Всадник из льда

Года три назад между Гошей и Витей не было никакой конкуренции. Конечно, нет медалей – нет и конкуренции. Яков не говорил никогда, но в глубине души не был уверен, что годам к семнадцати хотя бы один из них не уйдёт в танцы. Витя рос долго, со своими-то бесконечными ногами, и вымахай бы он сверх отметки метр восемьдесят – Яков, вот ей-богу, его обнял, снарядил, благословил, перекрестил и отправил бы в танцы со всей его театральной неумеренностью, скольжением, растяжкой и волосами до жопы. Понадеялся бы, что там его быстренько обкорнают, подкачают, найдут партнёршу под стать и пусть они там химичат без зазрения стыда и совести. Жаловаться нечего, мальчики были талантливые, каждый по-своему. В районе четырнадцати-пятнадцати лет стабильности что у одного, что у другого было ноль. Яков мог быть каким угодно специалистом, но даже у него не было чёткого предвидения; в какой-то момент он, к примеру, сомневался, что Никифоров даже отберётся на юниорские миры, не то, что будет там на пьедестале. Со стороны федерации тоже прилетали интересные пожелания, например, намекнуть юному дарованию, что неплохо бы подстричься покороче. Как только Витя начал выезжать свой четверной тулуп и докатывать не без сил остальную произвольную, ответ стал один, и для специалистов, и для журналистов: «В волосах моя сила. Было такое предание у древних». Яков уже давно смирился. Смирился, когда волосы переросли отметку ниже лопаток, и Лилия отобрала у него ножницы и убедила, что это не блажь, это хороший способ выделиться, тем более, повальное желание стричь всем пацанам-одиночникам маллет должно же наконец сойти на нет. Лилия к Вите благоволила, поставила ему Лебедя, долго мучила с руками-крыльями, сводила в Мариинку, и втолковывала потом, чтобы не смущался носить все эти синие венки из роз на церемониях награждения, коими его одаривали на соревнованиях в Японии. «Куда теперь-то уже смущаться, коса до пояса у тебя уже наличествует». Само собой выходило, что основное их дело – угождать дамам-фанаткам из Японии, потому что только им безоговорочно и искренне нравилось в Никифорове, кажется, всё: изящество на грани с девичьим, волосы, синеглазие, музыкальность, няшные снимки с собакой – снимки эти первыми в японских изданиях и напечатали. В отечественных ещё долго не понимали, как можно монетизировать очарование фигурокатательной звезды с, не побоимся этих слов, довольно андрогинной внешностью. Яков не всегда понимал, что все эти дамы, готовые скупать мерчендайз с изображением собаки с кофейным именем, находили в его подопечном, но его популярность очень всем им помогла во второй половине нулевых. Никифорова рано начали зазывать в Японию на шоу, его дальнейшие победы укрепили эти международные связи. То есть, сначала звали, потому что прелесть, а потом потому, что нагибатор. Витя цвёл под камерами японского телевидения, игрался, учился есть палочками, участвовал в небольших развлекательных шоу. Охотно соглашался на более информационные сюжеты, когда неугомонные японские телевизионщики доезжали к нему до Питера. Они с Маккачином носились перед камерами и в целом были довольно кинематографичны. Виктор вкус к своей популярности получил в большей мере благодаря этому повальному эстетическому восхищению значимой японской аудитории. Дома у него собиралась коллекция игрушечных пуделей в костюмах его собственных программ, которых ему дарили, а сам он постил тихонечко доморощенные косплеи Сефирота и старался брать от жизни максимум, в том числе и от своей растущей в узких кругах популярности. Про личную жизнь своих подопечных Яков предпочёл бы не знать ничего, потому что Гошины отношения вечно граничили своей очевидностью с реалити-шоу. Витины же были поначалу покрыты мраком. Разок тренер увидел Никифорова с одной из местных девчонок почти вплотную в уголочке на скамеечке – так оказалось, что он учил её волосы себе определённым образом заплетать. Потом к ним и Гоша прибился – давать мастер-класс, как межресничку прокрашивать и не заебенить при этом себе карандашом в глаз. Записывали и зарисовывали его лекцию оба – и Аня и Витя, что настораживало. Через месяц уже так же тесно обнаружились Никифоров и Попович – Фельцман готов был начать орать, так оказалось, что Витя по доброте душевной Гоше отвалившиеся стразы на спине подклеивает. То, что он это делает неподходящим для этого клеем, и это может испортить костюм, они позже выяснили. Витя вызывал слишком много напрасных опасений тренеров до своих семнадцати лет, а потом как посыпалось всё разом – и все их опасения оправдались, ну кроме того, что в танцы ему