаясь хоть так остановить слёзы, однако это мало чем помогает, и он лишь сгибается настолько, насколько позволяет тесное пространство внутри Импалы. В голове проносятся сотни мыслей, в ушах звенит, и на секунду Дину кажется, что он знает этот звук, но он обрывается так же быстро, как и начался. Дин вздрагивает всем телом, сильнее прижимая локти к коленям, желая лишь одного — стать настолько крохотным, чтобы просто исчезнуть, растворившись среди атомов.       Он не знает, сколько времени он так сидит, но в конце концов рыдания начинают утихать, и только крупная дрожь иногда пробегает по его плечам. Дин проводит руками по лицу и откидывается на спинку сидения. Он чувствует, как в дополнение к тянущей боли в челюсти, голова начинает неприятно пульсировать, из-за чего ему хочется закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Однако вместо этого он тянется тяжёлой рукой к ключу зажигания и заводит машину, включая фары. Их свет рассекает полумрак дороги, и Дин бросает последний взгляд на дом, где ни в одном окне больше не горит свет, из-за чего кажется, что он давным-давно заброшен, и плавно нажимает на педаль газа.       Дин не имеет ни малейшего понятия, куда именно он едет, но в конечном итоге, спустя пару поворотов, он оказывается у другого дома, над крыльцом которого мерцает одинокая лампочка. В окнах этого дома тоже не горит свет, но он, в отличие от предыдущего, выглядит гораздо более опрятным и словно бы обжитым. Дин вылезает из Импалы, захлопывая за собой дверцу, и медленно, еле переставляя ноги, настолько тяжёлые, что кажется, будто к ним прицепили смертельный груз, подходит к крыльцу.       Над дверной ручкой прикреплена записка, и Дин щурится, читая надпись.       «Добро пожаловать домой, Дин.»       Дин осторожно открепляет записку. Он не узнаёт почерк, но всё равно осторожно складывает листок бумаги и убирает его в карман, заходя внутрь дома.       Пол под ногами слегка скрипит, но этот скрип заглушается ковром. Дин, не тратя время на осмотр первого этажа, поднимается на второй, где надеется увидеть спальню. Его надежды оправдываются, и вскоре он, неловко скинув ботинки, забирается на кровать, не утруждаясь даже снять куртку. Дин привычным движением тянется рукой под подушку, чтобы проверить, на месте ли его пистолет, но одёргивает себя, вспоминая, что в Раю у него изначально не было никакого оружия. Вместо этого он обеими руками обнимает подушку и прижимается к ней, устало закрывая глаза и пытаясь представить, что обнимает Миракл.       Он лежит так несколько минут, прислушиваясь к звуку собственного дыхания, и в момент, когда Дин чувствует, что собирается провалиться в сон, он из-за чего-то дёргается и садится на кровати. Футболка неприятно липнет к телу, и Дин стягивает куртку, но это не помогает. Открытое окно тоже не играет большого значения — воздух вокруг застоявшийся и очень тёплый. Дин уверен, что слышит за окном шелест листьев, но он также уверен, что при этом воздух остаётся абсолютно неподвижным, и на самом деле, по ощущениям, вокруг становится ещё жарче, чем было до этого.       Дин отпихивает подушку в сторону и спускает ноги на пол, всё ещё чувствуя отголоски головной боли и зная, что у него немного опухло лицо. Он опирается локтями в колени и упирается лбом в сцепленные в замок руки.       — Снова я, — говорит он. — Кас, если ты не собираешься в ближайшее время появляться, то по крайней мере, пожалуйста, попроси Джека исправить температуру, — усмехается Дин, а затем проводит рукой по волосам. — Но нет, разумеется, я хочу поговорить с тобой не об этом.       Дин замолкает на некоторое время, позволяя абсолютной тишине навалиться ему на плечи — сейчас он не слышит даже шелеста деревьев.       — Кас, я просто, — пробует он, — ты же знаешь, что я не могу говорить об этом сам с собой. Поэтому, умоляю тебя, пожалуйста, если ты слышишь это, приди ко мне, — просит Дин, и проводит ещё несколько минут в надежде услышать шелест крыльев.       — Ты, наверное, думаешь, что я выйду из себя, если увижу тебя, но, Кас, прошу, я… — обрывается Дин, — я скучаю по тебе, приятель. Мне нужно с тобой поговорить. Я обещаю, что не разозлюсь... Пожалуйста, — шепчет он, не получая никакого ответа. — То, что ты сказал перед тем, как, — Дин сглатывает ком в горле, — перед тем, как покинуть меня, я… Ты, может быть, уже десять раз посчитал это ошибкой, наблюдая за мной после всего этого. Я понимаю, что ты не хочешь показываться мне на глаза, но, пожалуйста, дай хотя бы знак, что ты рядом. Что ты слышишь меня. Я… мне так одиноко… Сэм будто стал совершенно чужим человеком, и если ты думал, что он будет составлять мне компанию, то, ну, ты ошибся. В любом случае, Сэм никогда не заменит мне тебя. Пожалуйста, мне нужно тебя увидеть. Хотя бы пару секунд. Я пойму, если ты после этого больше никогда не захочешь видеть меня, но прошу, в последний раз… — Дин замолкает, уже догадываясь, что не получит ответа и в этот раз, и сдерживает нахлынувшее разочарование и подкатывающую к горлу тошноту от ненависти к самому себе. — Хотя бы скажи, что я сделал не так, — беззвучно заканчивает он.       Дин сидит в молчании ещё пару минут, и уже собирается поднять ноги обратно на кровать и ещё раз попробовать заснуть, как замечает, что лампа, стоящая на прикроватной тумбочке, мелко подрагивает. Он тянется к ней рукой, пытаясь остановить, но быстро понимает, что дело не в лампе — всё вокруг начинает трястись и звенеть, и Дин может поклясться, что слышит за спиной шелест крыльев, однако он не успевает повернуться, как его правое плечо пронзает острая боль, и одновременно с этим за окном сверкает ослепительная молния, на пару секунд затапливая светом всё вокруг. Что-то тёмное, тёплое и липкое начинает пропитывать его футболку и скользить вниз по руке. Дин тянется левой рукой к плечу, одновременно поднимаясь на ноги и оборачиваясь, ожидая увидеть знакомую фигуру, но за спиной никого не оказывается, поэтому Дин кидает взгляд на ладонь, покрытую его собственной кровью.       — Какого… — непонимающе произносит он, поднося ладонь ближе к лицу, чувствуя, как бешено колотится сердце, и в следующий момент происходит две вещи: за окном раздаётся оглушительный раскат грома, и одновременно с этим Дин чувствует ужасно знакомую вспышку боли в груди, от которой перехватывает дыхание и темнеет в глазах, из-за чего Дин падает на колени, сжимается и обхватывает себя руками, зажмурившись и сцепив зубы.       Когда он вновь открывает глаза, зрение немного затуманивается, и перед глазами пляшут тёмные пятна, но Дин чувствует что-то под руками и смотрит вниз, натыкаясь взглядом на уродливую цепь с крупными звеньями и с видимыми на них пятнами ржавчины. Сердце Дина пропускает удар, когда он касается места на груди, где остро пульсирует боль, и чувствует, как цепь уходит глубоко под кожу, и Дин может поклясться, что знает, что эта цепь выходит из его спины.       — Нет, нет, — бормочет он и начинает часто дышать, пытаясь хоть как-то облегчить боль и взять под контроль свои эмоции, однако это приводит к противоположному эффекту — и внезапно всё, что Дин может видеть — это собственная кровь, стекающая у него по рукам, по телу и заливающая всё вокруг, капающая с потолка и оставляющая полосы на стенах. Дин хочет кричать, но крик умирает ещё в горле, и ему кажется, что он тонет, и всё вокруг отвратительно красное, красное, красное.       Дин резко дёргается и открывает глаза, тупо уставившись в потолок над кроватью и пытаясь привести дыхание в норму. Он ощупывает плечо и грудь, но не находит никаких ран или цепей.       — Что за чёрт... — произносит Дин, садясь в кровати и пытаясь унять прошивающую всё его тело дрожь. Он спускает ноги на пол и понимает, что чувствует что-то влажное. Медленно нагибается и видит, что ковёр под ногами настолько пропитан кровью, что она уже даже не впитывается полностью, и уж было немного успокоившееся сердце Дина вновь заходится в бешеном ритме.       