Фантазии юного писателя.

В один из совершенно обыденных будних дней я присутствовала на уроке информатики. Прибыв на урок и усевшись за компьютерный стол в предвкушении работы над докладом учитель объяснил, что возможность принимать участие в уроке могут только ученики с «флэш-накопителями», или же те, у которого уже готова вся работа. Донеся эту мысль до класса благодаря тонкому подтексту в словах объяснения, кто за какой стол сядет- письменный или с оборудованием, учитель усадил группу готовых к уроку людей на два ближних ряда в «кучу», позволив подставить стулья к рядам посреди кабинета для лучшей видимости наглядного примера процесса за компьютером и ноутбуком. Несмотря на то, что я сидела на «рабочем» ряду, да ещё и за компьютером без какого-либо материала и с пустой головой после трехнедельного отсутствия всвязи с болезнью, мое нахождение на данном месте одобрили, так как оборудования и так хватает на учеников, поэтому я могу остаться за компьютерным столом без угрызений совести, что я обделила ученика. Мало того, учитель дала мне понять, что я могу спокойно сачковать все сорок минут, так как мы в хороших отношениях и я могла-бы управиться с недельной работой за один день, что даёт шанс на безделье несколько недель подряд. Неопределенно вздохнув от мысли, что я не готова к уроку по собственной забывчивости об указаниях к следующему занятию на прошлой неделе, но в то же время мне позволили просто наблюдать и подмечать сказанное по степени необходимости, я пересела с деревянного стула на мягкий, компьютерный стул, что породило звуки колёс и соприкосновения моей руки со сломанным левым подлокотником. Несмотря на узкое расстояние между моей и соседней партой, я по-разгильдяйски расплылась по стулу, вытянув ноги и склонив голову к окну, что находилось в пару сантиметров от меня. Сегодня, девятого марта две тысячи двадцать первого года крайне солнечно. Вид из окна падал на площадь за школой, где проживали свои годы старые и голые деревья в небольшом количестве, где солнце падало на землю, тёплыми лучами растапливая снег и освобождая от старых зимних осадков пожелтевшую траву, которой в тот день было крайне много всвязи с погодными условиями. Прекрасное время и условия для размышлений над запланированными произведениями по «Король и Шут», которые я могла-бы расписать и выложить на сайт во благо читателям. На этой неделе и в районе этого времени, спешу подметить, были ночи, в которых я не спала до пяти утра в крайнем случае и читала истории других авторов по этой музыкальной группе. Найти качественное чтиво по музыкальной группе девяностых-двухтысячных годов- нелегкая задача. Именно потому мне приходилось читать лишь истории неопытных, совершенно «зелёных» в сфере писательства авторов с гомосексуальными отношениями Михаила Горшенева и Андрея Князева, смеясь сквозь слёзы в первую очередь от осознания своих действий и оттого, что как же я посмела читать романтику по своим, обобщенно выражаясь, кумирам? Для меня это непозволительно, но заветное «но». Как это обычно бывает, когда мне в целом не нравится работа, или работа имеет неудовлетворительный сюжетный поворот- мои руки чешутся от желания переписать эту же задумку изящнее и лучше. Но, опять же- позволять себе читать истории с этой парой было верхом наглости и невежества, что уж говорить о писательстве. Именно этой мыслью была забита моя голова, глядя на серый пейзаж Российской весны- я думала о том, что-бы было, если бы я всё-таки смогла писать? Задумчиво разглядывая верхушки деревьев, кирпичи здания и небо я мысленно соотносила характер двух парней со сценами, что могли-бы происходить в семейной жизни, переодически смеясь с собственных идей и представлений, ибо два панка в любви выглядели курьезно, местами. Опустившись взглядом по одному из деревьев, которое стояло треугольником с двумя остальными, я призадумалась- «Что бы было, если-бы они были всё такими же молодыми как в моём представлении и прямо на этой земле?». Исходя из этой мысли, воображение представило двух увлечённо болтающих и улыбающихся Андрея и Михаила, что стояли средь этих деревьев. Перебирая ногами по траве и листьям Михаил в моём представлении ходил около Андрея кругами, мельтеша перед ним и переодически огибая старинные растения. «И что-бы они могли делать, если они должны позиционироваться как влюблённые?». На этом моменте воображение невзначай вырисовало вместо пустоты на участке земли внезапно хитро улыбнувшегося Горшенева, который медленно подошёл ближе к Князеву и резко ущипнул за бока обеими руками, пока тот стоял и пытался предугадать действия коварного друга. После содеянного Михаил мгновенно оббежал того и рванул далеко за здание, как Андрей незамедлительно кинулся за ним, протягивая к нему руки и догоняя негодяя, что-то возмущённо и нецензурно крича. Я буквально провожала взглядом пустоту сквозь стекло, но мои фантазии вырисовывали пред моими глазами двух гоняющихся друг за другом парней, которые через несколько секунд скрылись за школой. Конечно, это не романтическая сцена, и я вовсе не хотела представлять их как партнеров, всё ещё упрямствуя факту возможного существования их как пары. Хоть я и думала о каких-либо тактильных жестах проявления любви- при представлении их я сразу же возвращалась к былым предположениям того, как бы музыканты могли вести себя в настоящий момент, а точнее- они снова как ни в чём не бывало стояли у деревьев и болтали. Учитывая непосредственное правило в моей голове о том, что представлять их как любовников я не буду, я решила, что могла-бы добавить других парней из группы, дойдя до мысли об Александре Балунове. Смотря недавнее видео из архивов группы о том, как вся компания находится в гримерной, мне вспомнился момент, как Княже вдруг подошёл к Балунову и прыгнул на него, перевесив вперёд и заставив их обоих повалиться на пол, ещё и с обвитыми вокруг шеи того руками, в качестве опоры- аналоговая сцена и была воспроизведена. Я представила, как Александр кинулся к Андрею, оперевшись о его грудную клетку и повалив того на сырую, холодную землю, упав вместе с ним от потери равновесия, пока рядом стоящий Горшенев заливался хохотом, сгибаясь от смеха и нелепо тыча в упавших парней, пока те отчаянно пытались перевернуться- мне были интересны сцены дружеских отношений независимо от того, о чем идёт речь в моей голове. Мне нравилось и нравится по сей день представлять людское ребячество и взаимоотношения, что и послужило опорой для забавных сцен. Представляя эти «комедии», я опиралась на то, что придумываю полноценную историю, дескать- друзья трогательно дурачатся в тёплую погоду. Но, как вы видите, в мои истории это не вошло, так как через несколько минут тема сентиментальностей мне порядком надоела, особенно учитывая людей, которых я неосознанно в это втягиваю на почве впечатлений от прочитанных мною ночью текстов, после чего я бездумно глянула в белый потолок кабинета и начала думать уже о других вещах, тревожащие мою душу на тот момент. На этом фантазии юного писателя посреди урока, драматично распластавшись на мягком стуле в одиночестве и глядя на лужайку были окончены.