Темная сторона луны. Часть вторая

Тишина. Давящая. Звенящая в ушах. Невыносимая. Минута молчания длиною в жизнь. Нет, сейчас определенно не время для самобичеваний. Зик осознавал тяжесть своей вины, но он до сих пор не понимал, почему Ривай ведёт себя так, словно он вместе титанами отрывал Майку руки и ноги. — Почему ты так нервничаешь? Йегер озвучил свой вопрос, на что Леви дернулся и глянул на генерала, сидящего на стуле. — А?.. Он даже не воспринял вопрос, видать действительно глубоко ушел в мысли. — Почему ты нервничаешь? Вина лежит целиком на мне. Ты скрывал рапорт Эрвину же во благо. Тебе о чем беспокоиться? Аккерман помолчал некоторое время, а затем ответил. — Ты не видел его глаза, когда он нашел эту бумажку… Ты не видел этого… Это… Страшно. Эрвину не интересно, что я за него беспокоился. Он наверняка считает, что я нарочно водил его за нос все это время. Что я специально подсидел Майка, потому что мы не ладили. Я уже говорил, что никогда не был особо благосклонным к Захариусу и он целиком отвечал мне взаимностью. Но не настолько же, чтобы я… Я снарядил его отряд как положено, на совесть, но Эрвину на это плевать. Он не понимает, что мертвых спасти нельзя, а вот живых ещё можно. Иногда мне кажется, что жизнь он ценит меньше, чем смерть… Капрал вздохнул и обречённо опустился обратно на пол, закрыв лицо ладонями. — Нужно найти его. Чуть погодя сказал Йегер, прикусив губу. — Если он не ищет меня, значит ищет кого-то или что-то другое, на чем можно сорваться. Неизвестно, чем это может закончиться. Уж лучше пострадаю я, чем кто-то другой. — Я понятия не имею, куда он мог пойти. Особенно здесь. Это чужой для меня город, я совершенно здесь не ориентируюсь… * * * * * Он сидел где-то на побережье, на окраине Либерио. Взгляд устремлённый вдаль за горизонт пронизал пространство, заставляя его сыпаться на кусочки, осколки, что отбивались в воде бликами заходящего солнца. В спину веяло жаром. Он вновь и вновь проматывал у себя в голове, где-то на границе сознания, текст рапорта. В мозгу бушевал блаженный шум. Звук бьющегося стекла, падающих деревянных балок, бетонных глыб и кирпичей. Как же было хорошо… Как приятно разрушать. Сеять хаос гораздо проще, чем созидать. Он всегда это знал. Запах керосина, что остался на руках все ещё бил в нос, заставляя чувствовать себя в живом теле. Он не помнит, как давно уже здесь сидит и смотрит на воду. Иногда казалось, что море наполненно кровью, но эту иллюзию создавал закат и воспалённое воображение. За спиной слышалась суета. Безразлично. За всю жизнь не державший во рту ни одной сигареты, он пропускал табачный аромат через нос, как спокойный дракон, выпускал гнев наружу вместе с дымом. Вокруг все было окутано дымом ярости и отчаяния. Сбитые костяшки рук приятно и правильно саднили, вызывая расслабленный выдох и волну мурашек по телу. Раньше ему и в голову не могла прийти мысль, что от боли можно получать кайф. Из ссадины на щеке медленно стекала алая струйка крови, капая на траву и песок. Море крови… Кровь отца, кровь друзей, кровь кадетов и сослуживцев, кровь гражданских… Слишком. Много. Крови. Ему не хотелось, чтобы ее становилось ещё больше, но процесс, кажется, уже необратим… * * * * * Ривай и Зик добрались до окраины Либерио уже когда солнце начало заходить. Они искали Эрвина там, где случались подозрительные происшествия. Убийства, погромы, все это обошлось без командора. Придавало спокойствия, но лишь ненадолго. Лишь до того момента, пока не появилась информация о подозрительном воспламенении заброшенной военной постройки где-то на краю Либерио, у побережья. Эрвин действительно оказался там. Леви заметил его издалека, стоя у горящего здания, которое до сих пор пытаются потушить несколько пожарных отрядов. Риваю было страшно подойти к Смиту, наверное впервые в жизни. Даже тогда не было так страшно, как теперь… Наверное потому, что Аккерман боялся не за себя… А за Зика. — Эрвин!.. Йегер же, только увидев командора издалека, сразу ринулся к нему и только капрал, схвативший Йегера за край пиджака, остановил его. — Не так сразу, Зик. — Что значит «не так сразу»? Мы весь день его искали. Йегер отдернул свой пиджак и стремительно направился к таинственному силуэту у берега. Леви покачал головой и пошел следом. Эрвин же в свою очередь даже не повернул головы, в ответ на собственное имя. Строгий, тяжелый взгляд продолжал смотреть перед собой, даже когда Зик появился в поле его зрения. Стоило генералу заглянуть в глаза Смита, он опешил… Опустившись на колени перед командором, Зик вдруг понял, что ему нечего сказать Эрвину. Нечем оправдываться. Он знает, что он — убийца. Ривай знает, что он — убийца. Знает теперь и Эрвин. Все. А дальше, кроме этого факта, ничего нет. Йегер ощутил давящую безысходность. Язык отказывался шевелиться, а мозг рассуждать рационально. Был только строгий взгляд голубых глаз и самоненависть. Самоненависть за то, что сейчас Зик буквально воодчую видел агонию в груди командора. — Можешь ничего не говорить. Эрвин сделал очередную затяжку из почти дотлевшей сигареты и, выпустив дым в воздух, прикрыл глаза. Говорил так спокойно, словно это и не он вовсе около часа назад разносил стены перед собой не хуже бронированного. — Я узнал то, чего знать не должен. К этому моменту, я должен был лежать в братской могиле, с дырой в животе. Ты сделал выбор за меня, когда спас мне жизнь. Поэтому, учитывая то, что я живу в долг, сделаем вид, что я ничего не видел. Риваю следовало давным давно избавиться от этого рапорта, но я понимаю его страх. Он не виноват. Теперь, что касается тебя, Зик… Эрвин сделал ещё одну затяжку, а сердце Йегера пропустило удар. — Не тебе стоять на горе трупов родных и близких. Для тебя Майк и все иже с ним — были солдатами вражеской стороны. Твоя обязанность — уничтожить врага, а как именно — уже никому не интересно. Поверь, будь я изначально на твоём месте — поступал бы точно так же. И никогда бы не спас тебя, окажись ты на моем. В этом наша разница. Я взял на себя ответственность и мне держать ответ перед людьми и богом за смерти своих товарищей. А тебе держать отчёт о проделанной работе перед своей державой. Как говорится «Кесарю кесарево», остальное — не имеет значения и на этом закончим. Потушив окурок в песке, Эрвин выкинул его и поднялся на ноги, а Зик продолжал сидеть на коленях, казалось даже не дыша, глядя вниз. Он не верил в суть сказанного Смитом ровно так же как и Ривай, что стоя рядом, все слышал. Но сейчас они оба понимали, что теперь Эрвин мертв. Теперь его смерть действительно наступила. Сегодня. Здесь на побережье. И кровь на руках окончательно поглотила его душу. И всё потому, что он отдал свое сердце не человечеству, а заклятому врагу. А такое предательство не иначе как смерть, для преданного солдата…