Дин моргает, и видение — а это, по-видимому, было именно оно, исчезает.       — Ага, — произносит Дин. — С меня хватит.       Он подхватывает свои ботинки и быстрым шагом спускается на первый этаж, выходя из дома и надевая ботинки уже на крыльце. К этому времени Дин полностью уверен, что на улице действительно становится всё жарче и жарче, поэтому он быстро подходит к Импале и забирается внутрь, открывая окна и заводя машину. Он в который раз нажимает на педаль газа и благодарит кого бы то ни было за то, что, по крайней мере, у него есть средство передвижения.       Дин не знает, куда едет, но подозревает, что рано или поздно наткнётся на что-нибудь по пути, и он успокаивает себя, что именно это раньше и происходило. Дин пытается сосредоточиться на дороге, но в салоне, несмотря на открытые окна, ужасно душно, и пот, стекая по лбу, попадает ему в глаза, вынуждая в конце концов остановиться.       Дин проводит руками по лицу, и когда убирает ладони, понимает, что видит перед собой покосившийся сарай, и он уверен, что мгновение назад его здесь не было. Все его инстинкты бьют тревогу и вопят Дину двигаться дальше, однако он ничего не может с собой поделать, и выбирается из машины.       Дверь сарая слегка приоткрыта, словно бы приглашая войти внутрь, что Дин и делает, но перед этим кратко сжимает ручку двери и сквозь зубы произносит:       — Лучше бы этому не быть больной шуткой.       А всё потому, что Дин прекрасно знает это место.       На стенах, на полу и даже кое-где на потолке — всё вокруг покрыто знакомыми чёрными символами, ловушками и заклинаниями. Дин знает это, потому что когда-то тщательно, до онемения рук, сам вырисовывал каждый знак. В таком же сарае Дин впервые встретился с Ангелом.       — По-твоему, это нормально? — опасно тихим голосом произносит Дин, оглядываясь. — Ты думаешь, что игнорировать меня, а потом выкидывать подобное — это нормально?! Ты, бессердечный ублюдок! — в ярости кричит Дин. — Чего ты добиваешься?! Я уверен, что ты слышишь каждое моё слово, но что, я слишком плох для тебя, что ты даже не можешь показаться мне на глаза?! Сукин сын! — орёт Дин и в порыве гнева несколько раз ударяет кулаком деревянную балку. Боль в костяшках служит в качестве спускового крючка, и Дин уже не может противостоять слезам, собирающимся в уголках глаз и стекающим по щекам. Он прислоняется лбом к балке и медленно сползает на пол, становясь на колени.       — Что я такого сделал, — слабо произносит Дин, прерывисто дыша, — что я такого сделал, что ты так меня мучаешь?.. Я думал, Рай подразумевает под собой вечное спокойствие, но, Кас, у меня ужасные кошмары, и я… я давно не видел их. Всё вокруг кажется нереальным, и либо это потому что что-то пошло не так с самого начала, либо потому что ты за что-то мстишь. Я знаю, что совершил много ужасных поступков, но, пожалуйста, — шепчет он, — хотя бы намекни, за что ты меня наказываешь. Я не могу исправить что-то, если не знаю, что именно нужно исправлять.       К концу речи зрение Дина слегка расплывается по краям, и он чувствует, как воздух вокруг становится настолько горячим, что чуть ли не обжигает. Он слышит какой-то шум, и поднимает голову, но в следующую секунду чувствует, как что-то раскалённое обвивает его ноги и руки. Дин дёргается и сквозь зубы стонет от боли, переводит взгляд вниз и с ужасом видит знакомые цепи, которые ведут себя как живые змеи, всё сильнее стягиваясь и прожигая кожу. У Дина кружится голова от боли и он может почувствовать запах горелой плоти, и он уверен, что в некоторых местах цепи уже прожгли кожу до костей.       — Кас, — одними губами в последний раз произносит он, борясь с подступающей темнотой, не в силах держать глаза открытыми, и Дин чувствует, что вот-вот провалится в беспамятство, но за секунду до этого он слышит оглушительный звон и чувствует, как чужие руки подхватывают его.       