(Не)знакомец

Чёрный силуэт на входе появляется неожиданно - буквально минуту назад на всей улице (если верить камерам наблюдения) не было ни души. Вот совсем-совсем. Нетипично для разгара дня, хоть и такое случается. Но чтобы вот так появиться из ниоткуда... - Добрый день! Могу я Вам чем-нибудь помочь? Человек в дверях будто не слышит. Неторопливо, размеренно шагает по мраморной плитке холла и тихо, почти бесшумно опуская на камень ступни, затянутые в высокие чёрные сапоги. Она здесь новенькая. Маленькая глупая девочка за широкой стойкой ресепшена, ещё и месяца не проработавшая в компании. Длинный список стандартных обязанностей прочно вшит, почти впаян в память и если она не выполнит их - прощай работа. Даже если этот странный человек одним своим появлением рушит с десяток линий поведения с клиентом. - Сэр? Простите, могу ли я Вам как-либо помочь? ... И мужчина оборачивается. Медленно, словно преодолевая какое-то невидимое сопротивление и смотрит недоумённо-удивлённо. Он что, не заметил её? - Да... Можете... - голос тихий, даже лучше сказать негромкий, но каменно-чёткий бьёт по ушам подобием приказа, и девушка сильнее вытягивает спину. Совсем по-военному, почти до боли, хоть и не до конца осознает это. - На каком этаже находится головной офис Манхэссет Секьюрити?.. Человек смотрит в прямо в лицо, почти не мигая, и от этого слова застревают, скапливаются плотным комком в горле, сопротивляются воле хозяйки. Чтобы потом все равно сдаться и вырваться дрожащим: - Вам нужно подняться на этаж N... Почему-то только сейчас она замечает странный потрепанный на краях плащ, длинные серебряные волосы и тёмные тени под глазами посетителя. Который в одно мгновение преодолевает разделяющие их несколько метров, поднимая, о ужас!, израненную руку из-под подозрительного плаща. - Спасибо за помощь... - Натаниэль! Чужая ладонь замирает в воздухе, не дойдя какие-то жалкие дюймы до очаровательного личика. На широкой лестнице к лифтам стоит мисс Олкотт и удивлённо, но до боли искренне улыбается. Она подбегает к этому странному человеку, щебечет о том, как рада видеть его и уводит, утаскивает к лестницам. И совсем-совсем не заикается... ... До нужного этажа остаётся не больше одного пролёта, а Олкотт продолжает говорить. -... совершенствуем программы доктора. Господи, как я рада, что с Вами все хорошо! Думаю, мистер Фицджеральд тоже обраду... Её останавливают, перехватив за узкое плечо. Широкая ладонь, держащая её, практически ледяная, и даже шерстяная шаль с плотной блузой почти не препятствуют этому обжигающему ощущению проникать глубже под кожу. - Натаниэль?.. Серые глаза из-под капюшона смотрят рассеянно-четко, в никуда и одновременно вокруг, будто пытаясь подслеповато сфокусироваться на предмете и постоянно этот самый фокус теряя. Луиза знает это выражение глаз. Такой взгляд был у неё, когда за мгновение до вспышки для семейной фотографии младшая сестра стянула с неё очки. Такой взгляд был у ушедшего в себя или очередную идею По, когда из-под длинной плотной чёлки был виден хотя бы один глаз. И если честно, это всегда выглядело жутко. Подобный взгляд был у мистера Фицджеральда в йокогамских трущобах, после его рассказа про падение Моби Дика. Только вот сейчас в серых глазах мужчины, в отличие от всех остальных известных Луизе случаев, чего-то недоставало. Чего-то, что сейчас делало этого определённо знакомого человека таким чужим. Неправильным. Опасным. Слово находится мгновенно, стоит только заметить перед лицом расплывшуюся ярко-алую "А" чужой способности. В голове единым мигом пролетает череда характеристик: расстояние малое, увернуться нет времени, скорость Алой пули не уступает скорости автоматной, плечо плотно фиксровано; шансы выжить под такой атакой - нулевые. Она испуганно жмурится, съеживается, теснее  прижимая к груди кипу документов, а в голове звенит ультразвуком пустота. В горле становится больно и деруще-неприятно от ненормально сильного сердцебиения - кажется, что глупое сердце выпрыгнет, вылетит встревоженной птицей, стоит только сделать выдох посильней. Луизе умирать страшно. Луизе умирать совсем не хочется. Луизе Мэй Олкотт даже неясно, за что с ней так поступают. И не абы кто, а собственный коллега, пусть и бывший. Она наконец-то понимает, что мужчина перед ней - не Натаниэль Готорн. Кто-то другой, более безжалостный и сильный, более жестокий, равнодушный. Более сломанный, но точно не тот немного язвительный пастор, отправившийся с ними несколько недель назад в далёкую Японию... Тихое "простите" над ухом оглушает с силой опущенной на голову дубины и следом, буквально через секунду, по темени кипятком разливается слепящая боль. ... Но такая же горячая встреча с полом все не наступает. Ни через мгновение, ни через минуту. Двигаться не получается совсем, под закрытыми веками переливаются сотни тошнотворно-жёлтых пятен, а открыть глаза представляется таким же сложным и триумфальным событием, как попытка сдвинуть Эверест. Осязание что-то слабо сигнализирует хозяйке, но получаемые ей сигналы исполосованным болью мозгом сбоят при расшифровке. Её все ещё держат за плечо. И за талию, собирая крупными, впивающимися в спину складками шаль. Потом неторопливо опускают на серый пол коридора, чуть поворачивая голову вбок и поправляют съехавшие с переносицы очки. Чужие пальцы путаются в волосах и аккуратно, почти нежно выбираются из густой волны кудрей. - Простите... Но так надо... Через ватную пелену шока и бессильной беспомощности Луиза Мей Олкотт слышит как в кабинет еле выцарапанного у отчаяния и депрессии босса поднимается пахнущая кровью и ладаном смерть. Слышит и ничего не может сделать...