***
Это была холодная и на редкость тяжёлая ночь. Смита мучали кошмары. Во снах приходили силуэты погибших товарищей, терзая душу командора и не давая покоя. Очередной сон закончился резким подрывом с постели и волной холодного пота по телу. Зрачки в глазах Эрвина пульсировали, пока он нервно сверлил взглядом темноту комнаты. Решение было принято слишком быстро и без лишних раздумий. Как только он попал сюда, сразу забрал с кухни один из ножей и спрятал. Убить Зика во время сна не представляло особого труда для командора. А дальше будь, что будет… Не успел Эрвин дойти до спальни Йегера, как замер на проходе в кухню и уставился. Картина была… Губительной для шаткой психики. Белоснежный кафель залит испаряющейся кровью. Вообще, вся кухня оповита паром. Пар исходил и от самого Зика. Он выглядел сейчас не так, как обычно… Холодный, расчётливый взгляд, лёгкая ухмылка… Все это сейчас не принадлежало генералу. Он сидел за столом в кухне, склонившись над ним и вцепившись руками в собственные волосы. Блондина било мелкой дрожью, Эрвин это прекрасно видел или, если сказать вернее, чувствовал. — Этот нож… Не эффективен против меня… Даже в руках такого искусного воина как ты, Эрвин… Лёгкая насмешка во внезапно раздавшемся голосе. Смит вздрогнул, словно его застали в расплох. — Поверь, я сам столько раз пытался покончить с этим… Я слишком труслив, чтобы убить себя. А кроме меня этого не сможет никто. Ну, разве что только Леви… Йегер закинул назад голову и потер лицо ладонями. На руках виднелись дымящиеся порезы. Судя по количеству пара, они были довольно глубокими. Эрвин подошёл ближе и отложил нож на стол, присев перед Зиком, внимательно на него глядя. — Какого черта ты здесь вытворял?.. Голос командора прозвучал сипло. — Облегчал боль… Когда Зик убрал от лица руки, Эрвин увидел красные опухшие глаза. В груди что-то оборвалось. — Я — чудовище, Смит. Ну, думаю ты в курсе. И этому нет и не может быть оправдания, но я так тщательно пытаюсь его найти… И с каждой новой попыткой с новой силой убеждаюсь, насколько это бесполезно… Зик перевел взгляд на лицо Эрвина и усмехнулся. — А ты что? Тоже совесть уснуть не даёт?.. В ответ командор лишь опустил глаза. И без слов понятно, что это так… — Твоя совесть может быть чиста… Вы убивали, потому что у вас не было выбора. Вы защищались… А я стал убийцей от желания отыграться. Я… Получал от чужих смертей… Удовольствие… Ещё не понимая, в какую цену мне это может обойтись. Слова давались Йегеру с большим трудом. Внезапно он снова схватился за голову. В ушах зазвенело. В голове пронеслась картина, где чистые титаны разрывают на куски несчастного Майка. Эти крики, эти вопли и зов на помощь… В тот день Зику это нравилось, сегодня его это убивает… Внезапно он сам схватился за нож, что Эрвин отложил на стол, и уже был готов вонзить его себе в руку, но его быстро остановил Смит и выбил нож из его ладони. — Моя совесть тоже не может быть спокойной. Хотя бы потому, что я сейчас здесь, а почти вся разведка — зарыта в землю. Ты убивал — потому что таким был приказ. А получал ты от этого удовольствие или нет, вопрос вторичный. Мы — люди. Нам всегда нравилось, когда кто-то из нас страдает. Грязные и похотливые животные. Не больше и не меньше. Твой грех прост и понятен, особенно если учесть, что тебе с детства промывали мозг… Но я… За мной… За мной грех гораздо больше, чем за тобой. Эрвин отпустил руку Зика и опустился обратно на стул. Никто ещё так не относился к жестокости Йегера. Никто не пытался найти этому хоть какое-то оправдание. — Я погубил своего отца… Эрвин нервно усмехнулся, а после прикусил губу и отвернул голову. — В принципе, я стал убийцей в том же возрасте, что и ты… Единственная кровь, которую нельзя смыть с рук ни под каким предлогом — это родная кровь. И если над тобой, судя по твоим словам, родители измывались, растили оружие, то мой отец всегда желал мне только добра. И очень меня любил… Смит зажмурился, стараясь удержать эмоции при себе. Но когда он снова возвращается в один и тот же кошмар, боль становится невыносимой. — Теперь к крови отца приложилась кровь друзей и соратников, юных кадетов, кого я повел на верную смерть… Повел и глазом не моргнул. Ты — убивал чужих, а я вел на смерть своих. И кто из нас двоих большее чудовище теперь, м?.. Смит посмотрел на блондина и прочитал в его глазах недоумение. Видимо он совсем не ожидал, что такой правильный командор держит за душой нечто темное… Но помимо недоумения Эрвин увидел и понимание. — Несмотря на все, что мы натворили… Сейчас появился шанс всё исправить. Кровь с рук смыть нельзя… Ее можно только искупить. Оправдать. И пока мы живы, нужно сделать все, чтобы смерти будь то наших друзей или врагов, не стали напрасными…***
— В ту ночь я понял, что Зик обрёл то, чего другим убийцам не дано. Раскаяние. Мы с тобой такие же чудовища и не нам его судить, Леви. Все что мы можем, это оправдать жертвы и не более… Сейчас уже не имеет значения, сколько наших товарищей погибло от его рук или от наших собственных. Сейчас важно то, скольких ещё можно спасти от прожорливой пасти бесконечной войны. И если бороться, то на сей раз плечом к плечу, а не по одиночке. Вот поэтому я ему и доверяю. Взглянув на Аккермана, Смит увидел в его глазах такое же недоумение, что и у Йегера. Повисла тишина… — Хорошо… Но если выяснится, что он свинья нечистоплотная, богом клянусь, я его прикончу. Ривай поднялся с места и выдохнул, сняв свой плащ. В ответ Смит только усмехнулся. Он знал что Зик сейчас сидит под дверью и слышит их. И на удивление даже самому себе, Эрвин подумал, что чувствует к Зику даже нечто большее чем солидарность чудовища с чудовищем…