Всё, что он чувствует потом — это успокаивающие волны света, обволакивающие его с ног до головы. Свет прохладный, он мягко касается его выжженой кожи и медленно залечивает его, и Дин готов поклясться, что ещё никогда в жизни не чувствовал такого всепоглощающего спокойствия и умиротворения. Он хочет открыть глаза, но веки настолько тяжёлые, что это кажется невозможным, поэтому Дин некоторое время копит силы, но когда чувствует, что наконец готов открыть глаза, что-то нежно касается его лица, останавливая его, и Дин скорее чувствует в своей голове мягкий запрет, чем слышит его.       Так проходит некоторое время, и Дин чувствует, что что-то меняется, но не может понять, что именно. Кажется, будто каждую клеточку его тела что-то щиплет, но это не неприятно, а просто терпимо. В конце концов, движение вокруг него начинает убаюкивать, и не проходит много времени, прежде чем Дин засыпает — или, по крайней мере, так оно ощущается.       Дин приходит в себя постепенно. Сначала он понимает, что под ним находится что-то твёрдое, и решает, что определённо лежит на земле, затем он ощущает на своём лице лучи солнечного света, а потом он чувствует, как что-то щекочет его нос. Он громко чихает и открывает глаза, щурясь от яркого света и видя вокруг себя лес. Несмотря на обрывки не самых приятных воспоминаний, Дин чувствует себя просто потрясающе.       Дин поворачивает голову и видит, что в нескольких шагах от него ещё кто-то лежит. Он резко поднимается и подползает к телу, переворачивая его на спину, и, увидев лицо, сбивается в дыхании.       — Кас! — восклицает он, хватая его за плечи и слегка встряхивая. Он берёт его лицо в свои руки и слегка приподнимает, мягко проводя большими пальцами по его щекам. Дин не сдерживает вздох облегчения, когда видит, как Кас щурится, а потом приоткрывает глаза.       — Здравствуй, Дин, — сиплым голосом произносит тот, не прилагая никаких усилий, чтобы приподняться.       Дин пару мгновений смотрит в его глаза, а потом тянет к себе и крепко обнимает, прижимаясь щекой к его уху и чувствуя, как Кас неуверенно обхватывает его спину своими руками. Они проводят так несколько секунд, и Дин очень хочет продолжить объятие, потому что Кас снова здесь, Кас снова в его руках, и он боится, что если отпустит его, то тот снова исчезнет, но всё равно отстраняется, прежде чем ситуация становится слишком неловкой. Дин хочет спросить о стольких вещах, но не находит подходящих слов, поэтому ляпает первое, что приходит в голову:       — Что за версия Рая это была?       Кас хмурится и озвучивает то, что Дин всё это время боялся признать:       — Дин, тебя не было в Раю.       И всё становится на свои места — раскалённый воздух, окрестности, больше напоминающие картонные декорации, въевшийся специфический запах и, самое главное, слишком реальные кошмары — всё это было адского происхождения.       — Ты, — Дин облизывает губы, — ты вытащил меня, — без намёка на вопрос говорит он. — Сколько вообще прошло времени?.. И Сэм…       — Сэма никогда там не было. Никого, кого ты там видел, на самом деле там не было. Я бы узнал, если бы были, — заканчивает за него Кас — И... и ты провёл в Аду пятьдесят лет. Тут, среди людей, прошло чуть больше пяти месяцев.       — Зачем? — обессиленно спрашивает Дин. — Зачем ты меня вытащил? Я же попал в Ад по причине, и…       Но Кас не даёт ему закончить то, что он начал говорить:       — Если ты сейчас собирался сказать, что ты не заслуживаешь спасения, — лицо Каса смягчается, и в его глазах мелькает нежная грусть, — то я готов повторить тебе то, что сказал перед тем, как… как меня забрала Пустота. Дин, — Кас наклоняет голову, ловя его взгляд, — если кто и заслуживает спасения, так это ты.       