не пришлось переходить. На сборах в Италии они пересеклись с Крисом Джакометти (тот приехал специально потренироваться с группой Фельцмана) и буквально нашли другу друга. Витя смотрел честными глазами, заверяя, что он улучшает с Крисом свой английский. Яков был уверен, что не английский они там улучшают с таким цветущим видом. - А что тогда по-твоему? – легкомысленно спрашивала его Лилия, эффектно поворачивая к супругу свой точёный лик, непроницаемый из-за солнечных очков в форме кошачьих глаз. - Французский, - буркнул Яков. – И я не язык имею в виду. Ну и язык, в какой-то мере, тоже… Лилия глянула поверх очков. Она явно открыла в своём мужчине новые ранее неизведанные ею грани. - Может, сплавим его в танцы, пока ещё не поздно? - Поздно. У него уже сальхов уверенный. Плачется, хочет флип. - А он не обалдел ли случайно? - Он говорит «в перспективе». - Ну так в перспективе он может хоть все четверные хотеть, кто ж ему запретит? Английский после этих сборов у Виктора действительно улучшился, а ещё появились какие-то французские ругательства в словарном запасе и новая внутренняя уверенность, что-то неуловимое и завораживающее в походке и жестах. Что-то, заставляющее Якова ужасаться, кто у них под сенью творческого союза растёт. Витя в упорном постоянстве донимал любимого тренера собственными творческими порывами, осаждал предложениями для своих программ. Тренер же считал, что Витя как раз в том возрасте, когда слушают всякую дичь, и ему надо попридержать желания. Витя, скорчив рожицу, с вытянутыми дудочкой губами пытался удержать под носом свои же волосы, собранные в хвост, бухтел, что он не желает катать эту приевшуюся классику, ещё успеет что-нибудь нафталиновое себе выбрать, не губите молодость. Яков предложил ему не губить молодость в показательных, а для короткой взять вальс Маскарад и не выёбываться. Витя уточнил, всё ли ему можно? Яков тут же насторожился и ответил, что всё можно в его – Якова - юбилейном шоу в следующем году, а так в рамках разумного. Витя сказал, что знает он его рамки, музыку из «Властелин Колец» он уже отверг. На это Яков в свою очередь заявил, что Виктор питается не иначе, чем его с Лилией кровью, и что Виктор в этом отношении хуже Гоши. Гоша, который только пришёл из раздевалки, заинтересовался, в чём же это наконец Виктор его хуже? Яков отправил их, но не куда подальше, а поразмяться самостоятельно. Ребята сами выбирали, под что они раскатываются-распрыгиваются, авось послушают свою дичь, выпустят пар, растратят свой избыток энергии. И творческой в том числе, понадеялся Фельцман, глядя на то, как Гоша стирает на ходу излишек чёрной подводки под глазами, отбрасывает с лица чёрную чёлку с обесцвеченной прядью (в межсезонье она была ярко-розовой в мае и неоново-зелёной в июне), а Виктор сворачивает свои северные космы в пучок и устремляется к притаившемуся недалече от борта музыкальному центру, который местная молодёжь очень хотела, но пока так и не сумела доломать окончательно. Яков выдохнул, заметно расслабляясь – сейчас можно было позволить им позаниматься самостоятельно, без пристального внимания старших – слава богу, они – группа из шести человек – уже достигла того возраста, когда внезапные уебанские порывы останавливаются не только тренерским штабом, но и внутренним голосом «А нахуя?» После небольшого перерыва, за время которого Яков договорился о переносе занятий своей супруги на следующей неделе (Лилия разрывалась между своими балетными учениками и здешними занятиями, жила, как выразился Гоша, две жизни), он с термосом кофе вернулся к старшей группе. И замер, наблюдая, как Никифоров выписывает дуги на льду – в чёрной футболке с драконом, с распущенными волосами, девяносто процентов времени закрывающими ему лицо и, главное, ему всё вокруг. Музыкальный центр надрывался. А сердце, как лёд Холодит, мой прерван полёт Позади всё то, чем я жил И кого я любил Я любил Витя носился под гитарные рифы, заламывал руки и тянул их куда-то. Сокрушённо сгибался, касаясь льда, выпрямлялся гибко и легко, и, набрав скорость, поехал через весь чёртов каток в бауэре, пафосно закрывая правой рукой лицо. Я Всадник Из Льда Надо мной мерцает звезда Но весной лёд тает всегда Только я - никогда Только я - никогда Волосы стелились по ветру, Гоша драматично подпевал солисту и размахивал своей шевелюрой, Аня театрально аплодировала. А Яков прикидывал, придётся ли Вите обязательно выигрывать чемпионат страны, чтобы вот это вот всё устраивать на гала, или второе-третье место тоже сгодятся, и как они это Лилии объяснят после её двух идеальных вариантов с Жар-птицей и Шопенианой.