Дин не отводит взгляд от Каса, и только сейчас понимает, что после того, как они отстранились от объятия, ни один из них не убрал руки друг от друга, и он чувствует вес рук Каса на своей спине. В сердце Дина поднимается чувство, которому он пока что не готов дать название, но он тихо произносит:       — Насчёт того, что ты сказал перед Пустотой…       Дин видит, как в глазах Каса что-то мелькает, но вместо ожидаемого появления защитной маски на его лице, он, кажется, становится ещё более открытым и уязвимым.       — Я имел в виду каждое слово, — просто произносит он, и Дину этого хватает, чтобы поднять руки с плеч Каса и обхватить его лицо, придвигаясь ближе.       — Я… могу я тебя поцеловать? — спрашивает он.       — Если ты действительно этого хочешь, — отвечает Кас.       — А ты? Ты этого хочешь? — продолжает Дин.       — Больше всего на свете, — говорит Кас, прикрывая глаза и слегка подаваясь вперёд.       Дин вдыхает и наконец соединяет их губы в поцелуе. Он не чувствует фейерверков или восторженной радости; единственное, что Дин чувствует, мягко касаясь своими губами губ Каса — это спокойствие, настолько всепоглощающе, что оно затапливает всё его существо, и после всех лет, проведённых в вечном напряжении и с нависшими бедами над его головой, это — всё то, о чём Дин только может мечтать. Губы Каса двигаются уверенно, но слегка неловко, и Дин мягко направляет его, проводя большими пальцами по его скулам и чувствуя, как Кас мягко потирает его спину.       Они медленно разрывают поцелуй, когда становится нечем дышать, и отстраняются, молча смотря друг другу в глаза. Дин чувствует, что должен что-то сказать, что-то очень важное, и произносит:       — Я думаю, ты понравишься Миракл.       Кас непонимающе моргает.       — Кому?       — Миракл. Это… это моя собака, — Дин знает, что слегка краснеет, говоря это. — Вы отлично поладите. Я имею в виду, если ты захочешь остаться, — тихо добавляет он.       — Я теперь человек, Дин, — говорит Кас, и, видя вспышку вины на лице Дина, продолжает: — Я спас тебя, пожертвовав своей благодатью, и сделал бы это снова, независимо от того, что ты думаешь насчёт этого... И я бы очень хотел остаться, — мягко улыбается он.       — Почему… почему ты вообще сейчас человек? Что случилось?       Кас вздыхает:       — Джек и Амара действительно меняют мир, и закрывают Небеса и Ад. Единственное условие для нахождения ангела в человеческом мире — это отсутствие благодати. Когда Джек вытащил меня из пустоты, я собирался оставаться на Небесах, но ты, эм... Я вытащил тебя из Ада, зная, что больше ни за что не оставлю тебя одного, — Кас немного запинается. — Я не был уверен, что ты примешь меня, но я был готов стать человеком, даже если бы это означало только то, что я смогу ходить с тобой по одной земле.       — Кас, — тихо говорит Дин и тянется, чтобы оставить на его губах короткий поцелуй. — Никогда не смей думать, что я могу отвергнуть тебя. Я имею в виду, я знаю, что был придурком раньше, но клянусь, что этого больше никогда не произойдёт, — горячо говорит он, а потом, подумав, добавляет: — Значит ли то, что ты сказал, что мы больше не увидим Джека?       — Нет, я так не думаю, — качает головой Кас. — Он вернётся, как только закончит с изменениями. В конце концов, он всё-таки ещё ребёнок, Дин, — с упрёком говорит Кас, что совершенно не сочетается с его весёлым выражением лица.       — Ну, в таком случае, нам нужно поторопиться и привести себя и бункер в порядок, — говорит Дин и улыбается. — Хотя, знаешь, я подумываю над тем, что неплохо было бы иметь дом, ну, знаешь, с нормальными окнами, через которые можно увидеть улицу.       Дин поднимается на ноги, отряхиваясь от пыли, и протягивает руку Касу. Тот принимает предложенную руку, однако Дин не спешит её отпускать, даже когда тот уже стоит на ногах. Вместо этого он легко проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони Каса и улыбается одними уголками губ, будто бы говоря: «Мы с этим разберёмся».       Кас улыбается в ответ. Они с этим разберутся.